Жену свою, Ольгу, Борис называл синей птицей.
Но если Ольга совершенно искренне полагала, что прозвище возникло из аналогии с птицей счастья и приносимыми мужу радостями, то у него оно больше ассоциировалось с синюшными цыплятами, которыми местная птицефабрика торговала на рынке. Ольга отличалась диетической худобой и тонкой кожей, которая в самую тёплую погоду имела голубоватый отлив. Наверное, поэтому она постоянно мёрзла и при любом прикосновении покрывалась мурашками.
Подобные разночтения у них наблюдались всегда. Впервые они обнаружились через неделю после свадьбы и были посвящены взглядам на распределение семейных обязанностей. Борис, основываясь на генетическом опыте, полагал, что в его святая святых входит добывание копейки и транспортировка её, по возможности без потерь, к семейному очагу. После этого он имел полное право лежать на диване и посвящать законный досуг чтению газет или обсуждению последних политических событий с друзьями за кружкой пива. Ольга, по его представлениям, после завершённого трудового дня могла развлечься приготовлением пищи, уборкой и прочими житейскими радостями, так украшающими жизнь простой российской женщины. Поэтому он был удивлен, когда молодая жена, интенсивно используя сослагательное наклонение, заявила – что было бы неплохо, если бы после основной работы в проектном институте он подработал где-нибудь на стороне. И было бы совсем здорово в оставшееся время заняться приведением в порядок запущенной квартиры, доставшейся молодожёнам от вовремя скончавшейся бабушки.
Саму Ольгу в те времена ни приготовление пищи, ни стирка совершенно не интересовали. После окончания работы она стремилась в секцию аэробики, кружок иностранных языков и группу подготовки топ-моделей. Какой–то идиот сказал ей, что она создана для подиума. Доверчивое создание, после тщательного разглядывания себя в зеркале и нескольких демонстрационных проходов по старой ковровой дорожке, поверило в сказку и три раза в неделю старательно относило деньги в эту самую группу.
Таким было начало семейной жизни.
С того памятного времени прошло десять лет.
Многое в жизни изменилось: ушли в прошлое секции и кружки, ежедневное пиво и еженощный секс. Тривиальная история похожая на миллионы других. Совершенно неинтересное curriculum vitae. Одно осталось неизменным – различные взгляды на жизнь.
Ольга так же работала художником-декоратором в местном театре. После работы, пробежав по магазинам, тащила домой сумки со снедью. Наскоро приготовив стандартный семейный ужин, усаживалась к телефону и обзванивала многочисленных подруг, обсуждая потрясшие всех очередные сериальные события.
Борис стал начальником отдела. Из-за бурно расцветшего гастрита перешёл с пива на водку, а газеты сменил на труды философов. Впрочем, ремонт они всё-таки сделали.
Детей у них не было… так уж получилось.
***
Это воскресенье ничем не отличалось от других.
Утренний поход на рынок, созерцание Петросяна, послеобеденная сиеста на диване. Что ещё нужно человеку для счастья?
Проснувшись и ощутив, что настроение уверенно движется вниз, Борис вышел на лоджию. Здесь у него был кабинет психологической разгрузки. В шкафчике с различными инструментами среди ключей и отвёрток стояла початая бутылка, и лежала пачка сигарет. Воровато оглянувшись, он налил стопарик, выпил, закурил и погрузился в размышления, рассеянно наблюдая за стаей бродячих собак, инспектирующих богатую осеннюю помойку. В последнее время его всё чаще волновал глобальный вопрос человечества – зачем всё это? Отсюда он плавно переходил к рассуждениям о смысле жизни, предназначении и мимолётном ощущении счастья. Обычный путь доморощенного философа-одиночки. Поговорить на эти темы было не с кем, поэтому беседовал он сам с собой, даже устраивал дискуссии перед зеркалом, когда его никто не видел – но в буйство не впадал. Жена, после пары попыток обсудить с ней вопрос основного отличия человека от прочего животного мира, начала уклоняться от такого вида супружеских обязанностей и резво убегала на кухню. А ведь когда-то, до замужества, подавала большие надежды. Именно этим она в своё время и приглянулась Борису.
На очередной, кухонно-богемной посиделке, которыми он увлекался в те времена, его внимание привлекла худенькая, симпатичная девушка. Разговоры, как всегда, крутились вокруг стандартного набора из Маркеса, Борхеса, Шопенгауэра, Питерсона, Гойи и Розы Мира. Тех, кого подобные темы не волновали больше всего на свете, посиделка снисходительно именовала полуклеточными. Подогреваемое водкой и чаем сознание выплескивало невероятные, искромётные потоки мыслей, совершенно забывая, что оно уже выплескивало то же самое на прошлой неделе. В фейерверке очередного монолога, щедро расцвеченного цитатами и ссылками, девушка встала, взяла со стола рюмку, в которой оставалось немного огненной воды, и окропила лысину оратора.
- Геночка! Проснись! Ау… Ты повторяешь в двадцатый раз одно и тоже. Тебе не надоело?
Гена, её спутник, попытался замять инцидент, усадив бунтовщицу на колени. Та не далась и прошептав: « Тоска смертная», - пошла к выходу одеваться. Гена остался, трезво рассудив, что на самом деле спутник не он, а она. Вот – пусть она вокруг него и вращается.
Через пару минут Борис тоже вышел в прихожую.
Девушка стояла на троллейбусной остановке.
- А вы, почему ушли? – вопросительно взглянула она на Бориса.
- Да так, наскучило.
Подошёл троллейбус. Оказалось, что им ехать в одну сторону.
- Может, посидим где-нибудь? – предложил Борис без особого энтузиазма.
Она кивнула головой.
Сидели в кафе с классическим названием “Встреча”.
Девушка работала художником-дизайнером. Пыталась учиться, бросила. Чуть не вышла замуж за однокурсника, но вовремя разглядела низменную натуру. Много читала, имела широкий кругозор, и постепенно, их разговор скатился к тем же самым кухонным темам. Видимо в исполнении Бориса литературно-художественные откровения звучали интереснее – она внимательно слушала, вставляла реплики. А его самоделковая концепция сотворения мира привела Ольгу в полный восторг.
