Так получилось, что долгожданное время отпуска подкралось незаметно. Шла последняя неделя июля, а полноценно в нашем коллективе не отдыхал ещё никто.
Ну, если не считать Вовку с Бородой, которые, прихватив пару рабочих дней между майскими праздниками, чтобы подольше получилось путешествие, да пару девушек, чтобы не скучно было, закатили на велосипедах в турне по Южному берегу Крыма. Итогом того приключения оказались несколько огромных кип однотипных фотографий, море впечатлений от весеннего южного моря и категорический отказ девушек ещё когда-нибудь иметь с Вовкой хоть какие-нибудь дела.
Да, кроме Крымской кампании у Вовки с Бородой был ещё небольшой велопробег по Питеру, его окрестностям и Финскому заливу, приуроченный к белым ночам. Они, правда, чуть-чуть опоздали к пику белых ночей, да и девушек заманить в свою компанию им в этот раз не удалось, но все-таки впечатлений они и здесь набрались. Ну, пусть не море, а, так скажем, залив впечатлений от совершенно пресного, мелководного, мутного Финского залива Балтийского моря.
Н-да… Залив… Набрались… Этого, конечно, тоже хватало. Одна только история с шампанским в Крыму чего стоила! Угораздило же их там наткнуться на точку, где продавалось сухое крымское шампанское. Вот-вот – Новый свет. Брют. Настоящее. А не то, что в Москве в гастрономах да в ларьках продаётся. Которое, как говорит Вовка, а он слывёт промеж нас большим знатоком разного рода напитков, ничего общего с настоящим «Новым светом» не имеет.
Вовка мимо такого подарка судьбы пройти, конечно, не мог, и купили они в общей сложности семнадцать бутылок. Ох, уж эта его страсть к круглым цифрам! Наверное, хотели домой в Москву отвезти, родных и друзей побаловать. Так мы и дождались! Как же! Где это видано, чтобы такой груз на велосипедах с собой тащить, да ещё через весь Крым? С большим трудом, я так полагаю, они довели тяжело груженые велики до берега, где в уютной бухте устроились на днёвку. Во время которой все эти семнадцать бутылок и уговорили. За один день. Чтобы, значит, они не мешали их дальнейшему спортивному путешествию.
Но ты же понимаешь, что все эти мелочи к отпуску никакого отношения не имеют. Если прикинуть, сколько мы в начале года по субботам да по воскресеньям на работу выходили, то, считай, что эти вылазки были в счет отгулов. Но отпуск-то тоже надо отгулять! А остаётся всего лишь один летний месяц. И на всех на нас на пятерых он ну никак не делится.
Ерунда какая-то получается в этом году. Все планы срываются. И так у всех.
Семёныч обычно берёт отпуск в сентябре и нежится в своей любимой Салтыковке, наслаждаясь буйством осенних красок, а заодно приводя в ещё больший порядок своё хозяйство. Да ещё на недельку съездит к родителям в далекую удмуртскую деревню. А в этом году, видишь, как получилось, брат у него умер, и ездил Семёныч на похороны брата, а потом и на сороковины. Да попал в самое пекло. И в тридцатипятиградусную жару боролся на бескрайнем картофельном поле с неистребимыми колорадскими жуками. А что делать? Родителям помогать надо!
Борода хотел махнуть в отпуск в Карелию. Причём весьма экзотическим способом – на своем автомобиле. Это полторы тысячи километров в одну сторону. Хорошо, что не автостопом... На велосипеде тоже было бы оригинально… Всё-таки народ обычно туда ездит на поезде – быстрее и не так утомительно. Да и водных дорог там гораздо больше, чем автомобильных. Так что байдарка считается более удобным транспортным средством.
Однако же, и это доказано, находятся смельчаки, бороздящие дикие просторы Карелии на городских машинах. Но не довелось сбыться планам отчаянного и бесстрашного байкера-автомобилиста Бороды – в семье его компаньона случилось несчастье. Из окна восьмого этажа умудрилась вывалиться любимая кошка. Кошки, как известно, весьма живучие существа, но падение с двадцатиметровой высоты об асфальт… Боже, какой ужас!.. Это, видимо, находится за гранью их живучести. И, несмотря на все усилия врачей-ветеринаров… Что же все-таки произошло, несмотря на все усилия? Умерла кошка или – не совсем? Не помню, честно говоря, чем эта душераздирающая история закончилась, но она сильно отложила начало путешествия. Вплоть до того, что ехать в такую даль просто не имело никакого смысла. Посуди сам. Два дня изматывающей дороги по далеко не идеальным автострадам России туда. Это в лучшем случае. И непродолжительный отдых в Карелии, чтобы набраться сил перед не менее изнурительной дорогой обратно… Безрадостная перспективка.
А посему - решил Борода отправиться на Селигер, где есть у него своё насиженное место, куда он приезжает чуть ли не каждый год. Всё знакомо, минимум сюрпризов…
Вовка… Ну, Вовка!.. Он строил фантастические планы – на Кольский полуостров на велосипедах. И подбивал Александра составить ему компанию. Вовка раздобыл подробную географическую карту, а Александр изучил Интернет на тот предмет, были ли у Вовки предшественники? Потому что верилось в это с трудом. Особенно после внимательного изучения карты. Я присутствовал при этом. О! Какая это была карта! Если мне не изменяет память, на сорока с чем-то листах.
- Ну-ка, Вовка, - говорил Александр, - найди-ка мне листы номер такой-то, такой-то и такой-то.
И Вовка, у которого все листы были свернуты в большой рулон, долго их перебирал, раскладывая по всем попадающимся под руку свободным поверхностям – столам, стульям, мониторам и системным блокам. Порывался даже застелить ими пол. Вид был потрясающий! Заходящие по каким-то производственным вопросам девушки из бухгалтерии испуганно останавливались в дверях, извинялись, что помешали, говорили, что они, вообще-то, ненадолго и что их дело, вообще-то, не такое уж срочное, и они, вообще-то, могут зайти и в другой раз. Когда Вовка освободится. Потому что они, вообще-то, к Вовке пришли. Но Вовка был сильно увлечённый, глаза у него горели, как одинокий костёр в диких болотах Кольского полуострова. Руки тряслись, как после… Нет, не подумай так. После ужина у Вовки руки не трясутся… Как после многочасового велопробега по каменистой кочкастой дороге.
И вот они сидят, склонив головы над нужным листом. И мне так и хочется добавить, перефразируя старый анекдот, что их неудержимо рвет на Кольский полуостров.
- Так. Вот железнодорожная станция, где мы выходим. Вот дорога.
- Какая? Вот эта?
- Нет, на север нам не нужно. Нам нужно во-от сюда. – Проводит Александр пальцем по карте. – Тащи сюда следующий лист.
Вовка долго роется в разложенных листах и после нескольких неудачных попыток достает нужный. Я разглядываю карту из-за спины Александра и вижу, что дорога-то, собственно, там всего одна. Есть еще тропинки, просеки, но они сильно смахивают на труднопроходимые звериные тропы, по которым не то, что на велосипеде, а пешком налегке в болотных сапогах и то не пробраться. Но их взгляд прикован к дороге, которая стремительно мчится к берегу Белого моря. Белое море – это их страсть, их самая сокровенная мечта, предмет вожделения. Когда они рассматривают карты Карелии или, как сейчас, Кольского полуострова, неизменно их мысленный маршрут приводит к Белому морю. И они цокают языками, постанывают в экстазе, вспоминая, какая там природа, какие острова, какая рыбалка.
- Вот же, вот! Вот сюда нам и надо. – Подхватывает Александр уже подготовленный Вовкой лист, на котором дорога вьется вдоль побережья. – Так. Теперь прикинем, сколько дней нам туда идти. Какая у тебя, Вовка, средняя скорость на шоссе. Тридцать? Двадцать? А масштаб карты?
И Александр прищуривает глаз, вытягивает два пальца наподобие циркуля. Это у него получается час пути. И начинает мерить, начиная с железнодорожной станции, сколько же, в часах, получается путь до моря.
- Так. Раз, два. Вовка, давай следующий лист. Где тут у нас дорога?
- Вот тут в уголке.
- Где-где? Ну-у. Это не считается. Давай следующий. Три, четыре. Вовка, ты где?
- Сейчас, сейчас. Вот! Какой лист следующий?
- Пять, шесть… Хм!
- Ты чего?
- Всё!
- Что всё?
- Приехали.
- Куда приехали?
- К морю, Вовка, как мы и хотели.
Наступила тяжелая пауза. Заметно приунывший Вовка посмотрел на следующий лист, где дорога внезапно заканчивалась, и крякнул.
- И сколько же ты насчитал?
- Часов шесть-семь, где-то так.
- Ну, можно растянуть дня на три.
Александр многозначительно на него посмотрел. Действительно, зачем, имея целью побыстрее добраться до моря, растягивать путешествие в три раза?
- Ладно. Давай посмотрим, куда едем дальше.
- А дальше – всё.
- Что – всё?
- Приехали. Дорога кончилась.
- И что, никак её закольцевать не получится?
Они долго искали выход из тупика, низко склонясь над картой. По всему выходило, что другого пути, кроме как повторить весь маршрут в обратном направлении, не было. Когда они выпрямились и стали изучающе разглядывать друг друга, я наконец-то тоже смог подобраться к карте. Но меня интересовало другое.
- Саш, а что означают эти вот точечки в воде вдоль берега?
- О-о! Это фигня полная! Это означает, что там мелководье. Останавливаться там совершенно неинтересно. Когда отлив – море убегает от тебя за километр. А когда прилив, рыбу не половишь. Потому что воды – по колено.
- А на север почему ехать не хотите?
- А там, видишь, Серёга, лесов нет, одна тундра. И ещё болота. И пограничники. И с тем, и с другим, и с третьим связываться чего-то не хочется. А чтобы добраться до всего этого, надо перевалить через Хибины, а тамошние горные пути классифицируются в Интернете от труднопроходимых до непроходимых вовсе.
