Ромашковый рай (главы из повести)
Глава 3
ДИМКА
«Ну, вот, наконец-то зима на зиму походит: и подморозило, и снежок выпал – грязь прикрыл. Покупателей только нет. К концу дня набегут – кто куртку не успел купить, надеясь на всемирное потепление, у кого ребятишки выросли из прошлогодних одежек», – Лере нравилась любая погода. Она и покупателям говорила: «Нет плохой погоды, есть плохая одежда». Сама всегда одевалась тепло, удобно, подбирая хорошие, хотя и не очень дорогие вещи. Лера достала из сумки «Вечерку», уселась поудобнее. За прилавком, со стороны прохода раздалось нерешительное поскуливание.
– Пришла, попрошайка. – Из сумки был извлечен пакет с бутербродами и один из них мгновенно исчез в лохматой пасти. – Все. Гуляй. Завтра приходи.
Лера часто удивлялась, откуда с наступлением холодов появляется на улице столько бродячих собак. Часто встречаются и породистые. Этим приходится еще хуже, чем дворнягам, родившимся на улице. У них когда-то был дом, своя миска, был хозяин, выгуливал, вычесывал, короче, любил. То, что худые, запаршивленные, шерсть клочьями, все в колтунах, это еще можно пережить, но глаза… Невозможно смотреть в их глаза – уставшие, тоскливые. Бегают собаки стаями, сидят, поджимая замерзающие лапы, лежат на снегу. Время от времени их отлавливают собачники и увозят. Все знают, куда их увозят, но все равно, без них легче, не так стыдно. Лера, например, не могла есть, когда видела рядом голодную, глядящую исподлобья собаку.
И еще дети. Дети тоже стаями болтаются по городу. Наглые, жалкие циничные, озлобленные – их тоже предали. Женщины на барахолке жалели ребятишек, матерились на эту «скотскую жизнь», что выбрасывает детей на улицу, и подкармливали вечно голодных ребят.
«А ведь так уже было», – подумала Лера. Вспомнила: когда-то давно, в детстве, она смотрела фильм о беспризорниках, потерявших родителей в гражданскую войну. Завшивленные, больные, они воровали, дрались. Тогда их тоже отлавливали, отмывали и отправляли на воспитание в специально организованные трудовые колонии. Но это было очень давно, была война, и вообще, это было кино. А сейчас-то, что происходит?
– Лерочка, голубушка, разрешите, я налью вам отвар шиповника, сегодня довольно холодно, давайте Вашу чашку, – подошла к Лере соседка слева Ольга Николаевна. Три дня в неделю Ольга Николаевна работала в научном зале одной из главных библиотек города, а четыре дня стояла за прилавком на вещевом рынке. Продавала мужские носки, трусы, кальсоны. Смешная зарплата научного работника не позволяла покупать необходимые лекарства для больной матери. Ольга Николаевна налила из термоса в Лерину чашку дымящийся душистый напиток. Торговать Ольга Николаевна совершенно не умела. «Не под той звездой родилась», – грустно шутила она, обнаружив очередную недостачу. Лера, конечно, помогала, и между соседками по торговому ряду установились теплые, уважительно-интеллигентные отношения.
– Вчера делаю подборку одному солидному читателю, над докторской работает, смотрю, он внимательно на меня смотрит: Определенно мы с Вами где-то встречались. Никак не могу, говорит, вспомнить, где я вас видел. Не могу, же я, Лера, сказать ему, что он вчера у меня отоваривался, трусы покупал, – грустно улыбнулась Ольга Николаевна.
– Да, еще, Лера, чуть не забыла: там ваш подопечный, Дима, – так, кажется, зовут мальчика, совсем раздет, – в одной кофте, и так кашляет. По-моему, он очень болен. Они там, у ворот, с ребятами коробки складывают.
Лера попросила Ольгу Николаевну присмотреть за товаром и пошла к воротам. Димки среди ребят не было.
– Спрятался он от тебя, увидел, что идешь, и убежал. Боится, что ты будешь его ругать, – постоянно сплевывая сквозь зубы, хмуро сказал парень лет пятнадцати
– За что ругать? – не поняла Лера.
– За куртку, которую ты дала. Зря ты ему такую хорошую куртку дала, сразу же отобрали, в этот же день. И ботинки забрали. Загнется он на фиг, так кашляет.
