Отель начинал жить своей вечерней жизнью. Это сразу же становилось заметно по тому оживлению, которое наблюдалось в холле и ресторане. Небольшой, но вполне приличный ресторан с хорошей недорогой кухней, вежливым персоналом, богатым интерьером, становился ежедневным местом препровождения практически всех постояльцев. Посетителей было много особенно вечером.
За столиком у окна пили ром и бесперебойно отпускали комплименты сидящей в обществе двух мужчин даме. Она лет тридцати, была красива чернотой глаз, багатством форм, шармом, мило улыбалась каждому отпущенному в ее адрес комплементу. Сидящий рядом с ней мужчина, ее вероятный спутник, импозантен, строг, одет по последней европейской моде, все больше молчал, изредка поддерживая все сказанное третьим в их обществе, человеком уже не молодым, но и не старым в очках с тяжелой роговой оправой, много куривший.
-Друзья мои,- весело произнесла она я, предлагая выпить за любовь, за это чистое прекрасное чувство. Мы сегодня так много говорили об этом.
-Да, за первую любовь, за всех женщин любивших нас, но разочаровавшихся в нас - поддержал предложение, ее вероятный спутник.
Выпили.
-Честно признаться, я долго ждал этот тост - выпив, но, все еще держа руке бокал, - сказал тот третий, Когда находишься в обществе хотя - бы одного русского, то вволю наслушаешься разговоров о любви, чувствах, и все это обязательно сквозь призму, какой - то боли, разочарования, все русские страшные идеалисты, что и говорить.
- Но Карл вы никогда не задумывались, отчего это так? - спросила она
Он пожал плечами:
-Просто говорю, что когда беседуешь с одним русским, то разговор об этом становится просто неизбежным, а когда рядом двое, да еще и связанные любовными узами, он улыбнулся, что и говорить.
-Тогда я внесу ясность, начал, было, ее спутник, почему, когда сходятся немцы или англичане, то говорят в основном о курсах акций, экономическом кризисе или о предстоящих выборах, если хотите. О женщинах мы говорим из-за неудовлетворенности, нет, нет, я вовсе не имею в виду физиологическую проблему. Мы слишком поэтизируем, возносим женщину на некий пьедистал, а в итоге получаем не то, что хотим. Мы склонны воспринимать как счастье почти каждую встречу с женщиной, почитайте наших классиков, и вы все поймете. Первая любовь, и так далее, мы живем в ожидании этого чувства всю жизнь. Любовь и счастье у нас синонимы. Это и есть особенность нашего менталитета, национального характера, если хотите.
-Я согласен с вами, мой друг, первую любовь вы уж слишком драматизируете, в нашем понимании все намного проще.
-Да тихо проговорил он, опустив глаза, первая любовь и покачал головой с видимым сожалением.
Она с удивлением посмотрела на него. Он зажмурился и быстро выпил из большого бокала на данной тонкой ножке.
Когда поднялись в номер он, ослабив галстук и сняв пиджак, растянулся на белом стеганом покрывале. Она села рядом, положив голову ему на грудь:
-Устал?
-Немного.
-Тебя так растрогал этот разговор с Вебером о первой любви, я даже удивилась.
Он усмехнулся:
-С годами, становишься страшно сентиментален. Просто вспомнил одну историю
-Свою первую любовь?
Он молчал.
-И что - же это была за история?
Он нахмурился и сухо ответил:
-История самая обыкновенная, даже в чем-то типичная. Вспомнил одно свое увлечение.
-Вот как! И кто - же была она, дама твоего сердца, мне интересно? Я даже немного начинаю ревновать.
-Перестань, это было так давно, что я уже сам начинаю забывать об этом. Кажется, целая жизнь прошла.
-И как ее звали, чем она занималась?
-Ее звали Ника, каждое лето она приезжала к нам из Москвы, училась там в консерватории. Влюбилась в меня без памяти.
-А ты?
-Тоже. Первая любовь почти всегда несчастная.
-Почему же вы расстались?
Он засмеялся:
-Потому что она повесилась, а я застрелился.
- А если серьезно?
- Наверное, чувствовал, что встречу тебя.
- И чем все закончилось, поподробней пожалуйста.
- Это было в тот год, и с горечью процитировал, помнишь? Наступит год России черный год, когда царей корона упадет. Я потерял ее. Она осталась в Москве, а я бежал из осажденного Питера той холодной суровой и страшной осенью. Вскоре наша семья навсегда вынуждена покинуть Родину.
- И ты не искал ее, потом?
- Искал первое время, долго искал, но тщетно, кто знает…
- Бедный – она поцеловала его в чуть приоткрытые губы. Она была красивая?
