Вольский спешил в художественную галерею, куда периодически он
заглядывал, чтобы развеяться, обогатиться новыми зрительскими
впечатлениями. И это давало ему отдых, помогало обрести совершенно
неожиданные находки – сюжеты для его рассказов.
Он обошел все залы и собирался уже уходить, но вдруг заметил, в
дальнем углу на стене, небольшую картину незнакомого ему
художника. Возвратившись, он подошел ближе и прочитал ее название
– «Да святится имя твое», Алексей Литвинов.
Вряд ли он сам смог бы объяснить себе самому, что так поразило его
в этой странной картине.
С необычайной ясностью, как бы выплывая из рамы, стоял перед ним
зеленый холм, с силуэтами покосившихся крестов заброшенного
кладбища, возвышающейся над безбрежной степью, и в вышине над
горизонтом, виднеется золотая полоса неба в закатный час.
Вольский ощутил неосознанное волнение. И на мгновение ему
показалось, что он не только увидел, но даже расслышал глубоко
внутри себя, что-то свое – неизъяснимое.
Здесь на картине, казалось, только ветер, убегающий вдаль, мерно
колышет степные травы, но не о смерти, а о жизни робко шепчутся с
ветром травы. Не в обитель бесстрастных теней зовет этот вкрадчивый
шепот, скорее в неоглядную степную даль, которой не видно конца.
Куда же манила и звала его эта тихая предвечерняя степь? Что таилось
за вековечной тишиной? Он внутренне ощутил, по крайней мере ему
так показалось, что в тишине этой сокрыты радости, скорби, надежды,
и ведется вечный спор между жизнью и смерть, памятью и забвением. И
там в вышине, как образ любви, все еще светит и светит золотое
закатное небо.
С усилием он оторвал взгляд от картины, и унес с собой уверенность,
что встреча эта для него не пройдет даром.
Он вышел на улицу. Вечерняя мгла окутала город. В безветренном
воздухе от насыщенной влагой земли терпко пахло палой осенней
листвой. Рассеянный тусклый свет опаловых фонарей тонул в тумане,
создавая вокруг атмосферу какой-то призрачной нереальности.
Было начало седьмого, у него до отправления поезда оставалось
почти полтора часа. К его отъезду вещи давно были собраны, вот
только надо зайти и купить съестного в дорогу: размышлял Сергей
Вольский, направляясь в ближайший магазин.
И вот на встречу ему по мокрому тротуару, стуча каблучками, идет
женщина. Поравнявшись с ним она оступилась. Сергей едва успел
придержать ее за локоть. И вздрогнул от неожиданности, посмотрев на
нее.
- Лидия…
-2-
Какое – то мгновение они всматривались, узнавая друг друга. Тонкие
черты лица у Лидии были прежние, только взгляд из – под
вздрагивающих ресниц, был не кроткий, как раньше, а глубокий,
проникновенный.
У Вольского, что-то в душе дрогнуло, болью отозвалось из
невозвратного далека. Они не виделись уже несколько лет.
- Пожалуйста, в следующий раз будьте осторожны , - сказал Сергей,
чтобы сгладить неловкость, и улыбнулся.
- Постараюсь, - тихо ответила она. Затем извинилась, что не смогла
сама поблагодарить его за книгу, присланную ей накануне, призналась,
что на творческой встрече она была, но не одна… и не смогла подойти
к нему. Книгу прочитала с большим интересом.
Сергею хотелось проводить ее, но она отказалась, сказала, что
сырая погода, она устала, ей не здоровится, и остановила
проезжающее мимо такси.
Уезжая, помахав ему рукой, улыбнулась.
А Вольский все еще стоял и на какое-то время, даже забыв, где он,
куда ему нужно, идти, и о том, что его через час поезд унесет на юг.
В вагоне стоило ему закрыть глаза, как он вспоминал Лидию и их
первое знакомство, и мысленно улыбнулся. Потом взглянул в окно,
мокрое от дождевых капель, и вот уже замелькали удаляющиеся тускло
мерцающие огни небольшой станции.