– А куда он спрятался? – спросила Лера. – Говори, а то ведь и правда, помрет, смотри, какой холод сегодня.
– Ладно, пошли, – подумав, согласился парень, привычно закурил, – так меньше жрать хочется, – объяснил он Лере.
Димка сидел на корточках в углу строящегося павильона. Он кутался в какой – то половик, его так знобило, что он не мог унять дрожь. Увидев Леру, дернулся, собираясь вскочить, но было видно, что ему совсем плохо, и не было сил убежать. Так и остался сидеть. «Господи, какой он еще маленький» – подумала Лера. А когда увидела серое Димкино лицо, услышала, как он кашляет, поняла, что дело совсем плохо. Она обняла мальчишку за плечи, помогла подняться, взяла за руку и повела, стараясь обходить месиво из снега и воды, – Димкины ноги в дырявых летних кроссовках, давно уже были насквозь мокрыми. Димка послушно плелся рядом.
– Попался!? Тетка, отпусти пацана! – сочувствовал мальчишке народ
– Попался, стервец, – злорадно неслось вслед, – вызывай милицию, там ему ворюге покажут...
Ольга Николаевна, увидев Леру с Димкой, налила мальчишке стакан горячего напитка, набросила на него какую-то куртку. Лера быстро собрала и уложила в коробки товар, позвала грузчика, отправила коробки на склад и, оставив мальчика под присмотром Ольги Николаевны, побежала звонить хозяйке, чтобы предупредить, что несколько дней не сможет выйти на работу. Пока бежала до телефона и шла обратно, нашла для Димки куртку, зимние кроссовки, свитер, джинсы, шапку. Одежду ей подобрали знакомые продавцы подешевле, правда с небольшим браком, но добротную, теплую – весть о том, что Лера привела больного беспризорного мальчишку, летела впереди неё.
Дома Лера сразу уложила Димку в постель, накрыла всем, чем только можно, но его все равно так знобило, что зубы стучали. Прошла на кухню, поставила на плиту чайник, достала из шкафа засахарившуюся банку меда. Еще есть лимон. Лекарств в доме не водилось, потому что Лера никогда не болела, даже в самые жуткие эпидемии, когда все вокруг чихали и кашляли. «Закалилась на барахолке», – шутила она. У неё даже карточки в поликлинике не было. Градусник был, еще мамин. Температура у Димки под сорок. Лера обтирала его яблочным уксусом, потом водкой, – но ничего не помогало, температура не спадала. Димка все время спал, но спал очень беспокойно: стонал, кашлял, что-то невнятно бормотал.
Поздно вечером, когда температура на градуснике доползла почти до самого края, Лера вызвала «Скорую». Долго объясняла по телефону, кому плохо, да что случилось. «Скорая» приехала минут через сорок. Женщина-врач усталая, в мятом халате, торчащем из-под фирменной куртки, вошла в квартиру, не раздеваясь, прошла в комнату, сморщилась:
– Что за вонь? Ужас! Проветривать надо, – и, увидев на журнальном столике бутылку водки, повернулась к Лере: «Вы что, пьете?»
Лера хотела резко ответить, но, взглянув на разметавшегося на постели ребенка, сдержалась.
– Дима, давай встанем, врач приехал, – Лера разбудила его, посадила на постели, поддерживая за спину. Димка врачихе не понравился. Первым делом она демонстративно осмотрела его вены, потом выслушала холодным с улицы фонендоскопом. Димка закашлялся прямо на врачиху.
– Отворачиваться надо, – сказала та брезгливо, взглянула на градусник, – немедленно в больницу, собирайте больного.
И тут мальчишка вцепился в Леру:
– Не поеду в больницу, не отдавай меня, не отдавай!
Лера начала его уговаривать, а Димка худой, в застиранной майке, весь горит, обхватил склонившуюся к нему Леру за шею, шея сразу мокрая стала, и слезы у Димки такие горячие от температуры:
– Я не хочу в больницу, я там умру, понимаешь!
Врачиха заставила Леру написать расписку, сделала укол от температуры и уехала, порекомендовав завтра утром вызвать своего участкового врача. Температура спала, и Димка задышал ровнее, но к утру снова поднялась, снова высокая. Лера вызвала детского врача из поликлиники. Она даже фамилии Димкиной не знала, назвала свою, сказала, что мальчик- племянник, приехал из деревни и заболел. Врач, молодая девушка, навыписывала лекарств, сказала, что никакого воспаления легких нет, а это вирусный грипп, но «мальчик очень ослаблен, ему нужен уход, питание и покой».
