Литературный портал "Что хочет автор" на www.litkonkurs.ru, e-mail: izdat@rzn.ru Проект: Новые произведения

Автор: Инга ПидевичНоминация: Гражданская лирика

Через годы, через расстояния. Роман.

      СИНОПСИС РОМАНА «ЧЕРЕЗ ГОДЫ, ЧЕРЕЗ РАССТОЯНЬЯ»
   
   Жанр – семейная хроника
   Объём – 11 авторских листов
   
    Действие романа начинается в Москве 1932 года. Тихий переулок у Садового кольца. Старинный двухэтажный дом. Коммунальная квартира. День рождения отца семейства, Семёна Марковича. Он переехал в Москву, к детям, из маленького белорусского посёлка после смерти жены, Сусанны. Детей у него четверо: сын Давид и дочери Рая, Маша и Оля. В ожидании гостей старик думает о детях, их проблемах.
   
    Давид- инженер по образованию, гуманитарий по призванию, женат на красивой молодой женщине, дочери бывшего купца из Замоскворечья. Семён Маркович предвидит проблемы: уж очень разные люди Давид и Веруня. Давид – единственный из его детей, помнящий, что он еврей. Наверно потому, что успел прочувствовать на себе прелести черты осёдлости и процентной нормы.
   
    Старшая дочка Семёна Марковича Рая - врач небольшой, находящейся в стенах Кремля поликлиники. Во время Гражданской войны в Красной армии она полюбила лихого командира Петро Якименко, своего будущего мужа. Живут хорошо, но с утра до ночи на работе, ребёночка завести некогда. Средняя дочка, Маша, детский врач. В её семье старик и живёт. Муж Маши вечно мотается по разным Великим стройкам. А Семён Маркович «пасёт» внуков: восьмилетнего, доброго, полного энтузиазма и любознательности Славика и так на него непохожую, эгоистичную, завистливую, не любящую учиться девятилетнюю Аню.
    Собираются члены семьи. Последней приходит младшая дочь Семёна Марковича, Оля. Она представляет опешившим родственникам своего мужа – итальянского коммуниста, работника Коминтерна, Витторио. Лёгкий в общении, остроумный, жизнерадостный и доброжелательный Витторио, быстро всех очаровывает.
   
    1937 год. Оля счастлива с Витторио, у них рождается дочка Джульетта. Но Витторио уезжает воевать в Испанию. Обстановка в Москве накаляется. Страх. Разлад в семье Раи, которая к тому времени уже заведует кремлёвской поликлиникой (ниже приведен отрывок, касающийся этого периода и появления в семье Раи приёмной дочки, Наденьки).
    Аресты 1937 – 1938 годов обходят семью стороной. После падения Мадрида Витторио в Москву не возвращается, он уходит со своими бойцами через горы во Францию, присоединяется к французским партизанам, женится на французской коммунистке.
   
    Война. Семён Маркович умирает в Москве в конце 1941 года. Рая продолжает работать в кремлёвской поликлинике. Маша – врач фронтового госпиталя. Во время бомбёжки тяжело ранен её сын Слава, ему ампутируют ногу. Погибает жених её дочки Ани (она так и не выйдет замуж). Оля живёт в эвакуации в Куйбышеве со своей дочкой Джульеттой и приёмной дочкой Раи, Наденькой. Сын Семёна Марковича Давид всю войну на фронте. В 1945 году Давид участвует в освобождении крупного концлагеря. Одна из освобождённых, знавшая по Парижу Илью Эренбурга, просит Давида, когда тот будет в Москве, передать писателю письмо со свидетельствами узников о пережитом.
   
    В конце 1945 –ого года Давид выполняет эту просьбу и таким образом знакомится с Эренбургом. Эренбург и Гроссман в это время собирают материалы для «Чёрной книги о злодейском повсеместном убийстве евреев… во временно оккупированных районах Советского Союза и Польши во время войны 1941 – 1945 г.г.». Давид, хорошо знающий немецкий, польский и идиш, начинает помогать в сборе воспоминаний свидетелей холокоста и в переводе документов.
    В Москву ненадолго приезжает Витторио. Он стал видным деятелем компартии Италии.
   С согласия Ольги, которая хочет заняться своей личной жизнью, Витторио устраивает Джульетту в школу для детей зарубежных коммунистов, расположенную в Венгрии.
   