Вечер удался.
С тех пор в восторг она приходила всего несколько раз. В основном от новой мебели и поездки в недалёкое зарубежье.
В свой круг Борису ввести её не удалось по той причине, что своего круга у него не было. Как-то так получилось, что болтался он сам по себе, надолго нигде не задерживаясь и не обрастая пристрастиями и симпатиями. Единственным другом он мог назвать Женьку Миронова - институтского сокурсника. Правда, после окончания учёбы их пути разошлись, и виделись они нечасто. Если Борис сразу встал на тропу войны молодого специалиста, то Женька долго шлялся без дела, перебиваясь случайными заработками, ввязался в какую-то кооперативную авантюру, а затем и вовсе пропал.
Исчез он вскоре после очередной горячей встречи, длившейся около двух суток. Обойдя окрестные злачные места, гуляки засели у Бориса на квартире и продолжали решать мировые проблемы. За этим занятием их и застала Ольга, решившая узнать куда исчез ненаглядный. Просидев с ними ночь, и довольно ловко участвуя в планировании мировых судеб, к утру она удалилась освежить некрепкий женский организм дозой сна.
Проснувшись, капитулянтка вошла в кухню как раз в то время, когда оставалось совсем чуть-чуть до момента истины - будет мировая война между исламом и христианством или нет. Послушав пару минут, она отправилась в душ. Расплавленный дискуссией Женькин интеллект всё-таки зарегистрировал новый объект и, выразив восхищение в Ольгину спину: «Классная у тебя тёлка!», – он тут же предложил Борису поменять тёлку на пару бутылок хорошей водки. Борис, погружённый в обдумывание очередной коварной сентенции, в знак несогласия только помотал головой.
Ольга, спокойно вернувшись, влепила адепту работорговли звонкую пощёчину и снова направилась в душ. Впрочем, доза анестезии в Женькином организме была такова, что он совершенно ничего не почувствовал и опять обратился к Нострадамусу.
Друзья расстались около полудня. Позвонив через несколько дней Женьке домой, Борис узнал, что тот уехал. Никому ничего не сказав.
Прислушавшись к раздражённому грохоту кухонной посуды, Борис налил добавки. В последнее время такие вот алкогольно-задумчивые уединения стали чуть ли не единственным его развлечением. Жизнь вошла в серо-унылую фазу, монотонно повторявшуюся изо дня в день. Просыпаясь утром, он задавал Богу вопрос – зачем я проснулся, Господи? Засыпая, он опять донимал Всевышнего – зачем я прожил этот день? Кому это нужно?
Наверное, неудобно беспокоить Творца по таким пустякам, но в последнее время Борис привык общаться с ним постоянно. Как с соседом по лестничной клетке. Иногда это помогало.
Он взялся за стаканчик, и в это время раздался телефонный звонок. Борису звонили редко, и потому реакция была вяло-заторможенной. Тем более, что уже давно телефонные трели не предвещали ничего хорошего, только очередную пакость вроде требования вернуть просроченный долг. Звонок повторился.
- Опух, что ли? Подойти не можешь? – донесся из кухни голос жены.
С сожалением отставив стопарик, Борис прошёл в комнату и взял трубку.
- Да.
- Это гражданин Новиков? – голос Президента России Ельцина вогнал его в ступор. От неожиданности, Боря потерял дар речи вместе с чувством юмора.
- Д-да, - через пару секунд в голове засветилось: «Разыгрывают. Но кто?»
- Дорогой мой, россиянин. Я, твой президент, хотел бы познакомиться с тобой поближе. Узнать твои нужды, выпить, наконец, по рюмочке чемергесу…
- Женька! Ты!? Ну, урод! Откуда…? – “чемергесом” называл самогонку только один человек - имевший казацкие корни Женька.
- Здорово! Как я тебя? Тут я, проездом. У тебя сегодня приёмный день?
- Не задавай дурацких вопросов. Когда будешь?
- Через час. Дела улажу и к тебе.
- Лады! Жду!
Борис положил трубку, оглянулся. В дверях стояла жена.
- Кто это?
- Женька Миронов. Помнишь такого?
- Забыть не могу. Кстати, лично я сегодня гостей не жду, - тонко намекнула она и ушла.
- Женька через час приедет. Приготовь что-нибудь, – крикнул Борис вслед. Затем вернулся на лоджию, взял отставленный стаканчик и задумчиво выпил.
Иронично-раздражённый тон стал за последнее время нормой в их семействе. И чем больше Борис думал над этим, тем больше ему казалось, что это обоюдное раздражение уже переходит все разумные пределы. Таким тоном хорошо иногда разговаривать с человеком, который тебе неприятен, но вот так… каждый день.
К жизненным ценностям Борис относился трезво и понимал, что такая трепетная вещь как любовь – недолговечна. Скоропортящийся товар. Да и вообще… нужно различать киношно–литературную любовь, принимающую маниакальные формы самоотречения, доходящие до умерщвления плоти и реальную… житейскую. Житейская любовь больше схожа с чувством собственности. Я тебя люблю, а за это - ты меня терпи. Кроме того, чувство собственности дает право любящему бесконечно воспитывать любимое существо. Как щенка купленного на базаре. Ведь я же тебя люблю! О тебе забочусь. Я делаю как лучше… – терпи.
Прошло минут сорок.
Борис за это время успел побриться, навести относительный порядок и сидел, наблюдая за Ольгой, расставляющей на столе тарелки и приборы.
Раздался звонок в дверь.
Жена, ойкнув, скрылась в спальне переодеться, а Борис пошёл открывать.
На пороге стоял сосед – вечнохваченный Саня.
Как он умудрялся совмещать систематическое пьянство с работой водителя рейсового автобуса – оставалось загадкой. Каждый вечер, после трудового дня, Саню ждал накрытый стол с обязательным пузырем. За этим строго следила его супруга – толстая, неряшливая Татьяна. Пили они вместе. Иногда, после превышения дозы, дрались, но уже через полчаса мирились и снова усаживались за прерванную трапезу. Сегодняшняя порция явно приближалась к критической.