Температура держалась еще три дня. Димка почти ничего не мог есть, еще больше похудел и осунулся. Измучилась и Лера. Она старалась не оставлять Димку надолго одного днем, часто вставала к нему ночью, чтобы дать воды и лекарства, измерить температуру, положить на горячий лоб холодный компресс.
Но не только постоянные заботы выматывали её. Лера не знала, что делать дальше: «Мы отвечаем за тех, кого приручили…» Ну, еще не «приручили», но часть ответственности за жизнь и будущее этого ребенка Лера добровольно взяла на себя. А что потом? Когда она назвала участковому врачу свою фамилию вместо Димкиной, настоящей, она уже тогда для себя все решила. Для себя. А Димка? Встанет и уйдет? Сколько он бродяжничает? Где его родители? Что она о нем знает? «Ладно, посмотрим. Пусть сначала поправится», – каждый раз этой фразой заканчивала Лера свои размышления.
По вечерам, сидя около спящего Димки, Лера смотрела на его огрубевшие, все в «цыпках» совсем еще детские руки, беспомощно лежащие поверх одеяла, на давно не стриженые жесткие русые волосы. В мягком зеленом свете настольной лампы длинные, густые, ресницы казались еще длиннее, заострившийся нос, правильно очерченные, но сухие и растрескавшиеся от температуры губы. Русые, давно не видевшие ни расчески, ни горячей воды, волосы плохо прикрывали уши. «Лопоухий. Маленький и лопоухий», – улыбнулась Лера.
Наконец температура спала. Димка стал есть, но, был еще очень слаб, и Лера пока не разрешала ему вставать с постели. Но к концу первого «безтемпературного» дня объявила: «Банный день! Точнее – банный вечер! Пошли мыться!» Она достала купленные накануне трусы с майкой, футболку, но Димка запротестовал:
– Я сам, что я маленький, по-твоему.
– Сам будешь мыться потом, а первый раз я должна…тебя оттереть.
Уже в ванной, раздевшись, Димка не захотел расставаться со своими трусами, так и залез в воду. Лера постаралась – налила столько душистой пены, что из неё торчала только Димкина голова.
– Встань-ка, – скомандовала Лера, – давай спину потру.
Намыливая мочалкой худую, загорелую Димкину спину, она увидела на пояснице розовый шрам.
– О, Димитрий, я понимаю, шрамы украшают мужчину, но в каком бою Вы получили этот? Если, конечно, не секрет.
– Да, так… Летом…Придурки одни чуть не убили… Все наши убежали, а я споткнулся… Они и навалились… Пинали… Если бы не дядька один, мне бы конец был. Знаешь, как долго заживало…
Эта была первая спокойная ночь. Лера выключила лампу с зеленым абажуром. За окном шел снег, падал на белый тротуар и темную дорогу, и уже не таял, подтверждая отсутствие глобального потепления в Западной Сибири.
Утром, проснувшись, она увидела, что Димка уже не спит, лежит и внимательно рассматривает… свой пододеяльник. Он расправлял невидимые складочки, осторожно гладил его ладошками, обводил пальцем рисунок на ткани. Лера замерла. Она вдруг поняла, что не было в его жизни ни чистых простыней, ни зеленой лампы, ни полок с книгами, и так защемило где-то там, глубоко, за сердцем…
Димка поправлялся медленно, много спал, и Лера решила устраивать по вечерам прогулки. Они выходили часов в девять вечера, от дома далеко не уходили, бродили между домами, иногда доходили до Монумента Славы. Во время этих прогулок Лера рассказывала про свое детство, про маму, вспоминала разные смешные школьные истории. Димка сначала только слушал, а потом и сам стал рассказывать про себя, про родителей и бабушку, про своих одноклассников. Лера слушала внимательно, осторожно задавала вопросы. Скоро она смогла представить себе, через что пришлось пройти двенадцатилетнему мальчишке. И ужаснулась…
Глава 4
ИЗ ПРОШЛОГО
Лера решила, что Дима пойдет в школу после зимних каникул. К этому времени и документы об опекунстве будут готовы, и он окончательно окрепнет, побудет подольше с ней, привыкнет к своему новому дому.
