Страна за облаками
Они сидели на маленькой круглой полянке. Был золотисто-голубой, легкий от паутинок день, наполненный запахами опавших листьев, грибов и горячей сосновой смолы.
- А погулять не хочешь? – спросил Андрей. Несколько тропинок уводили в чащу. Лес загадочно улыбался.
- Что-то я устала, - Наташа лениво потянулась и разлеглась прямо на нагретой солнцем траве.
- Простудишься, - покосился он на нее.
- Не-а. Тут тепло.
- Земля сырая.
- У меня комбинезон водоотталкивающий.
Тогда Андрей снял с себя курточку и расстелил на земле.
- Спасибо, мой добрый рыцарь. – Наташа, заслонив глаза от солнца, рассматривала парящую в небе фигурку, пока та не скрылась за деревьями. Девушка летела вертикально, будто имея под ногами невидимую опору, сложив на груди руки.
- Это кто-то из ваших?
- Нет, наверно, другой клуб. Или вообще одиночка.
Наташа помолчала, лениво кусая сухую травинку. Теперь она рассматривала Андрюшкины серые глаза и ресницы - длинные, темные, изогнутые. Любая девушка позавидует.
- Я тоже буду одиночкой.
- А играть в команде тебе уже надоело? – спросил Андрей, подкалывая ее.
- Да, если честно, - сказала Наташа. – Пролететь в кольцо команды соперников… Какая-то детская игра. А когда тебя ловят в сачок, и вовсе неприятно. Болтаешься в нейтрализующем поле, как бабочка в марле.
- Для того и неприятно, чтобы ты реже попадалась, - сказал Андрей назидательно. Наташа засмеялась.
- Нет, я хотела бы просто летать, совершенно свободно… даже без гравилета.
- Ой, дите ты, дите.
- Дите так дите. Именно дети летают во сне.
Тогда Андрей рассказал ей о тибетских монахах времен позднего патриархата.
- Они в совершенстве владели своим телом. Не просто сушили простыни на спине в мороз, это и сейчас любой сможет, если захочет. Говорят, они владели левитацией.
- Меня это не удивляет, – заявила Наташа. – Я чувствую, что люди когда-то умели летать без всяких приспособлений! - Андрей только улыбнулся и сказал:
- Наверно, это было не просто.
- Они знали какой-то секрет, - сказала Наташа. – Может быть, просто не боялись оторваться от земли. А ты почему не летаешь? – добавила она минуты через две. – Только не говори, что мальчиков сейчас совсем не берут.
- Ну, мы, мужики, вообще лентяи. В шахматы играть легче.
- Врешь ты все.
Наташа хмыкнула. К ее удивлению, летать нравилось далеко не всем. Люди, заполучив наконец власть над гравитацией, не ограничились созданием удобного и недорогого транспорта, они реализовали давнюю мечту человечества. Мечта обманула, как это часто бывает. Многие девочки на ее глазах пробовали и бросали, когда птичья легкость не приходила ни в первом, ни во втором полете. Чтобы научиться, требовались напряжение и дисциплина, и многих это отпугивало. Наташе это было совершенно непонятно.
Они еще немного посидели, жмурясь под солнышком, пробивавшемся сквозь верхушки деревьев, потом Андрей сказал:
- Пора домой?
- Пора. Давай я тебя провожу, - сказала девочка.
- Я могу проводить тебя, а потом вызвать машину.
- Стоит ли утрировать, любитель древних обычаев? Доставьте мне удовольствие, сэр.
- У вашего мальчика повышенный уровень агрессии. Мы рекомендуем провести цикл психологической коррекции в нашей клинике.
У Софии даже потемнело в глазах от неожиданной тревоги.
- Это надолго?
- Недели на две.
Психолог смотрела на нее проницательно и с сочувствием.
- Я догадываюсь, что вы наслышались всякого о наших центрах. Но для шестилетнего мальчика методы коррекции не такие, каких вы боитесь. Игровая методика… беседы с психоаналитиком. Самое большее, что может понадобиться – сеанс легкого гипноза для лучшего внушения. Ничего общего с психокодированием, поверьте.
София страшно расстроилась. Она, конечно, знала, что многие мужчины подвергаются психологическому давлению, но никогда не задумывалась, что такое произойдет с Павликом. По крайней мере, не сейчас. Он же маленький мальчик. Наталье уже пятнадцать, а она ни разу не ночевала вне дома. И тесты она проходила без малейших проблем, - и в шесть, и в девять, и в двенадцать лет. София привыкла считать это чем-то формальным. Ей просто давали распечатку, где говорилось: коммуникабельность столько-то процентов, склонность к лидерству столько-то, предполагаемый характер профессии, и тому подобная ерунда. В двенадцать лет из-за повышенной склонности к неоправданному риску и неуверенности в себе рекомендовали учиться летать с антигравом. В результате девчонка всерьез увлеклась полетами и счастлива по уши. Вот и все.
- Но у моей дочери уровень агрессии тоже двенадцать, - вспомнила София.
- Да, для девочек это норма. Даже гораздо более высокий уровень у них легко компенсируется.
«А если не компенсируется, должен же кто-то и в полиции работать», подумала София.
- И все-таки вы напрасно переживаете. В конце концов, вы можете сами спокойно продолжать воспитывать сына. До тринадцати лет за ребенка отвечает только мать. А можете доверить специалистам немного помочь вам. – Она улыбнулась.
- Просто в раннем возрасте коррекцию проводить гораздо легче. Тот мужчина, чей пример у вас перед глазами, наверняка не был в нашем центре в шестилетнем возрасте?
Это была правда. Игорь был всего на год старше Софии, и росли они рядом. София бы помнила, если бы его забирали из дома хотя бы ненадолго.
- Вы умеете уговаривать, - София кисло улыбнулась.
- Это моя работа. Но вам и правда не о чем беспокоиться. Лучше всего привезите мальчика сегодня же, так будет легче и вам и ему. Можете быть с ним по вечерам сколько хотите.
К удивлению Софии, Павлик довольно спокойно отнесся к переселению. Рекреационный сектор центра больше всего напоминал парк аттракционов, и мальчик воспринял все как увлекательное приключение. София чуть-чуть успокоилась.
- Наташа, расскажите нам о клоновском всплеске.
Сидящий в расставленных полукругом креслах класс замер, переваривая странный вопрос. Понятно, если учитель просит что-то проанализировать, но изложить события! Только Ленка с Маринкой продолжали, ничего вокруг не замечая, шептаться о чем-то своем. О мальчиках, конечно. Наташа слышала, как сидящая слева Маша пытается что-то подсказать ей, а Танюшка слева лихорадочно листала книгу. Разложила на коленях, раскрыла на нужном месте и как бы нечаянно повернула так, чтобы Наташе было видно. Наташа скосила глаза в учебник.
- Наташа, идите сюда, - спокойно сказала учительница и хлопнула ладонью по креслу рядом со своим.
- Ну, так что же клоновский всплеск?
- Явление относится к середине двадцать первого века, - покорно продолжала Наташа. - Для этого времени было характерно преобладание клонов среди населения, и мужчин среди клонов. Лет через пятьдесят лет количество клонов резко пошло на спад, а люди, размножавшиеся естественным способом, оказались более жизнеспособными благодаря положительной мутации, условно названной «индиго».
- Отчего же вымерли клоны?
Наташа вспыхнула, раздраженная тем, что оказалась в унизительном положении. Учительница спокойно ждала. Было слышно, как по коридору за дверью с визгом и смехом протопала младшая группа девочек. Наверное, в бассейн.
- Вы же знаете, сударыня, что я не увлекаюсь историей.
- А вы прекрасно знаете, Наташа, что учебные нормы устанавливаю не я. Девочки, вы можете идти, все на сегодня.
Девчонки весело направились к выходу. Обрадованная Наташа тоже собралась улизнуть.
- Наташа, а вы задержитесь, пожалуйста.
Наташа опустилась обратно в кресло, расправив складки длинной юбки.
- Приходи потом ко мне, - шепнула Танюшка, проходя мимо.
Комната опустела, и стало очень тихо. Слышно было только, как внизу за стрельчатыми окнами хихикают девчонки.
- Наташа, почему у вас при большом количестве учебных часов такие плохие оценки за тестирование?
Наташа в ответ только опустила глаза.
- Наташа, вы же знаете, что умолчание – разновидность лжи.
- Я должна вас разочаровать, госпожа Валентина. У меня нет хакерских способностей, и я не лазила в контрольный блок. И к тому же почему я тогда не исправила оценки?
- Если бы вы попытались, то знали, что именно оценки хорошо защищены. Но в чем же тогда дело? – с любопытством спросила Валентина.
Отмалчиваться было невозможно, и Наташа брякнула, не найдя лучшего:
- Никто ведь не мешает принести с собой книжку и почитать, пока идет фильм.
- Н-да, - сказала учительница, - забавно. Значит, я должна вас караулить, как шестилетнюю малышку, когда вы смотрите учебные фильмы?
- Ну зачем же, - Наташа снова вздохнула. Я и так не стану больше таким заниматься. Это неэффективно.
- Как хорошо, что мы так и не отказались от бумажных книг. Чудесно. Наташа, вам же пятнадцать лет!
- Что же теперь делать? Я увлеклась.
- С вашего позволения, я все-таки буду присутствовать при итоговом тестировании. Сообщите мне, когда будете готовы. Хватит вам месяца? И обещайте мне не читать ничего такого увлекательного, пока не пройдете расширенный курс.
- Почему расширенный? – удивилась Наташа.
- Ну должно же для вас быть какое-то наказание.
Наташа сердито водила пальцем по собственной коленке. Каждую неделю соревнования – их спешат провести до начала зимы, а тут еще штудируй расширенный курс! Расширенный – это же с конца двадцатого века, про всякие там женские партии и конгрессы. Наверно, придется по ночам. Просто произвол. Почему курсы по экологии, медицине, химии выбирают по желанию, а историю приходится учить, хочешь – не хочешь. Психология, этика, социология… Неудивительно, что «домашнее» образование растягивается до семнадцати лет.
- А что вы читали с таким увлечением?
Наташа помолчала несколько секунд, не в силах сразу свернуть на мирную тему. Потом вытащила из папки книгу.
«Влияние зодчества средневекового патриархата на современную архитектуру». Внутри – рисунки и чертежи.
- Хорошо, что вы так серьезно настроены. Вам нравится наш Дом, Наташа?
- Конечно. Только мне бы хотелось строить что-нибудь непохожее на крепость, но такое же красивое. Мы живем слишком высоко от земли. И выходов так мало. Если бы можно было в любую минуту выйти в парк…
Наташа остановилась, чтобы не выбалтывать свои совсем уж глупые фантазии: летающие дворцы и прочие глупости.
- Любите ходить по траве? – Валентина наконец-то улыбнулась. – Я думаю, вы правы. Наш дом очень старый. Его заложили еще в те времена, когда люди старались не находиться подолгу под открытым небом. Хотя жить в нем удобно. Ну, а что касается истории… Изучение нелюбимого предмета – отличное средство для формирования характера, вы не находите?
- В таком случае, от истории тоже есть хоть какая-то польза.