Он прищурился, будто силясь вспомнить ее лицо:
-Вообще - то да, красивая.
Ночью он проснулся от гудков доносившихся с моря. Вышел на балкон. Город спал, мерцая разноцветными огнями неоновых ламп. Где-то вдалеке, в туманной непроглядной дымке светился желтой блестящей точкой портовый маяк. И сюда откуда-то с порта едва доносились тяжелые гудки стоявших на рейде судов. Она вышла следом за ним.
-Не можешь уснуть?
-Не спится что-то.
Он облокотился на барьер, она на его плечо.
-Все думаешь о своей первой любви?
-Нет, просто любуюсь ночным городом,- сказал он, глядя в даль, будто силился увидеть там дни того дождливого теплого лет, лета его первой любви. Оно действительно было тихим и дождливым с невыносимой пыткой мучившего духотой дня и сильным вечернем ливнем с багряным закатом на западе и роями комаров в саду. После дождя он выходил в сад и задумчивости бродил по мокрым аллеям, любуясь зеленоватой прозрачностью вечернего неба. В воздухе еще пахло дождем, и от этого было необыкновенно свежо, легко дышалось. На лепестках роз еще были видны прозрачные шарики дождевых капель. Он любил эти вечернее прогулки отличное средство развеять скуку, бродил, а сам думал, что вот скоро и этого может и не быть, лето окончится, а там столица, учеба в университете, продолжение уже ставшей привычной жизни. Вечерами неподалеку в беседке он часто замечал, наверное, тоже скучающую девушку. В отличие от него она предпочитала бороться со скукой чтением, точнее переглядыванием страниц. Он понимал это, когда, смотря за ней, видел, как наскоро она перекидывает страницы. «Наверное, какой-нибудь зачитанный до дыр французский роман» - думал он, проходя мимо, приостанавливался, чтобы взглянуть на нее, а затем также медленно шел дальше.
Она украдкой смотрела ему в след, и он даже чувствовал на себе ее взгляд и оборачивался, и некоторое мгновение они пристально смотрели в глаза друг другу, потом она снова делала вид, что читает, а он шел прочь. Так продолжалось около недели, прежде чем он осмелился подойти и заговорить.
-Простите мне мою дерзость,- начал, было, он, едва войдя в беседку, разрешите мне посидеть здесь, устал бессмысленно бродить по саду.
-Конечно, - улыбнулась она, откладывая в сторону книгу.
-А вы все читаете, позвольте полюбопытствовать, - он взял в руки том.
-Ужасно люблю Мопассана, хотя знаете, все, что написано в книгах так далеко от жизни.
- Я заметил вы частый гость в саду, в этой беседке. Надолго к нам.
- Да нет, до сентября, снимаем тут дачу, а дальше Москва, консерватория.
- Значит вы студентка консерватории?
- Да, учусь на втором курсе и уже немного разочарована, очень трудно.
- Как вас зовут, - не выдержал он.
- Ника, - произнесла она.
- Странное имя.
- Нет, усмехнулась она вполне обычное, Вероника, так называют меня друзья.
Он назвал ей свое имя.
-Вы тоже здесь снимаете дачу, - спросила она, когда уже вместе шли по саду.
-Да, знаете, скоро тоже уеду в университет, и тоже ужасно надоело. Я будущий философ.
-Правда!- встрепенулась она, надо же всегда мечтала познакомиться с философом. Ведь это так интересно.
-Наверно, - он пожал плечами.
Когда прощались, поцеловал ей руку, это вышло как-то несостоятельно, застенчивое прикосновение губ. Она смущенно улыбнулась:
-Приходите завтра в сад, где-то под вечер. Я тут практически никого не знаю и ужасно скучаю.
Его глаза зажглись огоньками надежды, и с нескрываемым восторгом он произнес:
-Конечно, приду, несомненно.
И она легкими шагами зашагала, к арке, будто расставив в вечерних сумерках.
Почти всю ночь он не спал, а думал о ней, она являлась ему во сне и он с трепетом, порой мучавшего его волнением ждал встречи. И он представлял, вспоминал ее казавшиеся теперь ему самыми прекрасными глаза, и они светились какой-то той, высшей радостью, когда смотрели на него, потом были полны смущения, когда поцеловал ее руку. И ее волосы русые, почти соломенного цвета спадали на плечи, и это тоже волновало его, также как и ее губы, тонкие, но не лишающие лица естественной привлекательности. И это тоже волновало его, как и все, что так или иначе было связано с ней, тесно переплеталось в его воображении.
