ГЛИНА
Алексей Плохов
Действующие лица:
Горшков.
Илова.
Мелисс.
Часть первая
Квартира Горшкова. Свет выключен – полутьма. Звонит телефон. Никого нет дома. Телефон звонит довольно продолжительное время, прежде чем отключиться. Через какое-то время в квартиру входит Мелисс, он что-то ищет, подсвечивая себе фонариком. Раздаются шаги, слышимые с лестничного пролёта. Мелисс поспешно покидает комнату.
Входит Горшков. Включает свет.
Горшков: Как я устал. (плюхается на диван; звонит телефон, Горшков лениво подтягивает к себе трубку за шнур) Слушаю. Да, вы не ошиблись номером... Нет, его нет… Он умер… Вчера похоронили… Я его помощник… Да, ассистент в его научной деятельности… Горшков… Живу временно у него, пока власти не определят, что делать с квартирой… Я тоже очень сожалею, действительно был замечательный человек во всех отношениях… Спасибо большое, и вам того же… Всего доброго.
Достаёт из тумбочки бутылку, делает глоток из горлышка.
Какая гадость! Бр-р-р!!!
Входит Илова.
Илова: Простите, но у вас дверь не заперта.
Горшков: Перестаньте, я сам её запирал.
Илова: Честное слово.
Горшков: Не может быть, у нас замок такой, что его нужно закрывать с обеих сторон на ключ. А я, если мне не изменяет память, её как раз…
Илова: Не верите? Посмотрите сами.
Горшков: Бог с ней с дверью, я сегодня так измотался, что… Простите, а вы собственно…
Илова: Илова. Я к профессору… профессору… (роется в сумочке, ищет бумажку, на которой написано как зовут профессора) профессору… А вы кто?
Горшков: Я его друг и ассистент в научной работе.
Илова: Это как?
Горшков: А вы по какому делу?
Илова: Я – по личному.
Горшков: Секрет?
Илова: Нет, в общем-то, но хотелось бы лично…
Горшков: Исключено.
Илова: Он в Ленинграде?
Горшков: Нет, но…
Илова (перебивает): Слава богу, а я уж думала обратно придётся возвращаться. Я только что из Ленинграда, приехала специально, чтобы повидать профессора… профессора… (роется в сумочке)
Горшков: Я очень сожалею, но к несчастью это невозможно…
Илова: Понимаете, они с моим сыном работали вместе в Ленинграде над одной проблемой, понимаете?
Горшков: Не очень.
Илова: Ну, в Ленинграде.
Горшков: Я понимаю, что в Ленинграде. Но я не понимаю, над какой проблемой.
Илова: В общем, это не важно, важно то, что они вместе трудились в Ленинграде над одной…
Горшков: Давайте оставим северную столицу в покое, сядем, выпьем, вы что предпочитаете?
Илова: Нет, вы не понимаете?
Горшков: Вы правы, я не понимаю, поэтому нам нужно выпить. Вы что предпочитаете?
Илова: Вы не понимаете, мне срочно нужно увидеть профессора… (роется в сумочке) Боже мой, наверное, в гостинице забыла.
Горшков: «Виски» вас устроит?
Илова: Мне очень нужно увидеть профессора. Честное слово… Умоляю!!!
Горшков: Он, как не прискорбно…
Илова (перебивает): У меня есть деньги.
Горшков: Какие деньги?
Илова: Правда немного, но это всё, что я могла собрать.
Горшков: Перестаньте.
Илова: Возьмите их все. Все! Все до единой копеечки.
Горшков: Прекратите.
Илова: Если нужно ещё, я соберу.
Горшков: Перестаньте немедленно.
Илова: Я съезжу в Ленинград, домой, и привезу. Продам квартиру, гараж, машину и привезу. В крайнем случае, перезайму.
Горшков: Не нужны мне ваши деньги.
Илова: Как? Вам не нужны деньги? … А, понимаю, вы и так состоятельный человек. Тогда, что вам нужно? Скажите… Говорите-говорите, не стесняйтесь, я сделаю всё что угодно, честное слово. Хотите меня? Я, конечно, должна признать, что я товарец не первой свежести, но ещё кое на что сгожусь.
Горшков: Если вы не угомонитесь, то я вышвырну вас из этого дома, как дворняжку бездомную.
Илова (с угрозой): Где профессор?
Горшков: Ну, хватит!!!
Илова (выхватывает из сумочки пистолет, нацеливает на Горшкова): Говори, где профессор, или из головы дуршлаг сделаю!!!
Горшков: Умер.
Илова: Как?
Горшков: Вчера похоронили.
Илова: А вы?
Горшков: А я жив.
Илова: Нет, вы кто?
Горшков: Его ассистент.
Илова: А профессор?
Горшков: Умер.
Илова: Не может быть.
Горшков: Вчера похоронили.
Илова: Умер, значит?
Горшков: Да.
Илова: Как же так? (садится на пол, на четвереньки, роняет пистолет; с ужасом) Он не мог.
Горшков: Все мы люди. Все мы твари божьи – смертные. (ногой откидывает пистолет подальше)
Илова: Всё пропало.
Горшков: Что пропало?
Илова: Вас это не касается.
Горшков: Извините, я просто спросил.
Илова: От вас позвонить можно?
Горшков: Конечно. Телефон там.
Илова: Спасибо. А по междугороднему?
Горшков: Далеко?
Илова: В Ленинград. Я заплачу.
Горшков: Нет-нет, что вы, звоните на здоровье.
Илова набирает номер. Горшков подбирает пистолет, лежащий на полу, проверяет барабан.
А пистолетик-то не заряжен.
Илова: Знаю. Патроны у меня в сумочке, чтобы случайно не выстрелил.
Горшков: Зачем же вы на меня его наставляли, если он не заряжен?
Илова: Испугались?
Горшков: Отнюдь.
Илова: Не верю.
Горшков: И зря.
Илова: Все мы люди. (в трубку, повысив голос) Привет, это я… Да… Как там дела?.. Плохо? У меня тоже… Профессор умер… К сожалению, это правда… Я перезвоню… Давай. (кладёт трубку) Не буду больше вас задерживать, поеду в гостиницу, заберу вещи и домой.
Горшков: Вам очень был нужен профессор?
Илова: Даже не представляете как.
Горшков: Может, я смогу чем помочь?
Илова: Не думаю.
Горшков: Я ему ассистировал последние двадцать лет, поэтому в курсе некоторых его дел.
Илова: А в Ленинграде вы с ним работали?
Горшков: Нет.
Илова: Значит вы не в курсе.
Горшков: Почему вы так думаете?
Илова: Я не думаю. Я – знаю.
Горшков: Почему вы так уверены в этом?
Илова хочет ответить, но её перебивает телефонный звонок.
Горшков (в телефонную трубку): Да… Конечно-конечно, я узнал вас… Буду дома… Весь вечер… Заходите, отведаем вина из личных запасов хозяина… Жду. (кладёт трубку)
Илова: Мне пора. (на полпути останавливается) Кажется вы предлагали мне что-то выпить, или я заблуждаюсь?
Горшков: Отнюдь. «Виски»?
Илова: Пожалуй, я предпочла бы что-нибудь полегче.
Горшков: Вино!?
Илова: Было бы неплохо.
Горшков: Какое?
Илова: У вас богатый выбор?
Горшков: Безумно.
Илова: Вы ничего устроились.
Горшков: На всё воля божья. Все мы люди. Какое предпочитаете?
Илова: На ваше усмотрение.
Горшков: Вы не разочаруетесь.
Горшков уходит. Илова тут же начинает быстро шарить по шкафам и книжным полкам. Как только слышит шаги возвращающегося Горшкова, тут же прекращает. Горшков входит с двумя наполненными бокалами.
Илова: Мерси. (берёт бокал, делает глоток) Блаженство.
Горшков: Кровь невинных младенцев.
Илова (поперхнулась): Что???
Горшков: Название вина. Делается из нескольких сортов винограда, имеет насыщенный аромат, обладает уникальным вкусом, а цвет крови придаёт ему особый колорит.
Илова: Вы прекрасно разбираетесь в винах.
Горшков: Возможно, в прошлой жизни я был виноделом!?
Илова: Мой сын тоже прекрасно разбирался в винах. Он примерно одного с вами возраста. Хотя… Вы, наверное, постарше.
Горшков: Почему разбирался? Он?..
Илова: Нет-нет, он жив.
Горшков: Тогда почему в прошедшем времени?
Илова: Он около года в коме.
Горшков: Кошмар. И что, простите, с ним приключилось?
Илова: Мне не хотелось бы вспоминать этого.
Горшков: Простите.
Илова: Профессор обещал помочь ему, вы ничего об этом не знаете?
Горшков: Нет. Каким образом, он же не медик?
Илова: Не знаю. Возможно, он мог бы посоветовать какого-нибудь специалиста?
Горшков: Поэтому, чтобы разыскать профессора, которого вы и в глаза не видели, вы готовы отдаться первому встречному или прострелить ему голову? Вы что-то не договариваете.
Илова: Мне пора.
Горшков: Допейте вино, такого вы нигде не купите, я его сам изготовил.
Илова: На сегодня хватит. Спасибо за угощение. (берёт сумочку, осматривает содержимое, протягивает открытую ладонь Горшкову) Будьте любезны, верните то, что принадлежит мне.
Горшков: Что именно?
Илова: Пистолет.
Горшков: А вы меня не пристрелите?
Илова: Он не заряжен.
Горшков: Раз в год и полено может выстрелить.
Илова: Не смешно.
Горшков (отдаёт пистолет): Надеюсь, ещё встретимся.
Илова: Надеюсь, что нет.
Горшков: Тогда прощайте.
Илова разворачивается, идёт к выходу, в этот момент гаснет свет, комната погружается в полный мрак.
Голос Горшкова: Что это?
Голос Иловой: Кто-то выключил свет.
Горшков: Вы не выключали?
Илова: Нет.
Горшков: Я тоже. Тогда кто?
Илова: Быть может, короткое замыкание?
Горшков: Вроде не искрит нигде. Что-то в последнее время участились сбои со светом.
Илова: И как я теперь найду выход в такой темени?
Горшков: Подождите, сейчас я пошарю в тумбочке, вроде бы там лежали свечи.
Илова: Если можно, побыстрее, а то у вас здесь жутковато становится.
Горшков: Стараюсь, как могу.
Илова: Ну, как у вас там дела?
Горшков: Всё в порядке, правда, я ещё не нашёл тумбочку, где лежат свечи.
Илова: Великолепно… Ой!
Горшков: Что такое?
Илова: Мимо меня что-то пробежало.
Горшков: Перестаньте.
Илова: Честное слово. Слышите скрип? У вас крысы не водятся?
Горшков: Как вы могли такое подумать?
Илова: Сейчас я готова думать всё что угодно. Вы не нашли свечи?
Горшков: Кажется… Вот незадача, не те.
Илова: А нельзя ли побыстрее? Ой! Нет, у вас определённо кто-то водится.
Горшков: Кроме барабашек никого.
Илова: Кроме кого никого?
Горшков: Вы не волнуйтесь, он ручной.
Илова: Прекратите немедленно, я боюсь.
Горшков: А что вы меня заводите, думаете, я каменный? Я тоже с детства темноту не переношу.
Илова: Тогда найдите свечу, иначе у меня нервный тик будет.
Горшков: Ура, нашёл.
Илова: Слава богу, давайте её сюда скорее.
Горшков: Бывает же такое?
Илова: Что?
Горшков: У меня нет спичек.
Илова: И что?
Горшков: Зачем нам свечка без… У вас случайно не завалялись где-нибудь спички или зажигалка?
Илова: Не курю.
Горшков: Я сказал: «случайно».
Вспыхивает спичка, поджигает свечку. Горшков и Илова стоят лицом друг к другу, посередине Мелисс, с зажжённой спичкой. Волосы его всклокочены, взгляд весёлый, полудикий, идиотски улыбается. Мелисс дуновением тушит спичку, они стоят втроём в зоне освещения свечки. Илова неожиданно взвизгивает.
Горшков: Вы?
Мелисс: А вы кого ждали?
Илова: Кто это?
Мелисс: У вас дверь не заперта. (плюхается на диван, включается свет) Видите, я приношу удачу. Чайничек не поставили?
Горшков: Нет.
Мелисс: Прискорбно, аднакась, я же позвонил вам, предупредил, а вы… (берёт бокал с вином) Ну да ладно, и вино сойдёт. (отпивает) Кровь невинных младенцев!
Илова: Вы тоже разбираетесь в винах?
Мелисс: Нет, просто похоже… А почему тоже? Ах да, наш друг, кажется, в прошлой жизни был виноделом, он вам не рассказывал?
Илова: Вообще-то, это мой бокал.
Мелисс: Аднакась!!! Я его первый нашёл.
Илова: Постойте, а мы с вами не встречались?
Мелисс: Ни в коем случае.
Илова: Мне кажется, я вас где-то… Ну, конечно же…
Мелисс: Предупреждаю вас, вы заблуждаетесь.
Илова: Я видела вас на лестничной клетке, когда шла сюда.
Мелисс: Невозможно.
Илова: Я не могла вас ни с кем спутать?