Она шла по большим залам со сводчатыми потолками и гулким коридорам к более уютной жилой части. Мраморные плитки пола сменились паркетом, отполированные стены – цветными обоями. Ее родной Дом был огромным. В нем было много неожиданных поворотов, лестниц и тупиков, казавшихся лишними комнат и переходов. Наташа с детства была уверена, что он скрывает немало тайн. Когда ей было восемь лет, она нашла в шкафу рядом со своей комнатой хорошо спрятанный выход на винтовую лестницу, скрытую в толстой стене. Вряд ли старшие поколения не знали об этой дверце, но Наташа сама наткнулась на нее и была в совершенном восторге. Главное удовольствие было в том, что с винтовой лестницы был выход в тупиковом конце коридора двумя этажами ниже, где жила Танюшка и ее ближайшие родственники. Этот путь к Танюшке оказался самым коротким. Сколько секретов было у них, сколько игр в поиски клада, и неожиданных открытий, и пищи для ума! Внизу лестница кончалась комнатой в полуподвале, с камином и колоннами, не имеющей других выходов, а наверху выводила на маленькую башенку, окруженную круглым балконом, где кружилась голова от высоты. В то время, видно, Наташка и заболела археологией. Ей часто снились старые рыцарские замки, которые остались теперь только в изображении, и восточные дворцы, и даже почему-то убогие дома-коробки двадцатого века. Она обычно летала над крышами или внутри, по длинным коридорам – конечно, без всякого гравилета.
- Ну что, устроила Валентина тебе взбучку? - Спросила Танюшка.
- Будет лично принимать у меня расширенный курс.
- За что это? – полюбопытствовал Танин дядя Игорь.
- За дело, - Наташа не собиралась вдаваться в подробности.
- Будь ты мальчиком, тебе бы сразу предписали курс в строгом режиме.
- Это что за режим? – рассеянно спросила Наташа.
- Да перестань, - сказала Таня.
- А ты попробуй. Только в классе для мальчиков. В вашем наверняка нет такого. Вас ведь воспитывают на идеалах добра и красоты, верно?
- Ну хватит, - раздраженно вмешалась Татьяна и увела Наташу в свою комнату. – Не слушай его. Не знаешь, какой он, что ли?
Дядька действительно был странный. Он любил рассуждать на довольно странные темы: Люцифер, сатанинское число 666, которое он получил путем весьма сложных математических выкладок (выкладки он тоже приводил, стоило проявить хоть какой-то интерес), а еще продавал желающим собственную систему лотерейных выигрышей - например, для розыгрыша вакансий. Наташа никогда не считала математику своим хобби, к тому же ей все время казалось, что Игорь немного подшофе. Сначала она вежливо слушала его, потом начала отмахиваться, потом просто избегала.
Танюшка убежала на занятия по танцу, а Наташа поднялась к себе по потайной лесенке. Этот вечер у нее был свободен. Надо бы заняться историей, хоть и лень. Слова Игоря почему-то не шли из головы. Конечно, он всегда несет чушь, но Наташа не могла забыть, как он это говорил.
Еще немного помучившись любопытством, она все-таки отправилась учебную часть для мальчиков – совсем не в той стороне, где классы для девочек. Компьютер в ее комнате служил для чего угодно, только не для занятий, заниматься они ходили в классы. Дань традиции – любая работа делалась совместно.
- Расширенный курс пятой ступени. Строгий режим, - добавила она, чуть поколебавшись.
Из стены, рядом с местом, где обычно хранился виртуальный шлем, сейчас же выдвинулся браслет.
- Защелкните на левом запястье, - предложил компьютер.
Немного помедлив, Наташа послушалась, и вместе с холодом на руке ощутила некоторую жуть. Начался учебный фильм, как обычно. Через полчаса он кончился, на экран высветились вопросы теста, озвученные компьютером. Наташа отметила, что программа не спросила ее, будет ли она сейчас проходить тест, и не предложила повторить фильм.
«Назовите дату декрета о национализации семенного фонда». Так, это просто. 13 ноября 2198 года.
«Отметьте критерии отбора мужчин, подлежащих национализации согласно декрету». Вот те раз. Разве взяли не всех подряд? Нет, наверно, самых немощных оставили доживать на свободе. А тех, кто не прошел генетический контроль?
Опять правильно. А вот это скорее география, чем история:
«Какие города, существовавшие до землетрясения 2102 года, дали названия островам Московского архипелага?» Ярославль – да, Кострома – да, Феодосия…нет, остров – Крым, Астрахань… Какая еще Астрахань? Москва…
Долей секунды позже, чем надо, Наташа сообразила, что Московского острова нет в Московском архипелаге, и браслет немедленно ударил ее электрическим разрядом. Нельзя сказать, чтобы по-настоящему больно. И все-таки… гадость какая. Наташа немедленно постаралась сорвать браслет – хватит потакать своему любопытству, достаточно. Не тут то было.
Наташа потянула браслет через кисть. Рванула сильнее.
- Следующая попытка снять браслет будет наказана, - бесстрастно прокомментировал компьютер. Вот ведь дрянь эдакая!
- Браслет не разблокируется, пока не кончится тест. Тебя что, не предупредили? – раздался голос справа. За крайним монитором сидел темноволосый мальчик, по виду ее ровесник. Наташа едва взглянула на него и снова занялась заданием.
«Назовите признаки, по которым были отобраны женщины, впоследствии ставшие основательницами Домов и получившие особые привилегии». Перечисляя привилегии, она опять ошиблась – наверно, от злости, и снова получила удар током. Наташа чуть зубами не заскрипела, потом вздохнула, заставляя себя расслабиться и сосредоточиться. И дальше отвечала правильно.
- Вполне удовлетворительно, - изрек вердикт компьютер. Браслет разблокировался с тихим щелчком. Наташа стряхнула его с руки с брезгливым отвращением, как кусачее насекомое. В ее родном доме – и такая пакость! Записала свое имя – Наталья София Евгения. И снова встретилась взглядом с мальчиком, про которого успела забыть. Теперь она вспомнила его – два года назад в курс хореографии ввели самбу и нерру, и партнерами были мальчики из их дома. Вот придумали – танцевать с братьями, смех какой.
- Привет, Саш, - Наташа улыбнулась ему.
- Приветствую. Осваиваешь новые горизонты?
– И не говори, - Наташа потерла запястья. - Саша, вы что, занимаетесь в этом режиме?
Саша фыркнул.
- Ни разу не видел, чтобы кого-то к нему принуждали. Пугают иногда, это бывает. У нас психометаболику Лариса ведет, не знаешь ее? Так она любит повторять: «В прежние времена с вами бы не церемонились. Да и сейчас у нас есть строгий режим, как раз для лентяев, вроде вас, не забывайте».
- Ты говорил со знанием дела.
- Точно, - мальчик кивнул. У него была интересная жестикуляция – жесты размашистые, свободные, но не вульгарные. – Я пробовал. Еще маленький был. Реву тогда было! – Александр засмеялся.
- И никто тебе не помог освободиться?
- Я один в класс пришел. Вечерком, как ты. И потом долго никому не говорил.
Гостиная их квартиры была стилизована под башню времен феодального патриархата. Наташа очень любила эту круглую комнату, хотя вслух часто хихикала и утверждала, что надо сделать стены не такими устрашающими, что булыжники кажутся мокрыми в двух шагах. А предложи ей София что-нибудь поменять на свой вкус – наверно, оставила бы все как есть.
Через гостиную, мимо мамы и Владимир она сразу пошла на кухню. Что-то здорово проголодалась сегодня. Чем там сегодня кормят? Она потыкала в терминал, сомневаясь между грибным жульеном и пызами с чечевицей. И ореховые булочки шеф-повар готовит неподражаемо. София часто повторяет, что повседневная еда должна быть простой, но сегодня Наташа решительно отвергла кашу и овощную похлебку. Павлик должен был бы сейчас подскочить и сказать: «Ты все ешь? Скоро тебя гравилет не поднимет, придется два привязывать». Где он, кстати?
- Мама, а вы ужинали? А где Павлик?
Выражение лица Софии заставило ее забыть про ужин.
- Что случилось?
София пересказала дневные события, повторив все, что говорила врач из центра коррекции.
- Но тогда, наверно, ничего? – Наташа подошла к Софии, положила на пояс руки.
- Наверно, ничего. Завтра вечером к нему слетаю. Хочешь со мной?
- Обязательно.
София улыбнулась, обнимая Наташку. Все-таки девочка – это девочка. Зря Наташка ревнует, утверждая, что Павлика она любит больше. У матери с дочерью самая крепкая связь. А Владимир даже не подумал посочувствовать. На реплику «Это и твой сын» он ответил только: « Ну и что, что сын? Что случилось-то, чтобы дергаться?» София иногда не понимала, для чего вообще нужны мужья. Для психологического комфорта? Видали мы такой комфорт.
- Что-то мне говорит, что ты не ужинала, - сказала Наташа. – Пойдем, присмотришь, чтобы я питалась правильно.
- Не каждый же день жевать кашу? Выбери любимые пирожки с грибами. Тоже иногда нужно.
- А их сегодня нет в меню, - засмеялась Наташка.
На следующий день Наташа попробовала заказать строгий режим в родном классе и получила ответ: «Отсутствует необходимое оборудование».
- Этот режим использовался лет сто назад, - ответила Валентина на ее прямой вопрос. Для психологической коррекции. В виртуальных программах и без них.
Остальные девчонки тоже навострили уши.
- То есть как наказание за плохое поведение?
- Можно и так сказать.
- Но почему же это не убрали до сих пор?
- Формально инструкции не менялись. Управление образования консервативно во всем, что касается мальчиков.
- Но почему?
- Наташа, каждая нормальная девочка рано или поздно задает этот вопрос. И говорит: это несправедливо. Но законы выживания вида могут показаться жестокими. Вы же знаете, что человечество едва избежало гибели, - и все потому, что миром правили мужчины. И что последние пятьсот лет на земле нет войн, вы должны знать, несмотря на вашу нелюбовь к истории.
- Но…
- Законы, которые касаются мужчин, постоянно смягчаются. Возможно, мы скоро найдем путь к другой жизни. Но не можем же мы просто так взять и отпустить вожжи. Не нужно быть прогнозистом, чтобы понять, к чему это приведет. Мужчины, по природе своей, гораздо больше нас любят ощущение власти. И понять их – с точки зрения здравого смысла – порой совершенно невозможно. Когда физики создавали ядерную бомбу и гравитационный излучатель огромной мощности, они прекрасно знали, чем это кончится. Знали и делали! Мужчины во многом неразумны, как дети, а детей нужно контролировать.
- Вы говорите мне то, что изучают в первой ступени.
- Я просто хочу, чтоб вы поняли: то, что кажется вам жестокостью – простая необходимость. Мы еще не вполне понимаем, какой закон природы заставляет нести в себе разрушительное начало. Кстати, девочки, - продолжала она. – Большинство мужчин вовсе не страдает оттого, что мы лишили их лидерства. Согласно исследованиям, только пятнадцать процентов мужчин способны брать на себя ответственность и принимать решение в критической ситуации, - в особой ситуации, а не в размеренной жизни. Это подлинные лидеры, те, кого в прошлом называли настоящими мужчинами. Остальные же только и были способны, что куражиться перед женами.
