Через два года его снова потянуло в этот маленький городок, где он однажды встретился с ней и куда приезжал потом в течение года.
Он знал, что она любила его. Но однажды, испугавшись её любви, этой фантастической страсти, он всё оборвал и исчез, не прощаясь – по-английски, как это делал всегда в своих многочисленных романах. И так же, как Соне из Питера, перестал писать и не стал отвечать на её письма. К тому же, незамедлительно подвернулась и другая, вообще-то он и раньше поглядывал на неё, вернее, на её черные стринги, что так призывно манили к себе, «скромно» выделяясь на её тонких брюках.
К тому же, она была моложе…
И красивее?
Нет.
Умнее?
И рядом не стояла!
А зачем ему умные – с ними только одна морока. Вот и Дина… - тут он на секунду задумался, ему вдруг показалось, что Дина и Соня чем-то похожи. Да нет, пожалуй разные. Их может объединять только одно: каждая из них – индивидуальность, и это бесспорно, но Соня давно в прошлом, а вот Дина…
Ах, эта Дина! Что стоят одни её письма, яркие и образные, особенно первое – в стихах и прозе, – которое было для него, словно маленькое произведение искусства. Правда, это письмо, вернее стихи, посвященные ему, он тут же показал своей секретарше, той – другой – с черными стрингами, пробудив тем самым, нескрываемый сексуальный интерес к своей персоне. Восхищаясь не стихами, а им, она круглила свои и без того круглые глаза и кокетливо говорила:
- Ах, Алексей Алексеевич! Какой вы, однако…
- Какой? – спрашивал он, вгоняя в улыбку всю прелесть своего магнетического шарма.
- Обожаемый, - томно закрывая глаза, вздыхала она.
Но эта дива уже порядком надоела ему: слишком впечатлительная и не в меру привязчивая. Прицепилась, как банный лист к одному месту, и ведь не отцепишь никак. К тому же, интереса к ней сейчас – ну, никакого. Улизнуть бы… Черт, и угораздило же вляпаться в эту историю: служебный роман, да и только, хоть уходи, ей-богу.
Эти мысли не давали покоя Алексею Алексеевичу от Краснодара, где он жил, до самой Москвы, и когда он пересел на рейсовый автобус и покатил в этот маленький городок, где жила его Дина, они так же неотступно последовали за ним.
Его Дина… С каких это пор он стал так ласково думать о ней? Не с тех ли самых, когда все женщины, с которыми сводила его судьба после Дины, стали ему неинтересны и даже отталкивали чем-то? Возможно. Но как он встретится с ней? Изменилась ли она и захочет ли видеть его?
Захочет!
Неужели от её зажигательной страсти ничего не осталось? Он ведь отлично помнит, как она страдала, предчувствуя неизбежность разрыва. И он предпримет всё своё мужское обаяние, пустит в ход всю свою магию, перед которой, кстати, не устояла ещё ни одна его пассия, и сделает всё возможное и невозможное, чтобы эта женщина вернула ему те волшебные минуты любви и обожания, по которым он сейчас так соскучился.
И Дина будет его.
Непременно.
- Алло, Дина, солнышко, это ты? Здравствуй! Ты одна?
- Простите?..
- Это я, Алексей.
Трубка ответила молчанием.
- Я приехал и хочу увидеться с тобой. Ты узнала меня?
- Да, узнала.
Он хотел было спросить: «ты рада мне?», но осекся, потому что голос Дины не располагал к этому.
«Не может быть, чтобы она не обрадовалась, ведь она по-прежнему – одна…»
- Дина, можно я приду к тебе? Примешь?
- Приходи, - коротко ответила она и положила трубку.
Сказав сестре, что уходит по делам, Алексей, оделся и вышел. На улице горели фонари, и было прохладно. Накрапывал редкий дождь, но асфальт и опавшие листья на нём всё ещё были сухими.
Несмотря на то, что природа дарила покой и благодать, в душе Алексея Алексеевича возилась какая-то червоточина, а вот какая – понять он не мог.