Жуткое разочарование постигло Вовку, который был готов к любым экстремальным маршрутам. Но только не в одиночку. А соратников, похоже, ему было не найти. Александр отвернулся к своему монитору и продолжил работу, а удрученный Вовка, сопя и чертыхаясь, стал сворачивать свои суперкарты.
Придется ему, судя по всему, как и в прошлом году, к Бороде на Селигер в гости ехать.
А что же Александр? Я так понимаю, что на Кольский на велосипедах он всё равно не поехал бы. Потому что это как-то слишком. Много с собой не увезешь, не то, что на байдарке – побросал туда кучу вещей и сиди себе, вёслами помахивай в своё удовольствие. А тут – каждая вещь на счету, каждый килограмм – лишний.
И потом. Ох, уж этот Александр! Он так рассказывал о Карелии у меня на дне рождения, столько в этих рассказах было охов и ахов, что моя дочка Юля от него ни на шаг не отходила и заручилась-таки обещанием поехать вместе в Карелию на байдарках. Выпивши, видно, был Александр. А может, и впрямь хотел составить нам компанию. Да что-то помешало. Потому что до последнего оттягивал он с выбором маршрута и покупкой билетов. А потом, когда дальше тянуть уже было некуда, извинился, сослался на обстоятельства непреодолимой силы, да уехал в отпуск на дачу. А дача у него почти что на полпути к Селигеру. Так что ему к Бороде на костерок заскочить – труда не представляет.
Видишь, какая штука получается? Какое-то искривление времени, пространства, обстоятельств и мозгов. Всё, как ни крути, сходится на Селигере. Я-то там уже был раза три. Лет двадцать назад, когда мы ещё только начинали водные походы с Вовкой, Александром, его женой Ириной. Да. Давно это было…
Селигер! А вот моей дочке Юльке такое предложение понравилось – махнуть, знаешь ли, на Селигер. Это звучит красиво, загадочно, романтично. Мекка российских диких туристов. Любой турист, кого ни спроси, хоть раз в жизни был на Селигере.
Потихонечку, подспудно, как-то даже, я бы сказал, невзначай, начал я готовиться к этому путешествию. Палатку, лодку резиновую проверил. Матрас надувной один живой остался. Это который удалось надуть и который, будучи в надутом состоянии, не сразу сдулся. А вот спальников не хватило, и вместо недостающих подстилок и спальников я набрал кучу старых одеял и матрасов. Когда на машине путешествуешь, это можно. Машина большая. И кресло складное можно захватить. И стол. И холодильник было бы неплохо, да жаль, не получится – боюсь, что там на деревьях электрические розетки не развешены.
И снасти рыболовные подкупил. Удочку, спиннинг, крючки всякие, катушки, блёсна. На разную рыбу, в общем, подготовился. Да, и коптильню. А как же без коптильни? Что же мы с такой прорвой рыбы будем делать, когда наловим?
И гитару. Какой же турист без гитары? Боже ж ты мой, сколько же лет я ее в руки не брал?
И вот наконец пришел час «икс», когда, придя в понедельник на работу, я с удивлением обнаружил, что кроме меня и Семёныча никого в комнате не оказалось. «Опоздал», - тоскливо подумал я, когда понял, что все остальные, воспользовавшись тем, что срочная работа была только у нас с Семёнычем, слиняли в отпуск из душной, пропитанной смогом Москвы.
Что-то не припомню я такого жаркого и сухого лета в Москве. А начиналось-то оно нормально – в начале июня было дождливо и до такой степени прохладно, что все дачники всерьёз переживали за судьбу своего урожая. Может быть, даже усиленно молились. Вот и допросились!
Уже месяца полтора-два держалась жара за тридцать градусов.
И ни одного дождя!
Зажарилась и пожухла трава на газонах.
Поджаренные листья, не успевая пожелтеть, засыхали, скручивались и облетали с деревьев, устилая землю в скверах и парках шуршащим, по-осеннему пахнущим ковром.
Жареный асфальт, как забытая на огне сковородка, нещадно чадил, добавляя свои, не слишком-то приятные запахи, в густой смог, стоящий над Москвой мутной пеленой.
И не было ветра, способного его сдуть, чтобы вернуть воздуху утраченную свежесть, чтобы вернуть небу утраченные краски.
Небо было серого цвета.
Весь мир был серого унылого цвета.
Оттенками серого, как картинка в чёрно-белом телевизоре.
Но к этому привыкаешь.
Привыкаешь выбирать маршруты, проходящие в спасительной тени.
Привыкаешь к короткому дыханию. Потому что, если вздохнуть глубоко, начинает першить в горле.
Привыкаешь к запаху горящего торфа.
Привыкаешь к мягкому асфальту со следами каблуков.
Но однажды я поднял вверх глаза и увидел солнце.
Я не хочу, я не смогу привыкнуть к такому солнцу!
Был полдень.
Оно стояло в пыльно-сером без единого облачка небе.
Я смотрел на него, не отрываясь.
На этот маленький, темно-красный невзрачный шарик, затерявшийся в причудливо изрытом крышами домов городском небе.
А потом я видел, как медленно и неотвратимо этот полубезжизненный зрачок затягивала густеющая пелена.
Это было на моих глазах!
Я видел, как умирало солнце!..
- Всё! Всё, Семёныч! Я свою срочную работу доделал. Ты меня отпускаешь?
Вот так, оставлять одного человека отдуваться за весь коллектив, у нас не принято. Но сил оставаться в Москве не было уже никаких. А через два дня выйдет на работу Борода. Два дня. Всего лишь два дня Семёнычу работать одному. И великодушный Семёныч меня отпускает.
- Иди. Я тебя прикрою.
- Я ненадолго, Семёныч. Только сгоняю туда-сюда на недельку.
Куда туда? Куда сюда? Не важно! Важно – сгонять. Удрать из города, пропахшего смрадом, унынием, усталостью и кислыми потными рожами! Семёныч, держись! Не сочти за предательство! Не трави мою проснувшуюся совесть!
Скорее бы! Скорее бы уехать отсюда! Вот так часто бывает – когда знаешь, что какое-то долгожданное событие вот-вот наступит, сил терпеть нет уже никаких. Минута кажется часом, день – вечностью. Можно целый год мечтать о Селигере, слегка готовиться к путешествию и при этом совершенно нормально жить обыденной жизнью – ходить на работу, в магазин, ложиться спать, хлебать суп, поглядывая в телевизор, где в очередном сериале слащавые мужчины, слащаво улыбаясь, слащаво признаются в любви слащавым женщинам. И вроде бы всё как надо.
И вот, когда до отъезда остаётся один день, всё переворачивается с ног на голову. Раздражает каждый вдох испорченного воздуха, становится невыносимым обычный городской шум, пассивность других выводит из себя. Ну почему всё должен делать я? Ладно, хорошо. Я сам буду собирать ваши вещи, но только потом пеняйте на себя.
Но это все ерунда. Потому что всё, что мы забыли, можно купить по дороге. Потому что, если что-то там, на Селигере, произойдет, мы просто погрузимся в машину и вернёмся домой. Потому что, если даже что-то с машиной случится, позвоним Вовке, или Бороде, или Александру, и они нас эвакуируют. Да, надо держаться к ним поближе. Мне Александр на карте показывал, где Борода в прошлом году стоял.
Там, говорит, вот на этом шоссе, то ли на тридцать седьмом, то ли на тридцать девятом километре, нужно свернуть на грунтовую дорогу. Только ты, говорит, на первую дорогу не сворачивай, а то она какая-то уж слишком горная, а сворачивай на следующую. А там она тебя, говорит, мимо коттеджа поведет вдоль озера. Там, говорит, много народу стоит. И дорога эта иной раз прямо по стоянкам идет. И вот когда эта дорога кончится, там Борода как раз и жил. Но только не совсем там, а еще чуть подальше, по тропинке в горку.
Ну, я слушал тогда вполуха, потому что на карту эта дорога не была нанесена, да и само место стоянки Александр указать точно не смог. Потому что там, говорит, остров должен быть, а здесь он не обозначен. А пришедший тогда на помощь Вовка сказал, что поворот нужно делать не на тридцать-каком-то, а на сорок-каком-то километре и вообще показал на другой залив, чем окончательно сбил меня с толку.
Но приблизительное направление я понял и решил держать путь в ту сторону. А там видно будет. Тем более, что не факт, что Борода и в этом году будет стоять на том же месте.
И вот вечером я начал загружать в машину нашу поклажу. Конечно, это надо сделать вечером, чтобы выехать с рассветом, а ещё лучше до рассвета с тем, чтобы избежать утренних пробок. И по пустынному шоссе… С ветерком…
После того, как я закончил приготовления и вернулся домой, оказалось, что у нас ещё остался непереработанный урожай огурцов, который конечно же не дождётся нашего возвращения и испортится. Делать нечего, мы с женой закатали рукава и принялись закатывать банки.
Ах, маринованные огурчики!
Достанешь зимой такую баночку.
Да подковырнёшь вилочкой корнишончик.
А он аж во рту тает!
И сладость в нём, и нежность, и аромат.
Да-да. Насыщенный – укропа.
И с горчинкой – перца.
И дающий крепость и силу – лаврушки и вишнёвого листа.
И неповторимо-летний – чёрной смородины.
И вот этот, что же это такое знакомое? Тархун! Да, это он! И что-то там ещё…
Да разве ж сравнится такой огурчик с покупным, промышленным способом изготовленным?
Да разве ж можно промышленным способом вдохнуть в этот огурчик душу?
Чтобы стал он таким душистым?
М-м-м!..
Мы ложимся спать. И я проверяю, заведён ли будильник. И смотрю на циферблат. И с каким-то ленивым удивлением отмечаю, что время-то уже два часа ночи. И я перевожу стрелку будильника с четырёх на пять часов утра. Потому что два часа сна – это, сам понимаешь, что-то уж слишком. И уже потом где-то на полпути к подушке в моей голове сквозь стремительно надвигающийся сон проскальзывает размытой тенью запоздалая мыслишка – а что, три часа сна – это не слишком?..
Можно подумать, что это так легко – вставать рано утром. Вспомни, как это бывает?
Звенит будильник. Ещё не в силах открыть глаза, прихлопываешь его на ощупь, на звук, как назойливую муху.
