ЧАСТЬ 1.
СЛУЧАЙНЫЕ.
Она оказалась среди них случайно. Ее собственная группа отправилась на неделю раньше. Где-то далеко впереди по розовым камням шагали милые сердцу люди: лучшая подруга Тоня, приветливая Лин со своим мужем, балагур Ивар, мудрая немолодая Кристина…
А она провалялась в палатке обездвиженная и могла только лить слезы, проклиная отвратительную местную болезнь, цепляющую людей не понятно, по какому принципу. Когда Серафима пришла в себя, выяснилось, что последняя партия уходит буквально на днях.
Исследования показали – пара месяцев, и эта стоянка «заболотится», как и предыдущие. Но самое отвратительное, что таких больших дислокаций больше не будет. Она может никогда не оказаться среди своих. Научное руководство приняло решение разделить экспедицию на небольшие отряды. Тогда есть шанс, что кто-то – хоть кто-то! - достигнет успеха. Успехом называлась возможность удерживаться на одном месте более полугода. Планета наотрез отказывалась принимать гостей, и уже не одно научное поселение было затоплено этой странной, блестящей зеленоватой жидкостью, неизвестно откуда просачивающейся из-под розовых скал.
Последнее указание с Земли было более чем странным. Экспедиция отправила домой образцы зловещего «болотного» вещества, а в ответ… Сумасшедший Бастуров рекомендовал землянам «понравиться» Иклоне.
А Иклоне не нравился никто. Открытая всего десять лет назад, планета внушала людям огромные надежды: климат, химический состав воды и воздуха оказались пригодны для жизни. Но…
- Эй, Гофман, тебя опять подгонять надо? И как таких набирают! - грубый голос снова прервал ее раздумья.
Серафима с трудом вытащила ногу из зеленой лужицы, вылезла на камни и подняла глаза на говорившего.
За что он так ненавидит ее? Все сегодня едва плетутся, а она еще и после мерзкой болезни. Скорее всего, Тимура, начальника группы, злит, что ее навязали к нему в партию. Но она-то чем виновата? При первой же возможности она с удовольствием покинет этих недобрых, хмурых, постоянно чертыхающихся парней и развязных высокомерных девиц. Все они изображают из себя «знающих жизнь», и ей непонятны их разговоры и намеки. Так что не обязательно еще и постоянно спускать на нее собак.
Остальные хоть не пристают, обращаясь только по необходимости. А этот Тимур просто пяти минут не может пройти, чтобы не сделать замечание.
- Привал, - наконец объявил «шеф», и все с облегчением остановились, скидывая с себя рюкзаки. Места пошли сухие и еще более красивые. Мягкий, чистый мох цвета ежевики (кстати, кое-где на нем действительно попадались съедобные ягодки того же оттенка) позволял расположиться с комфортом. С одной стороны поляну обступали все те же розовые скалы, с другой - спускался пологий овраг, по дну которого протекала маленькая, совсем земная речушка с прекрасной питьевой водой. В чем-чем, а в воде Иклона им не отказывала.
Серафима села, как всегда, чуть поодаль от остальных. Она залюбовалась открывшимся за оврагом закатным пейзажем. Солнце (так они условно называли местное светило) было крупнее, но холоднее земного. От этого закат переливался такими оттенками кораллового и фиолетового, что дух захватывало. Деревьев, как таковых, на этой части планеты не росло, а росли кустарники, по природе своей напоминающие всё тот же мох, только высокий и сильно разросшийся. Эти кустики были мягкими, и при желании на них можно было развалиться, как на высокой перине. Некоторые казались достаточно упругими для того, чтобы продержаться минут пятнадцать, но потом неизменно прогибались, выпустив влагу, и оставаться в них было неприятно.
- Гофман! – ему, видимо, доставляло особое удовольствие склонять ее фамилию, - хватит мечтать, помоги Элизе.
На прошлом привале Серафима готовила завтрак одна, и никто из женщин даже не поднялся помочь. Но спорить не стала. Если ее «прорвет», это будет серьезно, поэтому предпочла встать и подойти к рыжеволосой девице в обтягивающем комбинезоне.
-Что надо делать?
Элиза презрительно подняла на нее свои жесткие светло-голубые глаза.
-Помой овощи, - коротко бросила она.
Серафима взяла котелок с овощами и отправилась вниз, к воде. Даже здорово… уйти от них хоть ненадолго. А как сейчас было бы уютно и весело со своими! Муж Лин рассказывал бы про китайскую кухню, Ивар подкладывал лучшие кусочки, а Тоня подшучивала бы над ними…
От реки, даже скорее большого ручья, шли влажные испарения. Здесь было теплее, чем наверху. Серафима уже заметила, что на Иклоне не было тех мелких летучих насекомых, отравляющих удовольствие находиться у воды. Она тщательно вымыла овощи, вздохнув, встала. И чуть не выронила от испуга котелок.
Шаха, как его называли дружки, нарисовался за ее спиной совершенно безвучно. «Шаха» - потому, что, играя в шахматы, он громко и особенным тоном возглашал на всю округу: «Шааахх!» Из всей группы только он, кстати, числился геологом, но она ни разу не видела, чтобы Шаха занимался своими прямыми обязанностями. А ведь здесь так много интересных пород!
- Котелок тоже вымой… - Шаха постоянно что-то жевал, - овощи грязные, еще инфекцию занесешь. Кто его знает, откуда здесь эти странные болезни, может, и от грязи. А может, и от воды, черт его знает, - тон Шахи был скорее доброжелательным, чем назидательным, но его доброжелательности Серафима опасалась куда больше гнева Тимура.
Серафиме хотелось ответить, что на руках Шахи куда больше грязи, чем в этой блестящей, прозрачной, ласковой воде. Но с ним лучше быть краткой.
- Я вымыла, - она сделала попытку пройти и поняла, что ее тревога не напрасна. Шаха стоял, широко ухмыляясь и загораживая проложенную ею тропинку.
Ладно, пойдем напролом. Серафима решительно обогнула его крупную фигуру и ломанулась в кусты.
-Эй… - насмешливо понеслось вслед.
