Ступенька. Ещё одна. Ещё. И последняя.
Две тяжёлые сумки беспощадно оттягивают руки. Ощущение такое, словно сухожилия становятся длиннее с каждой секундой. Ладони горят, как будто на них капает раскалённый воск. Всего лишь зашёл после работы в продуктовый магазин… Так рано старею?
Повесив своих мучителей на дверную ручку, нажимаю на кнопку звонка – тянусь, превозмогая боль в пояснице. Только радикулита в тридцать три года мне и не хватало.
Она открывает дверь. Даже не смотрит на меня. Конечно, содержимое пакетов куда интереснее. А ведь для неё старался… На последние деньги купил фруктов. Придётся опять занимать у соседа – до зарплаты, в лучшем случае, дней пять, ни копейки на выходные. Сосед – одинокий алкаш, но с финансами проблем не имеет, не пропил ещё наследство отца. Если небеса не упадут на землю, то он будет пьян и «бессрочный кредит» даст без проблем. О долгах не вспомнит - после выпитой бутылки любит весь мир. Наверное, зелёные чёртики читают лекции по филантропии. Главное, удержаться и не присоединиться к возлияниям – в том, что такое предложение поступит, сомнений нет.
А она уже роется в сумках. Оттащила здоровенные баулы в комнату, будто они ничего не весят. Лучше бы помогла из магазина донести.
На этот раз я всё продумал. Не к чему придраться! Заказы выполнены, получите, распишитесь. Дело за малым: чтобы ни у кого из нас не возникло желания испортить друг другу вечер.
«Опять!», – кричит, когда я ещё снимаю первый ботинок, балансируя на одной ноге.
«Здесь такой не живёт, ошиблись номером», - отвечаю.
«Ты потратил ВСЕ деньги?»
Молчу.
«ВСЕ?»
Она – не такая, как в анекдотах принято представлять жену через десять лет после свадьбы. По-прежнему красивая... Наверное. И не встречает меня в бигуди и маске из огуречной кожуры. А я не отрастил пивное брюхо и не лежу целыми днями перед телевизором. Впрочем, последнюю функцию взяла на себя жена.
Любовная лодка разбилась о быт.
Не знаю, как Маяковский разбивал эту лодку, и успел ли прежде высадить из неё свою Брик, в одиночку добивая оставшиеся на плаву щепки. А мы разбиваем изнутри. Из нутра. Время от времени впадая в вакуум невменяемости и заставляя другого присоединиться к такому увлекательному занятию.
«Что за зелёные штуки?», - продолжает вопрошать.
«Авокадо», - прохожу в комнату.
Она перестаёт копаться в сумках и внимательно смотрит на меня.
Три… два… один…
«ЗАЧЕМ?» - вместо «поехали!»
Откуда я знаю, зачем? Хотел сделать приятное. Понятия не имею, зачем женщины ждут иррациональных знаков внимания. А у спелого авокадо рыхлая, нежная мякоть и довольно большая косточка изящной формы – так бы и любовался, получал необъяснимое наслаждение от одного лишь образа…
«Жрать», - говорю вслух.
«А что ты будешь жрать ещё неделю?», - жена постепенно погружается в пресловутый вакуум невменяемости. «Угробил последнюю сотню на свои авокады».
Я молча кидаю одежду на стул, иду в ванную. Воск перестал капать на ладони, но не остыл. Подставляю руки под холодную воду и держу дооолго… Наручные часы с треснувшим стеклом, снятые и брошенные на полочку с зубными щётками, отмеряют пять минут.
«Ты когда-нибудь уйдёшь отсюда?», - спрашивает моё отражение в висящем над раковиной зеркале.
«А что, мешаю?»
«Да. Скотина красноглазая»
Подношу лицо вплотную к зеркалу, внимательно рассматриваю отражение. Глаза воспалённые, сосуды уже не выделяются, слились в единые ярко-красные пятна.
«Кто бы говорил», - отвечаю отражению, закрывая кран.
Час ночи, а уснуть не могу. Беру мобильник, придерживая аккумулятор во избежание его падения, включаю. Минуту смотрю на светящийся экран, резко отвожу глаза на тёмный потолок. Рядом с люстрой начинает прыгать зелёное пятно, похожее на авокадо. Уплывает вправо, к шкафу. Пытаюсь уследить, а оно ускоряется и исчезает где-то за диваном. Попробовать тебя, что ли, плод заморский…
Просыпаюсь в десять часов, жена лежит рядом с открытыми глазами. Молча сажусь, начинаю натягивать рваное трико – не привык долго лежать в постели.
«Что, завтракать сегодня не будем?» - спрашиваю ровно, без всякой агрессии – выходной, всё-таки.
«Убила бы кого-нибудь», - отвечает она так же ровно, по-прежнему глядя в потолок.
«М-м-м… А завтракать-то будем? Хоть на сытый желудок пойду денег у соседа просить»
«Убила бы. У-БИ-ЛА.»
