Подсчитано, что примерно треть своей жизни человек проводит во сне. Да что там треть! Такие верноподданные царства Морфея, как я, не колеблясь, готовы угрохать на этот крайне приятный физиологический процесс целую половину! На первый взгляд подобное положение вещей может показаться не слишком справедливым и в некотором роде даже обидным. В самом деле, куда уходят наши годы? Сколько белоснежных простыней мы вытираем в пыль своими разнеженными телами? Как много важного и полезного мы успели бы доделать, сделать и переделать, если бы да кабы. Но факт остается фактом, природа непреклонна, организм требует своего и категорически отказывается от участия в экспериментах по повышению суточного процента бодрствования. А раз так, то я предпочитаю согласиться с одним моим немецким другом, утверждавшим, что все действительное разумно. И, с радостью смирившись с необходимостью спать, я пришел к выводу, что во сне я вовсе не теряю бесследно часть своей жизни, а, напротив, проживаю еще одну, параллельную, возможно, гораздо более яркую и насыщенную впечатлениями. По крайней мере, за последнее время мое реальное существование меня ничем, кроме вируса гриппа, не позабавило.
Вообще-то, я никогда не мог пожаловаться на скудность сновидений, и мне казалось, что все вокруг испытывают нечто аналогичное. Помню, как-то еще в детстве я услышал словосочетание, которое поразило меня своей очевидной тавтологичностью: «цветной сон». А какой же еще? Разве бывают иные? Оказалось, что бывают. Тогда мне стало многое понятно. Человек, которому не снится ничего интересного, вполне может себе позволить спать четыре часа в сутки, а остальное время непрерывно работать, исключительно чем, собственно, впоследствии и прославиться.
Но мне не нужна слава. Мне вполне хватает эмоций, красочных картинок и фантастически закрученных сюжетов. Поэтому я все больше начинаю ценить ту сферу своей жизнедеятельности, что лежит за плотно закрытыми глазами. Я всегда засыпаю с улыбкой, поскольку знаю, какие бы катастрофы и кошмары ни посетили меня во сне, я все равно проснусь в своей постели, целый и невредимый. Разве это не здорово – быть героем полного сумасшествия и, главное, без никаких последствий? Вот бы еще сделать сон более управляемым!
Конечно, подобные идеи и раньше приходили мне в голову, но острой необходимости всерьез задуматься над их осуществлением до настоящего момента у меня не было. Но в свете последних не очень веселых событий моей обыденной жизни и благодаря неожиданному откровению, посетившему меня во сне, я понял, что настало время решительных действий.
Дело в том, что вчера мне впервые в жизни приснился эротический сон. Не то чтобы какие-то там виноградные гроздья голых баб или батальные сцены из биографии порнозвезд и животных. Нет, мне приснился обыкновенный, но самый что ни на есть полноценный половой акт со всеми его обязательными фазами и атрибутами.
Возможно, кто-то, с кем нечто подобнее происходит практически каждую ночь, не поймет моего изумленного смятения точно так же, как когда-то я был удивлен тем восторгом, который испытал знакомый дядя, вдруг увидевший цветной сон на фоне вереницы обычно черно-белых. Но со мной, действительно, ничего такого ранее не случалось. Наверное, хотя бы потому, что этих ощущений мне просто с избытком хватало наяву. Но теперь ситуация изменилась, а привычка-то осталась, и компенсация, выплаченная моему молодому здоровому телу в виде сновидения с пометкой
«только для взрослых», оказалась настолько приближенной к реальности, что в самой финальной точке я истошно закричал и проснулся. Я с ужасом ощупал свое нижнее и постельное белье и вспомнил о тебе.
Хотя «вспомнил» – все-таки не то слово. На самом деле, я практически ни на минуту не переставал думать о тебе. Я и раньше частенько ловил себя на том, что мысленно пролистываю стоп-кадры твоих контрастных изображений. А теперь, когда ты уехала, мне, собственно, больше ничего и не остается. Неудивительно, что мой мозг, недополучивший исходящих от тебя сигналов, нарисовал твою точную копию и выдал мне в форме сновидения да к тому же и упаковал столь пикантным образом. Ведь я еще не успел привыкнуть к мысли, что в самом ближайшем будущем мне неминуемо придется подыскивать тебе достойную замену. Пока что я не хочу думать о том, что мы расстались навсегда. Но, видимо, так оно и есть.