Мелисс: Почему нет?
Илова: Я вас сразу узнала по этому странному чёрному плащу.
Мелисс: Мало ли на свете странных чёрных плащей?
Илова: Не так много.
Мелисс: Преувеличиваете.
Илова: А вы преуменьшаете.
Мелисс: Аднакась.
Илова: А трость?
Мелисс: Что трость?
Илова: В наше время человека с тростью встретить непросто.
Мелисс: Сколько угодно. Вы когда-нибудь осматриваетесь по сторонам, когда ходите?
Горшков: Какая интересная трость.
Мелисс: Чистое золото.
Горшков: Это собака?
Мелисс: Только голова сего животного.
Илова: По-вашему вокруг шныряют толпы народа с собачьими головами на трости?
Мелисс: Не всегда. Один мой друг ходит с головой дракона?
Илова: На трости?
Мелисс: Он не носит трости.
Илова: То есть?
Мелисс: Что вы вытаращили глаза? Голова дракона на портсигаре. Вы портсигары видели? В них иногда сигареты укладывают.
Илова: Причём здесь портсигары?
Мелисс: Что вы мне зубы заговариваете?
Горшков: А почему у собаки три головы?
Мелисс: У какой собаки?
Горшков: Ну, на трости.
Мелисс: Ах, это!? Мутация, знаете ли. В наше время чего только не встретишь, особенно после чернобыльской аварии, загазованности городов, психологической деградации общества и ливерной колбасы.
Илова: Вы меня не проведёте. Я видела вас на лестничной клетке, когда шла сюда.
Мелисс: Что вы заладили про клетки. Вы не могли меня там меня видеть – определённо.
Илова: Могла.
Мелисс: В это время я был в Министерстве Культуры, у меня есть свидетели.
Илова: И что вы там делали?
Мелисс: Вот бы мне кто сказал. Каждый раз, когда я там появляюсь, я всё время себя спрашиваю: «Что я здесь делаю?»
Горшков: Хватит ссориться. Вы только что встретились, а уже успели наговорить друг другу всяких неприятностей.
Мелисс: Точно. Вы слышали, он только что сказал, что мы с вами только что встретились, а ему я доверяю больше, чем вам.
Илова: Мы не только что встретились.
Горшков: Что вы заладили: только что, не только что…
Мелисс: Действительно, и чего это мы?
Горшков: Давайте, я лучше принесу другое вино, припрятанное на всякий случай. Мне кажется, что наша встреча должна быть отмечена. Заодно мастера помянем.
Горшков быстро убегает.
Илова: Кого?
Мелисс: Профессора.
Илова: А почему он сказал мастера?
Мелисс: Верьте мне, он был великим Мастером.
Илова: Мастером чего?
Мелисс: Знаете что?
Илова: Что?
Мелисс (встаёт с дивана, подходит к Иловой, нежно берёт её за плечи): Сейчас мы не будем обсуждать этот вопрос, но…
Илова (резко): Без рук.
Мелисс: Что вы прямо как ребёнок, ей-богу.
Илова: Не приставайте ко мне.
Мелисс: Если бы я к вам приставал, вы бы уже умоляли меня обесчестить вас!
Илова: Хамло! Не много ли берёте на себя?
Мелисс: Аднакась. Верьте мне, что дела обстоят именно так, как я вам их обрисовываю.
Илова: Вы откуда такой самоуверенный?
Мелисс: Из Ленинграда.
Илова: Что вы говорите? Я тоже там живу, но вас там почему-то не видела.
Мелисс (после некоторой паузы): Всё гораздо сложнее, чем я думал.
Илова: Не думать надо, а соображать.
Мелисс: Знаете, с этой секунды я определённо начинаю вас уважать.
Илова: Ещё бы!
Мелисс: А с этой ещё больше. По профессии я практикующий психиатр, а так же гипнотерапевт со стажем, честно скажем – не маленьким.
Илова: Я рада за вас.
Мелисс: А что это вы меня «в штыки» принимаете? Не нравлюсь?
Илова: Вы сами себе-то нравитесь?
Мелисс: Безумно.
Илова: А в зеркало смотреться не пробовали?
Мелисс: Каждый день и подолгу.
Илова: У вас жена есть?
Мелисс: Две.
Илова: Что?
Мелисс: Это только в Ленинграде, а здесь в…
Вбегает Горшков с бутылкой вина в руках, с недоумённым видом.
Илова: Что с вами?
Горшков: Там следы повсюду.
Мелисс: Где?
Горшков: В комнате, где вино хранится.
Мелисс: И что?
Горшков: Это не мой размер ботинка, а мастер… (оглядывается на Илову) … профессор носил как раз один в один.
Мелисс: Перестаньте молоть чепуху.
Горшков: Не верите – сходите сами.
Мелисс: Следы там, возможно, есть, но то, что они принадлежат профессору, это – спорный вопрос.
Горшков: А вдруг он вернулся?
Илова: С того света не возвращаются.
Горшков (долго, с непониманием, смотрит на неё): Много вы понимаете!
Илова: Успокойтесь.
Мелисс: Если я скажу, что это следы не профессора, вы поверите мне?
Горшков: Сходите, посмотрите, вы больше меня в этом разбираетесь.
Мелисс: Куда идти?
Горшков: Прямо и направо.
Мелисс уходит.
Илова: Вы не слышали?
Горшков: Что?
Илова: Будто что-то поскрипывает, так же поскрипывало, когда я встретила этого человека на лестнице. Не слышали скрипа?
Горшков: Нет.
Илова: Странно. А это – вино у вас?
Горшков (настороженно озираясь в сторону, куда ушёл Мелисс): Это?.. Да. Достаньте, пожалуйста, ему тоже бокал. Нет-нет, вон в том шкафчике. Вот-вот. Спасибо.
Илова: А это что за сорт?
Горшков: Честное слово не знаю. Сам профессор готовил, а он был потрясающим виноделом.
Илова: И вы помогали ему в этом?
Горшков: Увы, нет. Я был здесь и следил за хозяйством, вёл переговоры по телефону и прочая дребедень, а он (разливает) уезжал в Польшу и там, с одним своим старым знакомым, где-то в Карпатах, готовил напиток богов. Вы и сами можете в этом убедиться прямо сейчас. Выпейте, не стесняйтесь.
Илова (с восхищением): Обворожительно!!!
Горшков: Он был потрясающим человеком.
Илова: Кто?
Горшков: Мастер.
Илова: Расскажите мне о нём, ведь я его лично не знала, а только по рассказам сына.
Горшков: Железный человек! Волевой. Ничего лишнего. Того же требовал от других, от меня в частности. Ненавидел бардак, расхлябанность, сопли, всхлипы. Не понимал людей, которые вечно болеют, чихают, жалуются на недуги. Говорил обычно так: если голова чиста – ни одна зараза не пристанет к телу.
Илова: Как это?
Горшков: Я и сам до конца всего не понял, что он имел в виду. Но он не болел. Никогда. Честно говоря, я тоже не жалуюсь в последнее время на здоровье, но думаю: просто это его энергия меня заряжает. Святой человек.
Илова: А к людям он как?
Горшков: Кто?
Илова: Мастер.
Горшков: Так же жёстко, как к себе… А почему вы назвали его мастер?
Илова: И вы его так назвали.
Горшков: Т-с-с. (испуганно осматривается) Они с ним (показывает в сторону, куда ушёл Мелисс) великие люди. (Илова прислушалась) Сказал слово: от человека любая болячка отскочит, будто и не грызла его плоть никогда; кивнёт головой: свернёт в три погибели; плюнет по ветру: и не станет человека, будто и не жил вовсе.
Илова: Говорите, они вместе с профессором такие?
Горшков: Много их. Знаете, сколько ихнего брата понаехало на его похороны?
Илова: Много?
Горшков: Не то слово. А сколько иностранцев… У-у, с ума сойти.
Илова: И все колдуны? (замечает настороженный взгляд Горшкова) Простите, великие люди?
Свет несколько раз мигает, но через мгновение горит с прежним накалом.
Горшков: Тише, не будите духов, они ужасно не любят, когда их попусту беспокоят.
Входит Мелисс.
Мелисс: Там действительно были следы, какой-то нехороший человек забыл оттереть ботинки от глины и вот результат.
Горшков: Что вы об этом думаете?
Мелисс: После его смерти никто не приходил сюда?
Горшков: Нет. А зачем?
Мелисс: Не знаю. Может быть за бумагами?
Горшков: Никто.
Мелисс: Жалко, что профессор не оставил завещания, теперь никто не сможет узнать, где документы по его последним трудам… О, вино. Где мой бокал?
Горшков: Берите любой.
Мелисс: Аромат!!! Божественно. (Иловой) Вы уже усугубили?
Илова: Немножко.
Мелисс: Между прочим нечестно, могли бы и меня подождать. (шумно втягивает ноздрями воздух) Такой аромат даже респиратор не убьёт. Благодать!!! (Горшкову) Сам профессор готовил? (Горшков кивает головой) Даже знаю откуда. Карпатское?
Горшков: Потрясающе, как вы догадались?..
Мелисс: Тихо, тихо-тихо… Нет, не в Румынии делал… (пригубляет) Из Польши?
Горшков: Да…
Мелисс: Редкий экземпляр. Профессор за последние годы ни разу не был в Польше, наверное, и вина этого осталось не более двух бутылок?
Горшков: Последняя.
Мелисс: Продайте её мне.
Горшков: Не хотелось бы.
Мелисс: Пожалуйста.
Горшков: Нет.
Мелисс: Сколько вы хотите за неё?
Горшков: Не стоит даже разговаривать.
Мелисс: Вижу, вы настроены решительно?
Горшков: Только так!!!
Мелисс: Я понимаю: вы любили покойного. Эх, а как было бы хорошо сесть в городе, Петром построенным во имя славы отечества Российского, со всеми друзьями профессора, налить в бокалы по чуть-чуть, чтобы всем хватило, и помянуть. А ведь в старые добрые времена, когда тот ещё был жив, всё так и происходило. Правда-правда. Профессор приезжал: либо из Польши, либо из Румынии, либо… какая разница откуда… выставлял на стол несколько бутылок, и мы пили за чьё-либо здоровье, или чей-то успех, а то и рождение нового человека заново или в очередной раз. Я растрогал вас? (обнимает Горшкова, как старого друга) Жаль, вы никогда не присутствовали на наших мероприятиях, а ведь вы с профессором так давно… (по-детски хлюпает носом, рукавом вытирает глаза) Никогда больше не повторятся эти встречи, никогда… Продайте, а?.. Я заплачу любые деньги… А?..
Горшков: Профессор специально для меня привёз эту бутылку…
Мелисс: Прошу вас, во имя вашей с ним дружбы. Я знаю, что вы любили друг другу как настоящие мужики, как товарищи по борьбе, как дети, честное слово, наивные, никогда друг другу не лгущие дети. Ведь так? Я знаю, что вы в курсе многих его дел, о которых простым смертным не то, что даже не догадаться, они просто не смогут об этом подумать. Вы счастливый человек, потому что знали его. Но у вас осталась его квартира, в которую вы входите и сразу вспоминаете о том, с кем делили не только жильё, но и кусочек никчемного мира.
Горшков: Не знаю…
Мелисс: Прошу вас… Любые деньги… Сколько вам?
Горшков: Знаете что?
Мелисс: Не разбивайте мне сердце.
Горшков: Я не о том.
Мелисс: Я потерял так много друзей, что ещё один шрам на душе просто убьёт меня.
Горшков: Я не продам вам бутылку.
Мелисс: Мне кажется, я должен понять вас и прекратить давить. Простите за мою секундную слабость.
Горшков: Я подарю её вам.
Мелисс: Мне?
Горшков: Вам.
Мелисс: Правда?
Горшков: Да, а что здесь такого?
Мелисс: Спасибо. Спасибо огромное… Вы мне… Вы для меня… Человечище… И всё-таки в этом мире гораздо больше хороших людей, чем… Давайте выпьем… Сначала я уберу бутылку, иначе просто я не верю, что она действительно у меня… Ах, как они все обрадуются, вы даже не представляете.
Горшков: Перестаньте. Убирайте бутылку и давайте выпьем, как вы только что предложили.
Мелисс: Сию минуту. (проходит мимо Иловой и на ходу говорит, так чтобы слышала только она) Помните, о чём я вам говорил?
Илова: Хамло!
Горшков: Вы что?
Мелисс: Извините, я, кажется, вас задел? Честное слово, случайно.
Горшков: Что вы как маленькие, хватит вам ссориться.
Илова: Бойтесь его!!! (показывает на Мелисса)
Горшков: Что вы такое говорите?
Илова стремительно уходит.
Ну вот, она ушла.
Мелисс: Она вернётся.
Горшков: Почему вы так решили?
Мелисс: Верьте мне.
Горшков: Вы ясновидящий?
Мелисс: Нет.
Горшков: Отчего же вы так уверены?
Мелисс: Она оставила сумочку.
Горшков: И, правда. Надо догнать её, наверное в сумочке лежат документы, а куда она без документов в такой час?
Мелисс: Не стоит торопиться, она, скорее всего, уже выскочила из подъезда, а в ваших дворах сплошные закоулки, один бог знает, в какой она прошмыгнула.
