Была весна, начало мая,
киношник был навеселе,
семью Романовых снимая
в воспетом Пушкиным селе.
Трещала камера фатально,
к финалу подвигая двор.
Династия документально
на мир глядит как бы в упор.
Царь, щурясь, смотрит на погоду,
княжна в траве нашла ферзя.
Алеша тоже хочет в воду,
он хочет… но ему нельзя.
Нельзя всерьез, ни понарошку
грести веслом, бежать босым.
И опечален он немножко,
наверно, тем, что царский сын.
Взмолюсь, как если б в моей власти:
«Киношник! Хватит, не снимай!
Не надо самой страшной части!
Пусть просто длится царский май!».
Но тени от богатых платьев
скользят по саду. Тишь и твердь.
И скоро будет дом Ипатьев,
и ужасающая смерть…
Господня воля? Иль тирана?
Но, боже мой,как жалко мне,
что Алексей ушел так рано
и не поскачет на коне…
|
|