И опять приваливаешься к подушке с полупроснувшейся мыслью – сейчас, вот сейчас, ещё две секунды, и я встаю.
И две секунды растягиваются в вечность.
И ещё не возникшая из утреннего тумана реальность, качнувшись, уплывает куда-то вдаль, заваливаясь на бок и толкая тебя назад, в мягкие волны волшебных ночных грёз…
Короче говоря, выехать к рассвету мы не успели и попали в самый пик утренней автомобильной толчеи…
Что за странная манера у нас появилась в этом году – уходить в отпуск посредине недели? Нет, чтобы в пятницу как следует попрощаться, да отгулять положенное количество рабочих дней, да два выходных дня до, да еще два - после. И в понедельник – с новыми силами опять на работу. Да? Так ведь обычно нормальные люди делают. Но мы, наверное, ненормальные. В течение этого года мы уходили в отпуск и приходили из него несчётное число раз, отгуливая всего по два-три дня, причем случалось это в совершенно произвольные дни недели в соответствии со всеми законами теории вероятности. Понятие отпуск стал носить настолько же случайный, насколько и перманентный характер. Со стороны могло показаться, что мы то и дело гуляем.
- Где Вовка? – срашивали девушки. - Где Борода? В отпуске? Как, опять?
И невдомёк им было, что настоящий отпуск-то у всех нас ещё впереди. И как-то даже был такой случай, что привыкшая к такому нашему спонтанному отсутствию девушка в то время, когда мы все были на рабочих местах, кроме Семёныча, который ей как раз и был нужен, выдала ставшую потом крылатой фразу:
- Ну вот! Опять никого нет!
И вот вся эта неразбериха с отпусками привела к тому, что я со своим почтенным семейством в нагруженной под завязку и изрядно просевшей машине пытался протиснуться между недовольно урчащими автомобилями добропорядочных граждан, спешащих на работу. Надо сказать, что удалось мне это не сразу, не быстро, и лишь на выезде из города…
Горят леса. Стелется дым, окутывает дорогу. Запах гари, обожжённые остовы деревьев. Почему такая несправедливость в природе? В Центральной Европе дожди, реки выходят из берегов, потоп. А здесь… Направить бы их дожди к нам… Досада и бессилие комом стоят в горле. Или это дым горящих лесов?..
Есть на пути к Осташкову, столице Селигера, замечательный древний городок Торжок. Кроме своей старой архитектуры он замечателен ещё и тем, что там напрочь отсутствуют указатели направления дорог. Выезжаешь на перекресток и останавливаешься в недоумении – куда же ехать? У витязя на распутье и то был камень – налево пойдёшь, направо пойдёшь, и очень подробно написано, что при этом произойдёт. А тут – крутишься по площади, выбирая, куда сворачивать, навернёшь при этом пару кругов и начинаешь даже забывать, а с какой, собственно, дороги сюда приехал.
Если бы не помощь местных жителей! Они вытягивают руку, прищуриваются, примеряются, как при стрельбе. Держитесь, говорят, вот этого направления.
Есть интересная особенность у маленьких русских городков – у них нет дорог, а есть направления. Нет, дороги-то конечно есть. Улицы, переулки. Но они при этом столь причудливо пересекаются, так хитро извиваются, что объяснить приезжему человеку все эти повороты и перекрестки – это только запутать его…
После Торжка мы с женой поменялись местами – она села за руль, а я – на место штурмана, с картой на коленях. Карта у меня подробная. Даже не карта, а атлас. Все деревни, даже заброшенные, на неё исправно нанесены.
- Сколько нам ещё до Селигера ехать? – спрашивает жена.
Я перелистываю атлас. Считать в километрах что-то лень.
- Сейчас за поворотом будет деревушка. После неё – ещё четыре страницы.
- Четыре страницы! – ужасается жена.
- А чего ты боишься? У тебя сейчас скорость знаешь, какая? За пятнадцать минут полстраницы проходишь.
Так мы и меряем наш оставшийся путь – не в километрах, а в страницах.
И мы уже чувствуем дыхание Селигера. Его еще не видно, но он тут, слева, где-то совсем рядом. Вот около этой деревни Вовка в прошлом году останавливался на ночевку.
Он решил поехать к Бороде на велосипеде. И ещё он правильно решил, что на трассе в окружении грузовиков, автобусов и прочей чадящей нечисти велосипедисту делать нечего. Насколько это было возможно, Вовка проехал на электричках, и уж потом, оставшиеся сто восемьдесят километров – на велосипеде. Путь оказался неблизким, и он сдался как раз здесь, где мы сейчас проезжаем. Конечно, конечно! Это только потому, что уже ночь подступала, а в темноте по неосвещенной дороге ехать неприятно. Вовка тогда провел ночь в только что купленной велопалатке, маленькой и лёгкой, в велоспальнике, таком компактном, что он сворачивался в чехол наподобие складного зонта.
А потом наутро Александр, проезжая мимо него на машине… Нет, ну конечно, Вовка ночевал не на обочине, а в лесу на берегу озера. Они просто созвонились и договорились, где встретятся. И тогда Вовка пересел к Александру в машину, а велосипед прикрутили на багажнике. Ну, может быть, и неспортивно, но в данном случае оправдано – уж больно несовместимы были бы их скорости.
И вот за поворотом наконец-то он открывается во всей красе. Нет, нельзя его назвать – Селигерище. Озеро большое, но неширокое. Если смотреть по карте, то оно расползлось в разные стороны, как клякса, как амёба. Селигер – разный. Около Осташкова он – цивилизованный. Там теплоходы ходят, пристани, много деревень. Чуть подальше, вдоль дороги, по которой мы сейчас едем, он – спокойный, мягкий, ленивый. А вот там, скрытый за большим островом Хачин, поджидает зазевавшихся туристов кровожадный Кравотынский плёс.
Тогда, двадцать лет назад, мы путешествовали по Селигеру на лодке. Взяли напрокат в Осташкове большую деревянную гребную лодку, устойчивую и надежную, как «Титаник». И, как «Титаник», чуть было не пошли ко дну на этом самом Кравотынском плёсе.
А дело было так. Чтобы не возвращаться обратно тем же самым путем, мы хотели обогнуть Хачин и пройти по другой стороне Селигера. А по дороге у нас были стоянки, и мы ловили рыбу. А чтобы поймать здоровущего хищника, нужна была, по нашей технологии, маленькая рыбка-приманка, живец. Вот тут-то и возникла проблема – рыбка подходящего маленького размера никак не попадалась. И вот перед самым отъездом со стоянки кто-то, я уж сейчас не помню, кто, поймал эту вожделенную рыбку. Как раз такую, какую надо. И Вовка, который так мечтал поохотиться на большую щуку, радовался ей больше, чем всему прочему улову, и лелеял её, и держал в специальной баночке на коленях. Всю дорогу до Кравотынского плеса.
А там, едва мы завернули за изгиб острова, откуда ни возьмись, налетел порывистый ветер, поднял высокую волну, и мы внезапно оказались в самой середине настоящего шторма. Сначала, правда, мы этого не поняли. Что нашей лодке какая-то там волна? Ну, перехлёстывает чуть-чуть через борта. Ну, подмочила чуть-чуть наши вещи. И тут мы вдруг обнаружили, что средний уровень воды за бортом как-то подозрительно повышается. И тут мы почувствовали, что сидим-то в луже. Задница промокает, не говоря уже о ногах. Остаётся только удивляться, как мы раньше не заметили стремительно прибывающей в лодке воды. А берег оказался как-то уж слишком далеко.
- Мы тонем, надо вычёрпывать воду! Быстрее!
- А чем? У нас вся посуда в рюкзаке.
- Так доставай рюкзак!
- Не могу, не дотягиваюсь.
- Ну, хоть какая-нибудь ёмкость у нас есть под рукой?
И тут наши взгляды сошлись на притихшем Вовке, прижимающем к себе банку с живцом.
- Нет, не отдам! – Закричал Вовка, загораживая собой рыбку.
- Вовка, мы потонем!
- Это мой живец. Не дам!
Как он сопротивлялся! Он готов был пожертвовать своей жизнью ради этого живца. Мы даже хотели выбросить Вовку за борт, если он будет упрямиться. Если бы это только нас спасло – но ведь тогда мы лишились бы не только Вовки, но и банки.
Вовка, сидящий по пояс в воде и трясущийся над маленькой рыбкой, мирно плавающей в банке, той самой банке, которая может спасти жизнь четырём незадачливым туристам, что может быть смешней и трогательней?
Конечно же, Вовка сдался, и мы отобрали у него банку, и выплеснули живца, и, как видишь, остались живы. Как мы были молоды и наивны! Как же это было давно!..
Воспоминания, которые сначала подрагивали мелкой рябью, превратились в Кравотынский шторм. Буря воспоминаний. Какой же ты сейчас стал, Селигер? Изменился или остался прежним? А мы изменились?
Однако пора позвонить Бороде. Где он обитает? Пусть, если уж не встретит, то хоть направит нас. Я набираю его номер, но Борода не отвечает. Тоже верно. Что, он будет по лесу шастать с телефоном? Или купаться полезет – в плавки, что ли, его засунет? Дозвониться до Александра и Вовки тоже почему-то не удалось. Может, они к Бороде в гости и не поехали вовсе. Ну и ладно! Остановимся там, где найдём подходящее место. Почему, в конце концов, надо к Бороде ехать? Он разве нас ждет?
И я напряженно вглядываюсь в окружающий дорогу лес, ища удобный съезд к озеру.
- Теперь помедленнее. Давай вот здесь свернем!
Грунтовая дорога вполне приличная. Мы миновали небольшой лес и выехали в поле. Слева вдалеке виднелась деревушка, где-то впереди, судя по всему, было озеро. Дорога сильно петляла и ветвилась, как будто кто-то неумело свивал косичку. Я направлял жену поправее, нам же не нужно было в деревню. Мы ехали вдоль озера. Иногда оно высовывалось из леса, приветливо подмигивая, и опять игриво пряталось за деревья, за коттедж. Хм! Уж не тот ли это коттедж, про который говорил Александр? Да ну! Мало ли на Селигере коттеджей! Мало ли в Бразилии донов Педро!
