Внучка Ава
Наверное, должен был пройти год, чтобы я смогла получить этот
«взгляд со стороны» и описать все свои чувства и впечатления от рождения
внучки, от этих странных первых дней встречи с ней...
Моя внучка родилась в другой стране: дочь Юля вышла замуж за голландца
и теперь живет в Роттердаме. Муж моей Юли, Питер, показал себя с самой
лучшей стороны – все тридцать часов, что длились роды, он был рядом,
влиял на Юлю позитивно, не падал в обморок и спасал от обморока меня
своими успокаивающими, информирующими эсэмэсками. Наверное, из всех
нас я была ближе всех к потере сознания, потому что дьявольски
волновалась за дочку (так непросто все шло!) и испытывала отчаянное
бессилие вдалеке от нее. Но, слава Богу, все кончилось хорошо, и родилась
наша Ава, Ава-Евгения.
Юля с Питером договорились, что если роды будут легкие, дочку назовут
именем Адина, которое придумал папа, а если Юля намучается – тут уж она
без разговоров назовет дочку Авой, как ей мечталось. Мечта сбылась: Юля
намучилась капитально, и Ава стала Авой. Надо сказать, что российская
родня все время пыталась склонить Юлю к более привычному варианту
имени Ава: Эва, Ева. Но Юля была непреклонна и для тех, кто хотел ласкать
слух знакомыми созвучиями, просто выбрала дочке второе имя – Евгения.
Но Ава все равно осталась просто Авой.
Самое удивительное, что у меня нет ясного и последовательного
воспоминания о том первом времени, когда я примчалась к ним в Роттердам.
Помню мило украшенную квартиру (это постаралась мама Питера – Ханна).
На окне розовые флажки с буквами возвещали об имени «Ава-Евгения».
Входная дверь была перевязана, как торт, и предъявляла соседям огромный
бант из розовой вуали. Вдоль комнатной стены протянулась веревочка, на
которую прицеплялись поздравительные открытки, прибывающие от друзей
и родных. У них в Голландии есть симпатичная традиция: родители
оповещают всех-всех-всех своих знакомых о том, что у них тогда-то
родилась такая-то девочка, которую назвали так-то, с помощью одинаковых
напечатанных и подписанных открыток. А потом близкие шлют в ответ свои
поздравительные открытки, которые целые месяцы красуются на видном
месте. И наша Ава уже была владелицей изрядного личного архива с
поздравлениями…
Вот и сейчас, описывая комнату и традиции, я медлю и кружу вокруг
момента встречи с новорожденной Авой. Помню, что я волновалась. Ава
показалась хорошенькой. Конечно, крошечной. Но сам момент затуманился,
растаял… Там вообще было много тумана, в этой первой поездке к внучке. Я
бы даже сказала – помутнения сознания. Думаю, у всех нас. Сейчас, с
холодным умом временно командированного и уже возвратившегося
человека, я могу регистрировать не поддающуюся счету вереницу дней,
разбитых на произвольные части и размазанных кратковременным сном.
Но, несмотря на помутнение сознания, Ава завораживала нас самим фактом
своего появления в нашей жизни! Доселе неведомая и прекрасная, она
поражала нас размерами своих малюсеньких пальчиков, рисунком своих
миниатюрных ушных раковин, каким-то удивленным взглядом серых
блестящих глаз – с уже длинными ресницами! Мы толпились над ней, ахали
и неосмысленно улыбались: точь-в-точь, как младенцы. Или безумцы. Ибо
кому же, как не безумцам, может прийти в голову включать на всю
мощность вытяжку в кухне, чтобы утихомирить ребенка?! Один раз
сильный Авин плач прекратился совершенно волшебным образом с
включением вентилятора над плитой. И мы поверили в его магическое
тарахтение. И включали вытяжку целую неделю кряду, ненормальные!
Мою дочь захлестывали эмоции (говорят, это послеродовый выплеск
гормонов): она могла наклониться над своей ненаглядной Авой, прошептать
«какая же ты у меня красивая!» и… разрыдаться. Окружающее
пространство тоже преобразилось и старалось приладиться к новой
реальности. Все горизонтальные поверхности заполнились тюбиками,
бутылочками, салфеточками и подгузниками. С кухонного стола свисали
замысловатые провода аппарата для сцеживания. В гостиную приехала
детская антикварная люлька и расположилась в центре комнаты. До сих пор
доминантой в интерьере гостиной был стильный черно-белый портрет
знаменитого негритянского блюзмена. Блюзмен курил, прикрыв глаза.
Окутанный двусмысленным дымом, в надвинутой на лоб шляпе, он
выглядел значительно, и никто не мог усомниться в его гениальности.
Теперь же вдоль его головы протянулась гирлянда из розовых сердечек.
Блюзмен, казалось, очнулся от своего гениального кайфа, растерял былую
значительность и изумленно выпускал густую струю дыма прямо в
нарядные сердечки.
В доме восхитительно запахло младенцем!
Но, наша восхитительная Ава, намучившаяся за компанию с Юлей за
тридцать часов своего продвижения на свет, имела очень мало сил, чтобы
скорее здесь адаптироваться и зажить безмятежно. Поэтому она принялась
плакать. И отказалась спать. А после плача и без сна у нее, также,
получалось неважно и с сосанием, в общем, вы понимаете... Такой
счастливый маленький ад… Полная утомления и гормонов Юля,
идентифицировалась с ребенком и тоже начала плакать, не спать и не есть,
потому что ей стало казаться, что «ЭТО» теперь навсегда будет так.
Помню совершенно отчетливо, что мне было очень жалко Юлю – больше,
чем Аву. Мне хотелось спасти МОЕГО ребенка, мою Юлю, от этого
маленького розового фюрера, который терзал ее целыми днями. Поэтому я
кинулась заменять Юлю, где только можно. Чтобы она могла немного
отдохнуть. Начались наши с Авой ночи в гостиной, позволявшие ее
родителям хоть чуть-чуть высыпаться. Мое желание вызволить Юлю из
этого непрекращающегося помутнения сознания лишило и меня инстинкта
самосохранения. По той же схеме, что и у Юли, у меня произошла
идентификация с моей взрослой деткой, и я тоже перестала спать. За
компанию с ними обеими. И у нас получился коллективный бабий бунт.
Ночи напролет я пыталась утихомирить плачущую Аву: я пела ей песни,
шикала и подвывала, качала и кружила ее по ночной гостиной. Я
придумывала конструкции для облегчения своей участи (что там говорить,
все-таки в тот период я была гораздо разумней отчаявшейся Юли). Помню, я
приладила к компьютерному стулу на колесах специальное мягкое ложе для
младенцев, в котором часто лежала Ава, и, откинувшись на диване, ногой
вращала сиденье стула вместе с Авой, имитируя укачивание. В большом
окне виднелся ночной силуэт колокольни с часами. Я поглядывала на
светившийся циферблат, и мне казалось, что ночь движется медленнее
часовой стрелки. Каждые три часа я носила свою внучку в спальню к Юле
на кормление. И старалась протянуть чуть подольше, чтобы дать выспаться
своей дочке.
По выходным у меня были выходные, и на вахту заступал Питер.
Постепенно Юле удалось успокоиться и отдохнуть. Ава научилась сосать без
дополнительных приспособлений, что упростило процесс кормления.
Пелена безумия начала спадать, а открывшаяся перспектива зарумянилась.
Я жила в крошечной квартирке неподалеку от Юли с Питером. По утрам я
возвращалась к себе, но заснуть не могла. Промучившись два-три часа, я
проваливалась в неспокойный, напрочь сбитый сон. Для лучшего
засыпания я придумала себе специальный завтрак: бокал сухого вина и
банан. Помогало!... Однажды мне приснился сон: будто сидят мои родители
и едят сыр (тут в Голландии любой, измученный санкциями, россиянин
сразу на сыр наваливается, и я не была исключением). Но во сне сыр ели
мои родители – невозмутимо и с аппетитом. А у меня (во сне) на руках был
младенец. Долгое время был. И измотал меня вконец. И я будто с отчаянием
кричу своим родителям: «Да, перестаньте же, есть сыр! Возьмите же,
наконец, у меня ребенка!!!». После этого сна я поняла, что нуждаюсь в
отдыхе не меньше Юли, и мне пора назначить еще один выходной.
Интересно было то, что все мы потихоньку впали в регресс, чтобы не
выразиться пожестче. Юля плакала, как маленькая. Ханна временами в
каких-то обмолвках обнаруживала бессознательное материнское желание
остаться втроем: она, ее сынок и ее внученька (читай – доченька). Я во сне
мечтала о родителях, которые пришли бы ко мне, и спасли бы меня (читай -
маленькую девочку) от усталости, и всё бы у меня наладилось. Кажется, и
Питер порой терялся. Все роли перепутались: прошлые и настоящие. Где и
кто родитель или ребенок – зависело от ситуации. Реальность уплывала…
Но в прихожей рядом с нашей одеждой висела малюсенькая курточка Авы –
величиной с воротник куртки Питера. И это была самая реальная
реальность! Ава, крошечная, но настоящая Ава, уже умудрилась захватить
нас в свой плен. Она не путалась в ролях и оказалась самым адекватным
человеком в данной ситуации! И я, взаимодействуя с Авой, чтобы в первую
очередь отстоять покой МОЕГО ребенка – моей Юли, я незаметно,
исподволь, оказалась в полной власти ребенка Юлиного. И тут я поняла, что
это и есть алгоритм зарождения любви к внукам: через любовь к своим
детям и желание им помочь, во что бы то ни стало.
Поняла, потому что я уже очень сильно любила Аву…
|
|