Ну, а если они страдают оттого, что мы лишили их возможности устраивать войны и тешить самолюбие за счет женщин – это, по-моему, их личное горе.
Они с Танюшкой гуляли в субботу по окружному спортивному центру. В последние теплые дни осени соревнования шли у почти всех одновременно, и работали все аттракционы.
Девушка-инструктор, сама недавно отметившая совершеннолетие, весело закричала:
- Ну что, девчонки, кто сегодня прыгает? - И толпа девочек в облегающих комбинезонах потянулась к подъемнику.
- Страшно не страшно, прыгать-то все равно надо, - сказала Татьяна, поворачивая Наташу к вышке.
Кто же тебя заставляет, удивилась Наташа. Конечно, все прыгают, даже мальчишки, а мы чем хуже?
Поднимались бесшумно. Танюшка с легкомысленным видом заглядывала вниз. Наташа покосилась на нее с подозрением. Можно только представить, как страшно должно быть сейчас тем, кто не привык к высоте. А высота хорошая – лифт еще не дополз до середины, а уже ограждающие перила кажутся несерьезными, хоть умом и понимаешь, что все безопасно, и даже хочется проверить, на месте ли ремень с антигравом. А ремня-то сегодня как раз и нет. А прыгать вниз! Вниз всегда страшнее, чем вверх.
Наташа вспомнила свой самый первый полет. В спортзале, разумеется. Тренер (Наташка запомнила эту рослую крупную женщину, хотя та учила ее недолго) что-то начала объяснять про переменный вектор Гинсбурга, потом оглядела ряд одиннадцатилетних девчонок, сразу скисших от экскурса в физику, усмехнулась и сказала: «В общем, надо просто захотеть и не бояться, ясно?» И закрепила на поясе Наташи широкий ремень. И Наташа засмеялась от предвкушения радости, вскинула руки и поднялась, не отталкиваясь от пола, к потолку по пологой дуге. А спускаться оказалось неожиданно страшно, страх высоты взял верх, как только Наташа посмотрела вниз, на пол, прикрытый страховочной сеткой. Наташа в тот раз так и не опустилась вниз, приземлилась на специальной вышке в углу зала.
Сложность была в том, что прибор реагировал не столько на осознанные мысли, сколько на нейроэлектрические импульсы подсознания. Совершенно пагубной могла стать мысль типа «Что будет, если я упаду». Поэтому тренировки заключались не столько в умении управлять телом в свободном падении, сколько в укреплении дисциплины духа. Наташа не скоро научилась владеть своим телом свободно – так, чтобы можно было действительно наслаждаться полетом. А когда ей исполнилось двенадцать, она однажды не устояла перед искушением и затесалась в толпу девчонок постарше, которые прыгали с вышки вниз головой, как в воду, и переходили в пике из свободного падения у самой земли. Наташа помнила, что, забравшись на вышку, больше всего боялась, что ее засекут, и она не успеет прыгнуть. Такие опасные прыжки разрешались не раньше чем после двухлетней практики полетов. Наташа так никому и не сказала о том случае. Делать что-то тайком считалось делом очень неблаговидным, но уж очень глупо было рассказать, когда не спрашивают.
- Ну что, полетели? – девушка закрепила на ней эластичный канат. Танюшка уже прыгнула с боевым воплем, полетала туда-сюда, и ее отцепили. Молодец Танюшка. Наташа привычным усилием преодолела страх высоты и оттолкнулась от вышки.
- Ну как? – спросила ее Таня, когда они уже отошли к рядам палаток, где играла музыка и молодые продавцы торговали пирожками, мороженым, пивом и шипучим соком.
- Какие мальчики на нас кидают взоры, - пропела Наташа. – Вообще-то неинтересно и не страшно. И противно, когда тебя болтает внизу.
- Смотри, твой сэр Эндрю, - сказала Танюшка без особой радости. Наташа обернулась и весело помахала Андрею, чтобы он подходил.
- Что, собираем значки? – спросил он с иронией, как он один умел.
- Собираем. Красивая? - Наташа погладила голубую капельку, символ свободного падения, которую только что нацепила на свой комбинезон. А Татьяна, которой не понравился тон Андрюхи, сказала:
- А ты сам прыгал оттуда когда-нибудь?
- А как же.
- Можете вместе прыгнуть еще разок, Танюшке понравилось, - сказала Наташа.
- Да ну тебя! Я там чуть не померла.
- Ну да? А вид у тебя был совершенно невозмутимый.
- Это со страху. Знаешь, Натка, я поеду домой.
- Нет, это я пойду, - сказал Андрей. – Я еще не играл. – Он мотнул головой в сторону шахматного павильона.
- Ну давай, - обрадовалась Татьяна. Андрюшку она всегда недолюбливала. Татьяна была маленькая, подвижная, а иногда просто вредная.
- Удачи, - сказала Наташа. – Я тебе позвоню.
Они летели домой на дождавшемся их маленьком трехместном флаере.
- Включи автопилот, - лениво посоветовала Наташа. Ей самой всегда неинтересно было управлять машиной. Она предпочла бы летать с гравилетом, - на любые расстояния. Лететь в огромном осеннем небе, и чувствовать себя свободной. Разве можно словами передать чувство свободного полета? Но такое разрешалось только с девятнадцати лет, и то после сдачи специальных тестов.
Таня помотала головой, низко ведя машину над сжатыми полями и садами, где сборщики все еще возились, убирая последние фрукты. Ей еще не приелись такие полеты, она-то не летала с гравилетом. Зато она увлекалась танцами.
- Придешь завтра посмотреть нашу игру?
- У меня же завтра выступление, Лонг-степ, забыла?
- Угу. Это ведь уже территория нашего дома? Остановись на минутку.
Наташа сорвала яблоко, не вылезая из зависшего флаера.
- Ты знаешь, в двадцать первом веке обезболивали роды, - вспомнила она. Расширенный курс истории оказался неожиданно интересным.
- Да? – развеселилась Танюшка. – А девственности тоже лишали под наркозом?
- Ишь чего захотела.
- А зря.
- Танюш, ты что, еще ни разу не пробовала… с мальчиками?
- Да не знаю я, как попробовать, - Таня выглядела слегка смутившейся.
- Если не знаешь, в городе есть отличное заведение. Все так деликатно, мило. И кадры работают подходящие. Знаешь, старые кони борозды не портят.
- Ты что, первый раз там?... – Татьяна даже округлила глаза.
- Нет. Я еще тоже не пробовала. – Сказала Наташка с удовольствием. Она обожала мелкие розыгрыши.
- А в самом деле, почему у нас не обезболивают роды?
- Чтобы мы не стали слишком изнеженными и рафинированными.
- Мы все равно изнежены. Слишком много у нас комфорта и слишком мало естественных трудностей.
- Ну, значит, чтобы нам жизнь медом не казалась.
Они немного помолчали. Наташа продолжала думать о мужчинах.
- Знаешь, мне их иногда жалко, - сказала она, поглядывая на сборщиков яблок. Киберсборщики до сих пор были слишком сложными и дорогими, чаще использовался человеческий труд. Или почему, к примеру, продавцов до сих пор не заменили автоматами?
- Надо же им чем-то заниматься. Ты как первоклашка, которая впервые узнала, что в двадцать третьем веке на мужчин надевали ошейники. – Наташе часто казалось, что Татьяна иногда судит обо всем очень уж категорично.
- Они почему-то работают там, где меньше платят.
- А ты бы хотела наоборот? Им же не приходится растить детей за свой счет. И с голоду у нас никто не помирает.
- Так то оно так…Неужели не может жизнь быть устроена иначе? Чтобы никто никого не подавлял.
- Все с тобой ясно. Видно, здорово ты втрескалась в своего Андрюшечку.
- Он милый.
- Они все милые.
Это была, пожалуй, правда. Мальчиков всегда воспитывали так, чтобы они были хорошими собеседниками, умеющими поддержать любую тему в разговоре, всегда готовыми сказать или сделать женщине что-нибудь приятное, сказать комплимент, доставить удовольствие. Но в Андрее все же было нечто, вызвавшее ее уважение. Они познакомились случайно, на занятиях по ИЗО, на которые Наташа летала в городскую художественную школу – занятие архитектурой требовало более серьезной подготовки, чем могли обеспечить домашние преподаватели. Наташа долго не желала замечать в Андрюше мужчину, она вообще мало интересовалась мальчиками, к недоумению Софии. Она не обижала его, конечно же, просто игнорировала его знаки внимания. Андрей не отступался. Это не было обычной игрой, когда парень берет на себя якобы активную роль, на самом деле дожидаясь поощрения девушки перед каждым следующим шагом. Его почему-то не смущал риск заполучить репутацию назойливого, нескромного и т.п. (ну, сами знаете, что можно наговорить про мальчишку). Наташка тогда поняла, что позволить себя завоевать, сдаться на милость победителя, переложить на него тяжесть принятия решений, что считалось хорошим тоном тысячу лет назад – в этом что-то есть. Почувствовать себя слабой, пусть не всерьез (именно не всерьез, в этом-то и прелесть). Определенно что-то в этом есть
В ответ на Татьянину реплику Наташа дернула плечом. Она была вовсе не намерена позволить кому-то оспаривать свое мнение. В конце концов, ей только пятнадцать лет, и это ее первая любовь. Но и с Татьяной она спорить не собиралась.
- Тебе нужно основать общество защиты мужчин, - продолжала веселиться Танюша. – Под лозунгом «Мужчина тоже человек». Ты главное, первым делом учреди членские взносы. Чтобы польза была.
- Тань, если ты не замолчишь, я обижусь.
Татьяна ухмыльнулась, но ехидничать перестала. До самой площадки перед ангаром они молча любовались позолоченными солнышком парками вдали, подернутыми осенней дымкой.
Дома Наташу встретил счастливый Павлик. Его наконец отпустили домой.
- Наташка, я буду заниматься боксом!
- Даже не айки-дзю? Прелестно! – оценила Наташа.
Все виды спортивных состязаний, имеющих хоть какое-то отношение к насилию и жестокости, были запрещены после Темных времен, и восстановлены в качестве секций для мальчиков лет двести назад. Было признано, что это хороший выход для негативной энергии. Многие психологи предлагали разрешить спортивные игры и единоборства и для взрослых мужчин: пусть разбивают друг другу носы, если им так нравится.
- Я же говорил, что все будет в порядке. Нечего было и психовать, - сказал Софии Владимир и уставился в телевиртуал.
- Похоже, эмоциональная ограниченность мужчин не преувеличена. Они просто обделены природой, - пробурчала София, усаживаясь на диване. К ней сейчас же подскочил Павлик и устроился под боком.
- Это тема вашего нового проекта? - Поинтересовался Владимир. Надо же, услышал.
- Разве хороший муж не должен жить помыслами жены?
- Возможно, для этого жена тоже должна быть хорошей, дорогая моя.
Павлик из-под руки матери показал язык Наташке. Та подумала и ответила тем же.
- Если все маленькие мальчики такие хорошие, откуда берутся противные мужья? – Наташа с хохотом отскочила от руки Софии, которой та собиралась хлопнуть ее по загривку. – Мам, а какой у тебя новый проект?
- Генный контроль при зачатии. Просто эксперимент.