- Гутен таг, геноссе, - приветствовал Бориса сосед.
Борис удивлённо уставился на него. Языкознанием водила никогда не отличался.
- Привет. С деньгами проблема? Сразу говорю…
- Гебен… э-э-э зи мир битте… э-э-э как это есть говорить… этвас сигарет… э-э-э цу мир. Понимайт? Ферштее? Шпрехен зи дойч? Матка, курка, яйка… хенде хох.
- Ты чего Санёк, с дуба рухнул? Тебе курева?
- Э-э-э… вир хабен… ейне… фройндшафт…э-э-э камарад цузаммен… я тебье говориль, - Саня попытался обнять Борьку и чмокнуть в щёку. Тот ловко увернулся. Из двери напротив вышла Татьяна.
- Иди домой, паразит, не приставай к людям, сгоняю я за сигаретами, – она оттащила мужа и втолкнула в распахнутую дверь квартиры.
- Дойчен зольдатен унд унтер официрен… - раздалось оттуда пение, сопровождавшееся грохотом.
- От, паразит! Да что ж это делается, Борис Сергеич? Его в командировку отправили, немцев возить. Вот он три дня с ними по рыбалкам да охотам водку и лакал. Русский начисто забыл и по-немецки не выучился. Пялится – чисто идиот – и сказать ничего не может. Меня теперь только «фрау» называет. Паразит конченый. И что мне с этой сволотой делать? А? – она растерянно смотрела на соседа.
- Амнезия на почве перепоя, - сказал Борис, давясь от смеха, - очухается твой Саня через пару-тройку дней. Лишь бы не забыл, как баранку крутить. Слушай Таня, всё хочу спросить, а как он контроль в колонне проходит? Там же с этим строго. Людей возит.
- Хитрости всякие знает. Яиц сырых напьётся с лаврушкой, чтобы запаху не было, а давление у него всегда как у бугая – даром, что с виду мелкий. А куда ему идти? В слесаря?
Пожав плечами, она вернулась в квартиру.
***
Минут через десять снова затренькал дверной звонок.
Борис открыл. На пороге стоял Евгений.
Сзади него топтались два лица кавказской национальности, державшие по охапке роз. Появившаяся Ольга только прошептала: - Мамочки…
- К ногам хозяйки дома! К ногам, - театральным жестом махнул Женька и, послушные полученным деньгам национальные меньшинства понятливо исполнили команду. Ольга стояла, утопая в свежих, упруго лоснящихся бутонах, и растерянно смотрела на это великолепие. Отсалютовав на прощание, цветочники пошли вниз, а Женька протиснулся в квартиру.
- Ну, здравствуйте ребята!
Почему-то Борис внезапно почувствовал себя жалким и беспомощным.
Нет, конечно, он дарил жене цветы. На праздники. На день рождения и восьмое марта. Насколько позволяла зарплата. Но чтобы вот так.
- Ну! Здорово, братка! Сколько лет… - Женька, поставив на пол дипломат и дорожную сумку, обнял его. Затем повернулся к Ольге.
- Здравствуйте, Оля. Вы меня не помните?
- Ну что вы, Женя, конечно, помню. Спасибо за цветы, - она неловко чмокнула Женьку в щёку. Возникло секундное замешательство, затем Борис попытался овладеть инициативой.
- Чертила! Откуда ты свалился? Раздевайся, проходи, всё готово.
- Всё расскажу, только не бейте.
Евгений снял дорогой плащ, подал Ольге и прошёл в комнату, оглядывая обстановку. И опять Борис почувствовал неловкость за убранство квартиры, которое на фоне великолепного Женькиного костюма сразу стало отчётливо сирым и убогим. Однако тот, судя по всему, чувствовал себя прекрасно и, быстро оглядев накрытый стол, опять нырнул в прихожую.
- Незваный гость, как говорится… кстати, вы в курсе, что татары обратились в комиссию ООН с просьбой запретить эту поговорку? И им пошли навстречу. В новой редакции теперь это звучит как - “незваный гость лучше татарина”, – под трёп он выкладывал на стол банки с консервами, икрой, деликатесами, коньяк и шампанское.
- Вы меня простите, Оля, но я счёл неудобным вот так завалиться, по дороге заскочил купить кое-чего.
Ольга, тем временем, собрала все вазы, графины, вёдра… все во что можно было поставить цветы. Расставив розы, она уселась посреди благоуханного оазиса с видом папуаски, перед которой высыпали целое каноэ бус и зеркал.
Ну… за встречу.
Поехали.
После третьей можно было начинать обстоятельную беседу. Борис, подлив всем коньяк, откинулся на спинку стула.
- Колись, по-хорошему. Куда ты пропал, почему не звонил?
Женька закурил.
- Помнишь, чем тогда закончился наш разговор?
- Что ты имеешь в виду?
- В конце мы перешли от мировых проблем к личным, и ты мне прочитал большую и обстоятельную нотацию о неправильности моей жизни.
- Черт его знает. Уже не помню. И что я тогда гнал?
- То-то и оно – гнал ты всё правильно. Я болтался в те поры, как гавно в проруби. А ты был сама воплощённая целеустремлённость. Перспективная работа, хорошая девушка, масса жизненных интересов. Во всяком случае, мне так казалось. Я не завидовал тебе, нет. Жил своей жизнью. Как мне нравилось. А тогда мне нравилось жить именно так. В бессознательном состоянии. Бессознательное всегда точно. Оно меня и вывернуло. Наизнанку.
Когда мы расстались, я приехал домой и спал сутки как сурок, а, проснувшись, понял – всё. Что-то со мной произошло. Евгений Миронов умер. Родилось нечто новое. Имени этому пока ещё нет, а возможно и не будет, но оно уже родилось. Оно меня и понесло. Взял я деньги, кое-какие вещи, оставил родным записку и на вокзал. Подошёл к табло поездов и загадал номер тринадцать. Тринадцатым сверху был поезд на Иркутск. Вот и всё.
- И ты что, уехал в абсолютно незнакомый город?