Она не оглянулась, но слышала, как он, не спеша, поднимается за ней. Глядя себе под ноги, наткнулась на кого-то.
-Ну и долго тебя ждать? Все жрать хотят, - Тимур, сощурив глаза, посмотрел на нее и перевел взгляд на Шаху.
- В следующий раз пошлешь кого порасторопней, - не выдержала Серафима, с удовольствием заметив, как «шеф» переменился в лице. Ах, вы не привыкли, что она огрызается. «Думаете, меня можно вот так просто затравить! Мало вы еще меня знаете».
Но порыв злости прошел, а тоска осталась. За время ужина она ни разу не перемолвилась ни с кем и словечком… Тимур зло поглядывал на нее, порываясь к чему-нибудь придраться, но, видимо, повода так и не нашел. От Шахи она отодвинулась подальше, и, кажется, на сегодняшний вечер он от нее отстал.
Девицы – два биолога, медик и химик – то ли вяло переругивались, то ли перешучивались, Серафиме был непонятен их юмор. В работе ей никого из них видеть не приходилось, но она знала, все здесь профессионалы, группа Тимура находилась на Иклоне дольше других. Не потому ли от них исходит один негатив? А ведь планета восхитительно красива. Серафиме, как художнику-любителю, нравились даже эти навязчивые болотца – их бутылочный, переливчато-зеленый, насыщенный цвет.
Кстати, с Элизой, медиком, ей пришлось пообщаться сразу после болезни – та молча осмотрела ее, не отвечая на вопросы, и только пожала плечами, когда Серафима поинтересовалась природой заболевания.
- Идти сможешь, осложнений ни у кого не бывает, - в конце концов, вяло сообщила Элиза, - но раз болезнь тебя выбрала, можешь не сомневаться, повторится.
-А как часто она может повторяться? – Серафима с содроганием представила, что снова может впасть в это «деревянное» состояние…
- У кого как. Может, через год, а может, через два дня, - обнадежила Элиза.
Интересно, что они сделают с ней, если она опять заболеет? Бросят здесь, укрыв мхом? Или она перебарщивает в своей неприязни к этим людям?
Установили палатки, и Серафима первая ушла к себе, не дожидаясь, пока обогревающее устройство доведет температуру до нужного уровня. На Иклоне по ночам очень холодно. Палатка рассчитана на двух человек, но, конечно, второй дамы для нее не нашлось, чему она была несказанно рада. Наконец-то можно разуться и, ни на кого не оглядываясь, отдохнуть.
Она расшнуровала ботинки. Ноги, как всегда, сильно натерло. Это ее постоянная беда – еще на Земле Серафима умудрялась натереть ноги даже легкими спортивными тапочками. Когда их группа во главе с Кристиной высаживалась на планету, получилось, что на место предполагаемой стоянки они не попали – она заболотилась, а экспедиция перебралась в другой оазис. Пришлось им проделать неблизкий путь. Ноги тогда страшно натерло, но идти было весело. Тем более что Лин дала ей классную мазь, заживляющую ранки за одну ночь.
Серафима потянулась за рюкзаком… Тьфу ты… Когда ужинали, она доставала пакет с лекарствами, чтобы принять витамины, на всякий случай назначенные медиками после болезни, и, кажется, оставила его, где сидела. Нехотя она вылезла из палатки.
У костра каждую ночь оставался дежурный. Правда, диких зверей здесь не водилось. А точнее, вообще никакой живности крупнее большого жука, яркой бабочки, маленькой рыбки и нескольких видов птичек, она не видела. Так же, как и с деревьями – все формы жизни как будто были минимизированы. Одна из загадок Иклоны…
Сегодня дежурил Альбинос – Серафиму злило, что все здесь, кажется, имели какие-то клички. Ей, очевидно, не придумали кличку благодаря фамилии, которая сама звучала, как прозвище. Альбинос поднял на нее мутные бесцветные глаза и снова уронил голову. Ясно, уже принял… Хорош дежурный.
- Я забыла пакет. Где-то здесь… Ты не видел?
Неопределенное пожатие плечами… любимый жест всех членов группы. Не обращая на него внимания, Серафима начала шарить по земле, натыкаясь на неубранную посуду и остатки пищи. Свою Землю запакостили, со злостью думала она, и здесь тоже… трудно было сжечь… Ей принципиально не хотелось убирать за ними, но стыдно было перед планетой.
Да где же пакет? А, вон белеет под перевернутым котелком. Серафима отошла от костра и резко остановилась, услышав голоса. Разговаривали двое – она сразу узнала голоса Элизы и Сурена, психолога. Бородатый, с вечно циничной усмешкой. Судя по редким высказываниям, весьма образованный. Сначала Серафиме даже казалось, что с ним, в отличие от остальных, можно поговорить. Но быстро поняла, что в каждом его слове - тщательно замаскированное под благодушие презрение к собеседнику. И как такой мог помочь людям адаптироваться в новых условиях?
- Не знаю… Тимур еще не решил. Меня бесит этот пофигизм… я бы… при малейшем риске, - Элиза говорила, как всегда, отрывисто.
- Считаешь, это гуманно? – раздался равнодушный басок Сурена.
- Гуманней допустить гибель всей экспедиции на планете?
Стоп, это интересно. Надо было уходить, но Серафима напряженно вслушивалась. Элиза рассуждает о гуманности…
- Но ведь никто ничего не знает…
- Я - знаю… я все-таки медик… иммунолог, инфекционист, как тебе известно. Эта штука опасна.
- А как передается?
- Блин… кто бы сказал… ни воздушно-капельным, ни через кровь. Но всегда выбирает вот таких… ты заметил?
- Возможно, что-то генетически общее?
- Ага, вот это, - видимо, Элиза покрутила пальцем у лба, потому что Сурен ответил:
- Ну, глупой ее не назовешь.
- Не в этом смысле… Короче… все они вызывают у меня просто дикую неприязнь.
- Отличный диагноз, Эли, и ясно, что делать… убрать всех, кто тебе неприятен…
- Плохая идея?
- Да нет, мне, в принципе, нравится… Да кури, кури, у меня есть еще.
