Прибыл капитан, как положено, с полной выкладкой. - Погоди-ка, не суетись, поостынь, - встретил его Отец на пороге, - присядь, расскажи всё, как есть, всё, как было. - Устал я с дороги, Отец, измотала меня война. В баньку бы, да на боковую, а вопросы - ответы после... - Не спеши, банька у меня в полном порядке, не задержит. Вижу, измочалила тебя служба ратная. А кому она, сынок, легко даётся? Зато погоны, гляжу, звёздами усыпаны, - знать, помогло тебе благословение материнское светлым образом Христа Спасителя. - И ты стоял рядом... - Куда же вам без меня-то? Не спеши, распахни всю душу, полегчает. - А Василий, младшой братишка мой, цел? Вернулся? - И Василий здесь, и Георгий... - И Жорка? Так его же освободили по полной, за Волгу с заводом эвакуировали. Бронь наложили, как на спеца... - Что ему, бронь, - воспитал замену, настоял, - отпустили защищать Отечество. Вон они, в саду оба, - под яблонями. Досталось им, спят, умаялись... Ты о себе, сынок, о себе. - А маманя где? Или случилось что? - Могло случиться, - развалило бомбёжкой пол деревни. Только мать на ту пору с водовозкой у реки была, - пронесло. Она и по сей день в хлопотах. Рассказывай... - С чего начинать, теряюсь... - Сам решай, торопиться отсель некуда. Навсегда прибыл. - Ты же помнишь, откуда я в гору пошел, - с комсомольского бюро заводского. В тридцать седьмом, после чисток, места освободились, - молодёжь на передовую и двинули. Жорку, понятно, - в конструкторское, там полсостава спецов бывших вымели. А меня, с заводского, через районное, в городское бюро сразу. Сам Винокуров, первый зам Горкома партии, рекомендовал, - "Евсюковы - рабочая косточка". - Это не тот ли Винокуров, которого за потерю бдительности и политическую слепоту потом вычистили? - Он самый... - Коллективное письмо, помнится, было. Было или не было? - А как же, время-то, какое? Обострение борьбы, мартовский Пленум ЦК ВКП(б)... - Это когда Ягоду Ежовым заменили? - Заменили, слабо сказано. Знаешь, а спрашиваешь. Система простая, - коллективное письмо трудящихся, "политическая слепота", отстранение... - Арест, - тройка, - расстрел? - Ну, не всегда... Этого нам не докладывали. - И ты всё это подписывал? - Попробовал бы не подписать. - Некоторые пробовали, и получалось. - И где они теперь? - Да не далеко. Всё тут рядом. И суд и расплата. Об этом, - после. Рассказывай дале... - Рос, как на дрожжах. Политическая линия - верная, курс - прямой, взгляд - преданный, нос - по ветру. По партийному призыву, - в школу политруков и к маю сорок первого, как по заказу, - лычки лейтенанта, заметь, с отличием, комната 12 метров в ярославской коммуналке и виды на счастливый брак, не хухры-мухры, с дочкой замполита полка, Елизаветой Васильевной Бояринцевой. - " Ты ждёшь, Лизавета, от друга привета..." А в июне сорок первого? - А в июне сорок первого, "...ровно в четыре утра, Киев бомбили, нам объявили...". Никуда Степан Евсюков не делся, Родину защищать пошёл в рядах сводного пехотного полка. - Замполита Бояринцева? - Верно. А ты откуда знаешь? - Отцу всё знать положено, и всё видеть. Родину-то защитил? - Не сразу. Досталось нам. - Всем досталось. Выкладывай... - Тяжело отступали, как все, под ударами превосходящих сил противника. Пару раз из котлов выбивались, две трети всего состава полка потеряли... Ты газет не читал, что ли? Сводки не слушал? - Ни к чему мне это, - газеты да сводки. Я всё наперёд вижу. Ты не