- Что? Теперь эмбрионы будут собирать под микроскопом?
- Не собирать, а отбраковывать неподходящий материал. Но мне эта идея не нравится, я, наверно, откажусь участвовать. Неизвестно, к чему нас приведет искусственный отбор.
- Ага, к тому же все захотят иметь девочек, да еще красавиц…
- Ну, этого управление не допустит. Зря ты отказалась заниматься генетикой, Наташка.
- Ты же знаешь, у меня от математики в любом виде челюсти сводит.
София засмеялась. Она прекрасно помнила свою учебу в колледже, да и кто забывает студенческие времена: одежда цветов факультета, безобидные, розыгрыши первокурсников, церемония посвящения. Она иногда завидовала дочери, что у той впереди такая хорошая страница. А Павлику, наверно, будет сложнее. Хотя ведь сейчас не прежние времена. Да, в их колледже учились одни девчонки, но в институте классической медицины, с которым они объединялись для проведения балов и вечеринок, девушек почти не было. Не обязательно становиться биологом или физиком, в конце концов.
- Ну и погода, мерзость. Хорошо, что из дому не надо выходить, - высказалась Татьяна, когда девчонки шли на школьные занятия. – Что-то рано в этом году.
Наташа безрадостно взглянула на широкое окно, за которым летели хлопья снега пополам с дождем:
- Люблю, когда погода соответствует настроению.
Татьяна прошлась по ней оценивающим взглядом. Глаза у Наташи явно покраснели.
- Что твой Андрюшка, так и не звонит?
- Нет, - сказала Наташа сдержанно.
- А ты ему звонила?
- Конечно.
- И что он говорит?
- Ничего.
- Молчит, что ли?
- Да не молчит. Разговаривает спокойно и мирно. И игнорирует мои вопросы «Что случилось», – ответила Наташка раздраженно.
- Н-да, проблема. Все они, мужики, упертые. Послушай, а когда у него операция?
- Скоро.
- Значит, в этом и дело.
- Но ему же давным-давно об этом известно! И я сто раз говорила, что для меня это ничего не значит. Он же не станет импотентом.
- А для него, выходит, значит.
- Мы это много раз обсуждали.
- Мог же он передумать?
Не слишком-то Наташка полагалась на Татьянину разумность, но что-то в ее словах было. У Андрея обнаружили редкую болезнь Омса, и ему предстояла перевязка протоков. Об этом было известно практически с рождения мальчика, операцию просто откладывали до окончания формирования организма. Ничего приятного, еще бы. Но он мог бы и не молчать, по Натальиному мнению. Ведь еще недавно он себя так не вел.
Танюшка пыталась отвлечь ее, предлагала ехать на Мадагаскар (до каникул еще как до Африки, только и отвечала Наташа), предлагала попробовать себя на роль в виртсериале (это ты у нас артистичная натура, сама и пробуйся, отмахивалась Наташа), уверяла: через две недели и думать обо всем забудешь. Ничуть не бывало. Прошло три недели и два дня с того дня, когда Наташа позвонила ему, а он вдруг заговорил с ней как доброжелательный, но чужой человек, как случайный знакомый. Андрей изменился резко, будто его подменили, подсунули двойника. Наташа давно поняла, что лучше не пытаться с ним встретиться. Даже София уже говорила ей: «Оставь мальчика в покое». Наташка пыталась. Но не звонить ему было выше ее сил. Она, несчастная мазохистка, никак не хотела расстаться с переживаниями – было в этом болезненное удовольствие, подобное удовольствию при расчесывании комариного укуса.
Наташа то тосковала, то бесилась. Сегодня она сбежала с последних занятий по математике и физике, просто стало невыносимо. Завтра будет разговор с Маргаритой. Ну и плевать. Наташа часа три носилась на катере под тяжелым небом, пока не стемнело.
- Ну что, полегчало? – спросила Таня, когда заледеневшая, измученная пустыми переживаниями Наташа ввалилась к ней в комнату.
Не отвечая, та вытащила из внутреннего кармана бутылку водки.
- Где ты это достала? – спросила Татьяна, неодобрительно рассматривая бутыль.
- Места надо знать. Хочешь попробовать? Классическая русская.
- Классическая русская сивуха. Нет уж, спасибо.
- Как хочешь. – Наташа ушла к себе по потайной лестнице, нежно прижимая к животу бутылку. Уединившись у себя, она попробовала водку прямо из горлышка. Страшная гадость, как такое пьют вообще. Но через несколько минут волна алкоголя прошла по телу. Обманчивая теплота затуманила мозг, Наташе показалось, что ей делается легче. Она глотнула еще, потом снова, как следует – хотелось добиться полного эффекта. Забвение не наступало. Наташа сделала еще глоток.
Несколько минут ничего не происходило. Потом вдруг с новой силой закружилась голова, ужасно, тошнотворно. Отвратительные спазмы сжали желудок. Наташа едва успела скатиться с кровати. Может, позвать на помощь, хоть и стыдно? Сил хватило только на то, чтобы скорчиться у стены. Лечь было невозможно, голова сразу начинала кружиться так, что казалось – она умирает.
Наутро София поинтересовалась, как ей понравилась водка.
- Откуда ты знаешь, что именно водка? – удивилась Наташа, прислушиваясь к легкому гудению киб-уборщика в своей комнате.
- Если хочешь сохранить инкогнито, нужно снимать жетон. И покупать такие вещи лучше в людных местах, а не в магазинчике, где продавец от тоски загибается.
- Спасибо за совет, - Наташа засмеялась, хотя ее все еще подташнивало. – За нами еще и следят! Низость какая.
- Они просто очень удивились, зачем девочка из хорошего дома покупает такую мерзость.
- И что, ты будешь принимать меры?
София задумчиво покивала.
- В духе семнадцатого века следовало высечь тебя розгами, - сказала она. – Или отправить в исправительное заведение на месяц-другой – в традициях двадцать четвертого. Съешь что-нибудь, будет полегче.
Наташа поморщилась, глядя, как София прихлебывает кофе.
- А что со мной сделают в традициях века нынешнего?
- Ничего. Если ты проигнорировала все мои советы относительно спиртосодержащих напитков, значит, тебе надо было самой убедиться. У нас в аптечке есть антитоксин, выпей.
Она уже хотела выйти из кухни, но остановилась.
- Кстати, первой любовью тоже каждая девушка должна переболеть. Иначе какая же ты женщина.
«В таком случае, зачем это все нужно», подумала тоскливо Наташа, глядя на закрывшуюся дверь.
- Пойдемте со мной, Наташа. Покажу вам, что к чему.
Услышав это, Наташа вздрагивает, как будто Валентина прикоснулась к ней чем-то холодным. Настал момент, которого она ждала и боялась несколько месяцев.
Нет, она не хочет. Никуда она не пойдет.
-Вероятно, существуют методы принуждения, если я откажусь? - неприязненно спрашивает она.
- Не знаю. До сих пор не приходилось никого принуждать. Мы с вами взрослые женщины и понимаем, что в жизни приходится делать не только то, что нам нравится. Хотя на сей раз вам вовсе не предлагают ничего неприятного.
- Я не могу.
- Неправда, можете. Наш доктор сказала, что вы вполне в состоянии выносить здорового ребенка. Идемте.
В животе что-то противно сжимается и в коленях появляется мерзкая дрожь. Но она почему-то послушно идет за Валентиной. Они долго идут длинными коридорами, где разносится гулкое эхо, спускаются и поднимаются по лестницам. Наташа бегло удивляется, что не помнит в родном доме таких переходов.
- Вы вправе, конечно, выбрать искусственное оплодотворение, но зачем лишать себя удовольствия? – втолковывает ей Валентина. – Ваши бабушки завидуют вам. Мы не только получили этих мужчин в полное пользование, но и сможем сами растить наших мальчиков. Конечно, это каждый раз была ужасная трагедия, когда приходилось отдавать новорожденных.
- И вам приходилось?
- Мне повезло. У меня три дочери.
Наташа хочет спросить, почему три, когда согласно декрету женщина должна иметь не меньше четырех детей, но не решается.
Наконец приходят к тяжелой, окованной железом двери. Валентина долго отпирает замки, и эхо разносит грохот по этажам. Наташа входит в комнату, чувствуя страх и гадливость. Внутри несколько кроватей, у каждой кровати не то большая тумбочка, не то крошечный столик. На каждой кровати сидит юноша.
- Здесь молодые мужчины, наиболее подходящие вам по возрасту. Или вы предпочитаете мужчин постарше?
- А если он откажется? – Наташа поспешно вспоминает «Курс молодой амазонки», который просмотрела пару месяцев назад.
- Укол стимулирующего решает все проблемы.
Наташа вдруг вздрогнула, увидев сидящего на крайней кровати Андрея. На нем ошейник из металлопластика. Он презрительно смотрит на нее и отворачивается.
- Вам понравился этот молодой человек? У вас неплохой вкус, Наташа. Давайте посмотрим…
Она подходит к встроенному в стену терминалу, быстро нажимает клавиши.
- Совсем неплохо. Совместимость 86%. Вы можете пройти в специальные комнаты… Андрей, вы ведь будете благоразумны? Обойдемся без цепей и прочего?
Наташа села в кровати, пытаясь прийти в себя.
- Свет, - произнесла она, задыхаясь.
Розовый свет ночника осветил знакомые стены с ее рисунками, книги, пушистый ковер на полу. Сердце не колотилось, а скорее трепыхалось. Я дома, напомнила она себе, пытаясь успокоиться. И сейчас не двадцать четвертый век. Однако нервы у нее совсем разболтались, если ей снится такое. Пора взять себя в руки.
- Я должна поговорить с ним, - сказала Наташа. – Я пыталась с собой справиться, но не могу. Вот и София говорит: оставь его в покое. А я не могу. Это сильнее меня.
- Он же в клинике?
- С сегодняшнего утра. И меня туда не пустили. Странно, это ведь простейшая операция, почему его положили заранее?
- И как же ты с ним поговоришь, если тебя не пускают? – скептически сказала Татьяна.
- Я стащила гравилет сегодня на тренировке.
- Сумасшедшая, - констатировала Танюшка. – Безнадежна.
- Вот видишь, я теперь преступница. Теперь все равно.
- Глупости. Просто верни и объясни ситуацию.
- Я и верну. Только завтра.
Выходной день клонился к вечеру. Короткий осенний день. Скоро стемнеет, и она использует гравилет. Конечно, за такое от полетов запросто отстранят. Но ей сейчас было все равно.
Наташа вернулась к себе по потайной лесенке, как часто делала. Выходя из шкафа, услышала голоса в гостиной.
- Вы совершенно остановили научно-технический прогресс. Да что там прогресс, у вас даже в быту застой, потому что вам, консерваторшам, нравится жить, как триста лет назад. Ну, что вы вообще хорошего достигли за последние три века?
- Мы прекратили войны. Мы практически восстановили экологию.
- Экологию не вы восстановили, мой ангел. Природа сама умеет залечивать раны, это ее свойство. Разрастаются леса, очищаются реки…
- Будь уверен, мужчины бы не позволили лесам разрастись. Они бы вырубили последние.
Наташа тихонько улыбнулась, несмотря на тревожное состояние. Игорь опять устроил дискуссию, на этот раз с Софией. Мало ему Танюшкиной семьи. А София поддается, пытается ему что-то доказать, как будто нужно доказывать очевидное.