    В СССР начинается борьба с космополитами, «дело врачей». Рассыпан набор уже готовой к печати «Чёрной книги». Арестована Рая. Жена Давида, не одобряющая его деятельность, боящаяся родства с евреями да ещё и с родственниками «отравительницы» уходит от мужа, уводит с собой сына. Давид, опасаясь ареста, передаёт имеющиеся у него материалы «Чёрной книги» на сохранение сыну сестры Маши, Славе.
    Слава в это время заканчивает исторический факультет университета. Он молодой и активный член партии. Но жизнь противоречит внушённым ему с детства взглядам. На работу его не берут. Дома напряжение создаёт сестра Аня. Она вымогает у матери деньги на наряды, грозит донести на мать и брата, как на врагов народа.
    Слава влюбляется в девушку из соседнего дома Иру, мать которой была арестована в 1937 году и до сих пор не свободна.
   
    Смерть Сталина. Конец дела врачей. Раю выпускают, но вскоре у неё обнаруживается уже неоперабельный рак. Рая в мучениях умирает.
    Из лагеря возвращается мама Иры. Несмотря на данную подписку «о неразглашении», рассказывает Ире и Славе о жизни в лагерях. Слава женится на Ире, хотя знает, что ей из-за болезни сердца нельзя иметь детей (тяжёлым ревматизмом Ира заболела в тот год, когда осталась без попечения мамы).
    Давид женится на вдове своего фронтового друга.
    Жизнь героев романа на фоне «оттепели» и «застоя». Умирает вторая сестра, Маша. Несмотря на проходящую в стране борьбу с сионизмом, Давид продолжает заниматься «еврейским вопросом». Он пытается добиться установления памятников на местах уничтожения евреев, составляет списки пособников их истребления. Его инициативы редко ведут к успеху. В Италии дочь Витторио выходит замуж за друга отца, сенатора – коммуниста.
   
    Приёмная дочь Раи полюбила сына одного из арестованных по делу «врачей». Она и её муж в течение нескольких лет добиваются права на отъезд в Израиль. В конце концов, они уезжают при молчаливом неодобрении родственников, считающих, что покидать свою страну нельзя.
   
    Наступает период перестройки, связанных с ней надежд. Одновременно активизируются организации типа «Памяти». Давид умирает. Слава старается сохранить и обнародовать, лежащие под спудом труды дяди. Воспитанный матерью сын Давида заниматься этим не хочет.
    Слава собирает брошюры, книги, листовки антисемитского характера и отправляет их в
    Берлин, на кафедру изучения антисемитизма.
   
    Путч. Большинство героев романа в том или ином виде выступают против него. Однако когда власти на несколько дней закрывают газету «Правда», бывшая жена Витторио, Ольга, переводит на счёт газеты часть своей пенсии…(Она умрёт через год после этих событий).
   
    А жена Славы, Ирина, чувствует себя всё хуже, ей нужна очень сложная операция на сердце. Слава, переборов себя, решается на эмиграцию в Германию. Жизнь эмиграции. Операция на сердце проходит успешно.
   