Когда у нас в последний раз были совместные планы на вечер? Лет восемь назад?
Я оделся как обычно – удобно, неброско. А она вырядилась, как безмозглая малолетка на выпускной. Дикое красное платье с глубоким вырезом, безвкусные голубые бусы, извлечённые из бесчисленных пыльных шкатулок. Кто-нибудь наверняка заглядится, а я посмеюсь про себя. Глупо ревновать к таким взглядам.
Садимся в автобус. Никто из нас не посмотрел на номер. Разницы нет никакой. Я не представляю, куда мы поедем, а уж зачем – вообще понятию не имею. Судя по всему, маршрут попался непопулярный: так мало пассажиров в субботний вечер…
На ближайшем сидении - молодая женщина с ребёнком. Усаживаемся спиной к направлению движения, лицом к матери с сыном. Девушка смотрит в окно, щурится от ярко-оранжевого закатного солнца, ребёнок елозит на коленях.
«Мам, когда папа к нам придёт?» - тянет детский голосок.
«Скоро, родной, скоро…»
«А почему он не звонит?»
«Папа занят на работе. У него злой дядька-начальник…»
Я смотрю на жену и замираю. Никогда не видел её такой. Взгляд спокойный, ледяной. Голубые глаза светятся космическим холодом. Смотрит на ребёнка, уголок губ чуть приподнят.
«Папа нашёл себе новую маму?» - звучит удивительно звонкий голос, такой близкий и совершенно незнакомый. У спелого авокадо рыхлая, нежная мякоть и довольно большая косточка изящной формы. Мякоть можно съесть и забыть, а косточкой нужно любоваться, долго и с наслаждением. Внутри каждого человека есть такая косточка.
Ребёнок затихает, мать поднимает непонимающие глаза. Оба смотрят на грациозную менаду.
«Когда я была в твоём возрасте, папа нашёл новую маму, и больше мы его не видели», - жена произносит это, как окончание детской сказки:
Жили они долго и счастливо, и умерли в один день.
Нет, не та интонация.
Существовали они долго и бесцельно, и до сих пор почему-то не сдохли.
Так лучше.
По щеке девушки скатывается слеза и падает на волосы ребёнка. Автобус останавливается. Мать хватает сына и выскакивает, не разбирая дороги - если бы ей пришлось перебегать проезжую часть, они уже были бы мертвы.
Мы выходим через пять минут. Я смотрю на жену, она на меня – взглядом, ещё не успевшим утратить ледяное сияние. Но вдруг глаза становятся совершенно невинными.
«Ну, не убила. Покалечила же?», - читается в них.
Да, дорогая.
«Правда, здорово?»
Целую её в щёку с нежностью и отвращением.
По статистике, каждые сорок секунд в мире совершается самоубийство. Каждые сорок секунд кто-то настолько близок к пропасти, что ему не требуется дополнительного толчка в спину. Значит, ещё чаще – гораздо чаще! – можно встретить человека, которому нужно лишь слегка приложить руку к спине.
Внимательно смотреть по сторонам…
Поздним вечером поезд мчит нас сквозь тоннели метрополитена. Мимо нашей скамьи проходит мужчина – в неровных обрубках, когда-то называвшихся руками, он зажимает пластиковый стакан, в который скучающие граждане бросают мелочь.
«Бедняга», - шепчу я, встав со своего места и наклонившись к уху калеки. «Как же ты расстёгиваешь штаны, когда хочешь облегчиться? Или вместо кишечника у тебя тоже обрубок?»
Объект выходит из вагона, не глядя на меня.
Раньше, чем двери успевают закрыться, я слышу крики на платформе.
Инвалид исчезает под металлическими колёсами поезда, приближающегося на противоположной стороне.
Жена с восхищением смотрит на меня, и в её прекрасных сверкающих глазах я вижу своё отражение.
Сумки вовсе не кажутся мне такими тяжёлыми.
Я потратил все деньги, но мне плевать. Я – выше.
Жена заключает меня в объятия, не давая зайти в квартиру.
«Любимый, как прошёл день?»
Замечательно. Великолепно.
Скольких ещё людей мы должны убить, чтобы всю жизнь слышать друг от друга этот простой вопрос?
В сумках – скоропортящиеся продукты, а мне не хочется открывать холодильник. Я ещё не привык к наличию в нём проклятого уха. Самый обыкновенный человеческий орган, но я, как ни странно, привык видеть его на голове, а не в целлофановом пакете.
Нет, не открою холодильник.
«Мне противно. Когда мы избавимся от этого чёртового уха?»
«Подбросим матери на сороковой день, дорогой, как планировали. Каждому празднику своё время»
Жене лучше знать. Она – главная в нашей семье.
«Косточка моя авокадная», - шепчу, обнимая жену за талию.
Прямо как на первом свидании. Но тогда я назвал её по-другому. Разве я знал, что такое истинная красота?
Разве я знал, что такое счастье?
|
|