- Угу. Ни единой души.
- И что было потом?
- Потом… денег было мало. Жил в доме колхозника. Работал грузчиком, сторожем. Началась заваруха с “МММ”. Вложил. Правда, хватило ума забрать вклад через месяц. Проценты действительно были сумасшедшие. Замануха безотказная. Но я всё-таки загнулся бы где-нибудь под забором, если бы не случай. Не знаю – я его нашёл или он меня. Совершенно случайно познакомился с ответственным работником одного банка. Он и помог оформить кредит. Средства для раскрутки. Для начала. Это и был стартовый капитал. Конечно, возникали некоторые нюансы, но сейчас всё уже позади.
Дальше было проще. На эти деньги открыл небольшую харчевню-забегаловку на автовокзале. Потом вторую, третью. Ресторан в центре. Нанял специалистов, вложил деньги в производство. Короче, на сегодняшний день я далеко не самый бедный в этом городе. В моей маленькой империи работает две тысячи человек, живу ни в чём себе не отказывая. Работать приходится много, но мне это нравится.
Женька умолк, повисла пауза.
Борис потянулся за коньяком.
- Ну, так теперь тебе прямой путь во власть. В думу. В мэры, губернаторы. А что?
- В городской думе я уже три года как состою, правильно ты всё понимаешь. Следующий этап за деньгами – власть. А вот, дальше думы пока не получается. Мешают сильно. Всё должно решиться в ближайшее время.
Ольга поднялась, собрала грязные тарелки, понесла на кухню.
Борис испытующе посмотрел в Женькины глаза.
- Женя, ты мне дуру-то не гони. Я ведь тоже не пальцем деланный. Какой кредит? Кто тебе его даст? Человеку без прописки, без квартиры, без залога. Я понимаю, что были подставки на списание кредитов, но и те оформлялись не так, да и человек на которого оформлялся кредит получал копейки. Харчевню на такие, не откроешь.
Женька хмыкнул и оглянулся на кухню. Покачал головой.
- Проницательный ты наш. Конечно, всё было не совсем так. Я при Ольге не стал…
Попал я как кур в ощип. До дна дошёл. И выбраться не получалось. Бегал как крыса по лабиринту и везде стена. А на стене надпись “Выхода нет”. Случайно познакомился с братвой. Уж не знаю, чем я им приглянулся. Круталя это были. Сначала напёрстки и всё такое – а я лоха изображал. У меня для этого вид подходящий, доверчивый. Сидит такой мастер где-нибудь на автовокзале: - “Кручу, верчу, обмануть хочу…”. Люди из автобусов проходящих выходят размяться. Подходят. Любопытно посмотреть. А тут лошок, вроде меня, ставит сто рублей, а выигрывает тысячу. Азарт. А ну-ка – и я попробую. Попробовал, проиграл. Права качать особо некогда, автобус уже отходит. Иные драться кидались, но с теми разговор отдельный. Да ты и сам про эти вещи знаешь. Потом на рынок перекочевали, собирали бабло с торгашей. Правда, нас быстро блатные на место поставили – не лезь не в свой огород. Начали на них работать. Собирать, якобы для общака, а себе процент оставляли. Но, зато с ментами уже проблем никаких не было, всё схвачено. Скоро меня “бригадиром” поставили. За честность. По их понятиям. Уже тогда пили “за хорошую статью”. Всё понимал, а куда деваться. Дальше – ещё круче. Подставили меня, должен остался. Отработать надо. Дают наколку… интересует вон та машина. Воровали. А когда украсть не получалось – водилу по голове и в канаву. Но… не убивали. Мокрого на мне нету. Честно.
Потом предложили точку открыть. Деньги они давали. Моя работа и ответственность. Открыл, попробовал, получилось. Давай вторую, третью. Скоро вся сеть общепитовская подо мной была, а фактически под ними. Но и мне оставалось немало.
А я, к тому времени, в хороших отношениях был со “смотрящим”. Пришёл как-то, выпили, закусили…
- Всё, - говорю, - не могу больше, отпустите.
Обещал помочь. На сходняке цену назначили. Отступного. Хорошую цену. Денег таких у меня не было. Я только тогда до конца понял, во что вляпался. Вот тут и банкир знакомый пригодился. Я уже в банях с ними парился. Дал денег. Хватило и на выкуп, и на своё дело. Это я так тогда полагал. Начал работать сам. Опыта у меня уже было немеряно. Дела шли хорошо, сам зарабатывал… платил, как положено, уже как хозяин. Так потихоньку и дорос до сегодняшнего уровня. Про империю – всё правда. У меня производство серьёзное – лаки, краски, с заграницей работаю. Сырьё от них. Так что, в целом… всё в порядке. Дай Бог каждому. Такие вот дела, вкратце.
Борис покачал головой.
- Что-то невесело это “в порядке” звучит. Страшно было?
- Не знаю. Не помню. Забыл. Как в другой жизни…
- А с чем сюда приехал? Не школу же родную повидать? И не меня.
- Есть одно дело. Потом. Позже…
Вошла Ольга, взглянула на посмурневшие лица мужиков.
- Вы, чего это? Ошибки молодости вспомнили? А хороших воспоминаний нет?
- Оля, - Женька поднялся с бокалом в руке, - моё самое хорошее воспоминание, это вы. Если бы вы знали, сколько раз мне снились.
- Да? Мне так не показалось. Но я сделаю вид, что поверила. И в подтверждение предлагаю выпить на брудершафт.
Ольга подошла к столу, взяла фужер с шампанским, просунула свою руку сквозь руку Евгения. Выпили, расцеловались.
- Другое дело, - Женька поставил фужер на стол, - уже почти родня. Слушайте, ребята! Пока не стемнело… есть предложение прокатиться по городу. Всё-таки десять лет не видел. А?
Предложение поддержали и заказали такси.
Катались часа три.
Видя знакомые места, рассказывали друг другу – какие истории здесь с кем приключились, пили из горлышка прихваченное шампанское, дурачились по полной программе. Наконец, притомившись, решили заехать в ресторан, поужинать.