Горшков: Пожалуй, вы правы. Выпьем?
Мелисс: Обязательно.
Горшков: Помянем профессора!
Мелисс: Пусть земля ему будет пухом.
Горшков: За Царствие Божие!
Мелисс: За Царствие Божие наверху и за Царствие Божие внутри нас. (молча выпивают) Не страшно одному?
Горшков: Нет.
Мелисс: Сны не беспокоят?
Горшков: Честно говоря, в последнее время не спится.
Мелисс: Хорошего доктора не посоветовать?
Горшков: Не надо. Думаю, скоро всё утрясётся, и жизнь войдёт в своё русло.
Мелисс: Хорошо, если так.
Горшков: А почему она вас хамом назвала?
Мелисс: Хамлом.
Горшков: Без разницы. Всё же?
Мелисс: Я её неприлично задел, когда относил бутылку.
Горшков: Специально?
Мелисс: Что вы!?
Горшков: Тогда не логично.
Мелисс: Когда вы ходили за вином и разглядывали следы, я попытался заиграть с ней. Сами понимаете: то сё – пятое-десятое, шуры-муры, контрабас в роте и всё прилагающееся.
Горшков: Зачем?
Мелисс: Вы что? Она – видная женщина, я тоже – по утрам гири поднимаю, почему бы нам…
Горшков: Она же старше.
Мелисс: И что? Вас она тоже старше. Она женщина и это видно по ней. Понимаете, о чём я? То, что она старше, придаёт даже некоторую деликатность. Один известный человек говаривал, что в женщине мы ищем мать, и он не ошибался. Вот если бы вы решили за ней приударить, я не стал бы смотреть на это слишком подозрительно, я просто назвал бы вас некрофилом. (смеётся, видя отсутствие реакции со стороны Горшкова, успокаивается) Шутка… Просто шутка… Неужели вас не растрогала моя шутка?
Горшков: В последнее время меня ничего не трогает.
Мелисс: Жизнь продолжается. Вам нужно смириться с потерей, напиться с местными бомжами, выспаться, ибо верно сказано: «с бедой нужно переспать», и вернуть жизнь в прежнее русло.
Горшков: Вы прямо как Сократ.
Мелисс: Евангелие от Матфея………….
Горшков: ………… Меня беспокоят следы.
Мелисс: Напрасно. Я замыл их половой тряпкой.
Горшков: Вам они не показались странными?
Мелисс: Почему странными?
Горшков: Или знакомыми.
Мелисс: Ужасно знакомыми – это след человека.
Горшков: Шутка?
Мелисс: Можете смеяться.
Горшков: Мне показалось, что это следы профессора. Его размер. Форма обуви. Даже след узора ботинка такой же, как на том, в котором его похоронили.
Мелисс: Почему вы решили, что это он? Профессор погребён.
Горшков: Я видел, что его зарыли. Но земля не удержит беспокойную душу.
Мелисс: Мёртвые не встают.
Горшков: Однажды, я был свидетелем, как профессор поднял на ноги умершую девушку.
Мелисс: Это шоу.
Горшков: Для кого? Рядом никого не находилось.
Мелисс: Зачем он её поднял?
Горшков: Это был опыт, и я ему ассистировал.
Мелисс: И что он делал?
Горшков: Не могу точно сказать, что он делал, я стоял в своём кругу, а он в своём. Но то, что происходило нельзя назвать нормальным в нормальном смысле этого слова.
Мелисс: Два круга?
Горшков: Да, а что здесь такого?
Мелисс: Два круга, это очень странно. Почему два?.. Проехали… И, что дальше?
Горшков: Это невозможно передать словами.
Мелисс: Хорошо, я вам верю, профессор был уникальной личностью и мог своей железной волей заставить рушиться скалы, но почему вы решили, что в той комнате ходил именно он?
Горшков: Глина.
Мелисс: И что?
Горшков: Шёл дождь, когда его хоронили.
Мелисс: Не напоминайте, меня до сих пор бьёт озноб.
Горшков: Почва на кладбище была глиняной.
Мелисс: И что?
Горшков: Сегодня сухо: мостовые, земля, трава – всё высохло, но на кладбище до сих пор сырость из-за того, что полно глубоких луж, которые долго сохнут.
Мелисс: Это не обязательно профессор, там мог ходить кто угодно, кто был сегодня на кладбище.
Горшков: В ботинках профессора?
Мелисс: Могильщик, который стащил их.
Горшков: Вам всё шуточки.
Мелисс: Аднакась, сейчас мне не до шуток. То, что кто-то ходил по вашей квартире, для меня тревожная новость.
Горшков: Почему?
Мелисс: У меня есть основания считать, что профессор был заказан на смерть.
Горшков: Откуда они появились, ваши основания?
Мелисс (даёт ему несколько фотографий): Узнаёте?
Горшков: Конечно, вот эти две я сам фотографировал. Кстати, когда он обнаружил пропажу своих фотографий, которых у него раз-два и обчёлся, он очень обеспокоился.
Мелисс: Недавно, месяца четыре назад, погиб наш общий знакомый при очень странных обстоятельствах, помните?
Горшков: Кто?
Мелисс: Его разрезало железнодорожным составом на две части.
Горшков: Конечно, помню, мы с профессором были на похоронах.
Мелисс: А когда пропали фотографии?
Горшков: Почти в то самое время, но несколько позже.
Мелисс: Несколько позже спохватились. Фотографии, а у меня есть веские основания так считать, пропали раньше.
Горшков: Откуда такая уверенность?
Мелисс: Две недели назад, по нашей общей просьбе…
Горшков: Чьей общей?
Мелисс: Нашего закрытого клуба, председателем которого являлся профессор. По нашей просьбе, но официально по просьбе родственников, произвели эксгумацию того человека, который попал под поезд, и в гробу были обнаружены эти фотографии.
Горшков: И что?
Мелисс: Я смотрю, профессор не очень посвящал вас в науку.
Горшков: Не очень.
Мелисс: Кто-то провёл обряд на смерть.
Горшков: Две недели назад нашли?
Мелисс: Да.
Горшков: И он не смог предохраниться?
Мелисс: Машина была запущена, старуха с огнемётом пробуждена, конец неизбежен.
Горшков: Всё острите, шутите.
Мелисс: Я когда думаю об этом, у меня поджилки от смеха трясутся.
Горшков: Не очень заметно.
Мелисс: За два года наш клуб попрощался с семью его членами, и мне кажется, что это не последняя жертва.
Горшков: Вы считаете, что кто-то изнутри?
Мелисс: Не могу сказать точно. Каждый из наших знает, что топор или пуля вернее, однако здесь задействуются тонкие силы. Наши предпочитают наверняка.
Горшков: Игра с духами опасна, как говорил профессор.
Мелисс: Вы верите в духов?
Горшков: Да. А вы?
Мелисс: Я реалист, я не верю в то, чего нет. Кстати, профессор считал точно так же.
Горшков: Вслух он этого не выражал.
Мелисс: Он делал это письменно. Я был на Ленинградской квартире и не нашёл там ни одного его документа.
Горшков: За три дня до смерти он всё сжёг.
Мелисс: Зачем?
Горшков: Не знаю, вслух он этого не выражал.
Мелисс: Значит, выразил письменно. Вы не против, если я покопаюсь в его шкафах?
Горшков: Пожалуйста. Только вы ничего не найдёте, я уже всё осмотрел.
Мелисс: Как?
Горшков: Глазами.
Мелисс: Что вы ищите?
Горшков: Какая разница?
Мелисс: Кусок глины, из-за которого и происходят все эти убийства?
Горшков: Из-за куска глины? Откуда вы знаете про глину?
Мелисс: Вы же про неё знаете… Мне кажется, что кусок глины перестал быть просто глиной. А? И следы в комнате… А?
Горшков: В любом случае, тайна ушла в могилу вместе с профессором.
Мелисс: Как знать, как знать.
Горшков: Означает ли это, что если вы первый найдёте бумаги, то, я буду лишним?
Мелисс: Не могу ничего обещать, нужно держать совет всем клубом. Но знайте, я буду на вашей стороне, так как вы не просто человек с улицы, а доверенное лицо мастера.
Горшков: Спасибо. Уже уходите?
Мелисс: Пора.
Горшков: Постойте.
Мелисс: Что такое?
Горшков: Вы слышали?
Мелисс: Визг тормозов? Это на улице.
Горшков: Нет. Какое-то странное поскрипывание.
Мелисс: Может, крысы под полом?
Горшков: Нет. Кажется, это вы издаёте, когда двигаетесь.
Мелисс: Ах, это. Протез даёт о себе знать.
Горшков: У вас нет ноги?
Мелисс: В нашем деле всегда так, если хочешь чего-то добиться, то за это надо чем-то платить. Как не прискорбно, но так и есть.
Горшков: Никогда бы не подумал. Для инвалида вы слишком шустро двигаетесь.
Мелисс: Сноровка, выработанная годами. Но, мне пора. Если что, вы знаете, где меня искать.
Горшков: Гарантирую, если что-то узнаю, позвоню.
Мелисс: Я в свою очередь обязуюсь сообщить вам решение клуба. В любом случае знайте, что я – ваш друг.
Горшков: Спасибо.
Мелисс уходит. Горшков подходит к окну, слабо отодвигает штору, чтобы его не было заметно с улицы и смотрит вниз, наблюдая, как Мелисс выходит из подъезда и т.д., не замечая, как вошла Илова – тихо, украдкой.
Горшков (через некоторое время): Он не с ними, это хорошо.
Илова: Вы следите за этим человеком?
Горшков (абсолютно не удивляясь, по-прежнему смотря в окно): Отнюдь. Я слежу за той бежевой «Волгой», она преследует меня со дня смерти профессора.
Илова: Для чего?
Горшков: Мне кажется я знаю, но могу и ошибаться. (разворачивается лицом к Иловой) Дверь опять была не заперта?
Илова: Он прикрыл её за собой, но не закрыл на замок.
Горшков: У него нет своего ключа… Надо пойти закрыть… Хотя здесь сегодня перебывало столько народу со мной или без меня, что теперь уже нет никакой разницы. Вы за сумочкой?
Илова: И нет и да. Я её оставила, чтобы был предлог вернуться, если этот, ваш друг, не захотел бы долго уходить… А если эти, которые следят за вами, припрутся?
Горшков: Был бы я им нужен, то они могли пообщаться со мной лично уже три дня назад.
Илова: Вы странный человек, жизнь кипит вокруг вас, а вы совершенно спокойны.
Горшков: Я думаю.
Илова: О чём?
Горшков: О смерти профессора. Мне кажется, если бы я был с ним в этот день рядом, то он остался бы жив.
Илова: Скорее, вы бы умерли вместе с ним.
Горшков: Что?.. Вы что-то знаете?
Илова: Его убили.
Горшков: Представляете, десять минут назад мне сказали то же самое.
Илова: Вам сказали как?
Горшков: Готов выслушать вашу версию.
Илова: Его обнаружили на этой квартире задушенным и перепачканным в глине, а вещи были выпотрошены.
Горшков: Что???
Илова: Да, перерыли всю квартиру. Это потом члены клуба договорились со следователями, у них длинные руки, и всё обставили, как сердечный приступ, а квартиру привели в порядок.
Горшков: Нет. Вы что-то сказали про глину.
Илова: Да. Это тоже странно. Покойный, и всё в квартире, было перепачкано глиной, будто человек где-то в ней сильно измарался и после этого начал ворошить вещи, оставляя свои отпечатки. Даже на стенках были видны отпечатки рук.
Горшков: У него получилось.
Илова: У кого?
Горшков: Не важно. И сегодня…
Илова: Боже мой!!!
Горшков: Что?
Илова: Глина!
Горшков: И что?
Илова: Помните, вы говорили про следы в комнате, где хранится вино?
Горшков: Да.
Илова: Убийца у вас в доме.
Горшков: С чего вы взяли?
Илова: Из-за следов глины, они выдают один и тот же почерк.
Горшков: Говорите, как следователь. Но мы же никого не видели.
Илова: Потому что он спрятался.
Горшков: Что же делать?
Илова: Звоните в милицию.
Горшков: Ни в коем случае. Мы должны разобраться сами, чтобы не замарать доброе имя профессора.
Илова: Что же делать?
Горшков: Дайте мне пистолет.
Илова: Он не заряжен.
Горшков: Так зарядите. Вы же сказали, что патроны у вас в сумке.
Илова: Их там нет. Я сказала это для острастки, на будущее.
Горшков: Ситуация, ничего не скажешь.
Илова: А эти, в бежевой «Волге», кто они?
Горшков: Не знаю.
Илова: Что им нужно от вас?
Горшков: Думаю, я им не интересен.
Илова: Зачем же они следят за вами?
Горшков: Догадываюсь.
Илова: Вдруг они из милиции?
Горшков: Сомневаюсь.
Илова: Никто другой не стал бы так открыто следить за вами.
Горшков: В ваших словах есть доля правды. Но что делать с тем, кто спрятался в квартире?
Илова: Найти и обезвредить.
Горшков: А подробнее?
Илова: Не знаю. Возьмите пистолет.