- Главное, убедить Тимура. Я знаю, он человек дела и терпеть ее не может. Но даже разговаривать почему-то не хочет…
- Ну и ладушки. Хозяин – барин. Давай лучше по койкам, а то я что-то сегодня устал.
Но Элизе явно не хотелось заканчивать разговор, она нервничала.
-Нет, ну ты как считаешь?
-Эли, тебе-то чего беспокоиться? Ты не из таких, значит, не заболеешь. Те, кто тебе нравится, тоже, - Сурен явно посмеивался.
-Ты как всегда… ничего не добьешься от вас. Всем по фигу. Я не о себе думаю. А если сначала такие, потом другие… или на Землю попадет…
-Мало ли на Земле всяких вирусов. Одним больше, одним меньше. Бывает хуже…
-Ты не все знаешь…
-Эй, хорош трындеть, - из палатки Элизы донесся хрипловатый голос ее подружки Косточки, то есть худющей Тани Костнер, - я спать хочу. Эль, ты сегодня дома ночуешь или…
- Или, - Сурен ухмыльнулся, - или побеседуем о чем-нибудь приятном?
-Не сегодня… и не с тобой, - отрубила Элиза.
Серафиму, наконец, покинул ступор, и она, стараясь не шуметь, благо, что босиком, метнулась в свою палатку. Ее трясло, зуб не попадал на зуб. Но и в нагретой палатке дрожь не прошла. Так вон что… Ее здесь не просто не любят. Считают источником опасности или инфекции.
Но в экспедиции болела не она одна. Несколько человек точно, только за время ее пребывания на стоянке. Серафима постаралась вспомнить. Кто это – «они», неприятные Элизе люди? Если ей неприятны, наверняка должны быть симпатичны Серафиме. Но она была знакома, да и то поверхностно, только с одним – немолодым инженером-гидравликом, не понятно, какими судьбами занесенным на Иклону. Ничего общего между ним и собой Серафима не находила. Ну, разве что пару раз поговорили о живописи – да и то не сошлись во взглядах на абстракционизм. Может, сходство, если оно есть, видно только со стороны?
Так что же ей делать? Ждать, пока Элиза накрутит всю группу и попытается от нее избавиться? Ну не убьют же они ее – взрослые, нормальные, хоть и малоприятные люди. Не преступники же они? Добьются отправки на Землю? Оставят одну? А вдруг приступ повторится? Значит, Тимур пока в нерешительности… А когда решится?
Автоматически она приготовилась ко сну, намазала ноги мазью Лин. А как заснуть? Тревога не оставляла, билась в висок, скручивала живот.
Усталость взяла свое только под утро. Но встала она совершенно разбитой. Итак, она одна во враждебном лагере. Помощи искать негде. Уйти от них? Мысль, что она может остаться на чужой планете в одиночестве и брести в неизвестном направлении, показалась невыносимой. Значит, будь, что будет. Возможно, ничего и не случится. Сегодня, при ярком, лимонном Солнце, не жарким, таким приятным утром, все ночные страхи казались преувеличением. Ну, подумаешь, Элиза занимается домыслами. Никто не примет это всерьез, да и Сурен не принял. Ему, правда, все равно.
Она вылезла из палатки и увидела, что завтрак уже сворачивают. Проспала! И никто не разбудил. Значит, пойдет голодной. Просить подождать она не будет.
Серафима подошла, взяла несколько кусков рыбы с хлебом, и наспех пожевала, собирая палатку.
-Давай быстрей, постоянно тебя ждем, - раздался привычный окрик Тимура.
Она всегда все делала быстро, и быстрее многих. Несправедливые нападки начинали доставать.
- Не жди, - спокойно сказала она, глядя прямо на «шефа».
Интересно, Тимуру чуть больше тридцати, а уже столько седых волос в его иссиня-черной шевелюре. В черных глазах - привычная уже агрессия.
- Потом будешь ныть…
- Когда это я ныла, интересно?
Краем глаза Серафима заметила, что остальные прекратили свертываться и с нескрываемым любопытством прислушиваются. Еще бы, «она» посмела подать голос.
Тимур передернул плечами и отвел взгляд.
-Ладно, хватит базарить, двигаем, - бросил он, не глядя в ее сторону.
Все разочарованно отвернулись. Чего они ждут? Склоки? Повода? Правильнее было бы не давать его им, но Серафима завелась. Теперь долго не выдержит, до грандиозного скандала совсем недалеко. Тем лучше...
Резким движением она закинула рюкзак. Оглянулась назад. На том месте, где только что на сухом сиреневом мху стояли палатки, выступали тоненькие штришки, трещинки зеленого цвета. Болотце начинало просачиваться. Вот это да! Какие там полгода, когда они и суток здесь не простояли. Иклона, кажется, начинает их подгонять. Да, собственно, будь она хозяйкой планеты, на фиг бы выгнала таких гостей… Ученые… Медики, физики, биологи, геологи… Земля еще как-то вас терпит… и ее, Серафиму, тоже… Хотя на Земле-то как раз ее не ждут… и Земле она не нужна, и Егору тоже…
***
Милый, тихий, хороший мальчик. Так неуклюже и симпатично ухаживал. Из всего институтского курса выбрал именно ее. Не зачем было и сопротивляться – Егор ей очень нравился. Свадьбы давно стали немодными, но ей хотелось, чтобы все было красиво, так, как рассказывала бабушка. Длинное белое платье, кольца… Он не возражал – свадьба, так свадьба. Но и всерьез церемонию не принял, для него это было, как вызов Деда Мороза на дом – театральное шоу. Да какая разница! Любовь ведь. А потом у Егора появилась другая любовь. Тоже дело нормальное. Любовь – это святое. И каждая новая любовь – новое святое. Кто обязан оставаться с тем, кто уже не нужен, и жертвовать возможностью очередного счастья? Даст Бог, не последнего…
Эта легкость всем казалась естественной. А ей, Серафиме – нет… За что уцепиться? Что из существующего на Земле имеет постоянство, твердость, весомость? Живи и пользуйся моментом… наступая на других – ведь момент-то пройдет, и жизнь пролетит. Она сумела бы так при желании, но – не хотела… И не желала, чтобы наступали на нее. Бабушкино старомодное воспитание. С таким нечего делать на планете потребителей. А есть и иные планеты, где люди работают, приносят пользу, имеют цель.