Угощал Женька, мотивируя желанием отмазаться за радушное гостеприимство.
***
Ресторан был ещё пуст.
В углу музыканты раскладывали инструменты. Перед стойкой бара у зеркал крутились две официантки, примерявшие парик.
- Ой, Ленка, тебе так хорошо! Ты в нём как настоящая блядь…
Сели в углу, подальше от предстоящей толкотни. Евгений, профессионально просмотрев обширное меню и посоветовавшись с официантом, заказал сам, заверив, что все будут довольны. Пока готовился заказ, пили принесённый коньяк.
- Женя, - посмотрела на него Ольга, - а приятно, наверное, ощущать себя начальником? Руководителем? Все тебе подчиняются, все от тебя зависят. Секретаршу на столе иметь.
Женька с удивлением взглянул на неё.
- Фильмов дурацких насмотрелась? Ни один уважающий себя руководитель не будет трахать секретаршу. Тем более, на столе. А я себя уважаю. Тут ведь есть масса моральных и нравственных моментов, - он пожевал дольку лимона и скривился.
- Есть такое понятие, как работа. А я требую, чтобы работа выполнялась хорошо. Как я могу что-то требовать с человека, которого я вчера имел на столе? И, в конце концов, ты вторгаешься в её жизнь и втягиваешь её в свою. Это мешает.
- Ну, не все же такие чистоплюи как ты? – Ольга иронически посмотрела на него.
- Конечно не все. А хочешь, я тебе расскажу, как получаются нечистоплюи? Это может пригодиться.
- Хочу. И Боря хочет, правда, Боря? - Борис лишь глянул на неё, не понимая, куда она клонит.
Официантка принесла закуски. Взялись за ножи и вилки. Евгений продолжал.
- Каждому человеку Бог даёт некое количество энергии, а человек направляет её в определённое русло. В соответствии с наклонностями. Один идёт в математики, второй в слесари, третий арбузами торговать. У слесаря всё просто и понятно: достиг мастерства – почёт и уважение, прибавка в зарплате, премия. С одной стороны – есть самореализация, с другой – она в некоторых рамках дозволенного. Математик может всю жизнь просидеть над решением какой-нибудь проблемы и решить её только в конце жизни. А может и вообще не решить. То есть и непонятно – состоялся ли ты как мастер, как личность? А если и понятно то не сразу. А вот у арбузника – всё быстро. Ему нужно проблемы быстро решать. Встал торговать – проблемы с братвой. Отстегнул. Решил проблему – выпрямился гордо. Назавтра менты. Опять выпрямился. Смотришь, он с начальником УВД где-нибудь шашлык ест и чувствует себя уже большим человеком. Прогрессия такая, своеобразная. В соответствии с прогрессией, возникает у него чувство собственного могущества. А там где могущество, там вседозволенность. А моральных барьеров у таких людей, как правило, нет. И вот сегодня он арбузами торгует, а завтра – директор фирмы. Вот он-то и тащит секретаршу на стол. Считает, что ему всё можно, победителем себя считает. И психология у него победителя, хотя, по сути дела – мелкий взяточник.
Безнаказанность – страшная вещь. Ничто так не развращает человека как деньги. Особенно быстрые деньги…
- А себя ты, к какому классу относишь? – спросила Ольга, внимательно гладя на него.
Женька ничего не ответил…
Принесли горячее. Понемногу зал заполнялся, и ресторанный гул периодически заглушали звуки музыки. Бориса по-прежнему не оставляло чувство, что не так всё идёт, как должно быть. Да, десять лет они не виделись. И он стал другим и Женька. Трудно было ожидать того единения душ и взглядов, которое когда-то связывало их. Но нехорошее ощущение и предчувствие чего-то неприятного его не оставляло.
Евгений пригласил Ольгу танцевать. Уже третью вещь подряд они топтались посреди зала в компании других плясунов. Борис видел, что она весело смеётся чему-то, и раздражение нарастало. С ним она давно не смеялась. Он поднялся и пошёл к стойке бара, возле которого было пусто.
Бармен стоял в наушниках и что-то рассматривал у себя под ногами.
Перегнувшись через стойку, Борис увидел клавиатуру синтезатора, по которой быстро бегали пальцы бармена. Заметив Бориса, тот снял наушники.
- Добрый вечер. Что желаете?
- Музыкант? – кивнул Борис на синтезатор. – А почему за стойкой, а не там? – он указал на сцену.
Тот пожал плечами.
- Все работы хороши – выбирай на вкус. Только за одни платят, за другие нет. А кушать иногда хочется.
- И что, никому это не нужно?
- Получается так. Платёжеспособного спроса пока нет. Всё впереди.
- Оптимист…, - Борька улыбнулся, - свари мне кофе. Настоящий. Не эту бурду из банки.
- Сделаю, - согласно кивнул бармен, - приятно встретить ценителя.
Бориса отвлек шум за ближним столом. Судя по всему, там отмечался день рождения и собрались сослуживцы. Во главе стола сидел виновник торжества, мужчина лет пятидесяти с умудрёно-усталым лицом. Дебелая тётка поднялась с рюмкой в руках и, заговорщицки подмигивая гостям и перекрикивая ресторанный гул, выдала здравицу в честь юбиляра, основной идеей которой были пожелания тому всегда оставаться таким же “зайкой” и “душкой”, каким он умудрился пробыть всю предыдущую жизнь. Все дружно встали и выпили. После этого тётка махнула рукой музыкантам, те грянули “Rock over the clock”. Подавая компании пример, тётка выскочила из–за стола и затряслась в приступе рок-н-рольного оргазма. Со стороны это больше походило на канкан. Подобрав длинную юбку, она принялась размахивать ногами с толстыми заплывшими жиром коленками. Колготки на левой ноге лопнули и пустили стрелку. Огромная грудь стареющей самки подпрыгивала и тряслась, повинуясь падучей хозяйки. Вдохновлённые гости потянулись за ней. Зрелище было до того омерзительным, что Борис ощутил тошноту и отвернулся.