Горшков: Зачем? Он же не заряжен.
Илова: Для острастки.
Горшков: Давайте.
Горшков, медленно крадучись, уходит. Илова напряжённо ожидает, что же произойдёт дальше, прислушиваясь к каждому шороху. Тишина.
Илова: Эй. Вы где? Горшков, ответьте, пожалуйста.
Никто не отвечает. Тишина. Через некоторое время раздаётся глухой удар и приглушённый крик. Услышав это, Илова начинает дико визжать. Вбегает Горшков.
Горшков: Чего орёте?
Илова: Вас не убили?
Горшков (потирает расшибленную голову): Нет, кажется.
Илова: А кого убили?
Горшков: Никого. (смотрит на ладонь, которой потирал голову) Хорошо, что не прошиб, без крови обошлось.
Илова: Что случилось?
Горшков: Ничего не случилось. Там никого нет.
Илова: А голова?
Горшков: Полез на шкаф посмотреть, может, кто там запрятался, ну и уронил бюст Вольтера на голову.
Илова: А я уж подумала.
Горшков: Хорошо хоть Вольтера, а не Толстого.
Илова: Семейная реликвия?
Горшков: Нет, он вдвое тяжелее.
Илова: Как же вас угораздило? Вы сейчас на ушибленного школьника похожи.
Горшков: Спасибо. После бюста Толстого я был бы похож на ушибленного покойника, а так – ещё куда ни шло.
Илова: Острите?
Горшков: Пытаюсь. В последнее время с чувством юмора у меня плохо.
Илова: Заметно. Дайте, голову посмотрю.
Горшков: Не стоит. Через пять минут мы уже забудем об этом инциденте.
Илова: Через пять минут само собой, а сейчас я лучше посмотрю.
Горшков: Что вы со мной как с маленьким?
Илова: Не пререкаться. Быстро на диван. (Горшков усаживается, Илова осматривает голову) Жить будете, но срочно требуется холодный компресс. Где кухня?
Горшков: Там.
Илова: А лёд у вас есть?
Горшков: Не думаю.
Илова: Тогда обойдёмся холодной водой. (уходит на кухню, Горшков ожидает её, сидя на диване, Илова возвращается, делает компресс) Теперь за вас можно не беспокоиться, шишка будет почти не заметна.
Горшков: Спасибо вам. Как в детстве, и руки у вас такие заботливые, как у мамы.
Илова: Я и есть мама, не ваша конечно, но тоже беспокоюсь за своё чадо.
Горшков: Я сожалею, что не могу ничем помочь, чтобы поднять на ноги вашего сына.
Илова: Не извиняйтесь.
Горшков: Нет, правда.
Илова: Никто не в состоянии помочь, кроме профессора, но и он…
Горшков: Если бы он был жив, то обязательно бы помог. Нет, правда. Он очень хороший и справедливый человек.
Илова: Надеюсь.
Горшков: Просто вы его не знали.
Илова: И не хочу знать.
Горшков: Он человек слова и никогда не оставлял своих людей в беде.
Илова: Охотно верю, но мой сын лежит в больнице по его милости.
Горшков: Не может быть. (Илова собирается встать и отойти, но он останавливает её) Расскажите мне. Обещаю, что выслушаю.
Илова: Вы под впечатлением силы этого человека, но сила это ещё не показатель. Всё началось с того, что мой сын стал разыскивать по восточным странам, по которым он ездил в командировки, старинные бумаги и манускрипты для одного человека, профессора, как вы догадались.
Горшков: Арабские?
Илова: Вы, оказывается, кое-что знаете. Но в основном еврейские.
Горшков: И отыскал?
Илова: Отыскал. Такой у него характер, если брался за дело, то делал. И кто бы мог подумать, что это какая-то алхимия, создание глиняного человека.
Горшков: Голем!?
Илова: Именно. А что вы об этом знаете?
Горшков: В Праге есть могила человека, который в данном опыте добился потрясающих результатов, и глинянный человек обрёл жизнь. Считается, что он унёс эту тайну в могилу, но это не так.
Илова: А конкретней.
Горшков: Я создавал его форму. Ну… голема.
Илова: Значит, все замешаны, никто не остался в стороне. И друг ваш наверняка пришёл к вам не вина попить, а найти что-то связанное с этим делом.
Горшков: Вы знаете его?
Илова: Нет. Но он не похож на праздношатающегося.
Горшков: А на кого похож? Почему вы назвали его опасным?
Илова: Когда он выпрашивал у вас вино, то не за тем, чтобы им помянуть профессора. Он хотел мне доказать, что может добиться желаемого результата простым гипнозом.
Горшков: Цыганским.
Илова: Как?
Горшков: Этот вид гипноза называется цыганским, потому что им чаще всего пользуются цыгане на улице. Ещё он называется эриксонианским, в честь Мильтона Эриксона, изучавшего его долгое время.
Илова: Если вы так много об этом знаете, как же не смогли раскусить его план?
Горшков: Сначала я позволил ему найти слабость в психологической защите, которой оказалась человеческая любовь к профессору, потом позволил ему углубить в себе это чувство, а потом позволил ему внушить, что мысль подарить ему бутылку вина была моей собственной.
Илова: Значит, вы всё поняли сразу?
Горшков: Поэтому долго не сопротивлялся, а пошёл по начертанной схеме. Я абсолютно уверен, что он ни копейки не собирался платить за вино, не смотря на все обещания, просто у него совсем не было денег.
Илова: Но вы могли бы встретить его в «штыки».
Горшков: Это не выход. Он всё равно бы попытался закодировать мне кое-какие мысли. К тому же я не хочу, чтобы он что-нибудь имел на уме против меня.
Илова: Хитро. А что вам от него надо?
Горшков: Моё детище – глиняного человека.
Илова: Это очень опасно.
Горшков: Наши настоящие дети опасны не менее созданных.
Илова: Есть легенда, что земля, где обитают дьяволы, была проклята богом, после этого она перестала быть плодородной. Так появилась глина. Североамериканские индейцы называют глину Прокисшей Землёй.
Горшков: Не убедительно… Человечество – прокисшее племя богов.
Илова: Считаете это более убедительным?
Горшков: А вы нет? По другой легенде – Бог создал людей из глины, и, повторив его дело, сам человек становится на один уровень с Создателем…
Илова: Не высоко ли замахнулись?
Горшков: Во имя истины нужно метить на небо, иначе оторваться от земли – невозможно.
Илова: И ради каких целей вам нужен этот человек-глина?
Горшков: Я рассказал вам и так уже достаточно много. Скажите, почему вы думаете, что профессор виновен в том, что ваш сын находится в коме?
Илова: Верхние слои его кожи высыхают и покрываются тонким слоем глины, который нужно постоянно счищать, иначе кожа перестанет дышать, и мой мальчик умрёт.
Горшков: Простите. Я не знал, что всё так страшно.
Илова: Очень страшно. Он у меня единственный. Если он умрёт, я не знаю, что…
Горшков: Успокойтесь. Успокойтесь, прошу вас. Обещаю, мы выбьем из Мелисса всё, что можно, и спасём вашего ребёнка.
Илова: Вы действительно так считаете?
Горшков: Только так. И никак иначе, слышите, никак иначе.
Илова: Спасибо вам огромное. Я позвоню?
Горшков: В Ленинград?
Илова: Вы не против?
Горшков: Что вы. Он там – дома.
Илова: Нет, в больнице.
Горшков: Я имел в виду: с людьми, которые и составляют его дом, настоящий дом. Я имею в виду вас и тех, кто его любят.
Илова: Вы правы… Он дома… Но ему так не хватает семейного очага.
Горшков: Всё вернётся, верьте мне.
Илова (звонит по телефону): Это опять я… Как он там?.. Стабильно?.. Хорошо. Возможно, скоро всё закончится… Спасибо тебе, родная, он должен быть счастлив, что у него такая жена… Я перезвоню… Ну всё, не будь трусихой… (кладёт трубку) С ним всё в порядке, то есть как всегда – стабильно.
Горшков: Хотите выпить?
Илова: Нет, спасибо. А всё-таки, зачем вам нужен глиняный человек?
Горшков: Мы так много сможем изменить, если появится такое уникальное существо, сколько открытий: прорыв в космос, погружение под землю – с его невиданной силой и храбростью. Он же живой, он – думающий, а не просто голем.
Илова: Мне кажется, что он где-то рядом.
Горшков: Я тоже так думаю.
Илова: Вспомните про следы в комнате убитого профессора. Его детище его и убило.
Горшков: Это ещё не факт.
Илова: Это – трагедия. Никогда нельзя забывать, что глина – всего лишь прокисшая земля.
Горшков: Пусть. Но профессора мог убить кто-то ещё.
Илова: Но кто?
Горшков: Не знаю. Тот, кто был на кладбище. Тот, кто оставил свои следы в той комнате.
Илова: Кто?
Горшков: Кто угодно.
Неожиданно выключается свет. Комната погружается в полный мрак.
Голос Иловой: Неужели опять? У вас в доме кто-то шутит со светом.
Голос Горшкова: Просто в доме старая проводка, и она не выдерживает нагрузок. Сейчас всё включится снова.
Илова: А вдруг это – он?
Горшков: Кто, голем?
Илова: Убийца.
Горшков: Где?
Илова: Мне страшно. Где ваши свечи. (слышны суетливые шаги, вскрик Иловой) Кто это?
Включается свет, Илова в объятиях Горшкова.
Горшков: Не бойтесь, со мной вы в безопасности.
Илова: Почему-то я вам верю, в вас есть что-то родное. Ваша жена, наверное, счастливый человек. От вас идёт такая уверенность и спокойствие, что с вами никакие бури не страшны.
Горшков: Я не женат.
Илова: Серьёзно?
Горшков: Как ни прискорбно.
Илова: Ни за чтобы не поверила.
Горшков: Не верьте. (целует её)
Илова: Вы что? Я же вам в матери гожусь.
Горшков: Каждый человек ищет в женщине мать, мне же не надо ничего искать, вы здесь, рядом, такая желанная и доступная.
Илова: Я вдвое старше…
Горшков: Молчите, не разрушайте более высшую магию, чем – просто человеческие чувства.
Горшков берёт Илову на руки и уносит в другую комнату.
Проходит две-три минуты, в комнату бесшумно входит Мелисс, озирается по сторонам, начинает искать в мебели потайные места. Делает всё очень осторожно в течении некоторого времени. Вдруг неожиданно настораживается, мечется к двери, но понимает, что не успеет добежать, прячется за диваном.
Входит Илова, немного смущена и удручена. Оглядывается в сторону комнаты, где должен находиться Горшков, понимая, что он ещё какое-то время не появится, начинает шарить по вещам. Из-за дивана выглядывает Мелисс, увидев это, он, не таясь, выходит, тихо подходит сзади к Иловой.
Мелисс: Потеряли что-то? (Илова испуганно оборачивается) Помочь поискать? Что молчите? Или потеряли дар речи?
Илова: Я?.. А что вы здесь делаете?
Мелисс: Ищу.
Илова: Что?
Мелисс: Я первый задал вам этот вопрос.
Илова: Я сейчас позову Горшкова.
Мелисс: Сделайте одолжение.
Илова (хочет закричать, но передумывает): Кто вы такой?
Мелисс: Друг профессора.
Илова: Это надо у профессора спросить.
Мелисс: Пожалуйста, действуйте.
Илова: Вы авантюрист, который хочет заработать на смерти человека.
Мелисс: Я не беден.
Илова: Не имеет значения.
Мелисс: Аднакась.
Илова: Что вам надо от Горшкова?
Мелисс: У него потрясающе вкусное вино. Я уже полбутылки осушил. А вам, что нужно?
Илова: Я первая задала вопрос.
Мелисс: Ну вот, взяли и всё переврали.
Илова: Я?
Мелисс: Вы знали профессора раньше?
Илова: Нет.
Мелисс: Вы ничего не утаиваете?
Илова: Зачем мне это нужно?
Мелисс: Не знаю. А что вы делали на кладбище, на похоронах?
Илова: Каких похоронах?
Мелисс: Перестаньте. Будете отвечать?
Илова: Мы не в зале суда.
Мелисс: Вы стояли метрах в пятидесяти от могилы, но пришли не с главного входа, а с другого, в дальнем конце кладбища.
Илова: У вас хорошее воображение.
Мелисс: Если бы не ваше нервное поведение, такое, как быстрое перешагивание с ноги на ногу, никто бы и не обратил на вас внимание, все бы думали, что вы пришли навестить могилу родственника… В дождь… Мелкий моросящий противный дождь.
Илова: Я не могла быть на кладбище, тогда я ещё была в Ленинграде.
Мелисс: Вы опять нервничаете.
Илова: Кто? Я?
Мелисс: Перестаньте топтаться на месте.
Илова: Я не топчусь.
Мелисс: И тогда топтались.
Илова: Не топталась.
Мелисс: Хлюпали глиной?
Илова: Отвяжитесь от меня.
Мелисс: Не нервничайте.
Илова: Я не нервничаю. И вообще, было холодно.
Мелисс: Так-так.
Илова: Это… Как его… Я не то имела в виду.
Мелисс: И я. А вы про что?