И какая-то естественная волнующая нежность охватывала его всякий раз, просто думал о ней.
Вечером он вышел в сад. По обыкновения она сидела в беседке, только теперь не читала, а, устремив свой взор в сторону липовых аллей, откуда он обычно появлялся, ждала. Потом гуляли по саду, она все спрашивала о Шопенгауэре, канте, он, находя это мало интересным, сухо отвечал. Когда начался дождь, едва успели добежать до беседки, все же успев немного промокнуть. Он смотрел на ее растрепанные волосы, на тонкие струйки дождевой воды, стекающие по ее лицу, с трудом сдерживая нахлынувшую страсть, и она, заметив в нем некоторое замешательство, озорно смотрела на него своими зелеными глазами. Он безропотно двинулся к ней и как в забытьи стал целовать страстно и нетерпеливо, будто рискуя задохнуться в объявшем его дурмане. Потом еще долго целовались он все с тем же страстным нетерпением и дерзким волнением, она с робкой нежностью. Он, почувствовав себя уверенней обняв ее за талию, мысленно уже готовя себя к тому, о чем мечтал, накануне испытывая ту страсть и волнение с каким уже не было сил бороться. И тогда она, будто очнувшись, придя в себя, вырвалась из его, цепко державших ее рук.
-Нет, я не смею, не смею, - говорила она в какой-то слепой задумчивости, не смею.
Он смотрел на нее с недоумением, даже непонятной ей злобой.
-Не здесь, не сейчас. Все должно быть красиво, и потом я так мало знаю тебя.
-Значит, цветы и шампанское ты ценишь выше чувств, - сказал он, едва переводя дыхание.
Зачем ты так. Он, было, снова хотел двинуться к ней, чтобы начать все сначала, еще одна попытка, а кто знает? Она остановила его
-Приходи сюда ночью. Я буду здесь. Придешь?
-Но почему ночью? Здесь и так никого нет
-Ты определенно не понимаешь. Луна. Двое в ночном саду, это небо с блестящими бусинками звезд.
-Хочешь, чтобы все было красиво, - он иронично улыбнулся - он иронично улыбнулся.
Конечно, он пришел в надежде получить обещанное. Прошло минут десять, прежде чем услышал в темноте ее шаги и едва разглядел силуэт.
-Странно я думал ты не придешь
-Думал, что решила снова помучить тебя? Ты же думаешь, что я мучу тебя, а все не так я сама мучусь, но чтобы ты не думал. В замешательстве она потянула через голову платье, и оно упало к ее ногам. Она стояла перед ним обнаженной, он видел в свете луны ее белое молодое тело хрупкую талию, бедра, ягодицы, небольшие даже слегка остроконечные девичьи груди, соблазнительный треугольник рыжеватых волос, воочию наслаждался тем, что только угадывалось под тонкой тканью платья еще совсем недавно. Она обняла его, и он почувствовал волнующий аромат ее молодого тела.
-Любишь ли ты меня?, спросила она, не переставая целовать его лицо.
Он сначала было, подумал не отвечать, но, вспомнив то волнение, тот трепет с каким ждал встречи, вспомнив тот робкий поцелуй ее руки, потом более смелые и откровенные поцелуи в беседке тихим дождливым вечером горячо признался.
-И я, - встрепенулась она с первого взгляда, с первой нашей встречи горячо полюбила тебя, и готова ради тебя на все, готова ответить на любое твое внимание, и не важно чем оно будет продиктовано чувством или инстинктом. Наверное, я сейчас говорю что-то не то?
Он целовал ее страстно и неудержимо, а она, в изнеможении откинув голову, горячо дышала ему в лицо.
-Теперь я в твоей власти и готова на все. Я решила отдать тебе то, что так берегла, наверное, для этого момента: целомудренность и чистоту.
Он не взял Нику. Ее слова растрогали его, как никогда хотелось быть благородным, тем более что порыв этот шел от сердца и он как никогда чувствовал и понимал это. Просто не хотел видеть ее в роли жертвы, это бы выглядело пошло, и он удерживался от столь важного шага, удерживался, хоть и было это нелегко. С тех пор они стали встречаться каждой ночью. Это не тяготило его, а наоборот вносило в их столь еще недолгие отношения свою романтическую ноту. И хоть та последняя заветная черта еще не была перейдена ими, он не торопил события, понимая, что так или иначе это вопрос только лишь времени. И поэтому по ночам в беседке они целовались тихо и страстно, потом, впав в сладкую истому, устав от поцелуев говорили о своей любви друг к другу. Когда шли ужу в предрассветных сумерках по саду она, чуть затаив дыхание, тихо сказала:
-Завтра приходи к нам, как стемнеет, - и, решив лишить подобное приглашение некой двусмысленности, смущенно добавила:- я буду одна.