Заработок – это не главное, организаторы не сулили золотых гор, но обещали интересную научную работу. А значит, люди здесь наверняка особые. Но есть и обратная сторона медали, разные причины заставляли людей покидать Землю. Попадались и совсем темные личности.
К примеру, она слышала еще на стоянке, что Тимура с родной планеты погнали серьезные неприятности. Серафима бросила взгляд в его сторону – он шел почти рядом, чуть впереди. Что ж… в это можно поверить. За все время перехода он ни разу не улыбнулся – ни только ей, это понятно, но и никому из группы.
Как будто почувствовав ее взгляд, Тимур резко обернулся. В глазах, как всегда – открытая неприязнь.
- Привал! – объявил он.
Короткий отдых давал возможность еще раз разуться и намазать натертые ноги. Нормальная еда была только за ужином, днем старались время не терять. Открыли консервы, достали бутылки с водой. Альбинос потянулся за фляжкой. «Еще столько идти, а он уже потихоньку принимает…», - взяв свою порцию, Серафима села в круг. Рядом плюхнулся Шаха, как будто невзначай оказавшись вплотную с ней. Она потихоньку, стараясь не делать это демонстративно, отодвинулась.
Сурен, наевшись, развалился, дымя сигаретой. Шаха встал, прикурил, и снова уселся рядом, выдохнув дым в ее сторону. «Биологички», как она называла про себя двух безликих женщин лет тридцати пяти – сорока – коренастую Инну и черноволосую маленькую Майю – улеглись на траве, лениво перебрасываясь репликами. Всем хотелось отдохнуть – до вечера им предстояло одолеть непростой перевал.
- А вот объясните мне кто-нибудь… - тоже затянувшись сигаретой, начала Элиза, - что это за специальность такая – планетолог? Что он конкретно-то делает? Такое громкое название… а на деле – приют для бездарей от науки.
Даже не поднимая глаз, Серафима почувствовала, как все напряглись. Шаха выразительно крякнул, Костнер хихикнула, а «биологички» приподняли головы.
Раздался благодушный голос Сурена:
- Эли, планетология – это комплексное исследование планет. Понимание процессов возникновения и развития небесных тел, ключ к эволюции нашей собственной планеты… Что там еще… Поиск жизни и ее следов, подбор информации о физических и химических условиях на этих телах, изучение возможности их изменения…
Никого не обманули его добренькие интонации. Серафима ясно различила иронию.
Сурен цитировал ее собственную статью. Точнее, даже не статью, а коротенькое интервью. Юркая молодая корреспонденточка отловила Серафиму перед отлетом и задала «несколько вопросов для простого читателя».
-Ну, все понятно, можешь не продолжать, - Элиза нарочито тяжело вздохнула, - то есть - всё, что сделали до тебя настоящие спецы. Тогда я знаю – планетолог – это тот, кто пишет реферат по чужим исследованиям.
Костнер демонстративно захохотала во весь лошадиный рот, откинув голову назад.
- Ну, ребята, хватит вам, - Шаха масляно улыбнулся, и дружеским жестом положил руку на плечо Серафимы, - все мы здесь для чего-то нужны.
Серафима привстала и молча потянулась за рюкзаком, скинув при этом руку Шахи.
- Гофман, камушек в твой огород. Может, ответишь народу? – раздался голос Тимура.
Она подняла на него глаза. Взгляд Тимура был странно напряженным. С чего бы ему тратить нервы на дурацкие разборки? Нет, не в инфекции дело. Ее бы отторгали здесь и без всякой болезни.
-Хорошо, если ты хочешь, - руки у нее дрожали, но говорить она старалась спокойно, - если планетология – дело ненужное и бесполезное, то быть бездарным планетологом куда безопасней для окружающих, чем жестоким медиком или равнодушным психологом.
Такое впечатление, что все окаменели, только Шаха заерзал по земле. Ни Элиза, ни Сурен не нашлись, что сказать. Она продолжала смотреть в глаза Тимуру. Он внимательно щурился, а потом, как и в прошлый раз, первым отвел взгляд.
-Встали, - резко произнес он.
Дальше дорога пошла вверх. Солнце выглядывало из-за красноватой горы. Интересно, но местное светило хотелось называть не в среднем роде, а скорее в мужском. Большой, холодный, изысканно красивый… кто? Звезда, планета – все в русском языке женского рода. Даже Иклона. «Иклона» – да, пожалуй: капризная, неуловимая, странная и привлекательная. Женская планета. А вот это Солнце – однозначно «он».
За такими странными мыслями Серафима одолела половину подъема. Разговор на стоянке она не приняла близко к сердцу. Вдруг стало понятно, что эта откровенная травля позволяет ей со спокойной совестью испытывать к другим неприязнь. Кстати говоря, Тимур-то ученым не был, на Земле он работал «экстремальным проводником», или что-то в этом роде. Говорят, его нанимали для совершенно безумных и опасных походов. Ну, здесь-то ничего опасного, как ни странно, не предвиделось. Самая большая опасность - это проснуться утром в зеленой луже и снова сменить стоянку. Ни хищников, ни туземцев, ни катаклизмов. Может, потому он такой злой, что ему здесь скучно?
Подъем становился все труднее, и Серафима начала задыхаться. Левая рука затекла. Сначала она не обратила на это внимание, но потом встревожилась. В прошлый раз приступ местной болезни начался с чего-то подобного – тогда она почувствовала слабость в ногах. О Господи, только не здесь и не сейчас! Почему так быстро – не прошло ведь и недели, как она пришла в себя? И не с кем даже поделиться. Элиза шла рядом с Костнер, переговариваясь вполголоса. К этому «доктору» она обратится в последнюю очередь, даже будучи при смерти.
Тимур несколько раз оглядывался, и Серафима каждую минуту ждала привычного окрика. На этот раз она действительно сильно отстала, на лбу, на спине выступил пот, а рука немела все сильнее.
-Шаха! Помоги Гофман, - услышала она резкий голос «шефа».