Перед тем, как устроить Димку в ближайшую школу, Лера решила сходить к Светлане Алексеевне, к классному руководителю, у которой он учился в прошлом году. Ехать пришлось через весь город.
Светлана Алексеевна, конечно же, помнит этого мальчика:
– Ну что, я могу Вам сказать: не повезло парню. Отца с матерью давно еще, когда он совсем маленьким был, лишили родительских прав, он их и не помнит. Жил Дима с бабушкой. Она была женщина нестарая, работала где-то в кафе посудомойкой. Димку бабушка жалела, он был всегда сыт, одет чистенько. Таких ребятишек обездоленных, как Димка, сейчас много. В моем седьмом из тридцати детей у шестнадцати нет отцов, еще у пятерых отцы пьют, пьют и матери – такая вот печальная статистика, – вздохнула учительница. – Знаете, я первый раз обратила внимание на этого мальчика еще в пятом классе. Дети классный час проводили с чаепитием, родители им сладкий стол приготовили. Смотрю, он пирожное с кремом в бумажную салфетку завернул и в карман куртки прячет. Потом конфету туда же положил.
– Дим, ты, почему сам не ешь? – спрашиваю его тихонько.
– Не хочу, не люблю, – опустил голову.
– А кому отнесешь?
– Бабушке…
А бабушка к тому времени уже пить начала, это я позже узнала, квартиру превратила в притон для таких же пьяниц.
Как-то вызываю его к доске, смотрю он в грязной курточке, волосы в какой-то соломе. Удивилась, вообще-то он всегда аккуратный парень, а тут. … Сделала замечание, он покраснел, улыбается виновато:
– Я не успел.
– С вечера нужно готовиться, – рассердилась я.
И тут он попросился выйти, а дети, у меня в классе удивительные дети, набычились, защищают Димку. Валера Никитин встает, смотрит на меня, как на врага:
– Вот если бы Вам, Светлана Алексеевна, пришлось спать в коробке от холодильника, у вас бы еше не такая одежда была.
– В какой коробке? – спрашиваю, – Кто спит?
– Димка спит. Насыплет в коробку сухих листьев побольше, в этих листьях и спит.
– Подожди, так холодно же?
– Нет, он сразу засыпает, ему холодно только к утру. Он только боится, когда в листьях кто-то шуршит, боится, что ему в ухо кто-нибудь заползет, шапку, знаете, как натягивает на уши.
– И что же, дома его не ищут?
– Он с бабушкой живет…
– А бабка его, когда пьет, остановиться не может, напьется и забудет про него, закроет дверь изнутри, и не добудишься. А Димка стесняется громко стучать, боится, что соседи узнают про бабку и в милицию сообщат….
– А соседи и так все знают, и не звонят, чтобы Димку в детдом не забрали от бабки. Вот и спит он в коробке возле гаражей…
– А мы ему еду носим по очереди, – перебивая друг друга, торопились рассказать дети.
Но ребята не все мне рассказали. Наверняка знали, что Димка нюхает клей. Потом я заметила, что он на уроках засыпает. Есть перестал в школьной столовой (цыганят и таких детей из малообеспеченных семей у нас в школе кормят бесплатно), хотя раньше ел хорошо. Поковыряет в тарелке и отставляет, похудел, уроки стал пропускать.
Однажды осенью, они уже в шестом классе учились, поехали мы за город, родители нам устроили пикник. Дети уже сидели в автобусах, я своих пересчитала – Димки нет, хотя видела его на школьном дворе. Девочки подсказали, что он за автобусом сидит.
– Спрятался? Не хочет ехать? – я удивилась. Обычно такие мероприятия, да еще вместо школьных уроков – это, как праздник
– Нет, не спрятался, – мнутся девчонки.
Вышла, обошла автобус, смотрю, сидит на корточках, согнулся перед выхлопной трубой в сизом дыму. Лицо зеленое, улыбка блаженная, бессмысленная. Знаете, я испугалась, когда увидела эти стеклянные глаза. Первый раз видела ребенка в таком состоянии. Схватила Димку за шиворот куртки, подняла, поставила на ноги, еще удивилась, какой он легкий. Он не сопротивлялся, ему было плохо… или наоборот, хорошо, потащила его в кабинет директора, за медсестрой сбегали, ну что они могли сделать – токсикоман. Димка мгновенно уснул на диване в кабинете, директриса накрыла его старыми шторами и открыла окно – в кабинете стоял запах выхлопных газов. Это Димка выдыхал. Вот беда-то.
