Лес багряный убор роняет
свой, как-будто, мадам платок.
То отпустит, то догоняет…
Я – в затворе. Открыт сырок
и напиток довольно странный
с этикеткой «Вы это – зря!»
Не с кем даже скрестить стаканы
девятнадцатого октября.
Знаешь, время, оно – не лечит.
Так, немного припорошит.
Те – в маразме, а те – далече…
Мой сосед обучился «шит»
лучше аглицкой королевы.
И лабает нутро само:
«шит» - направо и «шит» - налево,
и в середке – оно, дерьмо.
Лингвокласс моего соседа
поневоле сгоняет вниз.
Ты сегодня был зван к обеду,
но куда? Ах, Улисс, Улисс…
Вот проходишь походным маршем
мимо прежних могильных плит.
И ты знаешь – уже не страшно.
И поверишь ли – не болит.
Здесь тебя обругают матом.
Тут прихватят, чтоб мерзость пил.
Лучше – матом…Мой бедный атом,
кто б тебя еще ращепил?
Чтобы было с кем разругаться,
помириться, кирнуть вино…
А потом навсегда собраться
воедино и заодно.
Чтобы цель – а куда ж без цели?
Чтобы смысл – без него никак!..
Мне упрямо под спину стелет
лес багряный, сырой тюфяк.
Ведь для леса в одном лице я –
распрекраснейших душ заря…
Разве так было все в Лицее
девятнадцатого октября?..
|
|