Надо же, какая забота… и даже не попрекнул. Что это с ним?
Шаха остановился, с участливой насмешкой поджидая ее, протянул руку. Серафима нехотя схватилась. Он втянул ее на последний розовый камень. Ладонь у Шахи была влажная, липкая и очень неприятная. С большим трудом Серафима выдернула руку.
Они стояли на большой площадке холма высотой с пятнадцатиэтажный дом. По ту сторону открывался необыкновенно красивый вид. Камни там были уже не розового, а буро-коричневого цвета, а мох – если это мох – почти темно-синим. Разросшегося в высоту кустарника - намного больше, он казался тоньше и выше. Можно было подумать, что сиренево-желтый лес окантовывает огромную синюю равнину. Где-то вдалеке летали маленькие яркие птички. Еще день или два пути. Сегодня до темноты они спустятся вниз, а завтра или послезавтра окажутся на новом месте.
Интересно, разведывательные спутники, расставившие антенны на каждой сотне километров, не забыли про этот чудесный участок Иклоны? Тогда они смогут быстро связаться с остальными. Кто знает, вдруг ее друзья обосновались неподалеку?
Эх, сюда бы мольберт… чтобы нарисовать этот пейзаж с такой высоты… Какой мольберт? Дожить бы до следующей остановки.
-Будем спускаться или сделаем привал? – Сурен будто вторил ее мыслям.
Ей показалось, что Тимур бросил на нее взгляд, прежде чем ответить:
- Будем спускаться, до темноты надо быть внизу.
Вниз идти было труднее, ноги подгибались, скользили по гладким камням, и солнце светило прямо в лицо. К концу спуска Серафима уже не понимала, где она и что с ней, передвигаясь одним усилием воли. Вне всякого сомнения, болезнь накинулась на нее снова или была попросту недолечена. Хотя и не лечили…
Ну, вот они и в пригорье. Она села на землю, пытаясь отдышаться. Все уже ставят палатки, а у нее нет сил даже встать. В прошлый раз все произошло по-другому. Слабость в ногах, а через какие-то десять-пятнадцать минут – она уже лежала, не в силах пошевельнуться, как будто все мышцы одновременно отказались служить. В тот раз она даже не помнила, как очнулась в палатке. Сейчас Серафима тоже чувствовала мышечную слабость, с трудом могла поднять руку, но шевелиться все же могла. И сознание не отключалось.
Мимо сновали, готовясь к ужину и ночлегу. Никто не подходил, чтобы спросить, что случилось и почему она вот так сидит.
Наконец кто-то толкнул Тимура, указав на «бездельницу». Он быстро направился к ней, посмотрел встревожено.
-Гофман, ты что уселась?
Она попробовала ответить, но поняла, что язык уже не работает. Только слабо мотнула головой.
-Элиза, - крикнул Тимур.
Подошла Элиза, с подозрением глядя на Серафиму.
-Я так и знала, - прошипела она, - с ней жди неприятностей.
-Снова местная «малярийка»?
-Конечно, - во взгляде Элизы читалась откровенная ненависть – то ли к болезни, то ли к Серафиме, то ли к обеим.
Тимур подозвал стоящего поблизости Сурена:
-Поставь ей палатку, надо уложить…
Серафима молча улеглась на землю, сидеть она больше не могла. Солнце быстро зашло, на Иклоне моментально стемнело, и прямо над ее головой зажглась огромнейшая, нереальной величины звезда. Серафима уставилась на нее, стараясь ни о чем не думать. Через какое-то время Тимур вместе с Суреном втащили ее в палатку. Она легла, пытаясь пошевелиться, чтобы заставить мышцы работать. Ей это удалось, но она тут же задохнулась от чрезмерных усилий. Серафима закрыла глаза.
-Без сознания? – снаружи послышался голос Элизы. Она наблюдала, стоя чуть поодаль.
-Кажется, да, - отвечал Тимур, - не хочешь пойти к ней?
-Зачем?
-Не понял… У тебя больная. Выполняй свои обязанности.
-Это не лечится. Само пройдет.
-Послушай, Эли, - голос у Тимура стал тише и жестче, - что-то я тебя не понимаю. Какой-то уход ей нужен или нет?
-Послушай, Тимур, - вызывающе повторила Элиза, - я не собираюсь за ней ухаживать. И нечего притворятся таким правильным боссом, ты ведь сам терпеть ее не можешь. Я с самого начала знала, что Гофман осложнит нам жизнь.
Несколько секунд длилось молчание, потом Тимур тихо произнес:
- Личное не должно быть связано с работой. Моя работа – довести всех до стоянки. Твоя – лечить или что там еще...
-Брось, Тимур. Нам надо поговорить. Уже давно… Но ты не даешь мне ни шанса. С тех пор, как мы вышли, ты не только… Я больше не интересую тебя, верно?
-Послушай, Эль, не сейчас…
-Если бы ты поговорил со мной… У меня есть мысли по поводу этой, как ты выразился, «малярийки». Всей земной экспедиции угрожает опасность.
-Елки-моталки… опять та же песня. Хорош накручивать, Сурен уже делился со мной твоими мыслями.
-И что? Что он считает?
-Он, как всегда, обтекаем. Значит, ты не хочешь заниматься больной, потому что боишься заразиться?
- Блин, Тимур, если бы я боялась заразиться, я не пошла бы в инфекционисты. Тут другое. Люди, переболевшие этим, не выздоравливают. Они…
-Они что? – голос Тимура странно изменился. Серафиме послышался страх. Тимур – боится?
-Не сочти за… В общем, они будут заодно… с Иклоной… Они выживут нас, нормальных людей.
-Уфф, - Тимур облегченно вздохнул, - ты просто насмотрелась на Земле блокбастеров. «Чужой», «Другие»… Как думаешь, надолго ли приступ? Мне надо принять решение. Если выдвинуться завтра – к вечеру могли бы быть на стоянке.
-В прошлый раз у нее это длилось неделю. Последующие приступы обычно короче, но… для нас это хуже… она скоро поймет…
-Эли, я не хочу больше слушать твой бред. Не сердись. Давай конкретно. День, два?
