Уже отпетый заживо,
улаженный,на нет
сведенный - ломтик - за зиму,
в март возвратился снег.
Вдруг все пошло наростами:
за сказкой тишина,
чернея нищим остовом,
и город,и весна.
Нет стати для сравнения
у шапки,у волны,
у кружева отменного,
у цвета: белизны.
Как будто белой конницей
сардарской полонен
вновь город,бухнет,ломится,
трещит вчерашний клен.
Так снег воздушной тяжестью
налег,налез,навяз.
На улицах размажется
в чернильную он грязь.
И вензеля расписывал
домов,дубов,ветвей,
и холод водкой рисовой
хлестал и гнал взашей.
И над грачом из Азии
снег надсмеялся всласть,
пшеничку остроглазую
запрятал - не украсть.
И закрома укромные
у елей под шатром,
прижаты лапы темные
над пылью под углом.
И будто древо в дереве,
начав звенеть и петь,
и будто дева в тереме,-
и больно нам смотреть,-
лишь ивы,опушенные
листвой,- в своем пуху
стоят,внутри зеленые,
в снегу,в чужом меху.
Март зеленью просвечивал,
как худобою плеч,
а больше в марте нечего
любить,хранить,беречь.
1997. Ереван
|
|