    2003год. В Москве преуспевает сын Давида. Он – нефтяник и весьма богатый человек. В панельной пятиэтажке, на окраине города, живёт в нищете падчерица Давида, Зоя. И она, и её муж – пенсионеры. В их доме хранят память о Давиде.
    Сестра Славы Аня до сих пор – член партийной организации своего РЭУ. При этом она стала ревностной прихожанкой соседней православной церкви.
    Слава и Ирина приезжают погостить в Москву. Это совпадает со сто сороковым днём рождения деда Славы, Семёна Марковича. Слава и Ира приходят в переулок, в котором прошло их детство. Особнячок, в котором жила семья Ирины снесён, как и большинство домов переулка. На их месте высятся многоэтажные суперсовременные гиганты с башенками. А вот двухэтажный дом постройки 1814 года, в котором жил Слава, уцелел, как и смежный с ним приземистый долгожитель. Сейчас в них – филиал какого-то банка; неоновые лампы, торчащие из окон кондиционеры и декоративный фонарик девятнадцатого века у парадного входа. Фотографировать дом в этом виде на память не хочется.
    Вечером в доме Зои они помянут Семёна Марковича, его жену Сусанну, их детей Давида, Раю, Машу и Ольгу. Позвонят дочке Зои, вышедшей замуж за англичанина; Наденьке в Израиль, внучке Витторио и Ольги в Италию.
   
   
   ОТРЫВКИ ИЗ РОМАНА "Через годы, через расстоянья"
   (Рая, годы 1937, 1939).
   
    Рая шла по улице Горького, шумной, пёстрой от летних женских нарядов. А на душе, как и всё последнее время, было тревожно, муторно. Среди её кремлёвских пациентов царили подозрительность, страх. Эти чувства, конечно, скрывали, но яснее ясного говорили о них подскоки давления, ухудшения кардиограмм, открывающиеся язвы
   желудка, жалобы на бессонницу. Аресты, неестественные кончины... Особенно нервничали женщины, жёны.
   
    Рая до сих пор помнила выглядевшую обречённой, загнанной в угол жену Каменева, женщину больную, с ранениями головы и ноги. Её арестовали в тридцать пятом. Сейчас так же напряжены другие. У кого-то жёны вождей вызывают зависть, у Раи - жалость. Все они в группе повышенного риска. Впрочем, как и она сама.
   
    Борьба, борьба! Рая не всегда понимает её причины, внутреннюю логику. Так или иначе альтернативы Сталину по силе, влиянию, она не видит. Да и нет её сейчас. А стране нужна сила, в идеале - добрая и мудрая, в реальности- какая есть. Рая не политик, она доктор. И она должна стараться, чтобы баланс во власти не нарушался хотя бы по медицинским причинам.
   
    Столько страшного приходится видеть! О стольких тайнах молчать. Слава Богу, её не заставляют подписывать заключения о причинах смертей! Она всего лишь заведует маленькой поликлиникой, почти здравпунктом, находящимся внутри Кремля. Подписывают заключения известные профессора, академики. Она старается держаться так, чтобы никому не пришло в голову использовать её в сомнительных целях.
   Её внешний облик - волосы, расчёсанные на прямой пробор; коса, аккуратно уложенная на затылке; никаких видимых следов косметики; костюмы английского покроя, неярких тонов, светлые строгие блузки – всё подчёркивает облик серьёзного врача, которому больной может довериться и, безусловно, порядочного человека. Этот облик для неё естественен, как и сдержанная, без тени фамильярности, доброжелательная, вдумчивая манера общения с любым больным. Но когда она поняла, что этот стиль, эта манера поведения – ещё и защита, она испугалась: как бы осознание не привело к потере искренности. Но всё обошлось. Надо только быть готовой в случае скользких предложений сыграть эдакую прямолинейную, не ведающую о возможности подлогов, не
   понимающую, что ей предлагают, простушку. Поможет ли? Она всё время ходит по
   лезвию бритвы.
   
    Надо как-то отвлечься от тяжёлых мыслей. Вон сколько вокруг жизнерадостных,
   внешне беззаботных людей, будто и не снуют по ночному городу чёрные «маруси». И то
   сказать. Это она всё время рядом с эпицентром жестокой борьбы. А обычные москвичи?
   Сколько их арестовали за год? Процента два - три? Так эти по улице Горького уже не
   ходят. Переживают за арестованных ещё процентов десять - пятнадцать. Переживают
   тихо, для посторонних не заметно. Пусть ещё десять процентов боятся ареста. Остальные
   семьдесят радуются поимке очередного врага; верят, что общество очищается и дальше
   жить будет ещё лучше, ещё веселей. По радио звучат жизнерадостные песни, в кино идут
   искромётные комедии.
   