К стойке бара подошёл ещё один, вдребезги пьяный посетитель. Тупо посмотрев на стойку, на ряды бутылок, он перевёл взгляд на аппараты за спиной.
- У тебя музыка хорошая есть? Не такое вот, фуфло… - он махнул рукой в сторону сцены, - а хо-ро-шая?
- Что для вас является хо-ро-шим? – максимально вежливо поинтересовался бармен, и Боря с сочувствием подумал об издержках его работы.
- Вивальди “Времена года”, - с вызовом огласил пристрастия заказчик.
- Найдётся, - кивнул бармен и начал рыться в стопке компактов.
Борис чуть сдвинулся в сторону, давая место. Человек, который в чуть тёплом состоянии заказывает Вивальди, а не Успенскую, вызывал уважение.
Рок-н-рольная тётка, не в силах совладать с собой, принялась расстёгивать шёлковую блузку украшенную огромным розовым бантом. Именинник, сообразив, что танец может закончиться уж совсем неприлично, принялся громко уговаривать её не делать этого. К счастью музыка закончилась, и компания вернулась за стол. Почему пьяные российские бабы так любят раздеваться во время танцев? Видимо в глубине каждой сидит невостребованная стриптизёрша.
За стойкой бара Борис просидел минут пятнадцать. Увидев, что Женька с Ольгой уже за столом, он пошёл к ним.
- Ну и о чём вы там ворковали голуби? О чём можно хихикать битых полчаса? – в интонации просквозило раздражение.
- Ты знаешь, когда я последний раз танцевала милый? - отпарировала Ольга. – Десять лет назад. До того, как вышла за тебя замуж.
Это было бессовестное преувеличение, но плясок Борис действительно не любил и всячески старался от этой повинности уклониться.
- За любовь, которая правит миром! – попытался разрядить обстановку Евгений, налив. – И за женщин, жриц любви.
Он галантно склонил голову и протянул фужер Ольге. Та, оценив двусмысленность тоста, скорчила милейшую улыбку и попыталась сделать на стуле книксен. Вышло не очень…
Через пару минут Ольга, прихватив сумочку, вышла в туалет. Припудрить носик. Женька задумчиво посмотрел ей вслед.
- Хорошая у тебя жена. И, кажется, тебя любит.
- Женя. В нашем возрасте только ненавидят бесплатно, а любят за деньги.
- Что ты хочешь сказать? Ты ей много денег приносишь?
- Я хочу сказать, что денег я приношу мало, но и любви этой самой, среди нас не присутствует. Женщинам вообще свойственен максимализм в отношении к своей персоне. Каждая норовит вести себя так, словно некое устройство между ног у неё распложено не вертикально, как у всех, а горизонтально.
- Ну, не знаю. За всех расписываться не буду. Но твоя… – хочешь, я тебе это докажу?
В этот момент вернулась Ольга.
- И о чём вы тут сплетничаете? Мужики ужасные трепачи, гораздо хуже женщин. Женщины делают это по своей природе и расторможенности речевых центров, а мужчины из корыстных побуждений или чтобы обелить себя в глазах окружающих.
- Оля. Ну о чём мы можем говорить в твоё отсутствие? Естественно о женщинах.
- А кстати, о женщинах… ты женат?
- Нет. Предпринял две попытки. После второй понял, что это не для меня. Не судьба видно. Вот если бы мне попалась такая как ты.
- Таких больше не бывает. И на чём же вы не сошлись? Как говорил Лев Толстой: - Счастливые семьи счастливы все одинаково, а несчастливые - каждая по-своему. Я, например, точно знаю, что погубит наш брак, – она с укоризной посмотрела на мужа.
- Хорошее дело браком не назовут, - огрызнулся Борис. – Хочешь сказать, будь у нас достаточно денег – всё было бы в порядке? Чёрта с два.
- Не всё. Но многие проблемы сами собой отпали бы.
- Только не забывай, что на смену им придут другие. Знаешь, милая, я по своей природной глупости и наивности полагаю, что пословица “с милым рай и в шалаше” до сих пор действует. И если мы не умеем решить наши проблемы на этом уровне – будь спокойна, они останутся на любом.
- Ладно. Ольга повернулась к Евгению. И всё-таки…
- Да, как сказать… - Женька глубоко затянулся сигаретой, - даже и не знаю. В первом случае, наверное, никто не виноват. Она была, по-своему, замечательный человек. Красивая, умная, притягательная… издалека. Нашей главной проблемой оказались не деньги и не секс, как во многих других семьях. И первого и второго хватало, и даже было в избытке.
При этих словах Ольга показательно сощурилась на Бориса: - Смотри… - Женька продолжал…
- Скорее мы разошлись на идеологической почве.
- Вы что, в разные партии вступили? – расхохоталась Ольга.
- Да нет. Это я так называю. Ну, посуди сама… – во-первых, мы жили в разных часовых поясах, умудряясь при этом находиться в одной квартире.
- То есть…?
- Если мой день начинался в семь утра и работал я часов до восьми вечера, то у неё он был смещен часа на четыре назад. То есть она вставала часов в десять, занималась до вечера всякой ерундой, а с моим приходом начиналась демонстрация каторжной домашней работы. Начиналась демонстративная уборка, мытьё посуды, приготовление ужина. Причём всё это сопровождалось причитаниями о нелёгкой женской доле и неблагодарном муже, который, видя все эти тяготы, не выражает каторжанке никакого сочувствия. Я, по натуре, человек молчаливый и зачастую пропускал всё мимо ушей. А безнаказанность, как я уже говорил, чревата. С некоторых пор она решила, что есть смысл заняться наставлением меня на путь истинный. Начались бесконечные нотации и нравоучения, что и как я должен делать, а что и как не должен. Кончалось тем, что я уходил спать в другую комнату, она же оставалась наедине с телевизором, который, судя по всему, прекрасно меня заменял. Естественно, вскоре я предоставил ей полную свободу действий и передвижений. Без меня.
- И что, попыток исправить положение не было? – спросила Ольга.