И этот дождь и неумолкающий стук вагонных колес все располагало
Сергея к воспоминаниям и раздумьям.
Сейчас перед собой он видел с такой ясностью – солнечный
июльский день, белый чеховский дом в Ялте, аллею сада и Лидию,
сидящую на любимой скамье писателя. Тогда он подошел к ней и
спросил.
- Извините, я не помешаю вам, если посижу, здесь, на скамье?
- Пожалуйста, вы мне не помешаете, - взглянув на него, ответила
она.
На коленях у неё лежала книга, но она ее не читала, сидела и о чем-
то думала. Он посмотрел на название книги «А.П.Чехов. Письма» и
вспомнил, как сам читал письма Чехова, ему очень не хотелось
расставаться с писателем и его мыслями, он читал их не спеша,
несколько страниц в день, дозировано, чтобы продлить общение с этим
прекрасным и мудрым человеком.
Где-то, рядом, послышались голоса и показалась на тенистой аллее
группа людей, идущая на экскурсию в дом- музей Антона Павловича
Чехова.
Она медленно поднялась со скамьи и подошла к дому,
присоединившись к экскурсионной группе.
Что побудило его пойти вслед за ней, ему сложно это объяснить.
Что-то всколыхнулось в нем и отозвалось нежностью в душе.
Когда осматривали рабочий кабинет Чехова, она продолжительное
время стояла у его письменного стола, затем перевела взгляд на
картину Исаака Левитана.
Сергей преодолевая смущение подошел к ней, они встретились
взглядами, волнуясь он обратился со словами.
-3-
- Я все время смотрел на вас и мне показалось, что выражение
«Рукопожатие на расстоянии» очень подходит к вам.
- Почему вы так решили? – удивленно ответила она.
- Думаю, что личность Чехова близка вам по духу. И вот подтверждение
моим словам. Он указал на книгу писем Чехова, которую она держала в
руке.
Прищурившись, она бросила на него пристальный взгляд.
- А вы, случайно не Штирлиц? – с ноткой лукавства спросила она. И они
дружно рассмеялись.
Почему-то, она ему запомнилась именно такой: молодой, смеющейся,
сероглазой с рассыпанным по плечам шелком белокурых волос.
Вспомнился и последний ялтинский вечер, проведенный вместе
перед ее отъездом в Москву.
Он не забыл, как тогда, она задумчиво смотрела в морскую даль, с
грустью сказала: «Вслушайтесь, в этот вечный шум моря… Море шумит
сейчас для нас так же, как, очевидно, шумело оно и для Чехова, и так
же будет шуметь и после нас с вами, но уже для других…»
- Откуда такая печаль? Вы только посмотрите вокруг. Какая ночь,
какая лунность! Безбрежность моря серебрит луна…
- Да вы, поэт! – Воскликнула она смеясь.
На следующий день он уезжал в Симферополь вместе с Лидией и ее
сестрой, чтобы проводить их к поезду. Когда проводник попросил всех
провожающих выйти из вагона, он ей сказал: «Я надеюсь, что жизнь
подарит нам еще встречу. Говорят, что гора с горой не сходятся, а
человек с человеком сходятся».
«Очевидно так бывает, - раздумывал Сергей Вольский, - я жил в
ожидании счастья, верил, что когда-нибудь найду родственную мне
душу – женщину чистую, искреннею и нежную…. И неожиданно
встретил Лидию, полюбил ее, казалось, вот оно – счастье…. Но не
суждено было счастье разделить вдвоем…. У нее есть семья. Я не имею
права говорить ей о своей любви, и никогда она не узнает о моем
чувстве к ней».
И эта его печаль, не знающая исхода, жгла болью неутолимого
счастья. Он ясно осознавал, что бывают в судьбе такие встречи о
которых помнишь всю жизнь.