    Чтобы чем-то порадовать себя, Рая зашла в кондитерскую. Но кассовый аппарат
   неожиданно сломался. В очереди тут же заговорили о вредителях, которые специально
   делают бракованные аппараты, а может, аппарат доломали в этой кондитерской. У
   кассирши при последнем предположении начали трястись руки. Рая тотчас вышла на
   улицу. «Психоз разрастается, как снежный ком», - думала она, направляясь к Столешникову. Ей захотелось заглянуть в книжный. Корешки книг всегда успокаивали,
   вызывали воспоминания о прочитанном, ощущение разумности мира.
    На стене в книжном магазине висел плакат: военный в ремнях и звёздах, видимо, Ежов, рукой в железной перчатке сжимал многоголовую змею. Хвост змеи вился фашистской свастикой. Из руки Ежова торчали головки врагов. От головок в разные стороны летели брызги то ли яда, то ли крови. Подпись под плакатом гласила: «Стальные ежовые рукавицы». В витрине на видном месте лежал журнал, открытый на странице со стихами Джамбула «Песнь о батыре Ежове».
   
    Как она от всего этого устала! Если бы хоть дома можно было отдохнуть, расслабиться. Завтра – девятнадцать лет, как они с Петей вместе. Рая вспомнила Петю таким, каким встретила. Лихим синеглазым кавалеристом в галифе и папахе. Отчаянным рубакой, таким нежным с ней – городской барышней, попавшей врачом в их конармейский отряд. Как он оберегал её, как прятал свою влюблённость. Потом его ранили, отряд должен был уходить, и Рае позволили остаться с ним, попытаться выходить. Она выхаживала его месяц, в тылу у белых. Конец этого месяца они и празднуют как начало их совместной жизни.
   
    Праздновали до недавнего времени. Если бы у них был ребёнок!.. В том, что нет ребёнка, её вина. Забеременела вскоре после того, как назначили её возглавлять эту поликлинику. Рая тогда на крыльях летала от гордости, что доверили такой пост. И прервать беременность казалось легче, чем оборвать полёт в эту ответственную высь. Думала: с ребёнком - успеет. Сколько корила себя потом за это. И Петя переживает.
    Иногда выпьет на банкете лишнего, попрекнёт. Потом винится: вместе решали. Только если по совести, какой с него спрос? Отстаивать будущего ребёнка - почти всегда дело женщины.
   
    А потом в их доме появилась резвая домработница Груня и сломала её с Петром
   совместную жизнь. Рая делает вид, что ничего не замечает, что не спит с ней Петя просто в силу возраста. В другое время она ушла бы от Петра, как бы это ни было больно. Но ведь они - под колпаком. Женится Пётр на Груне или просто будет встречаться с ней на стороне, «доброжелатели» Раи из кремлёвского начальства могут отплатить блудному мужу арестом. Такое она уже видела. Сердце кровью обливается, а надо делать вид, что всё в порядке! Из родных об этой беде знает только сестра Маша. Машенька для всей родни, как подушка, в которую можно выплакаться, никому ничего не расскажет.
   
    А вдруг Рая обманывает себя и терпит всё не из боязни за Петю, а в надежде, что его чувства к Груне рассеются, и он вспомнит о Рае? Неужели дело в этом?
   
   
    На следующий день Пётр ждал Раю с работы и нервничал. Надутая Груня по его
   настоянию уехала на два дня к своей тётке, в Орехово-Зуево. Как он попал в этот
   безумный переплёт? Незадолго до появления в доме Груни он начал думать, что как
   мужик уже выходит в тираж. Моменты близости с Раечкой стали редкими, спокойными,
   будничными. Списывал всё на возраст: как-никак сорок пять лет. Правда, его родной
   дед, Прошка, и в семьдесят за бабами бегал. Но то иное время было, иная закваска.
   