И это приглашение по своему дерзкое прозвучало неким итогом всех его ожиданий, может быть даже откровенное смелое, но все - же не лишенное определенного шарма, прикрытое ее чистотой, но полное еще не познанным ею чувством просто потрясло его. И несколько секунд он стоял, будто в оцепенении, зачарованный теми ее последними словами смотрел куда-то туда в темноту, где были слышны ее шаги и шелест платья. И в плену забытьи он еще не до конца, а веривший в услышанное.
Весь следующий день он только и думал и жил той мыслью о желанной вечерней встрече, безудержно рисуя в своем воображении невероятно смелые и откровенные, поражавшие его своей дерзостью картины. И томительное ожидание сменялось радостью предстоящей встречи. И желание сделать ее незабываемой, прежде всего для Ники, превращало его из строгого убежденного реалиста в непредсказуемого романтика. Ближе к вечеру он вышел в сад, сам, не зная для чего, решил сорвать несколько роз. Они были просто неотразимы эти семь поражающих своей свежестью и элегантностью цветков, хранивших утреннюю влагу в глубине каждого бутона, и будто не желая быть сорванными, восстав против такого своего предназначения, быть принесенными в жертву больно кололи руки острыми неподдающимися шипам. И хоть до наступления заветных сумерек было еще далеко, он быстро ушел из сада, с твердым намерением прямо сейчас идти к ней. Ее дом находился недалеко, одиноко стоял на берегу реки.
Ника встретила его на террасе:
-Я не думала, что ты так скоро, ждала тебя чуть позже.
Она с удивлением приняла цветы, он повторил ту фразу, когда-то сказанную ей о том, что все должно быть красиво, но теперь звучащая из его уст как упрек в том, что не состоялось раньше.
Она внимательно прислушивалась к каждому его слову, обрывку фразу, смотрела так, будто видела его в последний раз с неописуемой грустью и какой-то печальной нежностью, даже тоской. Говорила быстро так, будто не боялась больших пауз во внезапно обрывающейся беседе. Волновалась. Когда Ника уже не могла с былой легкостью находить все новые темы для беседы, а паузы, которых так боялась, затягивались, он подошел ближе, и, прижав к себе, поцеловал нежно и страстно. Она обняла его и стала шептать, как любит его, что готова ради него на все. Он чувствовал, как податливо и послушно стало ее тело, теперь казавшееся ему легким и безудержным, как и само желание обладать им, любить его, ласкать его, отдать все ради того, чтобы еще раз услышать этот прерывистый, почти не слышный шепот о любви, испытать вновь, еще и еще эти горячие поцелуи, которые то и дело становились все откровеннее и нетерпимее. И то, что испытывал, сейчас напоминало ему свободное падение, где все будто подчинено одной единственной движущей и направляющей силе, и сейчас эта самая сила заставляет целовать ее так, будто делает это впервые, и уже казалось, никогда не утолит эту жажду первого поцелуя. И он целовал ее так будто она единственная женщина на земле, целовал ее губы, глаза, оголенные плечи, пахнущие свежей полынью волосы. Потом она взяла его за руку и повела в спальню, сама быстро разделась, прилегла на кровать, укрывшись безупречно белой тонкой простыней. И он, видя ее тело, все ее формы в второпях разделся и лег рядом. Почувствовал ее голое дрожащее от волнения тело, потом положил ей на грудь свою руку. Она обняла его и дрожащим не то от волнения не то от возбуждения голосом стала тихо говорить:
- Знаешь, сколько раз я представляла себе этот момент, такой важный в жизни каждой женщины. И я несказанно рада, что отдаю именно тебе свою невинность и чистоту, ведь я безумно люблю тебя. Я знаю, может быть больно, но я все стерплю, все перенесу, потому что это ведь настоящее счастье стать одним целым с тем, кого любишь.
