Венеция венчальная
баллада
Страсть Гете в старческой проекции,
Седой Золя с цветущей Жанной;
Он вспоминает смерть в Венеции,
Усладой зрея окаянной.
Попав в полон запретной страсти,
В ее лишь он отныне власти.
Учебу пьет на первой парте
Его чаровник и мучитель,
Он в упоительном азарте –
Больной и ласковый учитель.
Он видит свет, где тьма играет,
Его на игры приглашая.
Клубятся вздохи под сознаньем,
Тоска на время, но – забыта;
Домашним задает заданьем
Читать роман страстей «Лолита»:
Объект услады, сладкий яд,
Безвинно в этом виноват.
Учитель строг – класс шаловливый,
Лишь к Аполлону своему
Учитель трепетно-игривый,
Прощает все и вся ему.
«Пятерки» шлет как поцелуи
И лаской слов его балует.
Слова были полны невинности,
Но купидон кружил над ухом,
Шепча молитвы о взаимности.
Учитель знал – и разумом, и слухом,
Что боги отвернулись от него,
В пустыне бросив ночью, одного,
Что мерзкий слух уж просочился,
Завыла черная соната
Как демон в ангела влюбился,
И что отныне он нон грата.
Родители же Аполлона юного
Не ведали пока что про безумного.
Начальство гневное, робея
За репутацию и за детей своих,
Избавиться желало поскорее
От чудища, позорящего коллектив.
И наконец, открытым текстом, без кривлянья,
В три дня велело вон, по своему желанью.
Подобно смерти промедление:
В запрете часто то бывает,
Любви поймать хотя б мгновение
Учитель бедственно мечтает,
Читая о несбывшихся мечтаниях
И Лотты воздыхателя страданиях.
«Преграды мозга – нет, не вразумляют,
Шальная нега – черная накидка зла
Часов полночных – тех, когда гуляют
Зовущие пороки. И им несть числа.
Нас разлучить хотят жестоко,
Три дня, три дня всего нам срока!»
И он решился поздней ночью,
Рассветом подтвердил решенье,
И лишь затем зашторил очи.
Во сне к нему пришло сомненье,
Он жалок был во сне туманном –
Но и сомненье было с жалом.
Из сна вернулся обновленным,
Струился синью зов мечты,
Горела осень утонченно –
Он с осенью всегда на «ты».
В глазах рябили гладкоствольные березы…
А к горизонту подступали грозы.
В тот день урок литературы
Прошел на удивленье тихо и был плох,
Во власти вяжущей язык микстуры
Словно, ребячьи души чуяли подвох.
Лишь юный и прелестный Аполлон
В окно смотрел, в беспечность погружен.
Звонок развеял тишины застой,
Сердца младые заискрились словом, делом,
Заданье скучное дрожащею рукой
Учитель вывел на доске скрипучим мелом
И, весь в тумане, сладко, точно в шутку,
Он произнес: «А ты, NN, останься на минутку».
В секунду опустело помещенье,
Промчалась ветром молодость на волю,
Учитель предавал себя забвенью,
Он проклинал свою лихую долю,
Он умерял в себе желаний дерзких прыть…
Но дверь на ключ он не забыл закрыть.
А Аполлон, земной прекрасный бог,
В испуге вздрагивал, готов к взысканию.
Учитель хоть и не был строг,
Но взрослые – до жути странные:
Вначале сладким пряником пригреют,
Но недалекий час – по попе взгреют.
«Как бы не выгнали с позором!» –
Он думал по наитию,
В то время как учитель, страстным взором
В мечтах был о соитии
И тихо, словно кошка, шел
К ученику. А тот уткнулся в пол.
Схватив прекраснейшие кудри,
Прильнул, словесник зла, к губам
Ребенка, обезумлен,
Он позабыл про страх, про срам.
Литература, нравственность, законы, –
Он все забыл, дыша лишь Аполлоном.
Ребенок с криком вырывался,
Ходила ходуном от стука дверь,
Учитель от желанья задыхался,
Он был как дикий, неуемный зверь.
Но вдруг, своей финальною строкой,
Схватился за сердце рукой.
Осел по стенке, грудь давило,
Кричали все, и он кричал всех боле,
Тянула вниз ужаснейшая сила,
В глаза уперлись трещинки все пола.
Но в голове, сильнее боли несусветной,
Стоял объект его любви запретной.
«Люблю тебя! – шептал ему в полете
Учитель. – Сердцем всем, душой.
Пусть та больна, а сердце на излете,
Но мир покуда есть – я буду твой.
Меня не будет здесь, но, мальчик милый,
Я буду оберегом твоим, силой
Твоих надежд заветных, помыслов игривых,
Страстей жемчужных (их я знаю власть!),
И огоньков в глазах блаженно-милых,
И веры, что не даст тебе упасть…
Услышишь ты меня в ночной грозе,
А слезы мои будут в утренней росе…»
…Неслась Земля в потоке пламенных страстей,
Шумела грозно жизнь, листы срывая,
От Господа всё не было вестей,
Сбивала ноги удаль молодая,
Бродили в мире Эпикуры и Лукреции
И вдаль плыла венчальная Венеция…
|
|