На следующий день мы с ним поехали в наркологический диспансер на консультацию. На такси поехали. Это было в первый раз в Димкиной жизни,– на такси. Машину вызвали прямо в школу, директриса из какого-то там фонда выделила деньги. Дело в том, что диспансер находится на другом конце города, ехать нужно было с тремя пересадками, и Димка просто-напросто мог сбежать. Он попросил меня подождать минуточку, ему «нужно в уборную», а через минуточку, это была большая перемена, на крыльцо высыпали все Димкины друзья.
– Ого, сколько провожающих,– пошутила я.
– Это они не верили, Светлана Алексеевна, что мы на такси с Вами едем, – ликовал мальчишка, забираясь в машину. «Дурачок, куда едем-то...» – подумала я.
В диспансере перед каждым кабинетом стояли и сидели люди, очереди были огромные. Большинство из них все же, как я понимаю, были нормальными, здоровыми людьми: кому-то нужны справки для вождения машины, для ношения оружия или для работы. Справки в том, что они не нюхают, не колются, не запиваются
Детей там, кроме Димки, не было. На меня смотрели во все глаза – кто с сожалением, кто осуждающе, наверное, думали, что я мать, а от Димки отводили глаза. Из регистратуры девочка принесла в кабинет карточку, и нас тут же вызвали. Доктор оказалась очень приятной, благожелательной женщиной лет сорока.
Про Димку сказала, что глаза у него красивые. А у него и, правда, глаза необычные – синие-синие и ресницы такие длинные. Девчонки просили: «Димуль, закрой глаза», – все со своими сравнивали, переживали, что такие роскошные ресницы не им достались, а мальчишке.
Он все подробно рассказал доброй врачихе с самого начала: как первый раз нюхали они клей «Момент» на чердаке, и было ему совсем плохо, – рвало, голова сильно болела. А потом, где-то через неделю, снова дышали в пакет, и теперь показалось ему, что он уснул и кто-то очень большой и теплый качает его на руках, и так ему стало хорошо и спокойно, никогда так больше не было, как в тот раз. Потом было по-другому, тоже здорово, казалось, что летает он на огромных качелях. И они с пацанами нюхали уже каждый день и даже видели мультики, когда добавляли бензин. Иногда мультики были такие страшные.
Это называется галлюцинации, – объяснила врач, – а какого цвета у тебя видения: красно-желтого или сине-зеленого? – поинтересовалась она.
Димка удивился, что она знает про такое: «Вы, что, тоже дышали?!»
Врач грустно улыбнулась, объяснила Димке, что «это» почти одинаково у всех её пациентов, и конец у всех одинаковый, если не лечиться. Она достала из папки пачку листков с записями, положила перед Димкой:
– Вот этих детей уже нет…
Димка притих. Почти час пробыли они в кабинете, расстались друзьями, врач убедила мальчика, что ему можно помочь, но для этого надо полежать в больнице.
В больнице Димка пролежал месяца два. Бабушка за все время в больнице не появилась ни разу. Детям в классе я сказала, что Диме пришлось лечь в больницу. В какую? Про психиатрическую больницу, им знать было необязательно, Сказала, что очень болен, курил, нюхал клей, а теперь вот задыхается, плохо с легкими. Поверили, потому что Димка в последнее время действительно здорово простыл, кашлял. А вот помочь ребята ему могут. Как? А вот как. На классном часе, который положено проводить раз в неделю, предложила детям написать Димке в больницу письма:
– Представляете, получает Дима большой пакет, а там тридцать писем от вас и еще большая посылка с разными вкусностями» Вкусности откуда? Тоже от вас. Сегодня придете домой, расскажете все родителям, придумаете что передать. В больницу я поеду завтра.
Ребята рассказали, родители придумали что передать, и поехала Светлана Алексеевна с огромной сумкой к своему ученику Дмитрию Новикову в наркологическое отделение. Димка обрадовался и гостинцам, и учительнице. Рассказал про мальчишек в палате, как лечат, чем кормят. С ними здесь учителя занимаются, чтоб не отстали. Ничего не спрашивают, только объясняют. Здесь ко многим приезжали не родители, а воспитатели детских домов, приютов, опекуны. На предложение Светланы Алексеевны отнести пакеты с продуктами в палату, замотал головой: «Не-а, сожрут, я и попробовать не успею. Я лучше потом, когда уж совсем пойду, тогда и отнесу» Сидел, ел все подряд: яблоки, пирожки, конфеты. Шоколадку разломил, неровно получилось, сравнил, там, где больше, сразу засунул в рот, вторую половинку протянул учительнице.