-День или два, - Элиза была вне себя от раздражения, - на твоем месте я бы оставила ее здесь. Со стоянки можно вызвать воздушный катер, пусть забирают. Мы избавимся от нее. Тогда, может быть, продержимся на стоянке подольше. А вдруг болото наступает тогда, когда появляются больные?
-Возможно, все как раз наоборот. Болезнь вызывается сыростью, или что-то в этом духе. И кстати, по твоей же версии, Иклоне должны нравиться «малярийные». Ладно, подождем до завтра, иди спать.
Серафиме показалось, что оба ушли. Так, теперь Элиза приписывает ей и другим заболевшим все беды экспедиции. Знакомая позиция. Найти крайнего… Плохо то, что как раз в такие вещи люди быстро и охотно верят. Как просто – избавься от помехи, и все будет прекрасно! Очевидно, агитация Элизы скоро даст свои плоды. И тогда…
Неожиданно она почувствовала на себе чей-то взгляд, и с усилием открыла глаза. В палатке горел переносной фонарик. Тимур? Что он здесь делает? Вглядывается в ее лицо, как будто пытаясь понять степень опасности. Поняв, что она в сознании, Тимур не отшатнулся, а продолжил молча смотреть. Эх, жаль, речь ей отказывает. Или нет? С трудом двигая языком, Серафима произнесла:
-Чего тебе?
-Можешь говорить?
-Трудно…
-Слышала разговор с Элизой?
-Да, - скрывать не было смысла.
- Она говорит, ты должна что-то знать. Ты понимаешь, о чем речь?
-Нет… Но вижу, куда она гнет.
-Боюсь, что не она одна. Этот слух пустили еще на первой стоянке. Она только повторяет чужие выдумки.
Значит, Тимур в это не верит? В принципе, несмотря на свое к ней отношение, он производит впечатление человека конкретного и здравомыслящего.
-И что ты сделаешь? – с трудом произнесла Серафима.
-Не волнуйся, экстремизма я не допущу. Мне нужен порядок, ясно?
-Да…
Но сможет ли он справиться с остальными, вот вопрос. Особенно, если сам не слишком в ней заинтересован.
-Сегодня дежурю я. Спи.
-Мне… легче… Чем тогда… - ей хотелось дать ему понять, что она не станет такой уж обузой.
-Хорошо, - коротко ответил Тимур и вылез из палатки.
Вот это да… Найти защиту – и в ком… Впрочем, одно другому не мешает. Он, как и сказал, просто добросовестно выполняет свою работу. Интересно, что там произошло у него на Земле? Что за темная история?
Серафима задремала... Ей приснилась женщина удивительной красоты. Такие даже не вызывают женскую зависть – ими любуешься, как недосягаемым идеалом. Высокая, стройная, гибкая, с шикарной гривой каштановых волос, огромными карими глазами. Она заразительно смеялась, выходя из воды, выжимала волосы. Серафима любовалась ею вместе с сидящим на берегу мужчиной. Она узнала его. Мужчина ждал свою красавицу. Но произошло что-то непонятное. Какой-то короткий, тупой звук. Девушка покачнулась, схватившись рукой за грудь. Из-под руки побежала красная струйка. Последнее, что слышала Серафима перед тем, как проснуться - жуткий, нечеловеческий крик. Это кричал мужчина на берегу, бросаясь к девушке.
Серафима резко села. Она даже не сразу поняла, что к ней вернулась способность двигаться. Так быстро? Вот здорово! А может, это вовсе не та болезнь, а просто… что-то…переутомление после болезни, слабость?
Но сон… как будто моментальный ответ на ее вопрос о Тимуре. Что это было? Больное воображение? Отчего-то казалось, что девушка из сна существовала в реальности. Значит, у Тимура на Земле была девушка, и ее убили. Поэтому он и уехал на Иклону? Да нет, мало ли, что приснится!
Пошатываясь, она выбралась из палатки. Оказывается, еще ночь, даже не утро… Костер слабо тлел, а Тимура не видно. Вот тебе и охрана. Сильно похолодало. Серафима подобралась поближе к огню, подложила в костер несколько пучков сухого мха. Где топливо, она не знала. Только сейчас она поняла, как голодна - ведь накануне пропустила ужин. Серафима огляделась кругом. Как всегда, после ужина никто не убрал, и на одной из тарелок она нашла нетронутые овощи. Конечно, выращенные на Иклоне, земные овощи приобретали совсем иной вкус, но ей они нравились. А сейчас показались голодной Серафиме необыкновенно вкусными.
Послышался шорох, как будто сквозь кустарник пробирался медведь, и в круг у костра вывалился Шаха.
-Опаньки! – воскликнул он, - а говорили, что ты больна. А Элиза даже… Впрочем, неважно. Как ты себя чувствуешь?
-Лучше, я просто устала вчера… - Серафима была начеку, - а ты почему не спишь?
-Да так… по своей нужде вышел, - он гоготнул, - вот и классненько, что ты здесь. Вместе не спать веселее, а?
Он подмигнул заговорщески. Серафима колебалась. Встать и уйти в палатку? Еще потащится за ней, нет, пожалуй, здесь безопасней.
-Наши бабы невзлюбили тебя чей-то, знаешь? Да и Балтышев придирается… Но ты не расстраивайся. Если что – кликни Шаху, Шаха тебя защитит.
-Спасибо, я сама могу за себя постоять. А любить меня или нет - это их дело.
-Слушай, я к тебе с чистым сердцем. И можно сказать, добрыми намерениями… Ну чего ты все одна да одна?
Этого она и боялась… Он придвинулся к ней, почти навалился, обняв здоровенной ручищей. Второй рукой ухватил Серафиму за голову, придвигая к себе. Жирными губами прислонился к ее губам. Серафима попробовала его отпихнуть, но слабость давала себя знать, сил активно сопротивляться не было. Наконец она кое-как отвернула от него лицо, и изо всех сил впилась ногтями в его руку.
-Вот стерва, больно же! Ну ладно, хотел ведь по-хорошему!
На лице у него появилось животное выражение. Тут она по-настоящему испугалась.