Дорога стала сильно тряской. Корни и кочки, казалось, не хотели, чтобы мы продвигались дальше. То тут, то там в сторону озера отходили укатанные автомобилями тропинки, но все места с хорошими подъездами были заняты. Наконец, обессилев, мы остановились, и мы с Юлькой отправились на разведку пешком вдоль берега.
Места для стоянок были в изобилии. Уютные полянки в лесу с обустроенным подходом к воде. Но всё это сильно напоминало гостиницу, где у стойки администратора висит табличка «Мест нет». Мы шли и шли, всё дальше удаляясь от машины, пока не оказались на холме на мысу, красиво выступающем в озеро, и не увидели напротив себя остров. Всё это так напоминало рассказы Александра об излюбленном месте Бороды, что я решился еще на один звонок. К моему удивлению, на этот раз Борода ответил.
- Ты сейчас где? – задал я коварный вопрос ничего не подозревающему Бороде.
- Я сейчас на Селигере, сижу у костра, отдыхаю.
Уже неплохо. Значит, я на верном пути. Я стал с вершины холма всматриваться в лежащий подо мной берег, стараясь найти полыхающий костер, у которого сидит Борода.
- И в каком месте на Селигере ты сидишь?
- Ну, видишь ли… как бы тебе это объяснить?.. – замялся Борода.
- Так вот и объясни, чтобы я смог тебя увидеть. Я тут стою… - И я объяснил обескураженному Бороде, где я стою, и где у меня машина.
- Ты не доехал совсем чуть-чуть. Иди к машине, сейчас мы снарядим к тебе экспедицию.
Экспедиция снарядилась и добралась до машины на удивление быстро. Вот так бы работали наши службы спасения и скорой помощи! Когда мы с Юлькой подошли, они уже там стояли – Борода на велосипеде и пеший Михалыч, сын Александра.
Вот ведь загадка – почему сын Александра, родной, причем, сын, зовется Михалычем? Между прочим, это сам Александр его так называет. Интересно, почему?
Борода ехал впереди на велосипеде, показывая нам дорогу. Это была та же дорога, по которой мы с Юлькой только что шли пешком. Она обогнула тот самый холм, с которого я звонил. Она кое-где рассекала надвое стоянки некоторых туристов – палатка, то есть спальня, стоит ближе к лесу, а ближе к озеру, значит, через шоссе – столовая и кухня. Да-да! Точно! Александр тогда говорил, что нужно ехать прямо по стоянкам и не обращать на них никакого внимания. А я, видишь ли, постеснялся.
Оказывается, я не дошел до стоянки Бороды каких-нибудь пару минут. Вот она открылась, после небольшого участка жуткого лесного серпантина, когда казалось, что проехать дальше, не задев деревьев, невозможно.
То, что нас там уже ожидали друзья Бороды и Александр, не было неожиданностью, но припаркованный к высокой сосне еще один велосипед и стоящий около него Вовка в полном обмундировании – велошорты, веломайка, так выразительно подчеркивающие его… э-э… спортивную фигуру – было уже настоящим сюрпризом. Для полного комплекта в нашей команде не хватало Семёныча. Да-а-а… Но кто-то ведь должен был в это время работать!
Александр водит меня по поляне.
- Это у нас, Серёга, гараж. Видишь, тут все машины стоят. Это – наша с Михалычем спальня. А там – друзья Бороды живут. А вон там - спальня Бороды.
- А Вовкина где? – удивленно оглядываюсь я.
- А Вовка свою спальню взял, но ставить не стал. Он к Бороде жить пошёл. Им не привыкать – они ж весь Крым вдвоём исколесили, и в одной палатке там спали. Так что – чему тут удивляться?
- Как чему? А зачем он тогда свою палатку с собой брал?
- А это чтобы её продемонстрировать. У него же – велопалатка, легкая и компактная. И ее не все видели.
- Ну и как, состоялся показ?
- Нет. Наверное, завтра будет, в последний день.
- А это, я так понимаю, кухня. – Перешёл я к следующему экспонату.
Аккуратные стойки, перекладина, набор крючков, с висящими на них видавшими виды закоптившимися котелками. Костёр. Вот костёр меня сильно удивил – по-деревенски напиленные и наколотые поленья, горящие ровным огнём. Ни тебе щепок, ни обломков веток, вообще нет никакого привычного кострового мусора. Необычно как-то.
- А это, Серёга, столовая. Видишь – стол, навес, диван.
Действительно, стол. Чтобы у туристов был на стоянке добротно сколоченный стол!? Да еще и с диваном! Роль дивана выполняла резиновая надувная лодка. Во время обеда удобно было сидеть на одном её борту, а после обеда – отваливаться на другой. На столе – набор посуды, разделочная доска, специи, приправы. У меня дома на кухне меньше специй.
- А это – клумба. – Не давая мне опомниться, продолжал экскурсию Александр. – Не забывай поливать цветы, когда мы уедем.
Чёрт возьми! Это действительно была клумба, огороженная шишками, по всем правилам прополотая и разрыхлённая. А цветами были одуванчики, только они, видать, уже отцвели, только листья остались. А рядом под деревом красовался гриб, большой крепкий подосиновик. Я судорожно сглотнул, а Александр стоял рядом да посмеивался.
- Гриб настоящий. Только ты его не рви, он уже сорванный и сюда для красоты принесённый. Ну, а тут у нас ванная, а заодно и причал.
Далеко выступающие в озеро мостки с разложенными на них губкой и флакончиком со средством для мытья посуды. Причаленная к берегу деревянная лодка, такая же, на какой мы тогда, двадцать лет назад путешествовали.
- А лодка-то зачем? Для дальних странствий?
- Ну, видишь ли, не станешь же ты диван туда-сюда к воде таскать. А в такой и грести удобнее, и быстрее она, и вместительней, ежели надо куда в магазин сгонять.
Я прикинул, сколько же в такую лодку можно продуктов вместить, ежели в магазин надо сгонять. Конечно, ребята они все натренированные, хорошо поесть и попить умеют. Но масштабы впечатляют! Интересно, какое у этой лодки водоизмещение?
- А вот здесь, - Александр отошел от берега ближе к лесу – у нас холодильник.
Так! Мне показалось, или я действительно услышал – холодильник? Это что же получается – моя мечта об электрической розетке в лесу и непортящихся сыре и колбасе сбылась, так, что ли? Александр подвёл меня к сосне… и показал на закрытую картонкой яму. Уф-ф! А то уж мне показалось, что я схожу с ума.
- А вот здесь – мусорное ведро. – Чуть поодаль была ещё одна яма.
- А где тут у вас туалет?
После всего увиденного этот вопрос уже не казался шуткой. А вдруг где-нибудь есть ещё одна ямка? Но в этом плане всё было вполне традиционно.
- Да где хочешь! – Александр обвёл широким полукругом раскрывающий свои объятья вековой сосновый бор.
Я переоделся в одежду, о чистоте которой можно было не заботиться - не страшно было сесть на землю у костра, не жалко об неё вытереть грязные руки. И с удивлением обнаружил, что этот допотопный стиль уже вышел из моды. А в моде сейчас, я бы сказал, домашний стиль – шлёпанцы, чистые джинсы, маечки. Или спортивный, как у Вовки. Я засмущался. Непонятно всё-таки, а если надо, скажем, за дровами в лес сходить или рыбу половить?
- А питьевую воду, Серёга, мы берем в роднике. Только я тебя туда сейчас не поведу, потому что у нас пока её ещё достаточно. Я тебе только объясню, ты быстро найдешь.
- Шура, погоди, дай я объясню. – Подбежал Вовка, доставая из кармана какое-то устройство типа мобильного телефона. – Вот, это навигатор! Я отметил там координаты нашей стоянки, родника, и он тебя прямо к нему выведет. Сейчас, он включится… Вот, видишь картинка – это он спутники ищет.
- Ну и как, нашел?
- Нет ещё. Там картинка другая будет. Чёрт! Здесь, наверное, большие деревья мешают.
И Вовка стал ходить по поляне и искать спутники. Александр выразительно посмотрел на меня и пожал плечами.
- Он давно мечтал о навигаторе. И перед отъездом сюда купил его. Теперь его всюду с собой таскает, инструкцию изучает, вот такая толстая книжка. И всем рассказывает, какая это незаменимая вещь.
- Шур, там возможностей – море! Ты себе не представляешь! – горячится Вовка. – Надо только научиться этому. Вот, видишь, надо пройти восемьсот метров почти что на север. Вот туда.
Я проследил за направлением Вовкиной руки и увидел озеро и виднеющийся вдали противоположный берег.
- Что, прямо по воде идти?
- Почему по воде? По лесу. – Вовка оторвал взгляд от навигатора. – Чёрт! Почему он север не там показывает?
И Вовка стал крутиться вокруг своей оси, глядя на крутящуюся вместе с ним стрелку компаса навигатора.
- Ты Вовку не слушай. – посмеивался Александр. – Пусть он пока со своим навигатором разбирается. Пойдёшь прямо в лес. Забирай чуть правее, там утоптанная тропинка есть. Она тебя приведет прямо к лесной дороге, где Борода тебя встречал. Иди по дороге и смотри вправо – там к сосне табличка прибита: «Родник».
- А, помню. Только там было написано не «Родник», а «Ключ».
- Это с той стороны «Ключ» написано, а с этой стороны «Родник». Сворачивай по направлению стрелки, там уже рядом, увидишь.
Я решил прогуляться, посмотреть, где же этот родник находится, взял единственную пустую пятилитровую пластиковую бутыль, чтобы хоть какая-то польза от этой прогулки была, и, не дожидаясь, пока Вовка разберётся со своим навигатором, пошёл в указанном Александром направлении.
И дело было не только в воде.
Я хотел войти в этот лес, я жаждал встречи с ним.
После опостылевших городов, после суеты и сутолоки.
Не спеша.
Затаив на секунду дыхание.
Окунуться в эту спасительную свежесть.
И пройти по мягчайшему мху.
По этому зеленому ковру с причудливым орнаментом черничника и брусничника.