Увидел большой пакет, растерялся: «Письма?! Столько писем? Я еще никогда в жизни не получал письма, мне не писал никто. Все-все в классе написали? И Москвин написал? Да нет, мы с ним навсегда поссорились, даже это …подрались» Димка перебирал листочки, сложенные треугольничками, квадратами, нашел письмо: «Моиму другу от Москвина Андрея», и сразу заторопился в палату.
Светлана Алексеевна приезжала в больницу еще несколько раз, привозила письма от одноклассников. Димка прославился на все отделение – никому больше не привозили столько писем, вообще писем не привозили. Еду привозили и все. Светлана Алексеевна, закончив рассказ о бывшем своем воспитаннике, извинилась, достала из портфеля какое-то лекарство, положила таблетку под язык. Увидев встревоженное лицо Леры, улыбнулась: «Ничего, пожалуйста, не волнуйтесь, сейчас это пройдет…»
Глава 6
В ЛЕСУ
Димка все чаще поглядывал на часы – начинало темнеть, а Леры не было. Он сидел у стола, и, подперев голову ладошками, смотрел в окно вагончика. Их с Лерой жизнь на даче была спокойной и размеренной. Скучной, однообразной? Нет. У них и гости бывали, по выходным выбирались в город. Димка любил эти неторопливые прогулки по пустым летним улицам – весь народ уезжал за город, на дачи, а они бродили по городу иногда без всякой цели. Ели мороженое, сидели в летних кафе, катались на самом большом в городе «чертовом колесе». Часто ходили в зоопарк. Они переходили от вольера к вольеру молча, сосредоточенно, каждый думал о своем, и только на обратном пути обменивались впечатлениями, вернее, размышлениями на тему «Мы и они». Димка где-то недавно вычитал, что звери живут в параллельном мире и изучают нас. Эта теория ему очень понравилась:
– Они про нас все знают, и помогают нам, подсказывают, если мы чего сами придумать не можем… Нам только надо уметь их подсказки распознавать… – с жаром убеждал он Леру.
Лера была воспитана на материализме, и пыталась возражать, но как-то слабо, и вяло выглядели её доказательства. Она бы и сама не возражала против чего-то или кого -то, кто сверху наблюдает за нами, а возможно и помогает, и направляет…
– Дима, ты где? Опять электричество отключили? – раздался голос Леры.
– Лер, включай свет, это я так, в окно смотрел. А ты чего так долго? Я уже три раза чай грел, – потрогал чайник, стоящий на плитке, – вот, опять остыл. Сейчас включу.
Димка включил плитку, достал из пакета тарелку с нарезанным хлебом («чтобы не засыхал» – в Димке обнаружились недюжинные хозяйственные способности), вынул из холодильника салат в кастрюльке: «И салат уже сок дал, а её все нет», – ворчал он.
– Лера садись, все на столе. А ты чего не переоделась, руки – то вымыла?
– Димка, ну ты начальник! – Лера открыто любовалась пацаном, – давай, одевайся быстро, я пока перекушу, завтра в десять часов перекличка. Я думала, они позднее бывают, но на всякий случай забежала в школу, а там объявление. Если поторопимся, успеем на последнюю электричку.
Собрались быстро, проверили, все ли везде выключили, а пока Дима закрывал двери на замок, Лера успела нарвать цветов.
– Может, Татьяне Ивановне завтра отнесешь?
– Еще чего, маленький что ли, с цветочками пришел! Ну, ты, Лер, тоже придумала!
– Ладно, не ершись, я же так, на всякий случай…
По дачному поселку шли быстро, привычно огибая уже хорошо знакомые лужи и ямы. Вышли к речке и… замерли.
– Ух, ты! – выдохнул Димка.
Над лесом, на той стороне неширокой речки Ини висел огромный диск луны. Он был таким большим, что на нем можно было рассмотреть очертания знаменитых лунных кратеров и вулканов, и таким ярким…
– Как солнце, только смотреть не больно, – восхищался Димка.