-Единственный интересный проект, о котором я слышал – климатизация планеты. Но его вы будете внедрять еще лет пятьсот, не меньше.
- А вам лишь бы поскорее. Вы так и не поняли, что природа не терпит суеты и насилия. Мужчинам просто нечем было заняться во все времена. Они не заняты детьми, вот и затевают безумные игры.
- Фактически последние пятьсот лет вы только и делали, что учились подавлять мужчин.
- На такое дело и тысячи лет не жалко.
- Вы лишили нас всего. Выдумали понятие рангового чувства и считаете, что я должен быть счастлив, когда вскарабкаюсь на определенную высоту, расшвыривая себе подобных и наступая им на хвосты! И смогу, сидя на этой высоте, обдумывать женские тряпки или предсказывать погоду на двадцать лет вперед! Да, мы любим побеждать. Как и вы, впрочем. Только мужчине нужно настоящее дело, как вы этого не понимаете! Неважно, борется он с саблезубыми тиграми, покоряет океаны или открывает в науке новые горизонты! Просто это должно быть настоящее! А вы еще жалуетесь на демографический спад! Вы загнали человечество как вид в тупик, и тут не помогут искусственные меры по повышению рождаемости!
Наташа слегка вздрогнула, вспомнив свой сон. Она уже хотела пройти к себе, пока ее не застали за подслушиванием. И вдруг замерла, затаив дыхание.
- Это вы хорошо умеете, - подавлять мужчин, - с горечью продолжал Игорь. Это же страшно, что вы творите в своих гуманных лечебных заведениях. Электрошок далеко не самая страшная процедура. Подумать только! Я мог бы создать общую теорию времени! Подумай! Хотя где уж женщине такое понять. Конечно, нельзя было позволить мне спокойно работать. А этот мальчик из дома Берсеневых, по которому сохнет твоя Наташка. Что с ним собираются сделать? И не потому, что он что-то натворил. А на основании паршивой генной экспертизы. Как будто гены всецело определяют поведение! Шестьсот лет назад это называлось четко: фашизм.
Наташа больше не могла стоять неподвижно.
- Что сделают с Андреем, мама?
- Наталья, тебе не надо было этого знать, - отчаянно сказала София, увидев перед собой синевато-бледную дочь. Наташа отвернулась от нее.
- Дядя Игорь, что сделают с Андреем?
- Предложат гипнолоботомию и инто-трансформацию. На выбор. Завтра.
Наташа почувствовала, как все плывет перед глазами.
- Когда ты узнала? – прошептала она.
- Сегодня. Его поместили в подведомственную нам клинику…
- Но это же подлость. Он даже не знает до сих пор… - Наташа не замечала, как из глаз потекли слезы.
- Наташа, ему же все равно некуда деваться. Что пользы, если бы он знал раньше. Только бы мучился.
- Я так жалею, что в свое время не попытался сбежать. Я слышал, в диких кварталах живут даже нелегально. Да и все равно. Чем так жить… Меня так отделали, что я уже ни на что не способен.
- Это сказки, Игорь. Зачем ты морочишь девочке голову? Наташа, ради бога. Ты ничем ему не поможешь!
- Верно, девочка. – Голос Игоря звучал непривычно мягко. – И не думай помочь ему. Только себе поломаешь жизнь.
Наташа молча ушла к себе в комнату. Не могла она говорить. Ее трясло. Что делать? Выхода, похоже, и правда нет. Она подошла к окну, оперлась о широкий подоконник, подняв раму. Башни левого крыла . Парк под окнами, золотистые поля вдали, на которые уже ложились сумерки. Далеко справа горящие в последних лучах солнца крыши парников. Привычный с детства, родной пейзаж. Как бы там ни было, жизнь не кончается, и для Андрея тоже. Она будет жить как раньше. Андрей все равно отказался от нее, уже давно…
Наташа вдруг поняла, что дело не в ней. И не в том, что теперь она каждый день будет думать, что сделали с Андреем. Дело в нем. Поэтому она должна сделать все, что сможет. Хотя бы предупредить. Потому что у человека должен быть выбор. Настоящий выбор, а не такой, какой предложат ему завтра. Выбор всегда есть. Хотя бы самый последний.
А если законы сохранения вида требуют, чтобы она предала друга, тем хуже для них. Для законов то есть.
Сборы не заняли много времени. Полетный комбинезон, теплая куртка. Снять с куртки предательский жетон с именем «Наталья София Романова». С его помощью можно было связаться с домом и вызвать катер, но и ее запросто могли запеленговать. Снимая жетон, Наташе показалось, что она рвет связь с домом в прямом и переносном смысле. Но ведь она сможет вернуться? Об этом будет время подумать, решила она. Проскользнув в спальню Софии, она забрала все деньги. Своих кот наплакал, а Андрею без денег не выжить. У Софии тоже немного, основная сумма на кредитке. Скверно, но что теперь? Она оставила ей записку в электронной книжке. Вот так. Мама… Наташа тряхнула головой. Поздно разводить сопли, когда решение принято. Хорошо, что у Софии есть еще Павлик. И с Танюшкой не стоит прощаться. Начнет уговаривать или полезет помогать, чего доброго. Очень тихо Наташа выскользнула на потайную лестницу. Через десять минут с маленькой башенки в воздух поднялась легкая тень.
Чувство простора охватило Наташу. Впервые она летела бесконтрольно под открытым небом. Но скоро азарт полета угас, а тревога вернулась. Бьющий в лицо ветер свистел: «Скорее, скорее». Было промозгло, Наташа быстро озябла, несмотря на ветроотталкивающую ткань комбинезона. Она вытянулась горизонтально земле и сосредоточилась на быстроте полета. «Теоретически возможности гравилета не ограничены, все зависит от вас», вспомнила она слова инструктора.
Наташа основательно подготовилась к предстоящей операции. Больница к западу от города. Наташа довольно легко нашла ее, еще издали заметив светящиеся ряды окон. Несколько скученных коробочек зданий, никаких архитектурных излишеств. Ее родной Дом сверху должен напоминать кружево из башен и переходов, между переходами во внутренних двориках – крошечные парки, зимние сады, детские площадки, крытые бассейны. Наташа полетела вдоль окон, стараясь держаться вплотную к стене и осторожно, чтобы не заметили, заглядывая внутрь. Что если она не найдет Андрея? А если он спит и выключил свет? Ряд окон кончился. Спокойно. Спуститься этажом ниже. Дальше. Стоп.
Андрей не спал. Сидел в кресле, смотрел что-то по виртуалу и даже жевал. Спокойно оглянулся на легкий стук, подошел с таким выражением лица, будто каждый день принимал гостей через окно. Будто так и надо. Окно легко открылось. Все-таки это еще не тюрьма.
- Ну ты даешь, - сказал он только, когда Наташа легко спрыгнула на пол, в сдержанный больничный уют и тепло. Уселась в приветливое кресло, где только что сидел Андрей. И тихо, без лишних слов объяснила ему ситуацию, невольно поглядывая на дверь и прислушиваясь. Тюрьма это или нет, а закон об охране личности здесь могут и не соблюдать, приглядывая за больными для их же пользы.
- Ты точно знаешь? – спросил Андрей, глядя на бледное лицо девчонки. Он взял ее за плечи и развернул к свету.
- От матери. Ты не знал?
- Честно говоря, что-то подозревал. Я ухожу, - сказал он. Наташа удержала его.
- Тебя задержат. И уже не будут церемониться.
- Пусть попробуют сначала. – Он не сомневался ни секунды. Видимо, и в самом деле был из тех мужчин, кто умеет принимать решение.
- Со мной. – Наташа указала на окно. Он опять сомневался не больше секунды. Они вместе забрались на подоконник.
- Прижмись ко мне, - велела Наташа. – Чтобы нас не болтало вокруг центра тяжести . Держись за пояс.
Обхватив Андрея руками, она стремительно поднялась в ночное небо.
- Куда теперь? – крикнул он сквозь ветер.
- В дикие кварталы. В лесу не прожить зимой.
Дикие так дикие. Все равно куда, он не спорил.
Полицейский катер первым заметил Андрей - через плечо Наташки. Через несколько секунд их догнал луч далеко бьющего прожектора.
- Быстренько спохватились, - сказал Андрей насмешливо.
Наташа молчала, она стиснула зубы от внутреннего усилия. Андрюшкин вес лишал ее маневренности, но, пожалуй, помогал удерживать скорость.
- Ну и жмет девчонка, - сказала полисвумен с удивлением.
Не поймаете! Азарт полета снова завладел Наташкой. Он пел и звенел в каждой жилке. Я сильнее! Они были уже над городом, который широко расползался вокруг старого центра множеством далеко стоящих особняков. Наташа, оглянувшись, поняла, что катер медленно приближается. Еще несколько минут она выжимала из себя все, что можно, потом вдруг заметила, что не может удерживать прежнюю скорость. Оглянувшись еще раз, она догадалась, что дело не в том, что она ослабела от страха: их просто пытались достать направленным гравилучом. На таком расстоянии она еще могла бороться, но долго ли?
Маневрировать было уже невозможно, и они камнем упали вниз так, что Андрей охнул.
Она так резко затормозила на высоте роста, что от перегрузки потемнело в глазах. В это время что-то грохнуло, и что-то ударило в ногу Наташе выше колена. Они мягко встали на землю, и опомнившийся Андрей рванул Наташу в сторону, под навес здания. Она послушалась, сгоряча не чувствуя боли. Сверху уже надвигался, нависал полицейский катер.
- Сюда, - какой-то коротко стриженый мальчик чуть младше Наташи махнул им. Андрей, не задумываясь, поволок Наташку, они спрыгнули в какой-то люк. Не дав им опомниться, мальчишка помчался вперед по круглым, как труба, проходам. Андрей за ним.
Боль протыкала ногу, мешала бежать. Андрей подхватил ее на руки, и тут она наконец вспомнила про гравилет. Сил хватило только на то, чтобы в несколько раз уменьшить свой и Андрюшкин вес. Они долго тащились по бетонным тоннелям, зачем-то освещенным, блестела грязь внизу, на стенках, везде, повороты мелькали, как в кошмаре, до головокружения, до тошноты. В конце концов поднялись по побитым ступеням и оказались в комнате с голыми бетонными стенами. В этом помещении, видимо, подвальном, сидели на ящиках несколько мужчин. Их уже ждали. Шесть или семь. Наташа невольно смешалась под взглядами глаз, смотревшими на нее не то что бы неприязненно, а как-то так, что становилось пусто. Недружелюбно они смотрели.
- Зачем ты притащил их, Гриша? – спросил один из них. Гриша томатно покраснел и стал рассматривать ближайший ящик так, будто ничего более интересного в жизни не видел.
- Кто-то стрелял в них, Чак.
- Стрелял Серж. Он в отличие от тебя помнит, как несколько лет назад с помощью такой же уловки к нам подослали такую же парочку...
- У вашего Сергея просто сдали нервы, - буркнул Гриша. – Держу пари, он вообразил, что вся суматоха – лично из-за него. Что же теперь, из-за подлой уловки полиции, да еще многолетней давности, я не могу людям помочь, если им плохо?