Украшенному драгоценными камнями тёмно-синих и красных ягод.
И видеть над собой шатер из слегка покачивающихся сосновых крон, венчающих светло-коричневые колонны вековых деревьев.
И ты идешь, и мох, он ведь разный – светло-зеленый, темно-зеленый – и он как будто переливается у тебя под ногами.
И гасит звуки.
Они уплывают, почти зримо, куда-то назад.
Кажется, обернёшься - и увидишь их.
И только убаюкивающий шум деревьев.
И только незаметные обычные лесные звуки.
И – звон в ушах, отвыкших от тишины.
Тропинка шла вверх на гребень холма, переваливала через него и затем – довольно круто скатывалась вниз. То тут, то там вдоль неё попадались сыроежки, под высокой сосной притулилась семейка лисичек, чуть вдали поднимался бутоном, как цветок, желтый валуй. Собирать грибы не хотелось – пусть растут себе, радуя нас, когда мы будем проходить мимо.
Со мной увязалась Юлька. Она шла сзади и, против обыкновения, ни о чём меня не спрашивала, ни о чём не рассказывала. Она была сильно увлечена созерцанием селигерского леса. Мы выбрались на большую дорогу и, строго следуя указаниям Александра, довольно быстро добрались до родника.
На склоне холма, ведущему к озеру, посреди леса находилась лужица диаметром примерно в один метр.
С удивительно прозрачной водой.
И – о, чудо! – на дне этой лужицы булькали несколько песчаных фонтанчиков.
Как будто закипающая вода в широкой посудине.
Но только вода эта на самом деле была жутко холодной.
Я зачерпнул её в ладони и сделал всего пару глотков, больше на смог.
И, когда я наполнял бутыль, сводило руки, и замирало сердце.
А когда я вытащил бутыль из воды, она покрылась испариной, как после очищающей, оживляющей русской баньки.
Ничего себе – банька с ледяной водой!
И ещё казалось, что уж больно мелкая эта лужица, как бы вместе с водой не зачерпнуть песка.
А Юлька захотела узнать, откуда же такой фонтанчик берётся?
И опустила руку в воду.
И еле-еле дотянулась до дна.
И, совершенно счастливая, вынула руку, мокрую до плеча.
А я спросил:
- Ну и что там?
И она восторженно воскликнула:
- Там – дырка!
Я тоже опустил туда руку и нащупал эту дырку.
В неё можно было засунуть руку.
И я почувствовал легкое сопротивление холодной водной струи, рвущейся наружу из самого сердца Селигера, нашедшей себе дорогу сквозь толщу земли, песка, сквозь переплетение корней.
И теперь неторопливо сбегающей нешироким ручейком к большой воде.
Чтобы, на миг насладившись свободой, вновь слиться с Селигером.
Не так ли и мы? Сбежали из душившей нас суеты большого города на три, пять, десять дней. Что эти дни? Лишь миг в нашей жизни. И потом опять – с неизбежностью вот этого ручейка – вернёмся назад. Чтобы принести с собой в город хоть чуточку лесной свежести.
На обратной дороге нам встретилась семейка в ярких нарядах. Они шли не спеша, с кружками и небольшими емкостями для воды, оживленно переговариваясь и жестикулируя. Взглянув на мою, как я полагал, нормальную туристскую одежду, они внезапно замолчали, скривили свои ухоженные мордашки, как бы выражая мне свое «фи».
Я потом долго не мог отделаться от ощущения, что попал на курорт. И мне повстречались отдыхающие из фешенебельного санатория, дефилирующие по центральной аллее с оздоровительных процедур по направлению к минеральным источникам. Бред какой-то!
Нет, это точно – бред! Наши друзья предложили нам покататься на лодке по озеру. Съездить на остров, там, говорят, красиво. Покупаться, позагорать. Угу! Я себе это представил – две моих дамочки в длинных белых кружевных платьях с белыми же и кружевными же зонтиками от солнца. И напротив них - лениво гребущий кавалер в костюме с галстуком. Это я, стало быть.
Ну, не взял я почему-то с собой костюм с галстуком, да и белых кружевных платьев у моих девушек в гардеробе, это, который в машине пока ещё не распакованный в рюкзаке лежит, нет. Однако обозреть окрестности на быстроходном судне, пока его ещё ребята на турбазу не вернули, мы, конечно же, с радостью согласились.
Медленно удаляется берег и сидящий в кресле и машущий нам рукой Александр.
И вековые сосны, толпящиеся у воды, совсем не похожи на парковые деревья.
И озеро с глубокой чистой водой и с давно не бритой щетиной камыша вдоль берега нисколько не напоминает городской пруд.
И прыщи рыбачьих лодок на гладкой щеке Селигера не имеют ничего общего с гогочущей, толкающейся и бестолково суетящейся толпой прогулочных лодок.
Мы плывём к острову. Трое в лодке, не считая собаки. Почему – на считая собаки? А чего её считать, если она дома осталась? С нашей собакой только вот на такой остров и приезжать – чтобы далеко не убежала да соседям не мешала своим лаем. Нет, она, конечно, по-собачьи если рассудить, правильно поступает – границы охраняет. Только вот где ж её, границу, в лесу-то проведешь? А вот на острове есть естественная граница – вода. И размер подходящий – в дачном исчислении соток шесть-десять. Хорошо на острове. Он достаточно ухожен. Удобный подход к воде. Только за дровами надо на материк ездить. И родник на материке. И грибы с ягодами на материке. И на велосипеде на острове кататься негде. И машину сюда не перевезешь.
Когда мы смотрели на остров с берега, казалось, что он находится где-то посредине водной глади. Но на самом деле это было не так. С большой воды он сильно смахивал на маленького щенка, прижавшегося к своей мамаше.
И ещё – всюду по кромке воды широкого селигерского плёса, где только был хоть мало-мальски сносный выход к воде, берега были усеяны стоянками, как я теперь уже понял, цивилизованных туристов.
И ещё – что это за пластиковые бутылки в воде понабросаны? Ба-а! Да это же поплавки сетей. Ну вот! Разучился народ рыбу ловить. Печально! А ведь сколько разнообразных способов есть!..
Вот знаю, есть такая снасть – донка-закидушка. Никаких удилищ, поплавков не надо. Закидывается толстая длинная леска с несколькими крючками на поводках куда подальше. А конец лески к палке примотан. И у этой палки на леске колокольчик висит, чтоб, значит, о поклевке сигнализировать. И еще хитрость есть такая рыбацкая – ловить надо ночью. Ну, правильно – вечерком у костра надо подзаправиться. А потом, сам понимаешь, удочку-то в руках и не удержишь.
Вот и мы в стародавние времена, обуреваемые жаждой все способы рыбалки перепробовать, соорудили заветную снасть, закинули ее, родимую, насколько сил молодецких хватило, и принялись ждать… Ждать получалось долго и скучно. Три рыбака и одна снасть. Классический вариант – одна на троих - имеет одно единственное решение, и мы достали ответ, кружки и подсели к костру, чтобы принять эту… это решение.
Стало гораздо теплее и веселее, наш дружный гогот заглушал все посторонние звуки. Но тут в наступившей паузе – Александр отошел, видно, по нужде – раздалось отчетливое позвякивание колокольчика, про который мы успели позабыть. Мы с Вовкой быстро вскочили с места и рванули к воде… Около донки сидел на корточках Александр и, широко улыбаясь, дергал за леску.
- Это я проверил вашу готовность. – пояснил он. – Учебная тревога!
Время шло, клева не было, учебная тревога иногда кем-нибудь из нас повторялась. Мы уже изрядно устали и примолкли. И когда, нарушая тишину, в забрезжившем рассвете колокольчиковым набатом разнеслась по нашей полянке услаждающая слух мелодия… Мы дружно вздохнули:
- Учебная тревога.
Казалось, прошла вечность, пока мы, наконец, сообразили, что делать-то ее некому. Мы все были тут, у угасающего костра. Значит… Мы неслись сломя голову к колокольчику. С замиранием сердца в шесть рук тянули к себе упирающуюся леску… Да, вот это был трофей!..
Пожалуй, большее впечатление у меня было только при ловле рыбы спиннингом. Вот тогда я впервые познакомился с бородой. Нет, не с нашим закадычным другом Бородой, а с той бородой, которая образуется при запутывании лески. Долго и безуспешно я боролся с этим явлением, а потом плюнул и стал наблюдать, как ловят на спиннинг профессионалы, то есть Вовка с Александром. Александр, стоя по колено в воде, не торопясь размахивался, делал заброс, укладывая блесну точно в намеченное им место. А Вовка стоял на берегу и размахивал руками, давая ценные указания. Их совместные усилия привели к цели, и мы восторженным ревом встретили нашу первую добычу. Это была щука, на удивление большая. Нам так показалось. Александр боролся с ней, подтягивая леску, а мы , используя все подручные средства, старались выпихнуть ее на сушу. У самого берега щука отчаянным рывком сорвалась с крючка, но Вовка, плюхнувшись в воду, навалился на нее всем телом, не давая ей уйти.
Наше рыбацкое счастье было так близко. Но…
- Ай! – Закричал вдруг Вовка, ослабляя нажим на щуку. – Она кусается!
Почувствовав слабину, рыбина взбрыкнула, вывернулась, залепив хвостом Вовке пощечину, и была такова.
В следующий раз наученный горьким опытом Вовка ждал добычу, обувшись в тяжеленные туристские башмаки, готовый в любую минуту каратистскими приемами усмирить непокорного монстра. Я стоял рядом на подстраховке с веслом наперевес.