– Полнолуние, – сказала Лера.
Вдруг наверху что-то изменилось, и по темной реке, прямо к ногам Леры и Димки, протянулась четкая, молочно-белая лунная дорожка. Инюшка сильно обмелела этим летом, вода бежала торопливо, постоянно спотыкаясь о мели, о затопленный мусор на дне, о длинную осоку. Трава не стелилась вдоль течения, как обычно, а стояла высоко, задевая воду только кончиками травинок. Речка бежала явно с усилием между всеми этими препятствиями, и водная гладь, была не гладью, а рябью. Но сейчас, лунная дорожка лежала на неподвижной, застывшей невидимо-черной воде. Из темноты, на дорожку, бесшумно выплыла лодка с рыбаком и остановилась прямо в светлом луче.
– Смотри, Димка, такое можно раз в жизни увидеть, – тихо сказала Лера.
– Тише, щас еще чего-нибудь будет… – Димка даже схватил Леру за руку.
Но луну что-то прикрыло, тучка или облако, лодка с рыбаком растворилась в темноте, вода покрылась рябью, лунная дорожка стала бледной, размытой, а потом и совсем исчезла.
Они перешли речку по висячему мосту и вошли в лес. Было очень темно, куда ступаешь не видно, но, впереди, на станции, слева и справа, в дачных поселках, сквозь деревья мелькали огни домов.
Димка придвинулся к Лере ближе, взялся за ручку сумки, рядом с её рукой, весь насторожился, голову втянул в поднятые плечи. «Боится? На него это не похоже», – удивилась Лера. Димка шел молча, быстро, буквально тянул Леру за собой. Идти было недалеко, к станции вышли быстро. При виде первых домов, Димка сразу успокоился, отпустил сумку, стал что-то весело рассказывать.
Только дома, когда улеглись спать, Лера осторожно спросила:
– Дим.… А ты чего в лесу… такой был? Маленьким терялся или еще почему?
Димка помолчал, потом нехотя ответил:
– Нет, недавно это было… Прошлым летом, перед тем как мы с тобой познакомились. Ладно, расскажу, тебе можно, только ты свет пока не выключай.
Димка уселся на постели, облокотился на подушку, и Лера услышала очередную историю из его «прошлой» жизни.
Летом хорошо, и спать тепло, и поесть всегда можно найти. Нет, Димка не воровал, у него на рынке были друзья: тетенька из деревни – она курами и яйцами торговала, кавказец один – он с мальчишками за работу сухофруктами рассчитывался, а если обрезки соленого сала перепадали, так это вообще большой удачей считалось. Только хлеба раздобудь и все сытые. А за хлебом посылали Димку к одной туркменке, она торговала горячим лавашом на рынке. Она как Димку увидит, обязательно позовет. Смешно так говорила: «Малчик, иди, я тебе лепошку дам». И все вздыхала, пока лаваш доставала: «Вот мой такой болшой уже был. Нет моего Тенгиза… Кто дал, тот забрал. На, ешь, расти. Прыходы ешо».
Работа на рынке была нетяжелая, но давали её не всем мальчишкам. Димка и его лучший друг Минька пользовались у продавцов доверием – не воровали, к делу относились ответственно, если им велели сторожить, то будут сидеть хоть до утра, пока хозяин не придет. Некоторые хозяева самым бессовестным образом этим пользовались: попросят часок покараулить товар, а потом только утром приходят – с мальчишками можно дешево расплатиться, а склад на ночь снимать дорого, да еще машину нанимать для перевозки.
Минька был младше Димки, но такой придумщик. Где он теперь? Его в детский дом забрали, но, наверное, сбежал. Он уже три раза сбегал – скучно, плохо ему там.
– Вот Минька мне однажды и говорит: «Димк, тут чувак один богатенький, детскую площадку сварганил и решил открытие отметить на всю катушку, ну, там с песнями и плясками, а в конце приспичило ему, чтобы голуби белые полетели, а голубей ему искать некогда. Вот он и объявил через пацанов, кто голубя принесет, тому тридцатку платит. А я знаю, где голубей можно взять. Поехали, тут недалеко, на электричке».
А я ему: «Ты чего, воровать что ли?»
– Не, я к хорошему человеку и не полезу, – говорит Минька, – а этот «голубятник» такой козел! Поехали, по дороге расскажу.