перебивайся, рассказывай. - Измотались в отступлении, - ни пожрать, ни поспать. А тут приказ по всем фронтам, - "ни шагу назад, стоять насмерть". Вот тогда меня замполит полка, товарищ Бояринцев, считай, от верной смерти спас. В заградотряд определил, политруком роты. - Это по своим стрелять? - Это не обсуждалось, - приказ Верховного, - и точка. Под Волоколамском политрук Клочков танки жжёт, геройствует, а сзади политрук Евсюков жопу морозит, чтобы не дрогнули... И не дрогнули, и вся слава - им, а мы, выходит, не при чём. - Слава - им, а ордена, медали и усиленное питание - вам? Во как усатый народ развёл, - одни немца бьют, другие им в спины целят. Христопродавец. - Такое время было. Жизненная необходимость... - Время на всех - одно, и необходимость. Только в делах ратных плечом к плечу воевать должно. Нехристи, - что тот, что этот. Миллионы под свои бредовые идеи положили. Оба, как собаки, сдохнут... Сдохнут, - вот Моё Отцово Слово! Продолжай, исповедуйся... - Да что плохое вспоминать ныне, если на плечах противника на его вражью территорию ворвались! - Сам-то чем отличился? - Да вот, - скромно расстегнул шинель гвардейскую капитан Степан Евсюков. А там, - иконостас во всю грудь. Любуйтесь. - Меня не побрякушки твои занимают, чем в ратном деле врага лютого превзошёл. - Исполнял беспрекословно всё, что поручали. - В атаку на дзоты водил? Амбразуры грудью закрывал? - У политработника наступающей армии задача куда как сложнее. Боевой состав на ратный подвиг вдохновлять. - Личным примером, надеюсь. - В том числе, личным примером. Всё дело в конкретном задании, от замполита полка. - Полковника Бояринцева, я полагаю? Что конкретно, сынок, ты совершил для победы русского оружия? - Не понимаю вашей иронии, Отец. Победа на всех одна. - Особенно для тех, кто концертные бригады во второй эшелон фронта или по госпиталям развозит. Санитарок молоденьких под носом у тестя будущего дрючит, составы с добром награбленным, под грифом "трофейное" формирует. Как же тебя, сынок, с таким фартом, под осколок вражеский угораздило? - Вам, Отец, и это известно? - Я всё вижу, - не теряй время, говори. - К концу всё шло. Второй Белорусский уже на Берлин развернули. Закон подлости, - в развалинах под Кенигсбергом отрезанную часть разведка обнаружила. И, надо же, - вся группировка сдалась давно, в колонну по четверо, - и к жизни будущей. А эти сосунки из гитлерюгенда упёрлись, и без приказа, - стоять насмерть. Вызывает меня тесть будущий, - вот тебе белый флаг, два парламентёра, два лейтенантика необстрелянных, и переводчик с рацией. Сам не высовывайся, но чтобы через два часа противник, или за колючкой стоял, или в развалинах лежал. Приказ ясен? Ясен. Время пошло. Час мы с ними беседовали, обоих парламентёров угробили, - ни в какую. Ладно, бог войны на конной тяге подоспел, забили заряды, к атаке готовы. И тут меня младший чин, сержант Колесников за рукав тянет, - Дозвольте мне, товарищ капитан, они ж пушки увидели. Зачем нам лишние жертвы. Есть резон, думаю, - и четыре мелких звезды, не одна жирная. - Идите, сержант. И пошёл. До середины площади... Потом взрыв... Под ухом чиркнуло... И вот я здесь... - Рано высунулся. - Эт точно, Отец... - А я, - не фраер. Всё ясно с тобой, сынок, - не попадаешь ты в сад под яблони. Не тревожь сон братьев своих геройских, направляйся в баньку, под котлами заведовать. Хорошо, мать тебя мёртвым не увидела. Последняя надежда, - она много стоит...
|
|