Ты уехала в Канаду. Это очень далеко. Ты сообщила мне об этом, когда все уже было давно решено и практически готово. Осталось только собрать вещи и присесть на дорожку. Разумеется, я присел, но вот подняться и донести до такси твои чемоданы мне было чертовски тяжело: ноги наотрез отказались участвовать в параде в честь твоего отъезда. Я знал, что было глупо и совершенно бессмысленно спрашивать тебя, зачем и ради чего, взывать к твоим несомненным патриотическим чувствам и, главное, изумляться, почему ты не позвала меня с собой. Во-первых, я прекрасно понимал, что человек с таким абстрактным гуманитарным образованием, как у меня, может там с успехом разве что подметать в парке желтые кленовые листья. Но другое подозрение мучило меня больше. Мне начало казаться, что ты не просто уехала в Канаду, ты уехала от меня.
Конечно, я нисколько не стремлюсь преувеличить свою субстанциальность и не считаю себя столь значительной и грозной фигурой, из-за которой можно бросить все и бежать, сломя голову, через моря и океаны. Но я полагаю, что при подсчете всех «за» и «против» наличие в твоей жизни меня сыграло скорее в пользу отъезда. Просто до этих пор никак иначе ты не могла разорвать нашу пробуксовывающую связь. Что ж, в итоге ты выбрала весьма эффективный способ и, пожалуй, единственный.
Однако подобные мысли посещают меня лишь в минуты рефлексивного откровения. В остальное время, отбросив голую самокритику, я тешу себя предположением, что ты уехала просто потому, что ты талантливый программист, и от таких предложений психически здоровые люди не отказываются. И если бы это было хотя бы слегка возможно, ты бы смогла пусть даже всего лишь пообещать, что мы все равно будем вместе.
И, честно говоря, вчерашняя ночь порядкам прибавила мне уверенности. Если я видел и ощущал тебя так явственно и четко, то какая, к черту, разница, сон это был или не сон? С учетом полной невозможности общаться с тобой реально меня вполне бы устроила перспектива периодически натыкаться на тебя в фазе быстрых движений глаз. Я никогда не был радикалом, всегда охотно шел на компромиссы и умел получать удовольствие даже от самых, казалось бы, незначительных жизненных радостей.
И тут мой рассудок пронзила еще одна, без ложной скромности скажу, гениальная идея. А что, если сделать так, чтобы в то время, когда ты столь реально снишься мне, я так же снился бы тебе? Ведь тогда мы смогли бы по-прежнему встречаться! Пусть во сне, но сон – это же, как минимум, треть жизни. А разве, пока ты не уехала, мы были более неразлучны? А наяву, когда ты была бы недоступна, можно было бы представлять, что ты просто ушла на работу. А разве раньше было по-другому?
И я принялся за дело. Я рисовал графики, изучал биоритмы, сверялся с фазами луны и картами звездного неба, я извлекал из памяти безоблачные моменты нашего сосуществования. Я пытался построить систему, призванную безошибочно продуцировать сновидения определенного содержания. Без деталей, конечно, но с достаточно четкой направленностью. И в итоге я разработал комплекс специальных упражнений для каждого сезона и психофизического состояния. В качестве дополнительных опорных средств я использовал фотоальбом и набор мной же составленных мантр. Так как в интимном плане нам с тобой всегда удавалось достичь определенной гармонии, я верил, что и здесь мы сумеем добиться необходимой синхронности.
Оставалось единственное препятствие – разница во времени. Одним махом ты перепрыгнула сразу через несколько часовых поясов. Поэтому мне пришлось перейти на работу в ночную смену. И как только я приспособился к новому ритму жизни, я сочинил подробную инструкцию и выслал ее тебе по электронной почте.
Сон-встреча № 1
Мы в Канаде. И хотя никаких объективных признаков, указывающих на этот очевидный факт, не наблюдается (мы в моей, все той же, квартире), но во сне всегда абсолютно точно знаешь, где находишься.