Илова: Ну… Это… Про кладбище.
Мелисс: А?! Вы про кладбище. А я-то думал.
Илова: Не думать, а соображать надо. Что вы от меня хотите?
Мелисс: Ничего. А вы сапоги помыли?
Илова: Я была в ботинках.
Мелисс: Я и говорю, вы ботинки помыли?
Илова: Отвяжитесь от меня, вы мне совсем голову запудрили.
Мелисс: Я? Вам?
Илова: Мне.
Мелисс: Простите, ради бога. Но всё-таки, что вы делали на кладбище?
Илова: Не шантажируйте.
Мелисс: Помилуйте, дамочка!
Илова: Я скажу Горшкову, где видела вас.
Мелисс: В Ленинграде?
Илова: Нет, я всё вспомнила. Я видела вас, когда вы выходили из подъезда этого дома, когда я в него заходила.
Мелисс: Не может быть.
Илова: Значит, это ваши следы в той комнате!?
Мелисс: Знаете, что я думаю?
Илова: И что?
Мелисс: Вы ведь этого не забывали, просто умело использовали информацию в своих целях.
Илова: Вы должны быть благодарны мне, что я вас не сдала.
Мелисс: Предлагаю обмен: вы мне скажете, что вас привело в этот дом, а я обещаю уладить проблемы вашего сына со здоровьем.
Илова: Что?
Мелисс: Это не авантюра.
Илова: Откуда вы знаете про моего сына?
Мелисс: Я многое знаю.
Илова: Вы – ясновидящий?
Мелисс: Какая пошлость.
Илова: Откуда тогда знаете?
Мелисс: Я живу в Ленинграде. А Ленинград город маленький, и слухи в нём распространяются гораздо быстрее, чем сифилис в негритянских селениях, хотя и не принимают столь катастрофического оборота.
Илова: Это не ответ.
Мелисс: Каков был вопрос, тем и…
Илова: Что с моим сыном?
Мелисс: Скажите мне сами.
Илова: Думаю, это связано с глиняным человеком.
Мелисс: Сами догадались?
Илова: Что скажете вы?
Мелисс: Мне нужен этот человек. В обмен гарантирую вашему сыну возврат к нормальной жизни.
Илова: Каким образом?
Мелисс: Это не ваши проблемы.
Илова: Зачем вам голем?
Мелисс: Я хочу освободить мир.
Илова: Породив армию таких, как он, или стать Богом воплоти?
Мелисс: Что?
Илова: Тихо!!!
Мелисс: Что?
Илова: Горшков…
Илова поворачивается в сторону, откуда слышны шаги, Мелисс тихо, но быстро исчезает в сторону входной двери, в комнату входит Горшков.
Горшков: Я хотел бы извиниться.
Илова: Не стоит. Со всеми бывает.
Горшков: Никогда не думал, что и меня будет преследовать этот недуг.
Илова: Зачем так переживать из-за одного раза?
Горшков: Где один, там и два, где два, там…
Илова: Не наговаривай на себя.
Горшков: Я просто не смог, понимаешь?
Илова: Ничего страшного.
Горшков: Просто я не смог это с тобой, понимаешь?
Илова: Ты давно не был с женщиной?
Горшков: Наверное да, не помню.
Илова: Большой перерыв, может вызвать некие изменения в организме. Но всё пройдёт, поверь мне.
Горшков: Я не могу даже дотронуться до тебя, это что-то вроде табу.
Илова: Перестань пороть чепуху. Просто я гораздо старше тебя, и ты видишь во мне свою мать, от того…
Горшков: Наверно, ты права.
Илова: Я права, и тебе это известно.
Горшков: Мне надо выпить.
Илова: Зачем Мелиссу нужен голем?
Горшков: Откуда ты знаешь???
Илова: Он только что заходил.
Горшков: И?..
Илова: Предлагал вернуть моего сына к жизни, если я помогу ему найти то, что он хочет.
Горшков: За моей спиной?
Илова: Он тоже говорил про голема.
Горшков: Что он ещё сказал?
Илова: Послышались твои шаги, я на секунду обернулась, а он, будто испарился.
Горшков: Надо всё же запереть дверь.
Илова: Не стоит, у него есть ключ.
Горшков: С чего ты решила?
Илова: Я видела, как он заходил в квартиру до твоего приезда.
Горшков: Каким образом?
Илова: Я стояла и ждала тебя чуть выше пролётом, тогда он и пришёл. Вначале я подумала, что это ты, но что-то изнутри остановило меня.
Горшков: Ждала меня?
Илова: Да.
Горшков: Только ждала?
Илова: Только ждала.
Горшков: Чьи же следы были в комнате?
Илова: Какие следы?
Горшков: Те, с глиной, с кладбища. Следы похожие на следы профессора.
Илова: Должно быть, Мелисса.
Горшков: Неужели?
Илова: А кто ещё мог там наследить?
Горшков: Профессор носил обувь тридцать седьмого размера.
Илова: И что?
Горшков: Какой у вас размер?
Илова: Что вы хотите сказать?
Горшков (угрожающе надвигается): Что вы делали здесь в моё отсутствие?
Илова: Ничего я не делала.
Горшков: Больше вопрос я повторять не буду.
Илова: Не приближайтесь ко мне.
Горшков: Кто вы такая?
Илова: Я буду кричать.
Горшков: Кто вас послал?
Илова: Стойте! Я скажу.
Горшков: Мелисс?
Илова: Нет. Его я сегодня вижу впервые.
Горшков: Кто?
Илова: Не знаю.
Горшков: Так узнайте.
Илова: Я пошла на это из-за моего сына.
Горшков: Ложь. Вы придумали сына для правдоподобности.
Илова: Не сходите с ума, кто мог придумать такую идиотскую историю для правдоподобности?
Горшков: Вы в курсе, какие здесь отношения между людьми, поэтому знали, что ваша легенда пройдёт.
Илова: Клянусь, что сын у меня действительно на грани смерти.
Горшков: Допустим. Что дальше?
Илова: Их было двое, они пришли ко мне в тот день, когда я приехала сюда. Сказали, что в этот день был убит профессор. Вас они назвали главным подозреваемым. Предложили сделку. Я должна буду достать им рукописи, которые якобы хранятся у вас, а они направят меня к нужному человеку, который поможет моему сыну.
Горшков: И я должен вам верить?
Илова: Ваше право, но я всё рассказала.
Горшков: Нашли чего-нибудь?
Илова: Если бы я что-то нашла, то меня бы здесь уже не было.
Горшков: Логично.
Илова: Клянусь, я не хотела вам ничего плохого, но мой сын… Только из-за него я пошла на это.
Горшков: Как ни странно, но я почему-то вам верю.
Илова: Вы всё играете в свои странные игры?
Горшков: Почему странные? Нормальные игры, просто вы ещё не привыкли к правилам.
Илова: А к ним можно привыкнуть?
Горшков: К чужим нет, но можно так же создавать свои.
Илова: По чьим правилам мы играем сейчас?
Горшков: По правилам Мелисса.
Илова: Странный он человек.
Горшков: Не то слово. Пойду закрою дверь.
Илова: Зачем? У него же есть свои ключи.
Горшков: И что? У вас тоже свои есть, но о них вы предпочитаете умалчивать.
Илова (достаёт ключи из сумочки): Заберите, они мне больше не нужны.
Горшков: Мне тоже, оставьте себе.
Илова: Вы щедры как никогда.
Горшков: Никогда – довольно широкое понятие. Стойте здесь и никуда не уходите, я сейчас вернусь.
Илова: Никуда – тоже широкое понятие.
Горшков уходит закрывать дверь. Илова подбегает к окну, открывает штору, что-то машет, делая какие-то знаки, потом быстро возвращается на место. Входит Горшков.
Горшков: Порядок.
Илова: Всё же я не понимаю: зачем, если у всех есть свои ключи?
Горшков: Я создаю свои правила игры. Кстати, что вам ответили?
Илова: Кто?
Горшков: Те, в бежевой «Волге», вы ведь им махали?
Илова: С чего вы взяли?
Горшков: Не Мелиссу же махали?
Илова: Больше некому махать?
Горшков: Больше никто в нашей игре не участвует.
Илова: Почему вы так думаете?
Горшков: В силу вступили мои правила, поэтому мне решать, кто играет, а кто отдыхает.
Илова: Именно Мелиссу я и махала.
Горшков: Не правда.
Илова: Почему?
Горшков: Мелисс в другом месте.
Илова: Откуда вам знать?
Горшков: Просто знайте и всё. (берёт мел, чертит на полу круг, пишет вокруг него какие-то письмена) Не смотрите так пристально, вы меня смущаете.
Илова: Что вы делаете?
Горшков: Черчу игральную доску.
Илова: Зачем?
Горшков: Что б вы спрашивали.
Илова: И что я, по-вашему, делаю?
Горшков: Пропускаете свой ход.
Илова: Не нравится мне всё это.
Горшков: Мне тоже.
Илова: Но вы продолжаете этим заниматься, а я хочу уйти.
Горшков: Только после того, как мы поговорим с Мелиссом.
Илова: Не хочу с ним говорить, я его боюсь.
Горшков: Я тоже.
Илова: Прекратите это ваше колдовство, мне не по себе.
Горшков: Бойтесь, это научит вас жить.
Илова: Всё, с меня хватит.
Горшков: Кажется, я закончил. Вы пропускаете два хода, потому что правила не терпят, когда кто-то пытается их нарушить.
Илова: Я не нарушала.
Горшков: А кто хотел уйти?
Илова: Вы – псих!
Горшков: Совершенно верно.
Илова: Это какой-то бред. Не может всё быть так нелепо.
Горшков (накрывает рисованный на полу круг чёрной простынёй): Конечно, не может. И сын ваш болеет оспой, и тело его смазано зелёнкой, а не глиной.
Илова: Прекратите.
Горшков: Прекращаю. (садится на диван, достаёт из кармана свисток, начинает пронзительно свистеть)
Илова: Перестаньте сейчас же! (Горшков не обращает внимания, продолжает свистеть) Заткнитесь!!! Я не могу больше этого выносить!!! (Горшков продолжает свистеть, пытаясь сыграть какую-то мелодию) Сволочь, прекрати немедленно.
Горшков (на время прекращает): Мы снова перешли на «вы», разве вы забыли? (снова свистит)
Илова: Я согласна играть, только не свистите!!!!!!!!
Горшков (убирает свисток в карман): А вашего согласия вовсе не требуется, всё уже началось.
Илова: Как?
Горшков: А вы не заметили? (щёлкает пальцами, в комнате гаснет свет)
Голос Иловой: Что теперь?
Голос Горшкова: Стойте молча и пропускайте свои два хода.
Илова: Я не хочу ничего пропускать.
Горшков: Тогда ходите.
Илова: Прошу вас, мне страшно.
Гошков: Ваш ход завершён.
Илова: Включите свет.
Горшков: Ни! за! что!
Илова: Скотина.
Горшков: А вы думали!?
Илова: Ходите.
Горшков: Уже.
Илова: Что?
Горшков: Я сделал свой ход.
Илова: Теперь мой?
Горшков: Нет.
Илова: А чей?
Включается неяркий мигающий свет. На чёрной простыне стоит Мелисс по стойке «смирно», смотрит перед собой, волосы его всклокочены, взгляд бешеный, улыбка идиотская. Илова кричит от неожиданности. Свет гаснет.
Илова: Хватит, умоляю, прекратите это.
Горшков: Это ваш ход?
Илова: Я немедленно ухожу. (раздаются неестественно громкие шаги)
Горшков: Не вздумайте войти в круг, оттуда выбраться невозможно.
Илова (шаги стихают): Прекратите. Это мой ход.
Горшков: Как пожелаете. (щелчок пальцев, свет включается, на чёрной простыне никого нет)
Илова: Где он?
Горшков: Кто?
Илова: Мелисс. Он был здесь.
Горшков: Каким образом?
Илова: Он стоял на этом самом месте.
Горшков: Галлюцинация.
Илова: Я не сумасшедшая.
Горшков: Галлюцинации бывают положительные и отрицательные.
Илова: Я видела его здесь.
Горшков: Положительные, это когда вы видите не существующий предмет.
Илова: Он стоял здесь и смотрел туда.
Горшков: Отрицательные, это когда вы не видите существующий предмет.
Илова: Не держите меня за дуру.
Горшков: Мой ход.
Илова: Только больше не выключайте свет.
Горшков: Мой ход заключается в том, чтобы вы для себя решили, какая это была галлюцинация.
Чёрная простыня поднимается с пола, обретая какие-то очертания человека внутри, который в итоге скидывает её с себя, появляется Мелисс.
Мелисс: Аднакась, а я уж было подумал, что у вас опять свет выключили.
Илова: Постойте, как это произошло?
Мелисс: Что?
Илова: Вы – здесь?
Мелисс: Очень интересно. Каким же образом я мог здесь оказаться?
Илова: Это всё он.
Мелисс: Я не сомневаюсь. Но каким образом?
Горшков: Что вы имеете в виду?
Мелисс: Ещё минуту назад я был в… А теперь… Ничего не понимаю.
Горшков: Может оно и к лучшему?
Мелисс: Что?