-Тимур! – вырвалось у нее тихо, - Тимур! – уже громче.
Послышались быстрые шаги, Шаха обернулся. Сзади стоял Тимур. Раздался удар, неприятный хруст, и она увидела, как Шаха повалился на спину. Из сломанного носа текла кровь.
- Скотина, - сквозь зубы выговорил «шеф», - только попробуй устроить еще что-нибудь в этом роде. Убью.
-Может, самому хочется? – отплевываясь от крови, угрожающе произнес Шаха, поднимаясь во весь рост. Выглядел он куда внушительней своего начальника, - то-то я погляжу, все время к ней цепляешься. Злишься, потому что не дают, да?
Эта свежая мысль показалась Серафиме совершенно курьезной, однако Тимур был в бешенстве. Он побледнел, сжав кулаки, а в глазах у него читалась такая ярость, что Шаха невольно отступил на пару шагов, потом смачно сплюнул, развернулся, и ломанулся через кусты.
…Оба молчали, избегая встретиться взглядом. Наконец Серафима проговорила:
-Мне стало лучше… может, это вовсе не приступ. В прошлый раз я лежала неделю, и не могла говорить.
-А я отошел в палатку, карту искал. Хотел посмотреть, где ближайшая антенна, - зачем-то отчитался Тимур.
-Хочешь вызвать воздушный катер и сдать меня, как предложила Элиза? Ладно… это даже к лучшему.
-Тебе с нами не нравится, так ведь?
-Глупый вопрос. Кому нравится быть с теми, кто тебя терпеть не может?
- А ты? Разве не презираешь каждого из нас? – он скривился непонятной гримасой.
-Не знаю… Не знаю, что первично. А может, ты прав, все взаимно.
-Слушай, я… действительно цепляюсь.
-Ясно. Раздражаю тебя.
Он неопределенно качнул головой – то ли «да», то ли «нет».
-Ну… можно и так, наверное, выразиться, - медленно ответил он.
-Ничего, скоро придем на стоянку. И я буду очень-очень тебе благодарна, если поможешь мне найти моих. И вам будет лучше, и мне.
Тимур смотрел на нее, как обычно, прищурясь. В его глазах снова появилась тяжесть и неприязнь.
- Боюсь, из этой идиллии ничего не выйдет. Насколько я знаю, Кристина ушла на север.
Серафима опустила глаза. Вот как… она не увидит своих. И что ее ждет?
-Что ты собираешься делать? Ну, в отношении меня, - она повторила вопрос, который постоянно ее мучил.
-Будешь работать. А что еще?
-Ладно, пойду к себе, - ей надо было переварить все происшедшее, - кстати, спасибо тебе за… ну, что вовремя пришел.
-Не за что… хорошо бы всегда… приходить вовремя.
Перед глазами Серафимы встала девушка из ее сна. Реальность и сон сейчас настолько переплелись в ее голове, что у нее вырвался вопрос:
-А как ее звали?
-Кого? – вскинул голову Тимур.
-Ту девушку… которую убили у моря, - она сама не понимала, что несет.
Вид у него был ошеломленный.
-Откуда ты знаешь? – едва вымолвил он, - откуда?
Серафима покачнулась, но удержалась на ногах. Что она делает, что говорит? Бред… или не бред?
-Прости… я не знаю … это все сон. Я видела сегодня сон. Ты – и эта девушка. Ее убили. Прости, я не хотела… и не знаю, почему спросила. Потому, что ты вроде как сожалел, что не успел, - она совсем запуталась и не знала, как закончить разговор.
Он пристально смотрел на нее, как будто что-то соображая. Потом ответил, спокойно и угрюмо:
-Ее звали Света. Спокойной ночи, Гофман.
Она повернулась и на непослушных ногах отправилась к себе в палатку.
***
Итак, Тимур. Первая мысль, с которой она открыла утром глаза. Так кто он? Враг? Друг? Просто начальник? И как он будет относиться к ней после вчерашнего? Для чего она рассказала ему этот сон? Теперь он будет считать ее действительно странной, в подтверждение наговоров Элизы. Но как получилось, что ей приснилось его прошлое?
Тело уже вполне ее слушалось, от вчерашнего приступа не осталось и следа. Когда Серафима вышла к завтраку, почти все посмотрели удивленно. Так быстро ее не ждали. Только Шаха сидел где-то поодаль и даже не поднял головы, нос у него был красным и опухшим. А Элиза разглядывала ее чересчур уж внимательно.
-Гофман, ты в порядке? Твоя вчерашняя порция, - Тимур хмуро кивнул головой в сторону пластиковой коробки. Говорил он с ней все тем же резким тоном, выражение лица было непроницаемым.
После завтрака быстро свернули лагерь.
-Идти сможешь? – снова спросил Тимур.
-Да, - Серафима легко закинула за спину рюкзак. В прошлый раз она долго не могла восстановиться, а сейчас, казалось, полна сил.
-Хорошо, тогда выходим.
Двинулись в путь. Несколько раз Тимур оглядывался на нее, но привычных окриков не раздавалось. То ли его интересовало ее здоровье, то ли вчерашний сон наводил на мысли.
… День прошел без происшествий, шли бодренько, поскольку цель похода была уже не за горами. Тимур, который безошибочно определял местное время, наконец, произнес:
- Отлично. Успели до темноты. Располагаемся.
Серафима отдышалась. Вблизи плато выглядело еще более привлекательным, чем сверху. Было и просторно, и уютно, и … «цветно». Она любила такие насыщенные краски. Учительница живописи иногда хвалила ее за смелость в выборе цвета, а иногда укоризненно качала головой - перебор. Но только в ярких оттенках Серафима выражала себя наиболее полно. Вот и этот пейзаж на Иклоне нельзя было нарисовать нежными, пастельными красками. В свете быстро заходящего Солнца фиолетовый был по-настоящему фиолетовым, сиреневый – глубоко-сиреневым, а коралловые камни хотелось постоянно трогать руками, такой они имели теплый, приятный, даже вкусный цвет.
Она вздрогнула от типичного, но почти позабытого окрика Тимура:
- Гофман! Снова спишь. Ставь палатку. Раз здорова, помощников не будет.