Поэтому я уверен, что вокруг Канада, а внутри что-то, напоминающее музей. По крайней мере, я, гордый и счастливый, хожу по комнате с указкой, тычу ею в разные предметы и даю, как мне кажется, весьма исчерпывающие пояснения.
Вот этот гобелен вышивал сам Поль Гоген. А это портмоне мне подарил Клод Моне. А вон к тому деревянному пегасу крылья приклеивал Пабло Пикассо. А эти шпунтик да винтик прикручивал сам Леонардо да Винчи. На них держится большой транспарант, который раскрашивал Харменс ван Рейн Рембрандт. Вон в том углу Марк Твен любил попивать портвейн, а Винсент ван Гог в долг под процент наливал теплый грог. А этот диван и пух для перин мне привез Антуан де Сент-Экзюпери. А эту трухлявую старинную марку я купил у Эриха Марии Ремарка. А на вот этом потертом рубле расписался сам Франсуа Рабле. Чтобы не упустить деталь ни одну, мы подходим к распахнутому окну. Видишь мельницу вон там вдали? Ее построил Сальвадор Дали. А в этих смешных ярко-желтых домах проживали сын и отец Дюма.
Но ты, похоже, не слушаешь меня. Тебя, вообще, нет. Я хожу по пустой комнате кругами. Неужели я приехал только для того, чтобы убедиться, что ты отсутствуешь даже здесь?
Но нет, ты снова рядом, но лица твоего я не вижу. Лишь размытые контуры и венок из засохших остроконечных листьев. Но во сне всегда абсолютно точно знаешь, с кем имеешь дело.
Ты подходишь и тихо шепчешь:
– Прости меня...
Отлично! Как хорошо это ты придумала! И как ловко и просто это у тебя получилось!
Плюнула, растоптала, а потом попросила прощенья, и я уже растаял и размяк. Чем-то мне все это напоминает логику православного разбойника, который после кровавого грабежа спешит на исповедь, кается, девятнадцать раз читает «Отче наш» и, получив отпущение грехов, отправляется на очередное дело. Разве извиненья твои мне нужны? Разве важны мне слова, которые ты так легко произносишь? Я же прекрасно понимаю, что последует за ними. Я прощу тебя, и ты снова уйдешь, и я снова прощу тебя, когда ты снова попросишь прощенья.
Но, боже мой, теперь-то какое это имеет значение? Я хватаю тебя за руки и безапелляционно предлагаю:
– Давай есть абрикосы и целоваться!
– Давай просто целоваться, – говоришь ты.
– Давай, – без колебаний соглашаюсь я, и мы даем.
Уподобившись Юлию Цезарю, я одной рукой сдергиваю с кровати покрывало и шарю в поисках подушки, другой – технично избавляю тебя от предметов верхней и нижней одежды. Чем в это время занят мой рот, история предпочитает умалчивать. В общем, «уберите ваших детей от наших голубых экранов». Мгновенно мое сознание сужается до точки, да и тело порядком редуцируется и превращается в один лишь осязательный орган. Закрыв глаза, я кидаюсь в раскаленную бездну. Я не успеваю произнести ритуальную фразу «а как же СПИД?» и позаботиться о разумном планировании семьи. Да и, собственно, зачем? В том-то и состоит основная прелесть сна, что последствия какого бы то ни было рода невозможны.
Похоже, что и ты сама истосковалась по незатейливым физиологическим радостям. Честно говоря, такой пылкой реактивности я от тебя даже не ожидал!
– Что творят канадцы! – офигевая от восторга, кричу я, тут же получаю клюшкой по голове и просыпаюсь.
Сон-встреча № 2
Я на концерте во Дворце Спорта. Со мной две девочки. С обеих сторон они поддерживают меня за локти. Хихикая, мы плавно передвигаемся по залу, ведем светскую жизнь. По гениальной задумке организаторов концерт совмещен с выставкой собак. Наверное, они должны заполнять паузы между гипотетическими исполнителями. И, видимо, сейчас как раз такой момент. На сцене исключительно коричневые доги. Под бравую музычку они вышагивают ровными шеренгами, синхронно шевеля ушами. Поистине картина, достойная пера художника-мультипликатора.