Горшков: То, что вы ничего не понимаете.
Мелисс: Как знать, как знать. Чей был ход?
Горшков: Она бы не додумалась. Пришлось потратить свой.
Мелисс (рассматривает круг на полу): Кто начертил новую игральную доску?
Горшков: Я.
Мелисс: Ничего не понимаю.
Горшков: И правила у нас новые.
Мелисс: Надо полагать. Но как?
Горшков: Очень просто: вино профессора, вы ведь его попробовали?
Мелисс: Ещё бы.
Горшков: На самом деле это я готовил вино, хотя и по рецепту профессора.
Мелисс: Мастер всё же кое-чему научил вас.
Илова: О чём вы говорите?
Горшков: Теперь играем по моим правилам.
Мелисс: Очень прискорбно.
Горшков: Не то чтобы, но… (подходит к окну, смотрит в него) И бежевая «Волга» уехала.
Илова: Как?
Мелисс: Очень просто, она ему просто надоела. И мне, признаться, тоже.
Горшков: Так она не с вами?
Мелисс: Нет. А с чего вы решили?
Горшков: Но вы же вели игру.
Мелисс: И что?
Горшков: Но…
Мелисс: Вы, так же как и я, делали ходы, только по определённой линии.
Илова: Что вы бормочете?
Мелисс: Чей ход?
Горшков: Ваш.
Мелисс: Вот и ладненько.
Горшков: Не нравится мне ваш энтузиазм.
Мелисс: Ваши проблемы.
Горшков: Это почему?
Мелисс: На вашем месте, я сначала бы выяснил, что это за машина, а только потом её… это… ну, вы понимаете… того…
Илова: Чего, того?
Горшков: Сейчас это уже не важно.
Мелисс: В нашем деле важно всё. Профессор не всему научил вас, что очень-очень-очень странно, вы ведь работали вместе лет десять?
Горшков: Двадцать.
Мелисс: Тем более. Знаете, как я поступлю?
Горшков: ???
Мелисс: Я лишу вас возможности узнать, кто был в этой машине.
Горшков: Ради бога, мне это не столь важно.
Мелисс: Важно, важно, очень важно.
Илова: Вы видимо свихнулись окончательно. (выходит из комнаты)
Горшков: Куда это она?
Мелисс: Не мешайте мне делать ход.
Горшков: Только в пределах правил.
Мелисс: А как же!
Илова (входит, приносит мокрую половую тряпку, стирает круг с пола): Вот, мужики, идиоты, выросли сто лет назад, у них уже яйца седые, а они всё в игрушки играют. Им бы жизнь обустраивать, а они дурью маются, так и до самой старости. Чем бы дитя не тешилось... Чего вылупились, придурки? Не видели, как баба полы протирает?
Горшков: И в чём заключается ваш ход?
Мелисс: Она тоже ход сделала.
Горшков: И?
Мелисс: Теперь ваш ход. Но помните, правила изменились, потому что у вас нет своей доски, поэтому: либо выбываете, либо играете на моей.
Мелисс уходит.
Горшков: Как он меня, а? Как он?.. Вы видели?
Илова: Не переживайте.
Горшков: Уделал как пацана.
Илова: И что?
Горшков: Я всю жизнь играю по чьим-то правилам. Сначала играл на доске профессора, потом на досках его друзей, но никогда, никогда, до сегодняшнего дня, у меня не было своей доски. А он меня, даже говорить стыдно, как пацана…
Илова: О чём вы?
Горшков: Снова по его правилам.
Илова: Извините.
Горшков: Вы-то здесь причём?
Илова: Это же я стёрла доску.
Горшков: Какую доску?
Илова: Ну… Этот круг на полу с буковками всякими.
Горшков: А, вы про это? Не переживайте, вы здесь не причём. Этот круг на полу, не более, чем круг на полу. Он отсюда добрался до моей доски. (направляет указательный палец в висок, будто целит из пистолета) Пиф-паф.
Илова: Не сходите с ума.
Горшков: Уже. (подходит к окну) Она снова здесь.
Илова: Кто?
Горшков: Бежевая «Волга». Мелис не просто так говорил про неё.
Илова: И что?
Горшков: Он сказал, что обязательно бы выяснил, кто там сидит.
Илова: А вы его побольше слушайте.
Горшков: Если кого сейчас и надо слушать, так это его.
Илова: Прекратите. Немедленно успокойтесь. Посмотрите на себя в зеркало, вы сейчас похожи на психа.
Горшков: Он сказал, что вы сделали ход.
Илова: Я?
Горшков: Вы.
Илова: Я не делала никакого хода.
Горшков: Вы протирали полы.
Илова: И?
Горшков: Что: и?
Илова: И?
Горшков: И???
Илова: И!
Горшков: В чём заключался ваш ход?
Илова: Я просто мыла полы.
Горшков: Тогда вы это делали не очень аккуратно.
Илова: Ваша квартира, если хотите, чтобы было вымыто аккуратно, то мойте сами.
Горшков: Вы с ним заодно?
Илова: С кем?
Горшков: С Мелиссом.
Илова: С чего вы решили?
Горшков: Он хотел, чтобы вы стёрли доску, но самое интересное, что вы её стёрли.
Илова: Мне надоели ваши беспочвенные обвинения.
Горшков: Говорите, зачем вы на самом деле пришли ко мне?
Илова: Только из-за моего сына.
Горшков: Вы лжёте.
Илова: Клянусь… Не подходите ко мне.
Горшков: Всё в вашей игре пропитано ложью.
Илова: Я позвоню в милицию.
Горшков: Звоните.
Илова: А где телефон?
Горшков: В моей игре нет телефона.
Илова: Но это игра Мелисса.
Горшков: Правила претерпели изменения.
Илова: Не подходите ко мне.
Горшков: Что вы задумали?
Илова: Успокойтесь.
Горшков: Клянусь, я не перед чем не остановлюсь, если вы не ответите на мой вопрос.
Илова: Одумайтесь, на что вы тратите свой ход? Мелиссу только это и нужно, он манипулирует вами, как марионеткой, говоря, что это правила. Сейчас вы идёте у него на поводу. Подумайте, если сейчас вы потратите ход, на то, чтобы узнать у меня что-то, что я не знаю, вы будете отставать от Мелисса на ход. На целый ход!
Горшков: Стоп!!! А вы ведь правы. Вы определённо правы, не он создаёт правила, а я иду у правил на поводу. (смотрит в окно) Она ещё стоит.
Илова: Бежевая «Волга»?
Горшков: Она, родимая.
Илова: Габаритные огни горят?
Горшков: Как ни странно. (пристально смотрит на Илову) Мой следующий ход такой: я просто хочу задать один вопрос.
Илова: Кому?
Горшков: Вы видите здесь ещё кого-то?
Илова: Нет, но…
Горшков: Тогда догадайтесь с трёх раз: кому?
Илова: Задавайте.
Горшков: Почему я не смог переспать с вами?
Илова: Против природы не попрёшь.
Горшков: Моя природа всегда «за». Была… до этого…
Илова: Проверьтесь у врача.
Горшков: Я сделал свой ход, но…
Илова: Не смотрите на меня так.
Горшков: Чего хотели вы, когда пришла ваша очередь?
Илова: Ничего.
Горшков: И поэтому?..
Илова: Нет-нет, постойте, я не то хотела сказать.
Горшков: Вы сказали достаточно.
Илова: На сколько достаточно?
Горшков: На столько, чтобы свой следующий ход скорректировать как нужно.
Илова: Как?
Горшков: По правилам. Спасибо вам.
Илова: За что?
Горшков: Теперь я не буду ни от кого отставать ни на один ход.
Илова: Я рада за вас.
Горшков: А почему они не тушат «габариты»?
Илова: Почему вы спрашиваете?
Горшков: Не волнуйтесь, мой вопрос к игре никакого отношения не имеет.
Илова: Видимо, в темноте так виднее куда ехать.
Горшков: Думаете?
Илова: Почему нет?
Горшков: С выключенными фарами?
Илова: Там, откуда они приехали, дальний свет не нужен.
Горшков: Интересно.
Илова: Что?
Горшков: Всегда интересно пообщаться с новыми людьми.
Илова: Что вы хотите сказать?
Горшков: Я вернусь минут через десять.
Илова: Не ходите туда.
Горшков: Мне важно знать, кто они.
Илова: Нет.
Горшков: Но вы то знаете, кто они?
Илова: Почему вы так думаете?
Горшков: Потому что вы знаете.
Горшков уходит. Илова подбегает к окну, делает какие-то знаки. Появляется Мелисс, становится позади неё, наблюдает.
Мелисс: Они всё равно ничего не увидят.
Илова (испуганно): Почему?
Мелисс: Они не зрячи. Разве вы не заметили?
Илова: Нет.
Мелисс: Когда я был молод и ничего не боялся, мне приходилось прибегать к их помощи. Но тогда они ездили на белой «Чайке». В первый раз я так же не заметил, что у них нет глаз, но потом, спустя годы, когда я осознал это, то уже было поздно бояться.
Илова: О чём вы?
Мелисс: Бедный Горшков, он так ничего и не знает. Почему вы не рассказали ему, кто эти люди в машине?
Илова: Зачем?
Мелисс: Мне кажется, вы и сами ещё не до конца поняли, кто они.
Илова: Они обещали помочь моему сыну, это гораздо важнее.
Мелисс: Но вы знаете, откуда они?
Илова: Да.
Мелисс: Знаете, почему у них серый цвет лица?
Илова: Почему?
Мелисс: Потому что тела при остановке кровообращения начинают разлагаться. Когда вы их видели, они смотрелись ещё более-менее, но сейчас…
Илова: Они мертвы?
Мелисс: Не знаю, как точнее это выразить, но они не живы.
Илова: Боже мой.
Мелисс: Представляете, какой шок это будет для Горшкова?
Илова: Его надо остановить.
Мелисс: Поздно.
Илова: Они заберут его?
Мелисс: Нет. Он просто с ними познакомится.
Илова: Что же я наделала.
Мелисс: Он ведь до сих пор думает, что играет по моим правилам?
Илова: Да.
Мелисс: Зачем вы начертили доску?
Илова: Они мне сказали, что так я могу помочь своему сыну.
Мелисс: Им наплевать на вашего сына. Им нужен голем.
Илова: Всем нужен голем, кроме меня.
Мелисс: Вы самое заинтересованное лицо, в любом случае.
Илова: Быть может, они расскажут Горшкову, где искать его ожившую глину?
Мелисс: Нет, не скажут.
Илова: Почему?
Мелисс: Сотрите свою доску, когда мы играли на доске профессора, всем было спокойнее. Оно всегда спокойнее, когда знаешь, по каким правилам двигаются фигуры. Сотрите доску, и тогда мы все останемся в выигрыше.
Илова: И Горшков?
Мелисс: Тем более Горшков.
Илова: Почему вы так уверены?
Мелисс: Вы не умеете играть, вы не можете контролировать правила, вы не в состоянии пожертвовать собой, как это сделал профессор, только он не догадывался, что главные фишки держите вы.
Илова: Я просто хочу вернуть сына.
Мелисс: Прекратите игру.
Илова: Как?
Мелисс: Вернётся Горшков – обязательно всё расскажите ему, откажитесь от услуг тех, кто сидит в бежевой «Волге». Мы люди – мы сами разберёмся в своих делах.
Илова: Хорошо. И когда мне сделать это?
Мелисс: Прямо сейчас, когда вернётся Горшков.
Илова: Хорошо.
Мелисс: Обязательно сделайте это.
Илова: Я сделаю.
Мелисс: Ваш ход!
Слышны далёкие крики и несколько выстрелов. Илова выглядывает в окно и в ужасе закрывает лицо руками.
Илова: Боже мой, что я наделала?
Мелисс: Они убили его?
Илова: Зачем я чертила этот круг, ведь я даже не знаю, что я писала в нём?
Мелисс: Что там происходит?
Илова: Не смотрите.
Свет в комнате приглушается и начинает мигать. Мелисс и Илова в ожидании чего-то застывают, как вкопанные. В комнату входит Горшков, он крайне напуган, руки и рубашка вся в крови, шатаясь, он проходит в середину комнаты.
Горшков: Я не хотел. Я не знал, что так получится.
АНТРАКТ
Часть вторая
Мелисс и Илова привязаны каждый к своему стулу, посреди комнаты стоит полуобнажённый Горшков и отмывается от крови в тазе с водой.
Мелисс: Вы совсем озверели.
Горшков: Помолчите.
Мелисс: Хоть женщину отпустите.
Горшков: Ни в коем случае.
Илова: Не нужно мне поблажек.
Горшков: Это почему?
Илова: Вы их всех убили, теперь всем наплевать на моего сына.
Горшков (в крайнем удивлении): Убил их всех?
Илова: Да.
Горшков: Смеётесь?
Илова: Именно убили, никак по-другому это нельзя назвать.
Горшков: Это была самозащита, в меня стреляли.
Илова: Стрелял только один из них, а остальные ничего вам не собирались делать.
Горшков: Конечно, просто хотели потанцевать. Вы танцуете?
Мелисс: Подождите. Речь идёт о тех, кто находился в бежевой «Волге»?