Но почему-то обидно не было. Как будто… он не всерьез на нее сердится. Или это ей просто мерещится, что Тимур подобрел с той ночи?
Раскладывая палатку, она случайно наступила на чей-то брошенный рюкзак и едва удержала равновесие. Тут же подвалил Шаха и молча забрал рюкзак. По его взгляду она поняла – он ничего не забыл и не простил. Настроение сразу ухудшилось.
Однако остальные выглядели преисполненными радужными ожиданиями. Во-первых, больше никуда не надо идти. Во-вторых, наладили связь и передали, что они на месте. Значит, скоро прибудут продукты и все необходимое. Это пока еще они сумеют (если сумеют) здесь что-то вырастить. А в-третьих, у Альбиноса нашлись (и откуда они у него находились в таком количестве?) непочатые бутылки водки, и всем предстоял приятный вечерок. Тимур в таких случаях не возражал, чтобы народ расслабился.
Вот только в планы Серафимы (как и в планы остальных) ее присутствие на вечеринке не входило. Она рано отправилась к себе, но спать не собиралась, оставаясь настороже.
Гомонили долго, она старалась не прислушиваться, боясь услышать скабрезности о самой себе. В какой-то момент ей показалось, что у костра идет ссора, но это частенько случается на таких посиделках. Послышался резкий голос Элизы, истеричные нотки Костнер. Потом вроде как два-три резких слова Тимура, и наступила странная тишина. Затем кто-то из женщин взвизгнул, кажется, ее удерживали или уговаривали. Стало по-настоящему страшно. Она уже допридумала себе, что Элиза зовет всех идти «по ее душу», а Тимур ее осаживает. А собственно, зачем сидеть в палатке, как загнанный кролик? На Иклоне безопасно в любом месте. Надо просто выбраться незаметно и уйти ночевать подальше отсюда, поближе к кустарникам. С другой стороны, если тот же Шаха найдет ее там одну… Ее колебания были неожиданно прерваны. Около палатки действительно послышался шум, и внутрь пролез Тимур.
Серафима не знала, можно ли ей вздохнуть с облегчением. Тимур был основательно пьян. Он уселся на свободное место и молча уставился на свои скрещенные ноги, как будто забыв о ее присутствии.
-Спишь? – наконец поднял он голову.
В голосе его слышались и вызов, и неуверенность.
-Нет, - она старалась отвечать спокойно и твердо, чтобы не выдать свои опасения, - но мог бы и постучаться.
-Считай, что я извинился, - буркнул он.
-Что там случилось? – не выдержала она, - опять Элиза? Насчет меня?
Он поморщился.
-Да нет… ты тут… сбоку припеку. Здесь другое, короче, забудь. Я хотел рассказать тебе кое-что. Пока пьян. В трезвом виде не могу. Раз пошла речь… про ту девушку.
-Свету? – тут же сочувственно спросила она.
-Да, - он кивнул раздраженно, - вот только не надо жалости. Все перегорело, как-то затянулось. Иначе бы не выжил. Просто голые факты. Чтобы ты не думала… В общем, не знаю, для чего я тебе это рассказываю, но должен.
-Ты вовсе не должен…
Он нетерпеливо мотнул головой, прерывая ее попытку «расшаркаться».
-Я ее безумно… И, как можешь догадаться, был не один такой. Одержимый болезнью. Под именем «Света». «Света» - это было все. Замена солнцу, родителям, всему, что раньше было в жизни. Яркий, яркий блеск, так что невозможно даже смотреть. А для него этот день… когда она выбрала меня… стал черным-пречерным.
-Для кого?
Но Тимур как будто не слышал вопроса.
- Он убил ее на моих глазах, не мог не убить. А я не мог не найти его, чтобы… Ты понимаешь?
-Ты что, убил его? Отомстил?
-Мог, и ничего бы не остановило. Мораль, закон, Бог… У меня больше ничего не было. Без нее. Я его нашел, быстро нашел, раньше полиции. Но не выстрелил сразу. И ушел.
-Почему?
-А в глаза ему посмотрел. Вижу – и он… тоже живет в этом мире… В глазах – черная дыра. И все равно ему. И я понял. Убью его – и сам, навсегда, в этой пустоте.
Он сделал паузу.
- Если бы мне тогда сказали, что когда-нибудь мир снова обретет цвет… Я слишком высокопарно говорю, да? Ты не представляла, что во мне может это быть?
-Я не знаю тебя. Ты – закрытый человек, никогда не улыбаешься.
- Это да, вот улыбаться я еще не научился. Но мир со временем обрел цвет – понимаешь? Хотя в нем осталась страшная дыра. И я всегда на ее краю. Но мир остался миром, он не рухнул. И…может, это как-то кощунственно прозвучит – мне даже как будто легче стало без нее… Раньше был постоянный страх, что она исчезнет, уйдет, солнце померкнет, она будет – но не со мной…
-Так всегда бывает, когда человек сотворяет себе кумира.
-Вот этого не надо… теорию подводить. Может, ты и права, конечно, но… Некоторые люди особенно подвержены этой болезни – сотворять кумиров… наступать на одни и те же грабли.
-И ты поэтому улетел с Земли? Где нет ее, Светы?
-Нет. Собственно, ради этого я и здесь. Хочу, чтобы ты знала. Я не стал убивать… Но его нашли убитым в тот же день, когда я приходил. Обвинили меня. Мне грозило пожизненное. В лучшем случае. Я сбежал и… Я здесь под фамилией друга, с которым мы вместе работали в Австралии. Уехал через Польшу. На Землю мне возврата нет.
Тимур поднял на нее свои тяжелые, черные глаза.
-Ты веришь мне? Вот только скажи правду – просто скажи, как есть – веришь или нет?
-Конечно, - твердо ответила Серафима, - почему я должна не верить? Зачем тебе тогда вообще рассказывать?
-А может, я боюсь твоих снов? Или придумал эту версию для своего оправдания? Как ты узнаешь?
-Каких снов? Был единственный сон. И я не знаю, почему… Вижу, что говоришь правду, и все.
-Будут еще… сны. Скоро ты будешь знать о нас все.
|
|