- Конечно, конечно, - сказал Чак. - Ты забыл, что рискуешь не только собой, мальчик.
- Откуда у вас огнестрельное оружие? – вдруг спросил Андрей. – Где вы его откопали? – и, не обращая внимания на дружно уставившуюся на него компанию, подтащил к свободному ящику и усадил Наталью. На ногах та уже не держалась.
- Его не берут нейтрализаторы, дурачок, - пояснил снисходительно Чак.
- Допросить их порознь? – спросил кто-то. – В лучших традициях?
- Гипноизлучателя же нет.
- Просто с пристрастием.
- Подожди, не дергайся. – Наташе показалось, что Чак ухмыляется в короткую черную бороду.
Он подошел и осмотрел Наташкину ногу. С минуту пристально смотрел ей в глаза. Глазищи серые, как туман. Темные мягкие волосы. Вся какая-то хрупкая, тоненькая. Просто принцесса, подумал он. Принцесса на помойке. Она спокойно выдержала прямой взгляд, принимая разглядывание как должное – ни смущения, ни испуга, ни вызова, а Чак неожиданно для себя слегка стушевался.
- Рана у нее, во всяком случае, настоящая. Скажите Нику.
Похоже, Гриша был рад случаю исчезнуть.
- Прошу вас пройти сюда, - сказал Чак, открыв одну из дверей. Они снова поднялись по лесенке, Андрей опять волок Наталью.
Ник оказался молодым и бородатым, как Чак. Он мельком взглянул на рану и сказал:
- Эфира нет.
- А сыворотки правды у тебя тоже нет? – спросил Чак, насмешливо поглядывая на Андрея и Наташу.
- Откуда, - хмыкнул Ник.
- Мы не засланные казачки, - сказал Андрей. Где только набрался таких выражений? – Если у вас нет простого гипноизлучателя, может быть вы сумеете диагностировать болезнь Омса?
- Значит, это ты виновник переполоха? – удивился Ник. Теперь все смотрели на него.
- Проверим, проверим, - сказал Ник. – А в самом деле, Чак, куда вы дели излучатель? – С ним Дима поиграл, понимаешь ли, - сказал Чак. – Теперь нужен новый.
- Молодцы, - сказал Ник. – Исследователи-самоучки. Ладно, займемся юной леди. Что прикажете делать без излучателя? Дайте ей водки, что ли.
- Не надо, - сказала Наташа. – Я ее плохо переношу.
- Как так? – не понял Ник. – Аллергия? Нет? Ну выпей хоть глоток, ты же не выдержишь. И ложись сюда.
Наташа неохотно взяла сомнительной чистоты стакан.
- Будет больно, - сказал Ник, подходя к ней с гадкого вида инструментами в руках.
- Я догадалась, - проворчала Наташа и закрыла глаза.
-…болевой шок, - расслышала Наташа.
- Просто обморок, - возразил мужской голос. – Никуда не годятся эти девочки из хороших домов.
- Она потеряла много крови, - заступилась девушка. У нее был приятный голос, какой-то теплый, полный удовольствия жить.
- Никуда они не годятся, - повторил Чак. – Ты, Санька, не бойся, что она отобьет у тебя кавалеров.
Лежать было хорошо, удобно. А открывать глаза не хотелось.
Видимо, Санька проигнорировала последнюю сентенцию, зато раздался голос Андрея:
- Каких еще кавалеров? Это моя девушка.
- Это еще надо проверить, на что ты сам годишься, - сказал Чак.
Наташа так удилась, что разлепила веки. Прямо перед собой она увидела открытый взгляд, нос в чуть заметных веснушках и улыбку во весь рот.
- Молодец, - сказала Санька деловито. – Только полежи немного, не прыгай. Тебе что-нибудь нужно? Мужики, а ну брысь отсюда.
Она повторила свой вопрос, когда мужчины вышли.
- Я все-таки встану, - сказала Наташа.
- Ладно, попробуй.
Встать удалось довольно легко, только в глазах на минуту потемнело. Комната, где она лежала, была небольшой. Еще две кушетки, кроме той, на которой она валялась. Стол в углу, несколько стульев. Голый каменный пол, стены почему-то оклеены квадратиками бумажных обоев, географическими картами, старыми плакатами. Очень скромная обстановка, хотя чисто.
- Хороший был комбинезончик, - сказала Санька. Хотя носить его все равно нельзя, слишком приметный. – Белый комбинезон из хорошей ткани (лен со специальными добавками), с летной эмблемой - девушка с раскинутыми руками и разлетающимися от ветра волосами на фоне золотого солнечного диска – и в самом деле издалека бросался в глаза. Ник, стараясь добраться до раны, попросту отрезал левую штанину.
- Болит? – спросила Санька, когда Наташа невольно поморщилась. – Чак сходит за анальгетиком.
- Немного денег у меня есть, - Наташа потрогала пачку во внутреннем кармане.
- Побереги их. Пригодятся, когда уйдешь отсюда.
Наташа вдруг расстроилась. Все правильно, никто не обязан с ней нянчиться бесконечно. Вот только куда она пойдет? Вернуться домой очень хочется, но страшно. Было даже как-то дико, что она боится.
Случалось, ей доставалось от Софии. Та могла, например, запретить ей выходить из дому, и неважно, что там у тебя запланировано – занятия по рисунку, соревнования или просто долгожданное развлечение. И не просто скажет «Дорогая, ты вела себя вульгарно», а выскажет прямым текстом все, что о тебе думает. А после тринадцати лет могли пригласить к Старшим Дома – и извольте рассказать свои похождения. Но никогда Наташа не боялась последствий, во всяком случае, ей в голову не приходило убегать и прятаться. А вот на сей раз, кажется, влезла в серьезную историю. Домашним разбирательством точно не обойдется. Что теперь делать? Лучше всего вернуться, несмотря ни на что, и будь что будет, главное, она будет дома. Но… Андрей. Кажется, обстоятельства сложились так, что она ему уже не поможет, но все-таки… Только как тут жить? Это ведь не родной дом, где можно ни о чем не беспокоиться.
- Санька, - сказала она вдруг, - я не знаю, что мне делать. – И рассказала все свои сомнения.
- Что могут с тобой сделать, если вернешься? – спросила Санька.
- Вероятно, отправят в лечебное заведение. У нас же все очень гуманно.
- Не нужно воображать лишних ужасов, - вдруг вмешался Чак, который, казалось, не слушал. – Никто не будет тебя пытать электрошоком. Что бы я сделал на их месте? Заблокировал бы тебе память с момента знакомства с Андреем. Или ты давно ты его знаешь?
- Меньше года.
- Ну вот, год еще не так много. Самый гуманный способ.
Наташа вдруг поняла, как здесь неуютно. Очень похоже, что Чак прав. Доигралась, девочка. Самое страшное – потерять себя. Она, конечно, еще недавно хотела избавиться от тоски. И у нее эту тоску отнимут – отнимут и боль, и страхи. И память о любви…Много, много всего.
Но ведь это все мое, чуть не закричала она вслух. Не хочу я ничего терять. Даже моменты, когда бывало тяжело. Или стыдно. Разве можно отобрать у человека несколько месяцев жизни. Или, может быть, на выбор, всю оставшуюся? Прощай, Дом, мама, мечты. Привычная, дорогая жизнь, архитектурная академия…
- Ты, главное, не переживай, - сказала Санька. – Здесь можешь пожить спокойно. Ты не одна здесь такая. Даже для спецорганов не секрет, что не все мужчины регулярно проходят контроль. – Санька засмеялась. - Лучше всего здесь, в берлоге Чака.
Наташа взглянула на Чака. Тот кивнул.
- Ты не первая, кто пережидает тут тяжелые времена.
- Спасибо, - сказала Наташка серьезно.
- Правда, здесь не самое надежное убежище. Что-нибудь придумаем, - добавила Санька.
- А…
- А вот лишних вопросов не задавай. На случай, если решишь вернуться.
- Что же тогда будет с Чаком?
- Ничего такого. Хотя апартаменты ему лучше будет сменить. Предупредишь, когда пойдешь сдаваться?
- Обязательно, - буркнула Наташа.
День тянулся медленно. Все ушли, последним ушел Чак, оставив Наташе полбулки хлеба и кружку горячего шоколада. Есть не хотелось. Очень тоскливо, неспокойно было ей в этом чужом, незнакомом углу. Она доковыляла до высоко расположенного окна, за которым хлестал зимний дождь. Чужой голый двор, красноватая стена невысокого дома напротив. Редкие сухие листья на кустах. Наташа поежилась. Не холодно, но довольно сыро. Ее слегка знобило.
Вошел Чак и с обычным для него ехидноватым выражением уставился на голую Наташину ногу. На стол он кинул маленькую пеструю тушку.
- Что это? – спросила Наташа, возвращаясь в постель и закутываясь в одеяло.
- Это кошка, дитя мое. Их здесь много.
- Вы едите… - Наташа хотела сказать «трупы», но вовремя захлопнула рот.
- Едим, едим, - весело согласился Чак. – Почему бы нет? Это протеин, а главное – вкусно. Растительным белком можно, конечно, обойтись, хвала генетикам, но вкус не тот, нет.
- Вам помочь? – спросила Наташа.
- Разве это женское дело – стряпать? Или ваше высочество решили посвятить жизнь таинствам кулинарной науки?
- Я умею готовить, - сказала Наташа спокойно.
-Умеешь программировать плиту? И обдирать кошек тоже? Лежи, лежи, - добавил он уже другим тоном. – Тоже надумала прыгать. Ник обещал зайти.
Наташа сидела и слушала шум дождя, смотрела, как Чак возится с обшарпанной посудой у старой плиты, и постепенно успокаивалась.
Ник зашел уже почти вечером, когда собралось изрядное общество и отдало должное тушеной кошке с картошкой. Все еще уязвленная словами, что она никуда не годится, Наташа решила ни за что не показывать, что ей больно. Но Ник действовал удивительно нежно и осторожно. И он сказал «Не бойся, малышка» совершенно так, как говорил домашний доктор, который наблюдал Наташину семью. Опять резанула тоска по дому, но стало почему-то легче, как будто немного тоньше стала стена между двумя мирами.
- Болит нога?
- Все время ноет.
- Что, Ник, обзавелся медикаментами? - Спросил Чак, увидев, как Ник колет Наташе анальгетик.
- Угу, - сказал Ник. – Вот сыворотки правды не нашел, извини.
- А зачем нам сыворотка правды? Наташа сама все расскажет.
- О чем? – удивилась Наташа.
- Расскажи что-нибудь. Мы ведь не жили в больших домах.
- Ну же, дитя мое, - подбодрил Чак. Говорите же. Аудитория давно у ваших ног.
Наташа смущенно улыбнулась, но собравшиеся как будто и вправду ждали рассказа, и она рассказала, как умела, как она жила и училась в родном доме. Собравшихся интересовали детали, которые она привыкла считать чем-то само собой разумеющимся. Большие Дома когда-то создавались как коммуны с полным циклом самообеспечения, со своими полями и мастерскими. У всех работающих на стороне Дом вычитал большую часть зарплаты, зато не надо было беспокоиться не только о еде и проживании, Дом оплачивал полностью обучение (хотя начальное обучение и так было бесплатным), лечение и большей частью, например, путешествие. Гриша спросил, чем там занимаются мужчины.