Горшков: Надеюсь.
Мелисс: Здесь спор не уместен. Вы их не убивали, это однозначно.
Илова: А что же тогда?
Мелисс: Как можно убить тех, кто уже мёртв?
Илова: Не играет роли.
Мелисс: Хотя то, что вы с ними сделали – это бесчеловечно.
Горшков: Они в меня стреляли. (осматривает пиджак, находит в нём пулевую дырку) Видели?
Илова: Но вы же живы!
Горшков: Случайность.
Мелисс: Как бы там не было, вы их всех зарезали.
Горшков: Ничего подобного.
Мелисс: А что вы сделали?
Горшков: Ничего особенного: проткнул каждому сердце и отделил голову от туловища. Я же знал, с кем имею дело.
Илова: Ужас!
Мелисс: Они же не вампиры, зачем такие меры предосторожности?
Горшков: На всякий случай. Кто их знает, что возникнет в их гнилых головах.
Мелисс: Вы – безумец. Им наплевать на то, что их расчленяют и прочее.
Горшков: Как это?
Мелисс: Очень просто: посмотрите в окно.
Горшков: Ну.
Мелисс: Что, ну?
Горшков: Никого нет.
Мелисс: Поподробнее можно?
Горшков: Ни жмуриков, ни машины на горизонте не видно.
Мелисс: Ну?
Горшков: Что, ну?
Мелисс: Как, по-вашему, они могли без голов уехать?
Горшков: Об этом я не подумал. И что теперь?
Мелисс: Откуда я знаю?
Горшков: Я начинаю путаться.
Мелисс: Развяжите нас.
Горшков: Ни в коем случае.
Мелисс: Хотя бы её.
Горшков: Ни в коем случае.
Мелисс (Иловой): Вы так и будете сидеть, сложа руки?
Илова: Они у меня так связаны. Значит, так и буду сидеть.
Мелисс: И всё?
Илова: А что я могу?
Мелисс: Не знаю. Сделайте хоть что-нибудь.
В комнате гаснет свет.
Голос Горшкова: Знаете, господа, этот номер не пройдёт. Кто-то засмеялся или мне показалось?.. Напрасно смеётесь, у меня есть свечи… Да-да, обычные свечи… Что вы смеётесь? Пока у меня есть свечи, мне наплевать на правила.
Горшков зажигает спичку, чтобы поджечь свечу, находящуюся у него в руке, но в этот момент включается свет. Горшков тушит спичку. Мелисс и Илова поменялись местами, но по-прежнему сидят на стульях. Горшков этого не замечает.
Горшков: Видите? Я плевал на ваши правила.
Илова: Можно мне позвонить?
Горшков: Сыну?
Илова: Да.
Горшков: В следующий раз.
Илова: У меня есть право на один звонок.
Горшков: У меня тоже, однако, я не суечусь.
Илова: Что вы из себя разыгрываете? Террориста? Маньяка-убийцу? Киллера-шизофреника?
Горшков: Чего?
Мелисс: Это образ.
Горшков: Не смешно.
Мелисс: У вас тяжело с чувством юмора.
Илова: И не только.
Горшков: Прекратите цирк. Устроили тут…
Илова: Цирк? Это вы ходите по комнате полуголый и пытаетесь жонглировать вашей свободой.
Мелисс: Скажите, зачем вам всё это?
Горшков: Вы о чём?
Мелисс: Зачем вы ввязались во всю эту сверхъестественную чертовщину, которая, быть может, всего-навсего плод вашего воображения?
Горшков: Что вы имеете в виду?
Мелисс: Если подумать, то вам ведь и не нужен этот голем.
Горшков: Но вам то он нужен. Зачем?
Мелисс: Чтобы насладиться своей силой над этим глиняным ублюдком.
Горшков: А вы не так-то просты, как кажетесь. Вместо того, чтобы подумать о великих свершениях, вы мечтаете о каких-то низменных наслаждениях.
Мелисс: Я не говорил, что хочу его сексуально.
Горшков: Я тоже этого не говорил. Но ведь он может стать панацеей для этого мира.
Мелисс: Какая пошлость.
Горшков: Осмотритесь вокруг себя: извращенцы и ублюдки преобладают над нормальными людьми во всех слоях общества.
Мелисс: Не смотрите на меня так подозрительно…
Горшков: Так вот! Землю нужно немедленно очистить от этого балласта.
Мелисс: Атомная бомба гораздо быстрее и эффективнее.
Горшков: Я говорю об избирательности. На нашей планете должны остаться только самые чистые люди.
Мелисс: Я тоже не люблю негров, но если они живут у себя в Африке и меня не касаются, то на кой, спрашивается, мне глиняный терминатор?
Горшков: Вы не поняли. Я говорю о настоящей избранности!!!
Мелисс: А вы будете их новым богом!
Горшков: Кто-то же должен возложить на себя столь тяжкое бремя.
Мелисс: Помойте руки, кажется, вы где-то в глине испачкались.
Горшков: Где это я умудрился?
Илова: Чудовище!!! Как же я вас сразу не раскусила. Вы алчное, сумасбродное чудовище.
Горшков: Как же я сразу не догадался?
Мелисс: Вы о чём?
Горшков: Голем был у этих, в бежевой «Волге», там я и испачкался глиной.
Мелисс: И где вы теперь будете их искать?
Горшков: Вот вы мне и расскажете.
Мелисс: Каким образом?
Горшков: Не знаю. Но ведь правила ваши?
Мелисс: Ошибаетесь.
Горшков: То есть?
Мелисс: Так оно и есть.
Свет в комнате гаснет. Пауза. Свет включается, в кресле Мелисса сидит Илова, Мелисса в комнате нет.
Горшков: Как же я сразу не догадался, что за всем этим стоите вы.
Илова: Мне же надо было спасать сына.
Горшков: Где был мой разум?
Илова: Не переживайте.
Горшков: Я могу убить вас.
Илова: Не стоит. (поднимается со стула, спокойно передвигается по комнате) Вы же не знаете, что за тузы у меня в рукаве.
Горшков: Вы всегда были рядом с профессором?
Илова: Нет, не всегда.
Горшков: А когда хоронили членов клуба, это вы всегда мялись в стороне.
Илова: Я не мнусь, я довольно уверенная женщина.
Горшков: Вы перетаптывались где-то на заднем плане.
Илова: И вы заметили?
Горшков: А в момент смерти кое-каких людей, вы где находились?
Илова: Часто поблизости.
Горшков: Это вы всех убили?
Илова: Не приписывайте мне того, что я не делала.
Горшков: Вы всегда дышали в спину.
Илова: Не имею такой привычки.
Горшков: Убийца!
Илова: Не подходите ко мне.
Горшков: Я разоблачил вас.
Илова: Стойте. (достаёт из кармана носовой платок) Возьмите.
Горшков: Что это?
Илова: Игральная доска. Теперь вы хозяин положения.
Горшков: Что мне с ней делать?
Илова: Уничтожьте, тогда вам многое станет ясным.
Горшков (сжигает платок): Правил больше нет?
Илова: Больше нет.
Горшков: Теперь что?
Илова: Так же вы уничтожили доску профессора?
Горшков: И что?
Илова: Это разрушило всё, что он делал.
Горшков: Я не уничтожал его доску.
Илова: Но вам надо было обойти правила.
Горшков: Я обошёл их без доски.
Илова: Вы не знали тогда о её существовании.
Горшков: Мне это было не обязательно.
Илова: Поэтому вы убили его?
Горшков: Как и всех остальных. Не понимаю, какое вам до этого дело?
Илова: Зачем вы придумали историю с големом?
Горшков: Я не придумывал.
Входит Мелисс.
Мелисс: Тогда, быть может, я её придумал?
Горшков: Вполне возможно. Вы, кстати сказать, очень похожи на интригана.
Мелисс: Не замечал за собой такого качества.
Горшков: Значит, вы не настолько часто смотритесь в зеркало, как говорили об этом.
Мелисс: Не важно.
Илова: А что важно?
Мелисс: Важен голем.
Илова: Что вы заладили…
Горшков: Зачем он вам?
Мелисс: Ради спасения души человеческой.
Горшков: А попроще?
Мелисс: Мне нужна одна лишь бумажка.
Горшков: Способ его оживления?
Мелисс: О способе оживления я давно уже догадался.
Горшков: Каким же образом?
Мелисс: Из нашего с вами разговора.
Илова: Прекратите молоть чепуху.
Мелисс: Это не чепуха. Чепуха – это ваш больной сын, который покрывается тонким слоем глины…
Илова: Прекратите.
Мелисс: Замолчите, женщина, ибо сказано: выслушай женщину от начала и до конца, а после сделай всё с точностью до наоборот.
Горшков: Евангелие от Матфея?
Мелисс: Вы тоже читали?
Горшков: Да нет, но похоже как-то на Сократа.
Мелисс: И я вот думаю, что похоже.
Илова: Вы сволочь и негодяй.
Мелисс: Аминь.
Горшков: Каким образом можно оживить голема?
Мелисс: Два круга. Нарисовать круг человека, срисовать его и создать круг голема. Таким образом душа человека обяжется играть по правилам глины, то есть станет частью глины. Глина оживёт, а человек… Кома – очень страшное состояние для тех, кто в ней не находится… Но везде есть свои положительные стороны…
Илова: Прекратите.
Мелисс: Мне нужен символ мастера.
Горшков: Какой символ?
Мелисс: Профессор должен оставить в големе свой символ, знак работы. Символ жизни.
Горшков: Ничего не понимаю.
Мелисс: Он находится внутри этой твари, но если заставить с помощью заклинаний её выплюнуть, тогда голем… Пшик… Не боги горшки обжигают.
Горшков: Значит, вся тайна в символе?
Мелисс: Именно в нём.
Горшков: В простой бумажке?
Мелисс: В простой бумажке.
Горшков: Как всё банально.
Мелисс: Я бы сказал: гениально просто.
Илова: Мой сын умирает, а вы здесь…
Мелисс: Мы ещё здесь! И это хорошо.
Илова: Вы… Вы… В вас нет ничего святого…
Мелисс: Ничего.
Илова: Вы продали свою душу дьяволу.
Мелисс: Увы, я их покупаю.
Илова: Тьфу на вас.
Мелисс: Взаимно. Но, к делу. (берёт в руки пиджак Горшкова, шарит по карманам, достаёт из одного маленький блокнот, листает) Голову даю на отсечение, вы даже не знали об этом.
Горшков: Что это?
Мелисс: Даже чертежи есть.
Горшков: Что там?
Мелисс: А всё даже проще, чем я думал.
Горшков: Неужели, это та самая тетрадка, из-за которой был убит профессор?
Мелисс: Сожалею, но так оно и есть.
Горшков: А почему она у меня?
Мелисс: Мне кажется, профессор хотел, чтобы вы её нашли, тогда, он надеялся, что вы не убьёте его.
Горшков: Дайте её мне.
Мелисс: Зачем? Она принесла уже достаточно горя людям.
Горшков: Дайте её немедленно или я сломаю вашу шею.
Мелисс: Берите на здоровье.
Горшков (листает): Не может быть.
Илова: Что в ней?
Горшков: И вы знали об этом?
Мелисс: Если честно, то нет. Эта тетрадка, вернее блокнот, открыл мне глаза.
Горшков: А почему я об этом не знал?
Мелисс: Вы играли по чужим правилам, как вы могли знать?
Горшков: Но догадаться я мог?
Мелисс: Могли… Хотя…
Илова: Что там написано?
Мелисс: Дайте ей прочесть.
Горшков: Никогда.
Мелисс: Она должна это знать.
Горшков: Нет.
Мелисс: Обязательно должна.
Горшков: Нет! Нет! Нет!!! И пошли все вон!!! Вон!!! Вон, я сказал!!!
Илова: Успокойтесь, нельзя же так со своими нервами.
Мелисс: Они у него железные, каменные, я бы сказал.
Илова: Вы на себя не похожи, успокойтесь.
Мелисс: И руки помойте, они у вас все в глине. И на лице кое-где выступила…
Илова: Он подцепил такую же заразу, как и мой сын.
Мелисс: А вы не замечали, господин Горшков, что когда выходите из себя, то ваше тело выделяет глиняную слизь?
Илова: Он же сейчас впадёт в кому.
Мелисс: Ни в коем случае.
Горшков: Это не правда!!!
Мелисс: Очень даже правда. Вы ведь пытались переспать с ней?
Илова: Как вы смеете?
Мелисс: Пытались. Даже не думайте мне лгать. И как? Голову даю на отсечение, что ничего не вышло.
Илова: Заткните свою поганую пасть!
Мелисс: А всё потому, что вы не человек.
Илова: Как?
Мелисс: И в вас сидит душа её сына. Но дух, вы не ослышались, дух, всё ещё в теле хозяина, и он сопротивляется.
Горшков: И?
Мелисс: Вы должны вернуть человеку его жизнь.
Горшков: Я тоже человек.
Мелисс: Увы.
Горшков: А те двадцать лет, что мы были с профессором вместе?
Мелисс: Всего лишь изменённая память её сына. Вы – это он, но гораздо хуже.
Горшков: Это неправда.
Мелисс: Вы действительно так думаете?