    А потом появилась в их доме Груня, грудастая, задастая. И куда смотрела нанимавшая её Раечка? Старушку не могла найти? Впрочем, когда Рае об этом думать? Вся в работе. С Груней ему было просто, вольготно: можно и потискать в уголке, и по крутому заду
   шлёпнуть. И не стерпит в услужение - примет с удовольствием! С Раечкой такое ему и в
   голову бы не пришло. Он и сейчас покраснел, подумав, как посмотрела бы на
   него при таком обхождении Рая. Раечку он уважал, боготворил, да и любил, конечно; к
   Груне тянуло, как в пучину.
    А Грунька, между тем, почуяв свою силу, наглела. Как-то Рая сказала: «Вы свободны, Груня. Мне с Петром Васильевичем поговорить надо». А Грунька так нагло съязвила: «Разговаривайте! Что Вам с ним ещё делать остаётся?» И сказала это таким унижающим Раю тоном, смерила таким взглядом: «Мол, буду я ещё хозяйкой и на тебя наплюю!»
   
    Пётр окаменел, Рая – тоже. Потом неестественно спокойным, каким-то деревянным голосом Рая, не глядя ему в лицо, сказала: «Петя, я обещала Маше зайти к ней сегодня. Наверное, и ночевать останусь. Если с работы позвонят, дай Машин телефон». Так же механически она встала, взяла сумочку и, ни на кого не глядя, вышла из квартиры.
   Когда дверь за Раей закрылась, Пётр с трудом выждал ещё минут пять. Потом взял
   ремень, задрал Груньке юбку и отхлестал её по ядрёным ягодицам. Хлестал и приговаривал: «Знай своё место, стерва!» Если б этим всё и кончилось. Но закончилось
   всё томительной, сладостной, как никогда раньше, близостью. И он понял, что по своей
   воле не оторвётся от Груни ни-ко-гда.
   
    Господи! Но что же делать? Нельзя им жить всем вместе в одной квартире. Здесь скоро и воздух взрываться будет. Что знает Рая? О чём догадывается? Слава Богу, Раи весь день нет дома. Вечером Груня по его настоянию теперь ходит в школу рабочей молодёжи, чтобы не мозолить Рае глаза. Наглых выходок она себе больше не позволяет. И всё же Рая может всё понять и уйти. А ведь он её любит. Не так, как Груню, но любит и жизни своей без неё не мыслит. Пётр расставил цветы в вазах и стал ждать жену.
   
    Рая пришла поздно, уверенная, что об их дате Пётр забыл. Увидев море цветов,
   празднично накрытый стол, остановилась на пороге в радостном изумлении. Потом она
   плакала, говорила о том, что всё понимает, но расстаться им сейчас нельзя. Она как-
   то перетерпит это время, а там будет видно. Говорила, что он её лучший друг, что
   прошлое не обесценивается, не умирает. Но он должен беречь её нервы, ей лучше реже
   видеть Груню. И ещё о том, что обиженная Груня может представлять опасность и для
   него. И об этом тоже надо помнить. После этих слов он испугался. Почему он не думал о
   том, что Груня может накатать телегу на Раечку? Господи, что за жизнь? Всюду капканы. Но нет, Груня дикая, грубая, но не подлая. Нет!
   
    Ночью Рае не спалось. Ей так хотелось пойти к Пете! Но… Нельзя. Если бы он хотел, пришёл бы сам. Нельзя унижаться.
    Пётр тоже не спал. И ему хотелось пойти к Рае. Но он решил: лучше не нарушать
   достигнутого с таким трудом равновесия, не подавать Рае пустых надежд. Ведь завтра
   вернётся Груня и пойдёт-поедет всё по-старому…
   
    Прошло два года. В тот день, возвращаясь с работы, Рая не ожидала застать кого- нибудь дома: Пётр в тот день дежурил, Груня по вечерам ходила в школу рабочей молодёжи. Но Груня оказалась дома.
    - Раиса Семёновна, я вас дожидаюсь: мне поговорить нужно.
   Рая внутренне сжалась: ничего хорошего от разговора с Груней она не ожидала.
    - Я вас слушаю.
    - Раиса Семёновна, я, конечно, должна была предупредить загодя. Но... Так всё
   сложилось. Я должна от вас уйти. Если отпустите, прямо сейчас.
   