Надо сказать, успех сопутствовал нам. Последнюю в тот день, седьмую щуку поймала Ирина, забросив блесну почти что себе под ноги, видимо, застеснявшись привлеченных производимым нами шумом соседей-рыбаков. Удивление этих видавших виды мужиков не знало границ. Они долго выспрашивали о нашей технике ловли и блеснах, потому что у них, в двадцати метрах отсюда, не поймалось ничего. И потом на следующий день по всему побережью ходила легенда о девушке со спиннингом, хозяйке местных рыб…
Но не всегда бывало так. В глубине Карелии, находящееся вдалеке от автомобильных и железных дорог, а потому сохранившееся в первозданной красоте озеро Кукес вопреки ожиданиям, не одарило нас рыбой. Вовсе. То есть – абсолютно никакой. Дикая природа рисовала в наших воображениях монстра, сидящего в глубине озера и наводящего на всех его обитателей страх. Александр озвучил наши фантазии, загробным голосом произнеся:
- Это Кукнесское Чудовище своими когтистыми зубами сожрало всю рыбу…
Но я очень сильно надеялся, что Селигерское Чудовище пока еще в нашем озере не завелось, и хоть какую-нибудь рыбку мы сегодня натаскаем.
И вот ближе к вечеру, после того, как мы вернулись с лодочной прогулки, наступило время вечернего клёва.
- Ты, Серёга, рыбу, которую наловишь, клади вот сюда в ведро. – напутствовал меня Александр. – Мы её присолим, чтобы она не испортилась, а потом дома вялить будем.
Что-то странным мне показался маленький размер этого ведра и та легкость, с которой Александр его поднял.
- Ну, а рыбу покрупнее мы складываем в спичечный коробок. – посмеялся он над моим разочарованием, когда я посмотрел внутрь ведра.
Там были, ну не то, чтобы совсем уж аквариумные рыбки, но, знаешь ли, как бы это сказать, плотвички и подлещики детсадовского возраста. И мне стало понятно, почему Борода с Вовкой катаются по Селигерским лесам на велосипеде и не испытывают желания посидеть на берегу с удочкой. И мне стало понятно, почему по озеру так много плавает пустых пластиковых бутылок.
- А на что вы ловите? – поинтересовался я.
- Видишь ли, Серёга, ловить-то можно на что угодно. На червя, например. Вон у нас целая банка, с дачи привезли. – показал Александр на внушительного размера жестяную банку то ли из-под чая, то ли из-под чего-то еще, не разобрать полустёртые надписи. – Да вот только с червяком на крючке сидеть неинтересно. Возьми-ка лучше испытанную наживку – манную кашу. Помнишь, как она делается?..
Ну, ещё бы не помнить. Это было в одном из первых наших походов. Вовка взял с собой целую кипу журналов «Рыболов-спортсмен» и на привалах… Вернее на отвалах… Это, когда мы после приема пищи обессилено отваливались… Ну, и Вовка зачитывал нам понравившиеся ему статьи. Почему-то послеобеденное состояние настраивало нас на скептически-иронический лад, и мы, так уж получалось, периодически прерывали Вовкино выразительное чтение взрывами безудержного хохота. Благо, поводы к тому были. Рыбаки, кроме того, что они известные фантазёры, еще и великие экспериментаторы.
Вот некий Семён Семёныч из какой-то глухой деревушки предлагал совершенно невероятный состав приманки, в который входили такие ингредиенты, которые в обычных условиях найти вокруг себя не представляется возможным. В этом, наверное, и был секрет – попробуй, повтори! Да ещё всё это было замешано на бычьей крови.
Вовка читал эту маленькую, в общем-то, статью добрых полчаса, потому что почти что каждая его фраза натыкалась на стену истерического ржания. Мы катались по поляне, держась за животы. Господи, как же вредно смеяться после обеда! Слёзы лились из наших глаз. И единственное, что мы могли говорить, было:
- Ну, Семён Семёныч!
Или, как в фильме «Бриллиантовая рука», с той же интонацией:
- Семён Семёныч!
Эта нехитрая фраза так к нам прилепилась, что мы долгое время потом называли друг друга именно так – Семён Семёныч. Но, в конце концов, это привело к очевидным неудобствам – на призывный зов откликаются все сразу. Поэтому мы Вовке оставили полный титул, Александру досталось имя – Семён, а я стал Семёнычем. Прошу не путать с нашим другом Семенычем, который отдувается сейчас за нас на работе.
Мы тогда не стали повторять эксперименты Семён Семёныча. Где ж её, бычью кровь-то, возьмешь в диком лесу на берегу реки? А начали готовить манную кашу. Вот уж не помню, откуда этот рецепт взялся. Видимо, из каких-то прежних опытов Александра или Вовки. Александр был шеф-поваром. Он поставил на горячие угли консервную банку, тщательно налил туда немного воды. И мы втроем, обступив эту банку и склонив над ней головы, стали ждать, когда закипит вода. Всё это сильно смахивало на какое-то колдовство или шаманство. Вот сейчас мы дружно отклонимся, возденем руки к небу и произнесем волшебное заклинание.
- Так, готово! Семён Семёныч, снимай банку с огня. Семёныч, сыпь манку!
- А посолить и посахарить?
Александр поднимает голову, смотрит куда-то поверх крон деревьев, щурится, чешет щетину на подбородке.
- Пожалуй, можно, только не так, как себе.
- Поменьше или побольше?
- Чуть-чуть! Теперь манку… Ещё… Мешай… Интенсивнее мешай! Ну-ка, Семен Семеныч, полей мне масла на руки. Теперь клади сюда кашу.
И Вовка перекладывает кашу из банки в руки Александру. А Александр начинает её разминать, покряхтывая и время от времени перебрасывая её из руки в руку.
- Чёрт, слишком жидко получилось! Сыпьте сюда еще манку!
Он делает углубление в своём комке, и мы сыпем туда крупу. Ком растет, он уже не умещается в руках Александра. Мы заворожено смотрим, что же будет дальше.
- Чего стоите без дела? – Александр делит свой колобок на три части и раздает нам. – Мните как следует!
- Ай! Так не честно! Ты же с маслом это делаешь.
- Ну, так полейте себе на руки.
Мы с готовностью возвращаем комки Александру и не торопясь умасливаем друг друга. Комки горячие, очень горячие, особенно в глубине.
- Семёныч, не сачкуй! Жми сильнее!
И мы жмем, изредка останавливаясь, чтобы проверить консистенцию продукта. И когда раздается команда «Хватит!» и приходит долгожданный конец нашим мучениям, мы сваливаем свои доли в общую кучу, довольно внушительную.
- Ты думаешь, рыба всё это съест? – спрашиваем мы Александра.
- А чего тут есть-то? На полчаса интенсивной рыбалки…
И вот сейчас, на берегу Селигера, Александр отламывает от такого же внушительного куска половину и протягивает мне. Я уже видел, какую рыбу мне предстоит ловить, улыбаюсь и совсем, как двадцать лет назад, спрашиваю:
- Ты думаешь, рыба всё это съест?
И совсем как двадцать лет назад Александр отвечает:
- А чего тут есть-то? На полчаса интенсивной рыбалки.
Что такое интенсивная рыбалка, я наблюдаю, пока готовлю лодку к отплытию. Александр занимает свой пост у берега, удобно развалившись в кресле. Михалыч с удочкой и комом манки идёт на самый край мостков. А я укладываю свои удочки и прочие рыбачьи принадлежности в лодку, поскольку места на берегу на всех желающих рыболовов не хватает.
Озеро у берега довольно мелкое. Для купания это, конечно хорошо, но, чтобы поймать рыбку побольше, надо тянуться, стараясь закинуть удочку как можно дальше. Во время очередной такой попытки нога у Михалыча проскальзывает и сбивает комок манки в воду. Помнишь, как дети играют «в классики»? Скачут на одной ноге и толкают перед собой плоский камушек или что-нибудь ещё подходящее. Было очень похоже. Раздалось громкое: «Бульк!», Александр повернулся ко мне и невозмутимо прокомментировал:
- Ну, вот видишь! Даже на полчаса не хватило.
Мы с Юлькой отплываем недалеко, чуть дальше кромки камыша. Готовим снасти. Наживка держится крепко, не то, что традиционный хлеб. Забрасываем удочки и ждём. Недолго ждём, потому что поплавок почти сразу же начинает играть. Зрелище завораживает. Мы часто дергаем удилище, стараясь уловить нужный момент. Это не всегда получается. Рыбка не то, чтобы слишком умная, а слишком мелкая. Ей, наверное, трудно заглотнуть наживку, и она её просто обсасывает.
Но мы привыкаем, приноравливаемся, и вот уже настает тот дивный момент, когда леска натягивается, удилище напрягается, дрожит и изгибается. Жаль, что изгибается-то уж слишком чуть-чуть. И вот он, сладкий миг победы – рыбка трепещется в воздухе, и я направляю её в лодку. Однако же мое длинное удилище предательски отклоняется в сторону, и рыбка пролетает мимо моих рук, мимо лодки и заходит на второй круг. Но недолго она изображала из себя маятник – её резвость принесла ей свободу, и она шлепнулась в воду рядом с лодкой.
Дружный вздох разочарования раздался со стороны берега, и я увидел, что склон заполнился зрителями.
- Эх, Серёга, промазал!
- Тренируется мало, вот и растерял всю сноровку.
Но народ смотрит не только на меня, но и на Михалыча, который ошибается гораздо меньше меня. Вот он вылавливает рыбешку, снимает с крючка, примеряет к своей ладони и – о, ужас! – отправляет её обратно в воду.
- Э, э, э! Ты чего делаешь? – возмущается Александр. – Ты куда её должен был положить?
- Слишком маленькая. – отвечает Михалыч, поймав следующую рубку и повторив процедуру с отпусканием.
- Ты чего, в «грин пис» записался, что ли? Ты что зимой-то есть будешь?
- И эта маленькая. Вот будет размером с ладонь, тогда в ведро положу.
- Да он вредитель! – провожает Александр взглядом в дальний путь третью рыбку.
Ну, вот наконец-то и на моей улице праздник. Я отцепляю добычу и, по примеру Михалыча, кладу её на руку. Странно! Когда она появляется над водой, даже когда уже держишь её в руке, кажется, что она большая. Ну, уж точно больше тех, которых Михалыч ловил. Но стоит её положить на ладонь, как с ней происходит какое-то чудо – она уменьшается в размерах и… и… Вот уж не буду её выбрасывать!
Вот сложилось такое мнение, что рыбаки вруны и хвастуны. Чушь собачья! Попробуй сам стать рыбаком, а я посмотрю, как ты будешь руками размахивать, показывая размер пойманной рыбы, да свой улов в килограммах мерить.