Мы выходим в коридор. Девочки пытаются угостить меня пивом. Мне пива хочется, но ситуация представляется мне не очень по-джентельментски красивой. В процессе веселого выяснения отношений я обнаруживаю в толпе твою выгнутую спину. Ты стоишь метрах в десяти от нас, в руке держишь поводок, к которому прикреплено нечто тонконого-несуразное.
Я вдруг понимаю, что ты уже неделю здесь в отпуске, и на самом деле я об этом знал. Интересно, ты и дальше собиралась не объявляться? И если бы мы случайно не столкнулись, то мы что, вообще, могли не встретиться?
Похоже, ты меня не видишь. Наклонившись, ты пытаешься что-то тщетно втолковать своему неразумному питомцу. Раньше у тебя никогда не было собаки. Ты привезла щенка о т т у д а. Наверное, чтобы он прошел какое-то особое освидетельствование. (Во сне события часто не подчиняются обычной логике. И если мне что-то кажется непонятным, я всегда стараюсь дать этому какое-нибудь приемлемое объяснение.)
Отцепившись от своих очаровательных спутниц, я подхожу поздороваться.
На твоем лице я не замечаю ни удивления, ни чрезмерной радости по поводу нашей столь неожиданной встречи. Словно мы с тобой не те двое, что некогда были связаны плотными мучительными узами и затем пережили долгую разлуку, а просто вежливые соседи, которые ежедневно раскланиваются друг с другом на лестничной площадке. Мы обмениваемся идиотскими бессодержательными фразами. Я не знаю, как удержать этот дохлый разговор, но ты первая устаешь изображать холодное безразличие.
– Ну, рассказывай, как ты тут жил без меня, – говоришь ты, – что делал?
Глаза твои косятся в сторону хихикающих и машущих мне ручками девочек, губы складываются в недобрую усмешку, и ты добавляешь:
– Вижу, не зеленел от горя.
– Знаешь, – отвечаю я, – если бы тебя, действительно, интересовала моя личная жизнь, ты бы принимала в ней куда более активное участие!
Надо же, я еще должен оправдываться! Это просто возмутительно.
– Да ладно, – ты якобы равнодушно пожимаешь плечами.
– Вот именно! – продолжаю я. – Я же не спрашиваю тебя про твоих заморских ухажеров!
– А ты спроси! – предлагаешь ты.
– А мне неинтересно! – огрызаюсь я.
– А мне интересно! – говоришь ты. – Все-таки ты мне не чужой дядька с улицы. Разве ты никогда не слышал, что мы в ответе за тех, кого приручили?
Будто подтверждая данное изречение, твой щенок присаживается и с удовольствием делает огромную пузырящуюся лужицу. Ты ойкаешь и прячешь своего маленького друга в кошелек, предварительно сложив его вчетверо. Это неудивительно: щенок вырезан из бумаги.
Почему-то мы с тобой уже на улице. Дует сильный ветер, и мы кутаемся в одно полосатое покрывало. Тебе холодно, и ты прижимаешься ко мне своим трясущимся телом, но ты все-таки несколько обижена и поэтому периодически пытаешься от меня отстраниться. Но я крепко тебя держу, и наши лица так близко, что я вижу каждую веснушку на твоем порозовевшем носу. (Странно, у тебя никогда не было веснушек.)
– Я же беспокоюсь о тебе, – продолжаешь ты.
– А напрасно, – говорю я. – Ты уже свой выбор сделала, и теперь нечего обо мне беспокоиться. У меня все в порядке. И хотя за последнее время моя личная жизнь стала, признаюсь, менее регулярной, но зато более разнообразной. В какой-то степени одно другое компенсирует.
– В таком случае можно тебя поздравить. И ты хочешь сказать, что это благодаря мне?
– Не благодаря, а н е с м о т р я н а, – отвечаю я.
И тут я понимаю, почему одет не по погоде. Я же оставил куртку в гардеробе! Мама дорогая, мне же нужно на концерт!