- Если работать в доме? Да, в общем, работают, как и женщины. Хотя техникой больше мужчины занимаются.
- Но женщины не копаются в парниках?
- Моя прабабушка занимается садоводством. Очень любит.
- У них нет слуг, зачем? – встрял Чак. – С таким количеством автоматики…
А говорит, не жил в больших домах. Наташа посмотрела на него с любопытством.
- Хотя убрать посуду со стола – это тоже работа, - заметил Дмитрий.
- Запустить уборщика. Включить стиральную машину, - поддержала Наташа.
- Ну, женщина мужчину никогда не поймет.
Пришли Санька и Андрей. Санька бросила Наташе сверток с одеждой и направилась прямо к плите.
- Что-то Чак сегодня сварил странное, - ворчала она про себя, нюхая остатки жаркого.
Андрей просто подошел и сел рядом. Наташе вдруг показалось, что все не так уж и плохо. Нога уже не болела, ужин, который она заставила себя непринужденно проглотить, был сытным. Главное – им с Андреем удалось скрыться, они нашли приют и помощь. Даже вечер стал уютным.
На следующий день Санька заявила Наташе:
- Я знаю, где тебя спрятать. В технической школе.
- Я ничего не смыслю в технике, - сказала обалдевшая Наташа.
- Ничего, ты будешь не единственным дебилом. Там таких много.
- Это что, школа для умственно отсталых?
- Да нет, что ты. Просто муниципальная школа средней руки.
- Спрятать девочку среди мальчиков? – удивился Гриша. – Ты это серьезно?
- Голова, - снисходительно сказала Санька. – Ты бы стал ее там искать?
- Зато Андрея там могут искать.
- Балда, он же старше. Ты не бойся, - добавила она, - сейчас порядки мягкие. Еще сто лет назад за драку могли угостить электрическим хлыстом. А сейчас разве что в карцер угодишь.
Гриша хихикнул, глядя на Наташу. Та поставила на место челюсть и сказала:
- Бред.
- Не боись, все продумано. Иди сюда. – Санька вытащила машинку для стрижки волос.
- Ой, нет, только не это, - непроизвольно вырвалось у Наташки, до которой только сейчас дошло, что Санька не шутит.
- Твой выбор, принцесса, - сказал Чак. – А по-моему, не так уж плохо придумано.
- Да вы что, серьезно? Ну, допустим, переоденешь ты меня, а медконтроль?
- Ник прикроет.
- Меня, кажется, никто и не спрашивает, - ехидно сказал Ник.
- Ну Ник, ну Коленька, - подхалимски сказала Санька. – Ты же можешь.
- Так нельзя, - сказала Наташа. – Если меня найдут, Ник тоже будет под ударом.
- Ладно уж, - сказал Ник. – Все равно скоро уходим. Месяц-другой ничего не решают.
Теперь все смотрели на Наташу.
- Я же не смогу всю жизнь прятаться среди мальчишек, - сказала она, уже сдаваясь.
- Вот если изменить пол, можно и всю жизнь. Да ладно, не вздрагивай. Будем надеяться, всю жизнь и не понадобится. Ну что, решай.
Наташа вздохнула и покорилась. Через пять минут густая волна волос упала на пол. Стараясь сделать ее непохожей на себя, Санька оставила у нее на голове шетинку длиной в сантиметр.
- Можете убедиться, что я была права, - гордо сказала Санька.
Молчание мужчин было унизительным. Наташа с опаской заглянула в зеркало, шагнула ближе и уже с откровенным ужасом уставилась на свою опозоренную голову. Просто какой-то кошмар. Уши оттопырились, щеки потолстели. Голове было холодно. Наташе показалось, что она похожа на Чака, тот был подстрижен так же коротко, только почему-то неровно, клочками. (Чак вообще был неухоженный, помятый, Наташа долго думала, что стиральной машины у него нет совсем – такие были у него рубашки. А она еще привыкла считать мужчин педантами чистоты! В первый раз Наташка встретила мужчину, который так мало заботился о себе, любимом.) Она с отвращением провела рукой по голове.
- Хорошенький мальчик, - сказала Санька. – Носик слишком изящный, но сойдет. Тебе пятнадцать лет? Скажем, что тринадцать.
Тоненькая невысокая Наташа в самом деле стала походить на бледного подростка-мальчика.
Остался небольшой, но существенный штрих, - Санька увела ее в примыкающую к комнате каморку. – Вот это поможет заретушировать вторичный половой признак. Хотя у тебя еще и прятать, в общем, нечего.
- Так уж и нечего, - возмутилась Наташа.
Надо признать, муляж был сделан искусно и остроумно приклеивался к телу. Он прикрывал живот и часть груди, Наташа сразу лишилась талии. Но увидев, как Санька предлагает сымитировать первичный половой признак, она покраснела и сказала:
- Ни за что.
- Понимаешь, сейчас плавки носят обтягивающие…
- Глупости, - рассердилась Наташа. – Если меня разденут, так уж совсем.
- Я думаю, это не обязательно носить все время, - сказала Санька, будто не слыша. – А для первого впечатления лучше нацепить. А если тебя, например, ударят в грудь? Или в другое место? Ну, примерь трусики.
- Это резина?
- Обижаете, леди. Это биопластмасса.
Наташка, ворча, надела приспособление, и в это время без всякого приглашения ввалился Ник. Пару минут царило молчание. Наташа не решалась на него посмотреть..
- Ничего, - заявил Ник, - хотя лучше до белья не раздеваться. Первое место в конкурсе красоты ты не займешь, а так сойдет. Плечи узковаты. А ну-ка, лег-отжался!
Наташка не выдержала и фыркнула. До сих пор ей казалось, что она в виртуальности. Или смотрит глупый спектакль, поставленный специально для нее. Теперь она вдруг поняла: это не спектакль, просто эти большие мальчишки затеяли игру в подполье. А то, что для кого-то из них игра по-настоящему опасна – это им, наверно, даже больше нравится. И Саньке нравится игра, она еще девчонка, ненамного старше Наташи. Вот и ей настойчиво предлагают поиграть, а она упирается, как будто у нее есть лучший выбор. Продолжать сидеть здесь и помогать Чаку свежевать кошек. Собирать пустые бутылки, соревнуясь с дворниками. Чем он там еще подрабатывает? Лучше уж в школу, на казенные хлеба. А то свалилась людям на голову в самом прямом смысле. И в переносном тоже.
А если ее сразу вычислят? Ну, значит, так тому и быть. Зато она окажется дома.
- Я могла отжаться раз пятьдесят, - сообщила он Нику. – Только сейчас ослабела.
- Пойдет, - согласился тот, - только не забывай, что ты мальчик, и не смотри на меня так уничтожающе.
- Я так смотрю?
- Уже нет. А как назовем тебя, а, Натаниэль? Анатолий?
- Только не Анатолий.
- К сожалению, выбирать тебе не придется, - сказала Санька. – Будешь Антоном. Из Новой Ляли.
- Антон так Антон, - согласилась Наташа.
– Документы будут завтра.
- Их так легко подделать? - удивилась Наташа. Ну и дела, однако.
- Просто случай помог, - объяснила Санька. – Вот Чак уже год живет без документов.
- Ему просто так интереснее, - ввернул Ник. – Зачем ему документы? И работать ему некогда, он у нас писатель, книгу пишет: «Как я воевал с бабами».
Он и Александра захихикали.
– Позвольте мне, наконец, одеться, - сказала Наташа.
Санька дала ей мальчишечью одежду и велела носить только ее, чтобы привыкнуть. Женщины позволяли себе всякие вольности в одежде, но таких чисто мужских свободных брюк ни одна женщина не надела бы добровольно. Как и рубашки с непременными кружевными манжетами. Наташа окончательно превратилась – в мальчика - не мальчика, но кого-то другого.
- А теперь, мужчины, поучите ее двигаться.
Послезавтра Санька проводила ее до ворот школы. Ночью выпал снежок, они шли по выбеленным улицам. Дышать морозным воздухом было приятно, несмотря ни на что. Наташа с любопытством разглядывала дома в два или три этажа. Узкая улица, очень узкая, а крыши используют как посадочные площадки для флайеров. Интересный квартал.
- Ну вот. По-моему, вон та дверь. Здесь Гришка учится. Инструкции помнишь? Откуда приехал, выучил?
Наташа тоскливо рассматривала школьный двор. Хотя, наверно, летом, когда обступающие его с трех сторон потемневшие стены прикрывает зелень, тут не так уныло.
- Смелей, тореро. Быки ждут вас. Самое главное, не забывай поднимать круг унитаза.
- Что еще за круг? – спросила Наташа с подозрением. У нее и без того голова шла кругом.
- Не знаю, только в исторических детективах все мужчины, переодевшиеся женщиной, попадаются на том, что забывают опускать этот самый круг.
- Ну тебя к черту, - Наташе было не до веселья. Но сердиться на Санькины шуточки как-то не получалось. Наташа удержалась, чтобы не хлопнуть Саньку ладонью о ладонь – у мужчин принято рукопожатие. Санька сделала одобрительный жест и исчезла.
В одиночестве она нерешительно пошла по присыпанной снегом дорожке. До нее здесь прошло человека два-три, не больше. Ученики живут при школе, и учителя, похоже, тоже.
Звякнул колокольчик над дверью. Наташа вошла, не без холодка внутри, но чувствуя, к своему удивлению, какой-то душевный подъем. Азарт опасности. Внутри неожиданно оказалось уютно, а главное, здесь было тепло. Широкая лестница вела из пустого холла на галерею. Наташа поднялась и оказалась в коридоре, полном мальчишек. Они вовсе не походили на забитых дебилов, каких Наташа почему-то ожидала увидеть. Во всяком случае на забитых – некоторые буквально ходили на ушах, и никто их не удерживал. На Наташку никто не обращал внимания. Ей пришлось поймать одного из мальчишек и спросить дорогу к директору.
Директриса тоже не обратила на нее особого внимания, или ей так показалась - а Наташка невольно ждала, что первая же женщина ее сразу раскусит. Мужчины непроницательны, и бог с ними, но директор! Энергичная полная женщина с гладкой прической спокойно улыбнулась Наташке, мельком заглянув в лежащие на столе документы.
- Кузнецов Антон Мария, - прочитала она, - очень приятно. Потом сказала в свой переговорник:
- Михаил, зайдите ко мне, пожалуйста. У нас новенький. - И объяснила новоявленному Антону:
- Сейчас придет староста четвертой ступени, попрошу его показать вам вашу комнату. И все остальное.
- Привет, - сказал, входя, староста, и улыбнулся. – Это ты новенький? Пошли.
Михаил был мальчишкой ростом с Наташку, отрастившим русые волосы почти до плеч. А комната оказалась небольшой, но приятной. Кровать накрыта легким покрывалом, подушка даже на вид мягкая. Пол теплый. Мебель не деревянная, как дома, а из пластика, но какая разница. Над письменным столом пустая книжная ниша, в углу у окна еще один маленький столик, над ним крошечный, транспортный кухонный агрегат. На широком подоконнике стеклянный кувшин и два стакана. Никаких излишеств, но удобно.