- Были. Через пару месяцев она приехала вся в слезах и губной помаде, кинулась мне на шею и объявила, что была неправа. Я простил. Умная стерва всё-таки лучше, чем тупая гусыня. Через месяц история повторилась, и после этого, я её даже на порог не пускал. Чтобы искушения не было. Слаб человек.
- М-да. Тяжелый случай, - Борис кивнул головой, - я бы сказал клинический. Ну и что… стал ты после этого грустен и печален?
- Не стал ни грустен ни печален. Наоборот стал бодр и весел как мартовский котяра, поскольку вся эта история требовала немало нервной энергии. А потом, я и второй раз вляпался… уже по мелочи.
Ладно, давайте не будем об этой мазуте.
Ольга внезапно спросила:
- Женя, а почему ты о нас ничего не спрашиваешь? Мы тебе неинтересны?
Женька взял бокал с коньяком, поболтал его в руке.
- Да нет. Просто я всё о вас знаю, - перехватив их изумлённые взгляды, подтвердил: - Всё. Даже сколько у кого было любовников за последние три года… – могу назвать поимённо и фотографии предъявить.
Кажется, вечер не удался…
***
В такси ехали молча.
Каждый, отвернувшись, смотрел в окно и думал о своём.
Вошли в квартиру, сели на те же места. Борис поднял на товарища тяжелый взгляд.
- Когда ты уезжаешь?
- Завтра, - Евгений взглянул на часы, - уже сегодня. Самолет в пять утра.
- Куда летишь?
- Пока в Москву, а там ещё не знаю. Всё зависит от обстоятельств.
- Скажи, а зачем тебе это понадобилось?
- Что?
- Следить за нами. Мы что, такие важные персоны.
- Сейчас отвечу, но прежде… Знаешь Боря, я абсолютно уверен, что в моей судьбе ты сыграл решающую роль.
- То есть…?
- Если бы не было того разговора, я бы никуда не уехал. Так и торчал бы здесь. Спился на хрен, в конце концов. Поэтому я и считаю, что ты у меня вроде крёстного отца.
Женька полез в карман пиджака и вытащил пачку долларов.
- Здесь десять тысяч. Они твои. Это хорошие деньги. Я думаю, тебе хватит, чтобы заняться каким-нибудь делом. Небольшим, но своим. Будет мало, позвонишь. Помогу.
Борис с Ольгой растерянно переглянулись. Пачка лежала перед ними на столе. Борис взял её, внимательно осмотрел. Новенькие сотенные банкноты федерального банка США. Интересно, откуда в России столько новых долларов? Наверное, в Америке их меньше.
Выдержав паузу, Евгений продолжал.
- Это один вопрос. Второй касается вас обоих. Собственно, ради этого я сюда и прилетел. Как я уже сказал, на протяжении нескольких лет внимательно слежу за вашей семьёй. Знаю все подробности. Знаю, что ваша семейная жизнь не клеится и вряд ли склеится, слишком разные вы люди и слишком много у вас проблем, которые вы не умеете решать.
Он помолчал, затем, словно выдохнул.
- Причина моего приезда сюда, как и причина тогдашнего отъезда, это ты Оля.
Ольга удивлённо вскинула на него глаза.
- Да-да, именно так. Когда я увидел тебя, чётко и отчётливо понял, что ты – та единственная женщина, которая нужна мне. Такие вещи понимаешь сразу. Не умом, а чувством, рефлексом, генетическим кодом. Поэтому я и уехал. Ты уже была с Борисом. Ты была его. Тогда я себе не мог позволить вмешаться в ваши отношения. Но, сегодня… совершенно другое положение дел. Я абсолютно уверен, что ваш брак развалится в ближайший год. Так зачем продолжать агонию? Я предлагаю вам идеальный вариант…
Оля… если я хоть чуть-чуть тебе симпатичен – ты, сейчас едешь со мной. Я обещаю тебе такую жизнь, какую сама захочешь. Борис тебя поймёт – честно говоря, я думаю, с его плеч свалится немалый груз. Он никогда не любил принимать жестких решений.
Боря. С тобой, я надеюсь, мы, по-прежнему, останемся друзьями. Очень надеюсь на это, - он повернулся к Борису и осекся, увидев его побелевшее лицо.
- Ах ты, с-сука… доллары… помочь он мне пришёл, - пачка валюты полетела в голову, но, пролетев мимо, ударилась о стену и упала за диван.
- Собирай манатки и вали отсюда… меценат, пока я тебе морду не отрихтовал, - трясущимися руками он налил в фужер коньяку и залпом выпил.
– А ты её спросил? Что она об этом думает? – Женька указал на Ольгу.
Та сидела, выпрямившись, строго глядя перед собой. Потом резко встала, отодвинула стул и ушла в спальню.
- Ну, ты и сволочь, - Борис в волнении ходил по комнате, – и это он сегодня распинался о морали, нравственности.
- Я, прежде всего деловой человек, а не страус, чтобы прятать голову в песок. Мне приходилось решать и не такие проблемы.
- Вот-вот. То самое, о чём ты сегодня так красочно рассказывал. Решил – спинку распрямил, взгляд гордый, всемогущественный. Македонский. Цены себе не сложишь. А в каратах себя не пробовал взвешивать? Слушай, хозяин жизни, а не допускаешь, что не всё продаётся?
- Всё. Или почти всё. Ты просто не пробовал покупать, поскольку у тебя никогда не было денег. Знаешь, как это интересно, покупать вчера ещё недостижимое. Вещи, людей, титулы, положение в обществе, дружбу, любовь наконец. Этот мир продажен по своей сути. И вся разница между людьми только в том, кто ты – продавец или покупатель.
- Ну уж нет – родной. Есть вещи святые, которые… - Борис осёкся и замолк на полуслове.
Из двери спальни вышла Ольга, одетая в дорожный костюм с небольшой сумкой в руке.
Увидев это Борис замолчал, подошёл к столу, налил и молча выпил. Ольга приблизилась к нему.
- Боря, так будет лучше. Ты успокоишься и всё поймёшь.
Он сидел, тупо глядя на стол и раскачиваясь.