Рыбаки честны и искренни, но… Наверное, существует какой-то оптический обман. Или, может быть, психологический. Когда кажется, что – о-о-о! А на самом деле… Не будем о грустном. Мой улов оказался, прямо скажем, небогатым. Он незаметно осел где-то на дне рыбного ведра. А Александр, успокаивая меня, произнес:
- Что-то уже третий день рыба плохо ловится. Наверное, жарко ей, на глубину ушла. А до этого, знаешь, какая ловилась? У-у-у!
Да-да, знаю, проходили…
Приготовления к прощальному ужину в самом разгаре. Режется закуска, открываются бутылки. Вовка роется в сумках и пакетах, которых, по обыкновению, перед ним оказывается великое множество.
- Что ты ищешь, Вовка? Всё уже на столе.
- Я сегодня покупал сало. Никто не видел сало?
- Зачем тебе в такую жару сало?
- Вовка, картошку будем чистить или «в мундире»?
Нашли, кого спрашивать! Я невольно хохотнул, вспомнив давнюю историю. Вовка посмотрел на меня, заговорщицки кивнул головой и громко сказал:
- Конечно, в мундире!..
Еще одно юношеское воспоминание согрело меня своим теплом. Уставшие от долгого перехода, мы останавливаемся на ночевку. А чуть раньше, днем, мы заходили в деревню и прикупили полведра картошки. Ах, как мы по ней соскучились – все крупы да макароны. И вот она варится в котелке, и запах в вечернем безветрии кружится вокруг костра и кружит наши головы и желудки. Ну, когда же она, наконец, сварится! И вот! Вода слита, мы накладываем в миски картофелины. Они нечищенные, горячие. Мы перекатываем их в руках, обжигаем руки о кожуру, счищая ее, дуем, чтобы остудить, окунаем в соль. И вот она, картошечка рассыпчатая, отправляется в рот. Блаженство неимоверное!
Я гляжу на притихшего Вовку и замечаю, что он, то ли от лени, то ли с целью экономии времени, перестал очищать кожуру. Я смотрю, с какой скоростью уменьшается содержимое котелка, и мне Вовкин способ все больше и больше начинает нравиться. И пока Александр с Ириной мучились, наполняя свои миски кожурой, мы с Вовкой, не утруждая себя этим лишним действием, стремительно сокращали запасы картошки в котелке.
- Э,э,э! – привлек Александр внимание Ирины к нашему способу. – Ты смотри, что они делают! Так нам ничего не достанется!..
Достанется, ребята. Сегодня всем всего достанется.
Я сижу в кресле и, несмотря на то, что ещё ничего не пил, мир начинает кружиться вокруг меня.
Костёр, палатки, ребята за столом, сонное озеро.
Звуки то пропадают, то вдруг снова появляются.
Я засыпаю.
Такой короткий сон, такая долгая дорога и столько впечатлений делают своё дело.
Сквозь надвигающийся сон я слышу:
- Серёга, что пить будешь – водку, пиво, белое, красное?
Ничего себе! Такой выбор!
- Красное. – протягиваю я свою кружку.
Вовка наливает из коробки вино. Кисленький вкус красного винограда. Что-то типа «Изабеллы».
Я жую бутерброды, запиваю вином.
Вспоминаю, что в машине у меня лежит гитара, но сил, не то, чтобы играть, а даже просто встать и принести её, уже нет.
Ребята открывают новую бутылку и наливают.
Как же так получается – как только я открываю глаза, они всё время наливают?
И глаза у меня в очередной раз закрываются.
И как только мир снова возникает передо мной, я вижу, что начинаются хождения, и значит, пора.
Значит, уже можно откланяться и, собрав последние силы в кулак, встать и добрести до палатки, и переодеться, и залезть в спальник, и снова закрыть глаза.
Теперь уже до утра…
Утро. Ребята потихоньку собираются в дорогу. Как-то тихо, грустно. Я по-прежнему ещё не распаковал большую часть наших вещей. Они лежат в машине. Но сейчас не буду – надо проводить ребят.
- Тебе тент над столом оставить на случай, если дождь пойдет? – Спрашивает Борода.
Тент – это кусок толстого полиэтилена, привязанный у земли к колышкам, а наверху, к перекладине, широким скотчем.
- Нет, не надо, у меня есть.
Я брал с собой куски полиэтилена на случай ненастной погоды, но что-то верится в это с трудом - ребята говорили, что и здесь, как и в Москве, дождя не было. А котелки, костровые крючки, пилу?
- Нет, нет, спасибо. Я всё, что нужно, взял с собой.
- Серёга, мы тебе продукты оставляем. Вот тут картошка, тут… - подходит ко мне Александр.
- Не надо. Ты что же, думаешь, что я сюда без еды приехал?
- Не-е. Мы с собой их обратно не повезём. Это туристские продукты.
- Вот у нас тут вино осталось. – у Вовки в каждой руке по трёхлитровой коробке. – Там, на столе, бутылка водки, неначатая. А у сосны, вон, видишь, в пластиковых бутылках, пиво. Уж извини, бочковое мы под шашлык выпили.
- Забирай, Вовка, всё это с собой. – машу я на него руками.
- Как это? – не понимает Вовка. – А что же ты будешь здесь пить?
Я пытаюсь объяснить ему, что буду пить чай, кофе. Но чувствую, что он как-то странно смотрит на меня и улыбается, как будто я сказал что-то очень смешное. Или ждёт какого-то подвоха от меня.
- Ладно. Водку и все прочие неоткрытые бутылки забирай, а все открытое – оставляй.
- А ты будешь демонстрировать свою велопалатку? – спрашивает Вовку жена.
Похоже, что Вовкина палатка – это что-то вроде моей гитары. Взять надо было обязательно, а вот использовать… Но, делать нечего, тем более, что и остальной народ подтянулся, Вовка начинает показ. Как опытный экскурсовод, он переходит от экспоната к экспонату, демонстрируя их возможности и приводя в благоговейный трепет зрителей описанием их характеристик.
Велопалатка, собранная за две минуты, правда без тента. Как, и тент собрать? Хорошо. Велоковрик, который сам надувается. Велоспальник из самых совершенных материалов. Вовка, а что это у тебя за сверточек? Вон тот, размером чуть побольше теннисного мяча. Это велокурточка? И она в такой маленький чехольчик умещается? Так это не чехол, это её собственный карман? Ну-ка, ну-ка, показывай.
И Вовка добросовестно показывает.
Я смотрю на эти новшества, на окружающую меня стоянку, и думаю, насколько же за двадцать лет изменилась туристическая техника и технология.
Крылья сложили палатки, их кончен полет…
Где теперь эти крылатые брезентовые палатки, не спасающие от затяжного дождя? С ними возиться, особенно в темноте, всегда было большой проблемой. Зато они были очень вместительными из-за отсутствия жесткого каркаса, и мы, бывало, спали в двухместной палатке вчетвером. Но открывать и закрывать такую палатку было мучением. Попробуй-ка в темноте на ощупь найти все эти петельки и пуговички…
Помню, как-то в те давние времена на одной из днёвок мы насобирали много грибов. И потом их очень долго готовили. То ли потому, что их было так много, то ли потому, что не так-то просто в течение длительного времени поддерживать в костре равномерно-маленький огонь. Заранее наготовленные угольки имели обыкновение быстро заканчиваться, огонь почему-то норовил потухнуть. Да и грибы для надежности мы старались готовить подольше. Потому что Вовка, большой любитель изучать всевозможные инструкции и справочники, незадолго перед путешествием обнаружил в каком-то атласе по грибам, что есть, оказывается, такой ложный белый гриб – сатанинским называется, который очень похож на настоящий, только жутко ядовитый, вплоть до летального исхода.
После того, как Вовка сделал это открытие, собирать с ним грибы стало невозможно. Он постоянно вертелся рядом, заглядывая в наши сумки.
- Ну-ка, покажи, что ты насобирал? Вот! Это сатанинский гриб, я узнал его! – торжествующе вытягивал он красивый боровичок и безжалостно выбрасывал его.
Звучало это очень убедительно, и, чтобы не втягиваться в долгую полемику, мы старались собирать хорошо знакомые нам подосиновики, подберезовики, маслята. Все равно много получилось.
И готовили мы эти грибы до глубокой темноты. Что мы там ели, видно уже не было. И то ли из-за того, что туда что-то постороннее попало, а скорее всего потому, что Вовка слишком уж часто пробовал грибы на предмет готовности, но в ту ночь Вовка почувствовал недомогание.
Мы проснулись от интенсивной возни у нас в ногах. Проведя нехитрую перекличку, мы быстро обнаружили причину нашего внепланового пробуждения.
- Семён Семёныч, ты чего там делаешь?
- Тренируюсь в скоростном развязывании палатки. – просопел Вовка.
И тут до наших ноздрей дошел посторонний резкий запах.
- Фу! Кто это сделал?
- По-моему, Семён Семёныч испустил дух.
- Ну что вы, в самом деле? У человека горе, а вы над ним смеетесь. – заступилась за него Ирина.
- Семён Семёныч, оставь, пожалуйста, свое горе где-нибудь подальше от палатки. – напутствовали мы быстро удаляющегося Вовку, наконец-то победившего палаточные застежки…
А сейчас палатки стали с застежками-молниями, с легко собираемым каркасом, без обязательных колышков, пришпиливающих их к земле. Не понравилось, где палатка стоит – приподнял её, не разбирая, и переставил на другое место.
А почему же все, что нам Вовка показывал, имеет приставку «вело»? Да потому, что входит в Вовкин велонабор, который должен уместиться в велорюкзак. Никаких баулов по бокам заднего колеса в велопоходах Вовка не признаёт. Всё, что не влезает в рюкзак, нужно покупать по дороге. А то путешествие получится не в удовольствие, а в напряг. Что ж, с этим трудно не согласиться, хотя и сильно ограничивает в выборе маршрута. Кстати, интересно, а как Вовка собирался путешествовать по Кольскому полуострову? Хотя, опять же, понятно как – по дороге. А в диких местах населенные пункты с магазинами вдоль дороги, как правило, и встречаются.