    «Уйти? Что могло случиться? - подумала Рая. - Серьёзная ссора с Петей? Нашла кого- то другого? И почему такой пожар, такая срочность? Но нужно ли в это вникать? Уходит, и слава Богу!»
    - Хорошо, Груня. Раз вы хотите уйти, вы, конечно, свободны. Я сейчас заплачу вам
   деньги за этот месяц и за причитающийся вам отпуск. Вам, наверно, пригодится и
   характеристика.
    - Возможно.
    - Я сейчас напишу, отмечу Вашу честность, обязательность, умение вести хозяйство. Вы когда уходить собираетесь?
    - Сейчас. Вещи я уже сложила.
   
    «Что же случилось? И знает ли об этом Петя? Нет, спрашивать ни о чём не надо!»
    Через полчаса Груня вызвала такси, попросила шофёра донести до машины чемодан и сумки, попрощалась и исчезла.
    «Как всё это понимать? - терялась в догадках Рая. - И почему крепкая Груня сама не понесла чемодан? Решила показать, что и она может быть дамой? Не иначе нашла кого-
   то, собралась замуж. Ну, и слава Богу!»
   
   
    А дела обстояли совсем не так, как предполагала Рая. Никого, кроме Петра, у Груни не было. И от него она теперь ждала ребёнка. Петру решила ничего пока не говорить. Начнутся причитания, паника, нервотрёпка, а ребёночку спокойствие нужно. Четыре месяца она делала вид, что ничего не случилось, только от Петра последнее время
   отстранялась, ссылаясь на плохое самочувствие.
    За это время она договорилась с дальней родственницей, старушкой, что поживёт у неё в Химках. Ну а родит - там видно будет. Может, Петя на ней женится, хотя вряд ли он от Раисы уйти решится. Помогать деньгами ребёнку будет. Не должен таким прохвостом оказаться, чтоб не платить. А если откажется, она скандалить не собирается. Сама не безрукая, вырастит. С такими мыслями ехала Груня на такси в подмосковные Химки.
   
    Пётр, узнав об отъезде Груни, удивился несказанно. Подумав, решил: не иначе, завела другого. Поэтому и близости с ним в последнее время избегала. Может, и к лучшему, что уехала. Порезвился он не по возрасту, пора и за ум браться, пытаться с Раей отношения налаживать. Отношения со скрипом, но всё же шли на лад. И Пётр уже начал думать: «Что Бог не делает, всё к лучшему».
   
    Через пять месяцев Рае неожиданно позвонили.
    - С вами говорит главврач роддома в Химках, - сказал незнакомец, - у меня плохие
   новости. Я не знаю, кем вам приходится Аграфена Николаевна Тарасова. Но дело в том,
   что она родила у нас здоровенькую девочку, а потом у роженицы началось кровотечение.
   Мы, как ни старались, не смогли его остановить. Кровь переливали, сколько имели, но Аграфена Николаевна умерла. Я очень сожалею. Когда Тарасова поняла, что умирает, она продиктовала нашей практикантке письмо для вас. И подписала его в последние минуты жизни. Письмо касается судьбы девочки. Как я понимаю, отец неизвестен. Вы не могли бы приехать к нам? Лучше - с мужем. Поскольку нужно будет решать. Аграфена Николаевна хотела доверить девочку вашей семье.
   
    Несмотря на полную растерянность, Рая заверила, что она и её муж вечером приедут в Химкинскую больницу.
   
    Вечером они, плача, читали письмо: «Уважаемая Раиса Семёновна, я умираю. У моей доченьки, Наденьки, никого нет. Я очень прошу Вас заменить ей маму, если Вы согласитесь. Простите за всё. Поговорите с мужем. Он, надеюсь, возражать не будет». Под письмом, написанным рукой практикантки, нетвёрдыми, скачущими буквами была выведена подпись Груни.
    Так в семье Раи и Петра появилась Наденька.

Дата публикации: