Он всегда любил только её.
И всегда предугадывал её появление: его сердце начинало стучать в новом
ритме, зрачки расширялись, а длинные пальцы вот как сейчас, начинали
мелко подрагивать, словно перебирая невидимые радужные потоки.
Она приходила всегда по-разному.
Порой врывалась в полдень, сметая остатки беспокойного сна с него и
вчерашнего ужина с потрескавшегося от времени стола! Доводила до
полного изнеможения и исчезала, оставив солоноватый привкус на губах и
невыносимую горечь бегства.
Временами вплывала легким солнечным лучом, оплетала пушистым теплом,
завораживала загадочными бликами, манила ввысь и вдруг растворялась в
синеве утра.
Но чаще всего заглядывала по ночам. Словно бы невзначай… так… просто
посидеть. Чопорная, неприступная. Будто холодный лунный свет,
вышедший из-за тучи, для осмотра своих владений. Она ничего не
говорила, ничего не требовала, просто сидела стальной занозой внутри, и
от этого было так неимоверно тошно, что хотелось орать. И тогда он сам
набрасывался на неё и терзал, истязая обоих. Изводил ее так, как будто она
пришла в самый последний раз, и ревел в безумном порыве, увидев, как
могильная стужа сменяется золотом летнего зноя.
В его жизни была только она!
И когда он касался нервными пальцами гибкого стана, он понимал это
особенно отчетливо.
Несомненно, в его холостяцкой лачуге время от времени появлялись
обычные женщины, готовые взять в свои руки его проблемы и нести на
себе нелегкое бремя хозяйки. Они наводили порядок на кухне, расставляли
всё по своим местам, долго что-то мыли, вкусно пахли пирогами, но все же
уходили, не оставляя после себя ничего, кроме забытых ненароком (или
специально) мелочей. Просто в какой-то миг они понимали, что абсолютной
властительницей здесь была и будет только она. И запуская пальцы в его
длинные волосы, они не могли бы сказать наверняка, что мыслями он
сейчас не с ней. И конкурировать с ней было бессмысленно. А устраивать
сцены – глупо.
Все это началось давно.
Он был тогда мажорным красивым мальчиком, который, несмотря на
уготовленную родителями судьбу юриста, хотел стать моряком и грезил
пальмами, айсбергами, дальними новыми странами и запахом морской
волны. Вокруг него всегда увивались девчонки, которых он легко влюблял
себя, беря в сообщницу старенькую, но отлично звучавшую гитару, дивным
образом появившуюся в их доме. На какой-нибудь лавочке в детсадовской
беседке он выводил приятным баритоном песни Цоя и даже не подозревал,
что где-то совсем рядом живет она.
Однажды ночью он неожиданно проснулся. В доме было тихо и пусто:
родители уехали на всю ночь к друзьям, сестра, воспользовавшись
редкостными обстоятельствами, ушла с подругами в ночной клуб.
Он проснулся, не понимая, отчего же он, собственно, проснулся. Возможно,
его разбудило огромное лунное око, бесстыдно заглядывающее в окно.
Долго ворочаясь в широкой постели, он мысленно заставлял себя уснуть, и,
не понимая причины ночной бессонницы, злился на этот нахальный
лунный свет. Наконец, веки стали тяжелеть. В легкой полудреме ему
думалось о том, какой же он маленький в сравнении с лунной громадиной…
Хотя, кажется, вся она помещается у него на ладони. В водовороте мыслей,
образов и звуков, в какое-то мгновенье он сам начал становиться луной и
тут… Его сердце сжалось в предвкушении чего-то необычайно-
приключенческого, а потом… застучало в ритме самбы. Глаза распахнулись.
Загудела труба, ритмично зашуршали маракасы, и появилась она. Он даже
не испугался. Как будто, так и должно было быть. Скинув с себя одеяло, он
рванул к окну, туда, где всегда стояла его гитара. Она дотронулась до его
пальцев, и они перестали отбивать дробь по полотну широкого
подоконника. Лишь слегка напряглись. Затем неуверенно нащупали
приводящие в смятение изгибы и вдруг затронули в ней что-то такое, от
чего она нежно задрожала и издала легкий стон. Он тронул её еще раз, и
она вновь затрепетала и застонала. И больше в нем не осталось страха и
сомнений. Он ласкал её все яростнее и неистовей, а она отдавалась ему и
помогала, как могла.
С этой ночи он не мог уже обходиться без неё. У него хватало терпения и
упорства подчинять себе ее взбалмошную натуру, и тогда она дарила ему
ни с чем несравнимые минуты счастья. С ней он стал свободнее и сильнее.
Научился распознавать собственные желания в плотном кольце
родительских претензий и установок. Вместе с ней он взрослел. С её
помощью научился делать выбор, ориентируясь на потребности
собственной души. С ней он не стал студентом юрфака, а отправился, как и
мечтал, покорять морские просторы. Насладившись романтикой вдоволь, он
все же закончил университет, теперь уже осознанно подойдя к избранию
профессии. Он шёл своей дорогой легко и уверенно. Терзаясь сомнениями
только тогда, когда её не оказывалось рядом.
Но она не могла остаться с ним навсегда. Такой уж загадочной была её
капризная натура. Не могла или не хотела? Он долго не мог этого понять,
но с годами перестал напрягаться по этому поводу. Он любил её просто
потому, что она была в его жизни.
Полночь...
Свет настольной лампы освещает творческий беспорядок, в котором ему
комфортно живется и свободно дышится. Ударная установка иногда тихо
всхлипывает во сне. Нотные листы терпеливо ждут своего часа. Остро
наточенный карандаш в нетерпении подпрыгивает на столе и вдруг
скатывается на пол.
Они снова вместе.
Он перебирает струны.
Она нежно обнимает его сердце.
Они вместе…
Он и его М У З Ы К А.
|
|