А что же Вовкин велосипед? Вот так уедет Вовка, а я его и не испытаю в условиях лесных и проселочных дорог? А как же обзор окрестностей? С озера я всё, вроде бы, посмотрел, а со стороны леса?
- Вовка, дашь прокатиться часика полтора?
- Конечно. Тебе навигатор дать? Там все важные точки обозначены.
- Да нет уж, спасибо. – вспоминаю я вчерашнее знакомство с импортной новинкой. – Наш отечественный навигатор лучше показывает. – машу я рукой в сторону Александра.
Я ещё раз смотрю на карту. Перешеек между асфальтовой дорогой и озером небольшой – заблудиться невозможно. Лесных дорожек не обозначено, так что придется разбираться по ситуации. Ну, да ладно. В путь!
По лесному серпантину, по стоянкам, мимо родника, по кочкам и корням мчится лесная дорога. Амортизатор на передней вилке сглаживает удары по рукам. А вот амортизатора под сиденьем явно не хватает, приходится иногда приподниматься. Велосипед идет ходко, даже на такой неровной дороге велокомпьютер показывает скорость пятнадцать-двадцать километров в час, а на ровной грунтовке доходит до тридцати. На крутые подъемы, если не забываешь переключить скорость, усилий затрачиваешь не больше, чем на пологую дорогу.
Я стараюсь проехать по всем дорогам, которые встречаются. Их не так уж и много. Вот одна из них поворачивает к озеру и приводит меня к другому берегу залива. Широкая полянка с редкими соснами, несколько хороших подходов к воде, обилие палаток. Целый палаточный город получился. На нашем берегу всё-таки больше походит на палаточную деревню. Уехать из города и опять попасть в город? Не знаю. Я бы так не хотел. Я хотел тишины и безлюдья.
Лет этак пятнадцать назад мы с женой и еще двумя нашими друзьями попали в одно такое место в Карелии. У нас были надувные лодки. И от железной дороги-то мы забрались недалеко – часа четыре гребли. Но было тихо и безлюдно. Настолько, что жена испугалась:
- Ой, как страшно! Нету никого.
Мы остановились на высоком проветриваемом мысу, чтобы комары не сильно донимали. Ходили в лес за грибами и ягодами, ловили рыбу. Как-то во время лесной прогулки забрели в заброшенную деревню с крепкими ещё домами из толстенных сосен, вокруг которых бурно рос бурьян. Большая была деревня. И мы дошли до погоста с покосившимися крестами на заброшенных могилах. Вот так, даже памяти не осталось. Как будто и не было здесь никакой жизни. И стало действительно жутко.
Но мы привыкли к одиночеству. Вплоть до того, что, когда в последний день нашего пребывания там мимо нас проплыла лодка с косцами из ещё живой деревни, жена опять испугалась:
- Ой, как страшно! Люди какие-то.
Здесь, на Селигере, тишина и безлюдье нам не грозили, это было понятно.
Я вернулся в лагерь, вдоволь накатавшись и, в общем-то, уложившись в отведенное мне время.
Вовка с Бородой спросили меня, не хочу ли я оставить лодку, но я представил себе, как потом буду отвозить её на турбазу, а потом возвращаться оттуда пешком. Что-то мне не захотелось. И пришлось им грузить в лодку велосипеды. Вот зрелище! Даже на лодке и то с велосипедами! Настоящие байкеры! Ну, а как же без велосипедов? Что они обратно пешком, что ли, идти будут?
Грустное зрелище – сборы. Пустеет поляна, лишаясь своих атрибутов уюта. Из воды извлекаются и моются миски и котелки. Вот ведь еще новшество – посуда после приема пищи складывается в воду отмачиваться, чтобы её потом легче было мыть перед следующей готовкой.
Я помню – мытьё посуды всегда было проблемой. В холодной воде травой и песком – бр-р-р! Вот что-то не припомню – а мы что, разве каких-нибудь тряпочек или губок не брали с собой? Наверное, брали. Но в памяти что-то остались трава и песок. Видимо, только так можно было отчистить засохшие остатки еды. Да, но почему же засохшие?
Ну, конечно. Прием пищи всегда почему-то был обильным. Лишних движений никому после этого делать не хотелось. График дежурств упорно не соблюдался. Было только одно верное средство – играть в карты на мытье посуды. Мы выбирали парную игру – «в козла», где проигравшим доставалась эта неприятная обязанность. Баталии велись нешуточные и затягивались до полного засыхания остатков еды.
А сейчас проблема полностью решена – замачивание и губка со средством для мытья посуды.
Ну, вот и всё. Одна за другой отправляются машины. Вовка, как всегда, уезжает последним. И мы остаемся одни – я, жена и Юлька.
- Всё, папаша. Теперь ты нас будешь поить, кормить и посуду мыть. А мы будем отдыхать. – женское большинство поставило меня перед фактом. – Если хочешь, мы можем проголосовать.
Ну, что ж. С этим не поспоришь. Я их сюда заманил, мне и расхлёбывать. И я переставляю палатку на более удобное место, развешиваю над столом тент, распаковываю вещи и налаживаю наш быт.
Бочонок из-под пива становится удобным умывальником, правда вода, даже после тщательной промывки, имеет специфический запах. Развешиваются верёвки, убирается изрядно захламленный стол. Как оказалось, нам в наследство досталось довольно много продуктов. Так что свои мы оставляем «на потом».
- Они тут разделочную доску забыли. И ещё сумку с хлебом.
Я брал с собой довольно много провизии, с запасом. Крупы, макаронные изделия, консервы разные, хлеб. Но почти что всё это пришлось увезти обратно. Хлеб испортился, и мы с Юлькой его под конец, как сеятели, разбрасывали с лодки на радость местным рыбам. А под хлебом в забытой сумке оказалось то самое потерянное Вовкой в прощальный ужин сало. И оставшееся вино и пиво мы допивали вплоть до самого нашего отъезда.
На следующий день я проснулся пораньше и просто сидел на берегу и наслаждался, впитывая в себя тишину.
Она высасывала из меня мою усталость, мою боль, всё, что мутным осадком скапливалось в глубине моей души.
И всё хорошее тоже уходило, но это не было неприятно.
И оставалась пустота.
Но не пугающая пустота, а тот вакуум, который готов вобрать в себя весь мир.
И этот мир был прекрасен.
Он был окрашен в синие и зелёные тона.
Он был с запахом свежести.
Он был со вкусом чистоты.
Он звучал тишиной.
Спящее, ровное, как зеркало, озеро.
Сегодня был густой туман. Такой, что не видно другого берега, не видно даже острова, хотя он совсем рядом.
И этот туман вобрал в себя всю мерзость мира. Сюда стекаются мои дурные эмоции.
А потом взойдет солнце и рассеет его. И вместе с ним рассыплется, развеется ветром и исчезнет вся дурь, вся блажь, вся дрянь.
И разбегутся облака.
И небо, синее-синее-синее небо раскроет свои объятья этому огромному миру.
И зелёной бахроме леса, отражающейся в зеркале воды.
И красной палатке с её обитателями, мирно посапывающими у меня за спиной.
И всем тем отдельным индивидуумам, склочничающим, цапающимся друг с другом, отравляющим друг другу жизнь, которые, несмотря на то, что все они такие разные, всё же являются частью одного целого, одной неделимой субстанции, называемой человечеством.
Проснись рано утром, человек, окунись в туман. Он страшен и угрюм. Но он даст тебе очищение перед грядущим днём…
Днем я отпросился, чтобы пару часиков в одиночестве погулять по лесу. Я люблю лес. Может быть, даже больше, чем озеро, чем реку. Он, как мне кажется, более разнообразен и изменчив. Он живет не в глубине, как озеро, а на моих глазах.
Я иду по той же тропинке к роднику и замечаю, что красных брусничных ягод становится больше, а тот валуй у дороги, раскрывшись, стал обыкновенной желтой сыроежкой. А семья лисичек по-прежнему прячется в невысокой траве.
Я не стал выходить на дорогу, а пошел вглубь леса, глубоко вдыхая чистый хвойный воздух. Всё равно не надышаться!
Можно отравиться городским воздухом, а надышаться лесным – нельзя.
Может опостылеть вид из окна в твоей квартире, но лесной пейзаж никогда не надоест.
Можно всю жизнь прожить в городе и убеждать себя, что так и надо, но... вот ведь в чем парадокс - поди ж ты, проживи хотя бы год в лесу! Что-то не получается.
И, что самое удивительное, даже и не хочется. Эх, испорченные мы люди! Съездить раз в год на пару недель – и уже достаточно. И больше уже и не надо. И обратно. Как у Высоцкого:
В суету городов и в потоки машин
Возвращаемся мы. Просто некуда деться.
Вот-вот. А куда деваться-то?
Пройдет время, и мы разберем наши походные вещи. И окунёмся в привычную городскую суету. И поблекнут наши воспоминания. И выветрится запах костра с нашей одежды.
И опять я каждое утро, как сейчас, буду ходить на работу привычной дорогой по бульвару. Сначала мимо газона и клумб с цветами. Потом мимо кустов шиповника и жасмина. Потом сопровождающие меня липы, вытянувшиеся в шеренгу, как на параде, уступят место небольшой березовой рощице.
И я смотрю на эти деревья. И они, как кусочек леса в душном городе. И... О, чудо!.. Этого не может быть!... Сквозь их листву подмигивает синий глаз озера. Откуда? Мне померещилось?
И я подхожу ближе и вижу, что стоящее здесь невзрачное, даже уродливое, белое здание без окон, какой-то объект городского хозяйства, за время моего отпуска был украшен лесным пейзажем с голубой полоской реки.
И пусть эта нарисованная река не похожа на Селигер. Пусть этот нарисованный лес не похож на селигерский. Но всё же дохнуло каким-то свежим ветерком воспоминаний. И в его шелесте почудился еле заметный мотив, прилетевший откуда-то издалека...
Издалека
Свежим ветром повеяло,
Видится мне дивный плёс.
Там, где река
Тихо плещет у берега,
Лижет мне ноги, как верный пёс...
|
|