- Две бутылки водки! Господи, какой я был дурак! Почему я тебя тогда не продал? Две бутылки хорошей водки за одну такую тварь. Это очень приличная цена.
Ольга потрепала его по голове.
- Не расстраивайся. У тебя, зато есть десять тысяч долларов. Сумеешь начать новую жизнь. Без меня. Всё равно я тебе только мешала, - она отошла в сторону и села на стул в углу комнаты, поставив сумку у ног. Теперь они сидели, образовав правильный треугольник.
Повисло молчание.
***
- Ты не будешь против, если мы подождём здесь такси? До вылета ещё три часа, спешить некуда, - Евгений был предельно вежлив.
- Если я вам не помешаю, - отозвался Борис.
- Вроде как, присядем на дорожку, - хохотнула Ольга.
В кармане Женькиного плаща заверещал мобильник. Тот прошёл в прихожую, достал телефон.
- Да.
Он слушал невидимого собеседника, не прерывая и лишь иногда вставляя междометия. Но лицо его, по мере поступления информации, мрачнело и через пять минут, когда он нажал кнопку отбоя, это был совершенно другой человек.
Женька прошёл к балкону, распахнул балконную дверь, глубоко вдохнул прохладный ночной воздух, достал сигарету, закурил и, глубоко затянувшись, выбросил её через перила. После этого он прошёл к своему месту за столом и надолго замолчал.
Тишина висела в комнате над тремя людьми, словно каменная плита. Казалось, любой звук сейчас может спровоцировать лавину, последствия которой непредсказуемы.
И звук раздался. Звонок во входную дверь. Борис машинально взглянул на Ольгу, та недоумённо пожала плечами, и он пошёл открывать.
На пороге стоял Саня. Несколько протрезвевший.
- Слышь, Сергеич, извини что поздно. Ты мне, вот что скажи. А если я, это дело, - он щёлкнул по горлу, - брошу… с меня ещё толк может быть?
- В смысле? - Борис смотрел на него, не понимая о чём идёт речь.
- Ну, в смысле, а ты бы меня к себе на работу взял? В отдел.
Огромная усталость навалилась на Борьку, и он опустился в коридоре на корточки. Всё произошедшее сегодня казалось дурным сном, пьяным бредом такого вот похмельного Сани.
- Ну а чего? Взял бы, конечно. Чего не взять? Старшим инженером-проектировщиком пойдёшь?
- Так там же эта, учиться надо?
- Чего там учиться? Начать да кончить. Было бы желание да бабки и будешь кем хочешь – хоть президентом.
- О! А то моя, это… ты говорит – бросай баранку свою, сопьешься к чёртовой матери. А куда я пойду? А она говорит, сходи к Сергееичу, он мужик умный, чего присоветует, а может и к себе возьмёт. Ты ж мужик… о-го-го, мы ж за тебя горой. И баба у тебя – правильная. Ну, так я, эта, пойду?
- Давай, Саня. Пиши заявление на приём. Только без ошибок. С ошибками не принимают, – Борис закрыл дверь.
Вернувшись в комнату, он застал ту же обстановку. Ольга сидела на стуле, Женька за столом.
- Всё, соколы. Взлёт. Выметайтесь к такой-то маме, мне утром на работу. Посидите в аэропорту.
Ольга взглянула на него со смесью жалости и сострадания.
Евгений поднял голову.
- Условия игры несколько изменились. Секретов у меня от вас нет, – видимо он принял решение, и лицо его прояснилось.
- Возвращаться в Иркутск мне нельзя. По крайней мере, сейчас. Поэтому мы летим в Москву, а оттуда, посмотрим… скорее всего, в Берлин. У тебя паспорт зарубежный есть? – спросил он Ольгу, – Впрочем, это неважно. Всё сделаем. Даже если останемся жить там, у меня на счетах хватит на нормальную жизнь. Всё, поехали. По какому номеру такси?
- Да ты что, Женя? - Ольга встала и ногой задвинула сумку под стул.
- Всерьёз решил, что я вот так, подорвусь, брошу мужа и поеду с тобой? Бедненький, - она подошла и погладила его по щеке.
- Я в эту игру тебе подыграла только для того, чтобы посмотреть на реакцию милого своего. Что-то он закис у меня совсем в последнее время. Нет, Женечка. Езжай сам, хоть за границу, хоть за заграницу. А мы тут, как-нибудь, куковать будем. У тебя своя дорога, у нас своя. И деньги твои мне… фиолетово.
Борька удивлённо смотрел на неё, не зная как понимать и как расценивать такой оборот.
На лице Евгения не дрогнул ни единый мускул. Воспринял он всё спокойно. Молча прошёл в прихожую, оделся, вернулся в комнату, взял вещи. Хотел протянуть руку Борису, но не стал. Понял, что ответа не будет. Шагнул к двери, потом повернулся.
- Неудачный у меня сегодня день.
- Тебе такси заказать? – Борис встал.
- Не надо, справлюсь.
- Подожди, - Борис отодвинул диван, достал пачку и протянул её Женьке, - тебе нужнее будут.
Тот пожал плечами.
- Как хочешь. Моё дело предложить.
Хлопнула входная дверь. Шаги на лестнице. Тишина.
Некоторое время молчали. Потом Борис спросил:
- Зачем ты вышла за меня замуж?
- Просто, из всей стаи, ты мне показался самым человечным.
Он взглянул на часы.
- Надо поспать. Утром на работу.
Не раздеваясь, он лёг тут же, на отодвинутый от стены диван. Ольга пристроилась рядом, ткнулась носом в плечо.
- Боря.
- Что?
- А ты меня любишь?
- Не знаю.
- А правильно ты ему деньги отдал. Боря.
- Что?
- А мы будем богатые?
- Не знаю.
- Боря.
- Что?
- Давай кого-нибудь заведём.
- Собаку?
- Девочку … Боря.
- Что?
- Ты у меня самый–самый.
- Спи… птица…
P.S. Около полудня Бориса позвали к телефону. Это был Женька.
- Привет. Я в Берлине, у меня всё в порядке. Сегодня хороший день.
Я всё-таки тебе доказал…
3 ноября 2002
|
|