Ну, мы к вечеру и поехали, чтобы и дело сделать и последней электричкой назад вернуться. А пока ехали, Минька мне и рассказал, откуда он этого «голубятника» знает.
– Еще по весне этот «козел» мальчишек собрал, чтобы они ему с огорода мусор собрали и землю перекопали. А участок, знаешь, какой здоровый – края не видать. Обещал по пятьдесят рублей каждому дать, если дня за три управимся. Кормить обещал картошкой с маслом. Ну, мы и старались, за два дня управились. А он по двадцатке дал и говорит, мол, раз раньше сделали, значит, работы было меньше, чем он думал. И кормил, гад, не картошкой, а чем придется. Один раз даже есть не могли, прокисшим воняло. Вот к нему и едем – пусть теперь должок голубями отдает.
Приехали мы часов в десять, уже темнело. В голубятню забрались без проблем, поймали по два голубя, положили за пазуху и стали пробираться к воротам. А тут, представляешь, Лера, ворота открываются, и машина с горящими фарами во двор въезжает. А мы прямо перед ней стоим. Из машины мужик выскакивает и орет: «Охрана! Где охрана!» Мы как рванули в сторону, в темноту и в лес. Бежим, ничего не видно, а сзади слышатся крики, выстрелы, собаки лают. Голуби у меня из-за пазухи вырываются, ну я не выдержал и выпустил их. А они не улетают, кружат над нами, белые, их издалека видно. Кусты совсем рядом затрещали – догнала нас собака. Я упал, голову руками закрыл, только и увидел, что эта собака, огромная такая, прыгнула прямо на спину Миньке…. И все… тишина. Я полежал, полежал, потом голову поднял, пригляделся. Вижу Минька лежит, тоже голову руками обхватил, а над ним эта собака сидит, и руки ему лижет. Я подполз к ним, а она меня обнюхала и тоже, Лера, прямо в щеку лизнула. Тут Минька голову поднял: «Марс, собачка, узнал меня!». Марс хвостом завилял, но, умница, не залаял. Минька сел, обнял собаку за шею, прижался щекой к собачьей морде: «Его охранник, знаешь, как пинал! Он потом в кусты уполз и там отлеживался. А я его жалел, холодной водички приносил и кормил, чем мог. У него такие глаза были… как у человека, когда больно и обидно».
Так они нас и не нашли. На станцию нам нельзя было идти – найдут, ну, мы в лесу и заночевали. Нашли кучу веток, забрались туда. Марс между нами лег, а мы об него грелись всю ночь, только на рассвете он от нас убежал. Заешь как страшно в лесу ночью!? Если бы не Марс, мы с Минькой со страху умерли. Да еще мы боялись, что охранники вернутся и нас найдут. Вот с тех пор, как попадаю ночью в лес, так что-то со мной случается – боюсь, наверное.
Димка вздохнул, поправил подушку, улегся:
– Все. Выключай.
Лера встала, подошла к мальчишке, поправила одеяло, провела ладонью по его волосам:
– Ладно, Дмитрий, спи. Как говорили древние мудрецы: «Все пройдет, пройдет и это».
Она выключила настольную лампу, легла, закинула руки за голову. На потолке калейдоскопом рассыпались разноцветные огни, они бежали в определенном ритме, то, рисуя круги и треугольники, то, сливаясь в непонятные буквы, – это светилась вывеска недавно открытого игрового клуба «Остров сокровищ».
«Чего мы от детей хотим, – думала Лера, – когда сами такие… сволочи. Обещал заплатить – не заплатил, кормить обещал – не кормил, да еще погоню, гад, с собаками на детей устроил. Хозяин жизни! И закон для него не писан: «Что хочу, то и ворочу!» Насмотрятся на все это пацаны и увидят перед собой только две дороги: или любой ценой будь таким, как он – «хозяином», или дави «козлов», как умеешь. – Лера повернулась на бок, положила, как в детстве, ладошки под щеку. – Хорошо, что Димка со мной. Надо узнать, где Минька…».
Уже выключили уличные фонари, на темном оконном стекле едва заметно белели силуэты привезенных Лерой цветов. Вазы не было видно, и, казалось, цветы парили в воздухе, не зная, то ли им опуститься на стол, то ли улететь в теплую августовскую ночь. Ветер перестал шевелить легкую занавеску, все замерло, только на потолке продолжали рассыпаться разноцветные огни.
|
|