Потом они зашли на склад подобрать школьную форму. Форма была, к счастью, простая, без кружевных манишек и гвардейских мундирчиков.
- Зайдешь к врачу, потом переоденешься и сразу иди обедать, - сказал староста, приветливо улыбнувшись. Кажется, он вообще любил улыбаться.
Наташа даже расслабилась, только рано, потому что за дверью медкабинета, где она приготовилась увидеть Ника, сидел за столом совершенно незнакомый врач.
- Новенький? – сразу спросил тот. – Расчудесно, раздевайся и иди к диагносту. Хотя погоди, сначала генный анализ. Чего ты боишься? Я просто возьму соскоб кожи.
«Я же говорила, что это бред», была первая мысль Наташи. Даже если бы ее не стали раздевать, анализ первым делом выявит отсутствие Y-хромосомы. А вторая мысль - что раздеваться не обязательно, можно просто назвать себя. Или доиграть до конца и посмотреть, как врач выпучит глаза? Или просто удрать?
- Глеб, - сказал, входя, Ник. – Там Аграфена удивляется, что ты до сих пор не представил ей еще вчера обещанный отчет.
Глеб сморщился, будто нюхнул аммиака.
- Давай я посмотрю мальчика, - предложил Ник. Глеб кивнул и вышел, захватив какие-то отчеты и ворча что-то относительно вздорных баб. Ник улыбнулся Наташке, - Отделался легким испугом?
А она сама не знала, радоваться ей или нет.
- Ты все-таки раздевайся, - приказал Ник.
- Глеб вернется.
- Иди сюда.
Ник выдвинул неизвестно где помещавшуюся легкую ширмочку и загнал ее в образовавшийся закуток.
- И муляж снимать?
- Давай, давай. Я фальсификатор, но не халтурщик.
Озадаченная сложным заявлением, Наташа послушно позволила налепить на себя множество положенных нашлепок.
Нельзя сказать, чтобы новая жизнь показалась Наташке веселой. И это притом, что школьные порядки были не такими уж строгими. В ее комнату никто не врывался без ее приглашения (учителя и администрация не заглядывали вовсе, обычно прося выйти ее, если нужно. Значки внутренней связи были приколоты на каждой форменный курточке, но они действовали только внутри здания). И дверь не пропускала лишнего шума. Но сходство с домом на этом кончалось. Утром, после сигнала побудки, вместо того чтобы размяться в гимнастической комнате, ей пришлось заниматься в большом зале с другими мальчишками и под руководством инструктора. Мужчина-преподаватель – это уже само по себе было удивительно. На завтрак всегда подавалась каша, на обед – овощи и жареный кусок прессованного планктона. Обычай есть планктон возник сразу после темных времен, четыре века назад, когда после экологической катастрофы вымерла большая часть наземных животных, а генетики еще не успели поработать с растениями. Наташа терпеть не могла эту «биомассу», как она выражалась, даже обогащенную крилем и другими благородными добавками, хоть и признавала ее полезность. А теперь приходилось стоически есть ее каждый день. Правда, вазы со свежими фруктами стояли в столовой постоянно, так же, как и тарелки с сухими хлебцами. «Прихвати в свою комнату тарелочку фруктов, не возбраняется», посоветовал ей доброжелатель Михаил после первого обеда. Это было приятно, конечно, но Наташа никогда не умела питаться одними фруктами.
Занятия в прекрасно оборудованных мастерских тоже давались тяжело. Ведь говорила она Александре! На первом же занятии инструктор, довольно щуплый, с лицом классического работяги, носивший, вопреки моде, каштановые усы щеткой, сказал ей:
- Э-э, парень, как это тебя угораздило? – и посмотрел с жалостью, видимо, пораженный глубиной ее тупости.
- Ну, ничего, не расстраивайся сильно, еще научишься.
Наташке, которая вовсе не собиралась расстраиваться, в самом деле стало нехорошо. На прочих занятиях ей пришлось проходить давно знакомые курсы, но она боялась обнаружить свое знание материала. В результате она вернулась к давно проверенной практике чтения книжек во время учебного фильма. Здесь легко было достать только полезную для учебного процесса литературу, и Наташа принялась штудировать «Кибы и механизмы» и «Как препарировать встроенный процессор». Это принесло определенную пользу: ей впервые удалось собрать пылесос-автомат так, что не осталось никаких лишних деталей, и заслужить намек на похвалу от мастера.
Школа была полным интернатом, здесь учились в основном мальчики из мелких отдаленных поселков. По вечерам мальчишки разбегались, кто куда мог – учеба в этой школе вовсе не была заточением, хотя к ночи полагалось вернуться. Но Наташа первые недели отсиживалась в школе безвылазно – ей было велено не высовываться на улицу и не привлекать к себе внимание, и ослушаться она даже не помышляла. Сидела в своей комнате, смотрела новости по видеоканалу (про нее ни слова) или перекидывалась мячиком с мальчишками в спортзале. Зато Санька, видимо, болевшая за успех своего предприятия, иногда навещала ее и скрашивала ее жизнь, так велик в ней был запас живости и теплого юмора. Григорий тоже нередко составлял ей компанию по вечерам.
Особенно ошеломили Наташку уроки домоводства. Дома они иногда любили повозиться на кухне с продуктами, игнорируя центральную доставку – особенно перед праздниками, все четверо. Но…
- По-моему, чистить картошку с помощью ножа – это уж слишком, - пожаловалась она Александре.
- Разве плохо уметь что-то делать руками? – удивилась та. – Учись, пригодится.
- Вот и повар сказал то же самое, слово в слово. Только он еще добавил: с такими амбициями ни одна девушка на меня не посмотрит, не то что в мужья не возьмет. Тут еще Григорий возьми да и ляпни: «Мужем сделаться? Дурное дело нехитрое».
- И что дальше было? – с любопытством спросила Санька.
- Сначала повар хохотал, а потом пришлось быстренько учиться мыть посуду. Без помощи посудомойки, разумеется. И Гришу под монастырь подвела.
Гриша, который сидел тут же, у стола, уминая зимние персики, улыбался добродушно и немного застенчиво. Александра хихикала без малейшего сочувствия. Потом сказала:
- Ничего, Антошка, не раскисай. Могу сказать по секрету, что тебя уже не ищут. Приходи по вечерам к Чаку, веселее будет.
- Вот кстати, научусь заодно и кошатину разделывать.
- Чак выделывает шкурки и где-то там продает, - сказала Санька. – А мясо можно не разделывать.
- Ну как же, он тогда при мне разделал кошку и сварил. С картошкой.
- Это когда же?
- Когда я у него сидела. В самый первый вечер.
Гриша и Санька дружно уставились друг на друга.
- Помню, - сказал Гриша. Я еще тогда подумал, где это Чак раздобыл китовое мясо?
Они так же дружно уставились на Наташку.
- Не иначе, хотел над тобой подшутить, - сказала Санька. – Посмотреть на твою реакцию. Ты там не удивлялась по поводу кошки?
- Было такое. Только потом я заткнулась.
- Он хотел посмотреть спектакль, который ты устроишь. Чак у нас страсть какой любопытный, - сказал Гриша.
- И ведь не сказал никому, Y-штамм!
- Правильно, вдруг всех стало бы рвать съеденным, - заметил Гриша. – А так ничего. Вкусно.
- Шутит он последовательно. Видимо, цельная натура. – Она еще считала себя мастером розыгрыша!
– Ну вот, говорю же, приходи, скучно не будет.
Почему-то именно холостяцкое жилище Чака была своеобразной штаб-квартирой. (Санька называла ее Клубом доморощенных конспираторов). В маленьком особняке, примыкавшем к зданию магазинчика, жили только два холостяка: Норрис и Чак. Наташе постоянно казалось, что особняк готов развалиться, но, как видно, дома лет двести назад строили добросовестно. В этой части города, где между заборами тянулись узкие, никем не подметаемые улицы, было много таких домов. Норрис был на редкость неразговорчив и без конца простужен. Будучи простуженным, он ворчал себе под нос, проклиная погоду, климат, скверную систему здравоохранения и женщин, которые во всем этом были виноваты. Предложенную Ником вакцину по неизвестной причине решительно отвергал, только ругался еще больше. Чак был невысоким, но упитанным брюнетом, носил бороду, очень коротко стригся, его взгляд из-под бровей был иронически-насмешливым. По крайней мере, на Наташу он смотрел именно так. Он называл ее «субтильной барышней» и посвящал ей противные двустишия, которые Наташку веселили, только она этого не показывала. Характер у Чака был компанейский, но довольно ехидный и даже склочный. Если раньше он занимался исключительно мелкими сварами с представителями власти (и говорят, вполне профессионально), да еще вполне безвозмездно обучал всех желающих тактике подобных пикировок, то теперь явно испытывал дискомфорт оттого, что не с кем по-настоящему поцапаться, а друзья все его попытки поскандалить привычно игнорировали.
Александра, Григорий, Дмитрий бывали здесь почти каждый день, Ник тоже обязательно заглядывал, если не был на дежурстве. Приходили и другие. Иногда на короткое время появлялись мужчины полудикого вида, с откровенно голодным блеском в глазах, чтобы потом исчезнуть в неизвестном направлении. Наташа ни разу не видела, чтобы здесь кто-нибудь кому-нибудь предлагал деньги, зато продукты к Чаку регулярно таскали все, кто мог, а Чак по вечерам традиционно готовил ужин на большую компанию.
Наташа тоже стала приходить, здесь она могла себе позволить хоть в какой-то мере быть собой. К ее удивлению, ее приняли как свою, ничего от нее не требуя и не зная о ней ничего, кроме того, что она единственный раз противопоставила себя государству. Как будто со всеми сомнениями в Наташкиной благонадежности покончили при первой встрече. Она чувствовала, что ее не прогонят и никогда не выдадут, скорее уж разделаются с ней сами, быстро и безжалостно, если будет надо. Это понимание отчего-то успокаивало. И все же иногда, глядя по ночам за окно своей комнаты, за которым моросил дождь или выпавший снег делал ночь светлее, она удивлялась, что мешает ей открыть окно и улететь – гравилет она теперь носила во внутреннем кармане, не расставаясь с ним, и бесконечно тосковала по небу. Она через час была бы дома. Подумав так, она отворачивалась от окна и ложилась, и долго лежала без сна. И ей казалось, что эта зима никогда не кончится.
Утром будильник включал тихую музыку, через пару минут в меру бодрый, хорошо модулированный голос произносил «С добрым утром!» или что-нибудь вроде «Вставайте, сэр, вас ждут великие дела» (текст постоянно обновлялся), и начинался новый бесконечный зимний день. Но, по крайней мере, у нее немного оставалось времени для мрачных мыслей.
Приближался Новый год, любимый Наташкин праздник, это еще усилило ее тоску. Его обычно встречали своей семьей – и всем домом одновременно, собираясь в огромном парадном зале и устраивая беззаботные танцы с маскарадом. Но все оказалось не так уж тяжело. Большая часть мальчишек на каникулы разъехалась, оставшиеся тридцать первого декабря собрались в нарядной столовой и веселились действительно непринужденно. И никакой каши на ужин им не предлагали, зато было много Наташкиных любимых блюд и сл%
|
|