– Ты идешь? – спрашиваю я тебя.
– Вообще-то, у меня билета нет. Но если ты мне его купишь, то я пойду с превеликим удовольствием.
Почему ты всегда ведешь себя так, будто я тебе что-то должен? А сегодня твои претензии особенно нелепы. Разве я что-либо тебе обещал? Мы встретились чисто случайно, и с твоей стороны было бы странно рассчитывать именно на маю финансовую поддержку. И потом, при сравнении наших доходов неизбежно возникает вопрос, а не хочешь ли ты оплатить мою поездку на Луну? Поэтому я честно заявляю:
– У меня нет денег.
– Как, совсем? – справедливо сомневаешься ты.
– Конечно, что-то у меня есть. Но если я сейчас куплю тебе билет, то потом буду просто ходить пешком.
– Ты что, копишь на машину? – ты недоверчиво кривишь свою ослепительную рожицу.
– Зачем же так мелочиться: «на машину»? На автобус! – говорю я.
– А зачем тебе автобус? – не понимаешь ты.
– Ты что, совсем потеряла связь с неприкрытой реальностью? Или у вас в буржуинии напрочь отсутствует понятие общественного транспорта? – с откровенным ехидством отвечаю я. – Как это «зачем мне автобус»? По городу передвигаться! Просто денег у меня осталось ровно столько, чтобы до конца месяца я мог спокойно кататься на автобусах.
– Ну, тогда иди! – резко произносишь ты. – Иди, а то опоздаешь. Тебя там, наверное, уже заждались эти твои...
И ты замираешь в поисках емкого хлесткого слова.
– Это просто мои хорошие знакомые, – говорю я.
– Да ладно, рассказывай! – заявляешь ты с таким видом, будто знаешь о моей интимной жизни больше, чем я.
– Но это правда мои просто знакомые! – я зачем-то все еще пытаюсь тебя в этом убедить. – Разве ты сама никогда ни с кем не дружила? Или ты спишь со всеми, кого знаешь?
– Разумеется, нет. Но неужели, когда я говорю, что поехала на рыбалку со своими «просто старыми приятелями», то ты мне веришь?
– Конечно! – отвечаю я.
– Ну и дурак! – говоришь ты и уходишь.
Я проснулся со странным ощущением легкого недоумения и даже некоторой тревоги и пол-утра не мог понять, в чем же дело. И тут передо мной всплыли все мельчайшие подробности моего сновидения. Я выронил ложку и чуть не поперхнулся глотком чая. Господи, уж лучше б мне приснилась формула бензола!
Кто бы мог подумать, что мой экспериментальный план сработает столь безукоризненно! И если наша первая встреча во сне носила характер почти исключительно фантастический, то вторая уже была порядком исковеркана ростками сурового реализма. Что же в таком случае ожидает нас в дальнейшем? Полная натурализация отношений? Но разве этого я хотел? Зачем же нам тогда продолжать встречаться при помощи безграничных возможностей сна, если мы их не используем, если мы все равно возвращаемся к прежним взаимосвязям, которых в реальности мы стремились избежать?
Задумывая создание второй, параллельной жизни с тобой, я, честно говоря, рассчитывал на радужную утопию. Однако я признаю, что если настоящий мир далек от идеала, то его отображение в образах сновидений вполне может иметь некоторые изъяны. Не стоит так сразу отчаиваться.
Я решил затаиться и выждать паузу. Возможно, я просто поторопился, я захотел поиметь тебя сразу и целиком. Получилось достаточно коряво. Наверное, нужно дать нам хотя бы немного времени, чтобы друг по другу соскучиться.
Я пересмотрел все свои теоретические выкладки, внес кое-какие поправки и начал тщательно готовиться к нашей следующей встрече.
Cон-встреча № З
Ты мокнешь в ванне. Наружу торчат одни глаза. Все остальное покрыто плотной неаппетитной пеной, я даже не знаю, есть ли у тебя тело.
– Закрой дверь, дует, – говоришь ты и булькаешь лиловыми пузырями.
– Надеюсь, не с обратной стороны?
В любом случае, уходить я не намерен.