Илова: Значит мой мальчик в нём? И я пыталась с ним… Господи, какой позор, какой грех… С моим собственным сыном.
Мелисс: Он не ваш сын. Он – глина.
Илова: Верните моего мальчика.
Мелисс: Не ко мне, все вопросы к нему.
Илова: Выньте из него моего сына.
Мелисс: Как?
Илова: Вы говорили о заклинаниях, которые могут вынуть из него…
Горшков: Даже не думайте!
Мелисс: Я не знаю никаких заклинаний.
Илова: Как? Но вы же говорили.
Мелисс: Заклинания существуют, но датируются четырнадцатым веком. С тех пор прошло достаточно много времени. Андроидов делали, но голем… Известен только один случай. Но перейдём к нашим заклинаниям… К тому же если бы я и знал их, то не знал бы как их применить. Мёртвая наука, как мёртвые языки, можно читать про себя и понимать, что написано, но никогда не прочтёшь правильно вслух.
Илова: Но что-то должно быть?
Мелисс: Та самая бумажка.
Илова: И как мне её забрать?
Мелисс: Возьмите кинжал, разожмите ему зубы и выньте её из-под языка.
Илова: И всё?
Мелисс: Поверьте, этого более чем достаточно.
Горшков: Не подходите ко мне.
Илова: Вы не понимаете…
Горшков: Даже не думайте это сделать.
Илова: Мне нужен мой мальчик…
Горшков: Я за себя не ручаюсь.
Мелисс: Он убил уже семерых… Просто так, чтобы в итоге выяснить, что он шёл всё это время за собой по пятам.
Илова: Я достаточно намучилась, и любой ценой хочу вернуть своего сына.
Горшков: Ваша жизнь – это больше, чем цена.
Мелисс: Но вы же не убьёте собственную мать?
Горшков: Она мне не мать.
Мелисс: А кто кормил вас грудью?
Горшков: Я вскормлен не молоком.
Мелисс: А кто вам рассказывал сказки на ночь?
Горшков: Она мне не рассказывала.
Илова: Я не рассказывала, я пела колыбельную.
Мелисс: Она пела колыбельную, как мило: «спят усталые игрушки, книжки спят»…
Илова: «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, придёт серенький волчок»…
Горшков (перебивает): «И укусит за бочок»… Хватит. Она мне не мать.
Мелисс: И мне не мать, но я же не собираюсь отнять у неё жизнь.
Горшков: Я буду вынужден, если она захочет отобрать мою.
Мелисс: У вас нет жизни, и не было…
Горшков: Есть… Это у вас нет жизни, а у меня звёздная дорога впереди.
Мелисс: Чтобы пойти по этой дороге нужно освободиться от балласта – тела.
Горшков: Ещё чего.
Мелисс: Которое даже и не тело, а глина.
Горшков: Я лепил её своими руками.
Мелисс: Увы, это её сын лепил.
Горшков: Я понял. Это вы её сбиваете, единственный выход – убить вас. (хватает Мелисса, обхватывает голову, хочет свернуть шею) Ну, что теперь ей посоветуете?
Мелисс (хрипло): Бежать.
Илова: Стойте!!!
Горшков: Клянусь, это моя последняя жертва.
Илова: На сегодня?
Горшков: Навсегда!
Илова: Не делайте этого.
Горшков: Он сам меня вынудил.
Илова: Это очень серьёзная ошибка.
Горшков: Если он уйдёт, тогда мы сможем просто поговорить, но он…
Илова: Не делайте этого.
Горшков: Даже не думайте отговаривать!
Илова (подбегает к сумочке, достаёт оттуда пистолет, целит в Горшкова): Не делайте!!!
Горшков: Это безумие.
Илова: Точно, безумие, но мне не остаётся другого выхода.
Горшков: Выход всегда есть.
Илова: Какой?
Горшков: Он уходит. (сильнее сжимает Мелисса, тот стонет)
Илова: Прости, Господи…
Мелисс (хриплым шёпотом): Стойте… Если вы убьёте его, вы убьёте и своего сына.
Горшков: Видите? Поэтому я сворачиваю ему шею, и мы спокойно поговорим.
Илова: Вы не сделаете этого.
Горшков: Поспорим?
Илова: Тогда прощайте.
Горшков: Стойте. Неужели вы хотите, чтобы вместе со мной умер и ваш ребёнок?
Илова: Лучше смерть, чем вечность в небытии.
Горшков: Согласен. Но вы подумали, как вы с этим жить потом будете?
Илова: Так и буду жить, но вам-то что до этого?
Горшков: И правда. (отпускает Мелисса) Пока вам везёт, но… там кто его знает?
Мелисс: Спасибо, вы продлили мне мучения на неопределённый срок.
Илова: Не стоит благодарности. Что дальше?
Мелисс: У вас пистолет, вы и думайте.
Горшков: Отдайте его мне, не игрушка всё-таки.
Илова: Не игрушка, вот она и попридержит вас в каких-то рамках.
Горшков: Не думаю. Отдайте его мне.
Илова: Держитесь на расстоянии.
Горшков: Вы сами этого хотели.
Неожиданно меркнет свет и начинает мерцать.
Что это?
Мелисс: Не пугайтесь, неполадки с электроэнергией.
Илова: Здесь часто так, я заметила.
Горшков: Признаться, начинает раздражать.
Мелисс: Когда подъезжает бежевая «Волга» всегда наблюдаются перебои с электроэнергией. Никто не знает почему. Феномен.
Горшков: Какая бежевая «Волга»?
Мелисс: Не притворяйтесь.
Горшков: Что она здесь делает?
Мелисс: А вы догадайтесь с трёх раз.
Горшков: Что это значит?
Мелисс: Страшновато? Вы думаете, это она им нужна? Нет. Я? Тоже ни к чему? Зачем мёртвым живые?
Горшков: Так она…
Мелисс: А вы как думали?.. За вами, родимая.
Горшков: Зачем я им нужен?
Мелисс: Потому что вы (пауза) неживой.
Горшков: Хватит трепаться.
Мелисс: У вас с пульсом в порядке? Давление не беспокоит? А может температура иногда поднимается? Не помните? К врачу не обращались? И не стоит… Просто чувствуете себя физически здоровым.
Горшков: Что это значит?
Мелисс: Они себя тоже физически здоровыми чувствовали, пока вы им головы не поотрезали, вот ребята и обиделись.
Горшков: Они за мной?
Мелисс: Страшно?
Горшков: Это опять ваши идиотские шутки. (подбегает к окну) «Волга». Стоит уже.
Мелисс: Что, опять чувство юмора подвело?
Горшков: Замолчите.
Мелисс: Слышите шаги? Это они сюда поднимаются… Медленно… На ощупь… (на время разговора Мелисса слышны неестественно громкие шаги)
Горшков: Заткните пасть!
Мелисс: А как им ещё подниматься, если они и так слепые, а вы им ещё и головы удалили… Плохо у них с ориентировкой в пространстве.
Горшков: Если вы не заткнётесь…
Мелисс: Страшно? А? Так страшно, что готов обмочиться… Но не судьба… И комок к горлу подступает…
Горшков (угрожающе наступает): Я вас предупреждал.
Мелисс: Подступает к горлу и перекрывает дыхание… Тошнота… Холодный пот на спине липкий как глина…
Горшков (кашляет): Умолкни.
Мелисс: А теперь и совсем закрыло гортань… Не надо сдерживаться, нужно дать свободу рвотным позывам… Полную свободу… Освободитесь от страха… (Горшков закашливается, давится и выплёвывает скомканный кусок бумаги, Мелисс тут же его хватает) Теперь другое дело, я своего добился даже без заклинаний.
Илова: Что это?
Мелисс: Та самая бумажка, которая была мне так нужна.
Илова: И теперь?
Мелисс: Можете брать его на мушку.
Илова (нацеливает пистолет): Стой, сукин сын, или башку отстрелю.
Горшков: Нет, не надо.
Илова: Мне плевать, нажму на курок, даже не моргну.
Горшков: Не надо.
Илова (Мелиссу): Что делать?
Мелисс: Стреляйте.
Илова: А мой сын?
Мелисс: Это не ваш сын.
Горшков: Не надо, прошу.
Илова: Вы хотели убить нас, теперь ваша очередь умирать.
Горшков: Я никого не хотел убивать, я пытался взять игру на себя.
Илова: А семеро ваших жертв, включая профессора?
Горшков: Это была случайность.
Илова: Случайность?
Горшков: Я не хотел.
Илова: Прости, Господи…
Горшков: Не надо, мама…
Илова: Я тебе не мать…
Горшков: Мне тяжело в этом теле…
Илова: Господи, закрой мне глаза и дай сделать своё дело.
Горшков: «Баю-баюшки-баю»…
Мелисс: Не слушайте его…
Горшков: «Не ложися на краю»…
Мелисс: Это гипноз.
Горшков: «Придёт серенький волчок»…
Мелисс: Это обман.
Горшков: «И»…
Илова: «Укусит за бочок»… (жмёт на курок, осечка)
Горшков: Кто говорил, что у меня нет чувства юмора? Пистолетик-то пустой.
Мелисс: Как пустой?
Горшков: Она его носит для устрашения.
Илова: У меня в сумке патроны.
Горшков: Нет у вас никаких патронов, вы прекрасно это знаете.
Мелисс: У вас нет патронов?
Илова: Я лгала, у меня есть патроны.
Горшков: Нет у вас патронов, и не было никогда.
Мелисс: Ну, всё, … ! Мы обречены.
Горшков: Знаете, что я с вами сделаю?
Мелисс: Очень любопытно. (Горшков достаёт подкову и двумя руками разгибает её без всяких видимых усилий) Впечатляет.
Горшков: Надо думать.
Илова (целит пистолетом в Горшкова): Не подходите к нам!!!
Горшков: Вы издеваетесь надо мной? Мелкие людишки, жалкое подобие живых существ, падальщики и могильщики. Что вы можете мне сделать? Скоро легионы таких как я будут шагать по этой земле, не уничтожая природы и не истребляя её запасы. (каждый шаг Горшкова становится всё скованней и скованней, в конце концов он замирает) Человечество – тупиковая ветвь животного мира.
Илова жмёт на курок, раздаётся выстрел, Горшков падает и распадается на части.
Мелисс: А говорили: патронов нет.
Илова: Что с ним?
Мелисс: Без этого символа – он ничто, просто кусок глины.
Илова: Не могу поверить, что всё закончилось.
Мелисс: И не верьте. Ничто никогда не кончается.
Илова: Вы о чём?
Мелисс: О своём, о девичьем.
Мерцающий свет гаснет, тишина, в полумраке видны тени неторопливо ходящие по комнате.
Свет включается. Мелисс и Илова стоят в комнате.
Илова: Что это было?
Мелисс: Люди из бежевой «Волги».
Илова: А что они здесь делали?
Мелисс: Собрали осколки Горшкова и унесли с собой.
Илова: Зачем?
Мелисс: Не знаю, может в своём музее будут показывать… А потом, какая разница?
Илова: И то верно. Выпьем вина?
Мелисс: Аднакась, было бы не плохо, но мне пора. Ну и ну…
Илова: Что такое?
Мелисс: Один из них голову забыл, видимо перепутал с головой Горшкова, нужно вернуть хозяину. (подходит к окну, выкидывает голову вниз) Уехали. Жалко. Надеюсь, до утра заберут, пока люди на работу не пошли. (слышен женский вопль издалека) Кажется я что-то напутал. Сколько времени?
Илова: Утро уже.
Мелисс: Поют петухи, и… как там в сказке поётся?
Илова: Рано ещё до петухов, хотя поджимает. А что вы будете делать с тетрадкой и бумажкой? Наплодите армии големов и в бой за правое дело? А во главе легиона – вы, новый бог, собственной персоной, новый создатель и вдохновитель, этакий разрушитель в человеческом теле!
Мелисс: Что вы!? (сжигает бумаги) Предпочитаю наверняка: ядерная боеголовка или напалм, смотря какой результат преследуется.
Илова: Интересная концепция.
Мелисс: Главное практичная и действенная. Целую ручки.
Илова: А я?
Мелисс: А что вы? Езжайте домой, у вас всё в порядке.
Мелисс уходит.
Илова (звонит по телефону): Это я… Как он?.. Что???… Когда поднялся?… Десять минут назад?.. А что врачи говорят?.. Ничего не понимают?.. Всё, я лечу… Потом расскажу, дома… (кладёт трубку, заглядывает в барабан пистолета) Ничего не понимаю, пусто же. (убирает пистолет обратно в сумку, осматривает комнату, как бы прощаясь с ней, идёт к выходу)
Входит Мелисс, протягивает Иловой бумажный лист.
Мелисс: Простите, совсем забыл: ваш счёт.
Илова: Какой счёт? (читает, не замечая, как Мелисс уходит) Вот это да, смех какой. Вы опять за свои шутки? (смеётся) Ну вы и замахнулись. Так вот откуда пуля взялась! И что, за это душу? А причём здесь моя душа? (осматривается, видит, что Мелисс ушёл, беспокоится) Эй, вы где, прекращайте. Куда вы ушли? Эй???
ЗАНАВЕС
|
|