Он долго сидел, наедине со своими мыслями, глядя в одну точку,
зажав между пальцами незажженную сигарету.
Скорый поезд стремительно уносил его все дальше и дальше,
рассекая пелену ночного дождя.
Осень в Крыму встретила его ясными, тихими днями. Сюда, в
Коктебель, он приехал на три недели с намерением дописать повесть,
вдали от шума городской суеты, чтобы ничего не отвлекало его от
работы, и немного отдохнуть.
-4-
Сергей снял небольшую чистую и светлую комнату в доме, который
находился недалеко от моря. Здесь все располагало к творчеству: и
горький, едва уловимый запах полыни, долетающий с предгорий, и
белокрылый росчерк чаек над коктебельским заливом, и высокое небо
со свитком молочно-серых облаков, нависающих над Кара-Дагом.
Он любил эти спокойные размеренные дни работы, когда утром в
распахнутое окно влетает ветер и видна, серебрящаяся на солнце,
синяя гладь моря.
Так в эту крымскую осень, постепенно и незримо вторгался замысел
новеллы., но значение и смысл которой Вольский понял не сразу.
Картина «Да святится имя твое» снова напомнила о себе, всплывая в
памяти, и сейчас ее появление сопровождалось одной и той же
сюжетной линией, не оставляющей его воображение. И мысль этой
картины обрела иной смысл в новелле у Вольского, не литвиновское
звучание: кроткой и умиротворяющей печали об умерших, не тихой
песни о «вечном покое», но наперекор этой скорби, взывала к
радостному восприятию памяти любимых нами людей, которые в жизни
нас одарили своим теплом, добротой, любовью, радостью и светом.
«Разве смерти, ее жестокой власти тьмы, - размышлял он, - дано
погасить пламя человеческого сердца, унять музыку его души, отнять
свет зари и блеск далеких звезд в ночном небе?
Нет, никогда! Они возвращаются и приходят к нам: теплыми
весенними дождями, рассветами, поющим ветром в поле, плывущими
облаками в небе, вечерними закатами, шумом морского прибоя и
нежным запахом соцветий сирени…»
Мысль о новелле полностью поглотила его, отодвигая на второй
план написание повести.
Так быстро и незаметно промчались эти дни, которые заполнены
были работой, одинокими пешими прогулками к могиле поэта
Волошина, раздумья у моря, где дышалось той свежестью, которая
присуща только черноморской воде.
«К сожалению, все хорошее быстро проходит, - подумал Сергей, - и
опять надо возвращаться домой к обычным делам и заботам».
Возвратившись в Москву, о сразу же втянулся в привычный ритм
жизни – телефонных звонков, всяческих дел, заседаний и встреч.
Однажды Вольский выходил из редакции газеты, где он работал,
увидел на улице женщину, очень похожую на сестру Лидии. Какое-то
мгновение он еще сомневался: она ли это? Сергей окликнул ее по
имени, женщина оглянулась, он ускорив шаги, подошел к ней.
- Как давно мы с вами не виделись, Любовь Дмитриевна?
- Да, действительно, давно, - вздохнув, грустно ответила она.
- Как вы, поживаете, как Лидия? – поинтересовался Вольский.
- Извините, мне трудно об этом говорить… - она отвела взгляд в
сторону и совсем тихо произнесла, - Лидочки нет больше с нами… месяц
назад она умерла.
-5-
- Как? Почему?! – одним только взглядом спросил он.
- У нее с детства было больное сердце.
И простившись, Любовь Дмитриевна ушла.
На мгновение у Сергея спазм сжал горло. Все расплылось в тумане:
тротуар и лица прохожих.
Но он совладал с собой.
«Так вот оно что!.. – подумал он, как бы самому себе отвечая на
вопрос, на который долго не находил ответа. И вдруг явственно
услышал чистый и нежный, навсегда ушедший голос: «Ведь я жива! Я
никогда не умру!».
О. Валенская
17.03.14г. – 24.03.14г.
|
|