Он молчал, чувствуя, как едва поддается под тяжестью его руки упругая девичья грудь. Потом принялся целовать ее неестественно страстно и исступленно, чувствуя с каждым новым прикосновением к ее телу, что теряет самообладание. Он целовал ее руки, шею, грудь, бедра и то, как в сладком изнеможении катаясь лицом по ее животу, чувствуя, как ее тело сотрясают судороги надвигающегося сладострастия. Ника, закрыв глаза, вся целиком отдавалась во власть его жгучих, но таких нежных и трепетных ласк. И тогда он в порыве внезапно обрушившийся на него похоти, раздвинув в стороны ее ноги, приник губами к мягким и влажным ее, нижним. Ника дернулась всем телом, отвечая, отвечая длинным глухим и протяжным стоном на каждое его движение. Он долго лизал ее нерестившийся бутон ее несорванного цветка. И только она затихла, и вся погрузилась в трепетное вкушение истомы, расходящейся казалось по всему ее телу. Он лег на нее, боясь причинить ей боль одним движением развел в стороны эти горячие губы ее девственной лилии, и она раскрылась перед ним первым, еще не перед кем не роскрывавшемися. И сама эта мысль сам факт не мог не вызвать ответственности за все что сейчас, здесь произойдет, ответственности за ее, Нику, их любовь. Она вскрикнула от боли и, простонав, сильно охватила его руками, далее он был осторожен, сосредоточившись только на ее ощущениях и желаниях, а она по крупицам вбирала в себя весь тот раскрывающейся ей опыт, волнообразно двигаясь и извиваясь под его грузным тяжелым телом. Но, вскоре в ее криках и стонах уже перестала угадываться та мучительная боль, а напротив был слышен голос едва подкравшегося ощущения, вот-вот обрушившегося на нее выстраданной наградой за перенесенную всего несколько мгновений назад боль и неудобство. И в их дальнейших лобзаниях уже не было места боли, а напротив все было подчинено тому неземному блаженству, заставляющего его уже в бесконтрольном и неуправляемом порыве все дальше и дальше проникать как через слой тысяч резиновых колец в эту приятную манящую упругость, обильно орошая всю полость.
На заре он почувствовал ее движение. Ника сидела рядом и молча смотрела на него, и в полумраке комнаты он совершенно по-новому видел эти спадающие на плечи русые волосы, тонкую в свое изяществе талию.
-Все теперь мы будем вместе всегда.
Его растрогал ее откровенный и по-доброму наивный романтизм.
-Ты действительно хочешь этого?
Она слегка удивилась:
-Конечно !,- испуганно взглянула на него и тихо добавила -, а ты нет?
Он нечего не ответил, а она все говорила о том, что уже не представляет своей жизни без него, а затем затихла, будто осеклась. Он заметил, с каким вожделением смотрела она на его член, а затем, выдержав паузу, набравшись смелости, спросила:
-Можно мне поиграть с ним?
Он засмеялся:
-Меня просто заводит твоя робость.
Ника беспечно стала поглаживать орган своими пальчиками, теребила его из стороны в сторону, терла головкой о соски, и даже несколько раз поцеловала, сладко причмокнув от удовольствия.
-А что здесь такого начало было она, я не вижу здесь нечего предосудительного. Ведь если любишь, то позволено все абсолютно все, что в той или иной мере может доставить удовольствие партнеру. С этими словами она стала целовать головку члена, трогая его кончиком языка, и будто совсем обезумев от страсти, принялась страстно сосать член, причмокивая, лакомясь им как конфетой. Он в это время бешено тер ее клитор, чувствуя, как Ника буквально дрожит. То лето дарило еще много радости, двоим влюбленным, много бессонных ночей и теплых летних вечеров, а по утрам они купались в пруду, любили друг друга, потом сидя на берегу, любовались туманной предрассветной дымкой стелющейся от воды. И казалось, нет более счастливых людей. Лето закончилось, Ника уехала в консерваторию, он в Питер, продолжать учебу, сам того не заметив, как из простой привязанности выросло первое серьезное сильное чувство. Ника писала ему почти каждую неделю, он исправно отвечал ей, договорившись о встречи, стал ждать заветного часа. Но обстоятельства иногда сильнее даже самых искренних чувств, он понял это, когда с грустью думал о ней, уезжая, из осажденного города, ради того чтобы спасти себе жизнь, может ради их любви, и пренебрежительно думал, только крысы бегут с тонущего кораблю. И там, вдали от всего, что было дорого, он не переставал жить воспоминаниями о Лике, и том лете, помнил и потом, но перестал жить ими, навсегда потеряв надежду отыскать ее.
* * *
Утром он спустился к завтраку чуть позже обычного. Она скучала, перелистывая меню, смотрела по сторонам. Он молча сел рядом. Она взглянула на часы:
-Что-то Вебер задерживается, странно, с его пунктуальностью?
Он налил себе немного рома, быстро выпил. Она, заметив в нем некие перемены, не без иронии в голосе спросила:
-Все грустишь? Не можешь забыть свою первую любовь как там ее, Ника кажется?
-Да грущу, грущу - повторил он. Первая любовь, Ника, и закрыв глаза, все качал головой.
|
|