– Можешь оставаться, – отвечаешь ты. – Мне все равно. Или ты думаешь, что нам еще есть, чем друг друга смутить и удивить? А, собственно, зачем ты пришел? Потереть мне спинку?
– Нет, грудку! – произношу я таким гнусным голоском, что сам себе поражаюсь.
– Фу! – ты швыряешь мне в лицо холодную липкую мочалку. – А слово-то какое мерзкое отыскал. Tы бы еще сказал «грудину»!
На самом деле, есть еще много не менее прекрасных слов. Например, «филе» или «вымя». Но я понимаю, что их употребление в данной ситуации не уместно. Я сажусь на край ванны, ловлю под водой твою детскую лодыжку и, отбросив предполагаемое лирическое вступление, которое я и так уже порядком подпортил, приступаю непосредственно к животрепещущей теме:
– Ты скучаешь обо мне?
Ты перестаешь булькать, заметно мрачнеешь и съеживаешься, но ногу свою, однако, не выдергиваешь. Плавно скользнув по ней ладонью, я останавливаюсь в районе колена и чуть настойчивее повторяю свой вопрос. Ты делаешь ртом большой глоток воздуха и отвечаешь, механически глядя прямо перед собой:
– Тебе сказать «да» или правду?
Мои пальцы под водой рефлекторно сжимаются и впиваются в твое мягкое распаренное тело. Жаль только, что это не шея. А то я бы просто придушил тебя, и делу конец. Сколько можно надо мною измываться? Да я и сам-то хорош! Еще на что-то надеялся. Дурак.
– Пусти, мне больно! – сквозь зубы произносишь ты.
– Больно? – вскакивая, вскрикиваю я. – Неужели? Ну, хоть так тебе больно! А то я думал, что ты уже совершенно бесчувственная! Я к ней со своей стонущей душой... Да толку-то? Все равно, что об стенку головой стучать! Идиот! Ведь с самого же начала было ясно, что бесполезно ожидать чего-либо от человека, который не способен любить просто по своему определению!
Ты резко погружаешься под воду, тут же выныриваешь, встаешь в ванне в полный рост и сдергиваешь с вешалки полотенце. И пока ты судорожно избавляешься от клочков пены и особо крупных капель, я в очередной раз успеваю оценить прелести твоей божественной конституции. Прямо босиком ты выпрыгиваешь на пол и устремляешься к двери. Я хватаю тебя за руку и пытаюсь заглянуть тебе в лицо и прочитать в твоих мокрых ресницах, слезы это или всего лишь вода. Ты упираешься и отворачиваешься, но потом неожиданно вскидываешь голову и начинаешь говорить, не моргая, глядя мне точно в глаза:
– Как это удобно! Как здорово ты все себе придумал и объяснил! Проще всего обвинить меня в том, что я не способна любить. А что т ы сделал для того, чтобы я тебя полюбила?
– А разве мало? – искренне недоумеваю я.
– «Мало» – не то слово, – отвечаешь ты. – По-моему, ты делал все, чтобы я тебя возненавидела, и то у тебя ничего не получилось.
Ты сказала это и уехала в Канаду.
Я проснулся, если не в холодном поту, то в состоянии, весьма близком к данному. Действительно, здесь было чему ужаснуться. Я встал с постели, подошел к окну, но занавесок распахивать не стал, а так и стоял, уставившись куда-то сквозь них практически невидящим взглядом. Господи, что же я опять наделал! Я обхватил голову руками, будто испугавшись, что она сейчас оторвется и покатится по полу, цепляясь за торчащие стыки линолеума моими аккуратными ушами.
Но тут меня посетила одна невероятно очевидная идея. Собственно, а стоит ли так расстраиваться? Ведь это же только сон! И не более того! Всего лишь моя маленькая надуманная проблемка. Вполне возможно, что мое беспокойство о тебе совершенно напрасно. И хотя в глубине души я все же надеялся, что моя система виртуальных встреч практически безупречна, но на самом деле нет никаких гарантий, что наши состояния совпали, и ты видела тот же сон.
А может, тебе снится, что ты меня любишь?
апрель 2000
|
|