«А, ладно, - сказал он сам себе и, бодро тряхнув плечами, добавил, - всё будет хорошо!»
Он забежал в первый попавшийся магазин, купил вина, фруктов и большую плитку шоколада, как тогда – в их первый вечер.
Они сидели друг против друга. Дина смотрела на него с какой-то необъяснимо-лёгкой усмешкой, впрочем, умело скрываемой и потому – заметной только ей одной. Алексей же, окрылённый предстоящими минутами наслаждения, которые когда-то дарила ему эта красивая и умная женщина, не замечал ничего. Оказывается, он любил её все эти три года, но понял это только сейчас. Да нет, понял раньше, конечно же раньше, просто сейчас это осознается наиболее выпукло. И два года, прошедшие с момента их последней встречи, её нисколько не изменили, хотя… как сказать. Той волнующей радости, какую он принимал от неё, как должное, уже нет, а он-то думал…
Да, изменилась его Дина, всё-таки изменилась.
- Почему ты не хочешь, чтоб мы были вместе, и зачем тогда позволила прийти?
- Во-первых, потому что ты не свободен.
- Но я уже свободен.
- А во-вторых, - будто не слыша его, медленно проговорила она, - потому что я не люблю тебя, а прийти позволила… - она вдруг замолчала, а потом, через мгновение уже более решительно добавила, - потому что хотела посмотреть в твои обольстительные глаза, – она чуть не сказала – лживые, но сдержалась.
- Неправда, ты любишь меня! Вспомни наши встречи, наши письма, вспомни, наконец, как мы любили друг друга. Ты ведь любила меня тогда?.. Любила?
- Нет, я не любила тебя. Ни тогда, ни после, не люблю и сейчас.
- Неправда, - с некоторой запальчивостью, но также настойчиво повторил он. - Ты же сама признавалась мне в этом, помнишь?
- Да. Но это было…
- Что? – спросил он уже не так уверенно. – Что…было?
- Было то, что называется игрой, как с твоей стороны, так и с моей, и – никакой любви.
Он с удивлением посмотрел на неё, и Дина заметила, как немного побледнело его лицо.
- Прости, Дина, - вдруг растерянно пробормотал он, - я не думал тогда, что моё чувство к тебе – настоящее. Наверное, я был несправедлив к тебе.
«Неужели он искренен, этот суперобольстительный мужчина, в которого два года тому назад я так опрометчиво влюбилась, - размышляла Дина, вслушиваясь в его слова. - А что, может быть... Нет, этого не может быть, - тут же одергивала она себя, - это просто очередная блажь, и решения своего я не изменю, потому что приходит время, и каждый человек должен расплатиться за те страдания, которые он походя швырнул другому в душу. И хорошо, что я вовремя нашла в себе силы выбраться из того жуткого болота, куда я попала после него. А если бы нет?..»
Она прикрыла веки и так же бесстрастно проговорила:
- Так вот, я повторяю: и с твоей и с моей стороны было то, что называется игрой. И с моей, возможно – более чем с твоей.
- Ты, что… играла? Дина, ты играла?
- Тебя это удивляет? Да, играла. Ты же играл, вот и я играла.
- Этого не может быть.
- Почему не может быть? Очень даже может быть. Так, впрочем, и было. Бы-ло, понимаешь?… И у меня такое ощущение, что ты не знаешь, чего ты хочешь: мечешься, как неприкаянный, словно ищешь это «чего-то», или кого-то… и не находишь.
Она замолчала.
Молчал и Алексей. Сосредоточенно думая о чём-то своём, он казалось, не слышал её.
- Чтобы так сыграть, нужно быть актрисой, - спустя мгновение, медленно проговорил он.
Она вскинула на него свои большие глаза и заметила, как от напряжения заходили желваки на его скулах.
- А я и есть актриса, - усмехнулась она. - Странно, что ты не замечал этого раньше. И повторяю, я не любила тебя ни тогда, ни после и уж тем более, не люблю сейчас.
Он взял в руки фужер, повертел его и, посмотрев на свет, поставил на место. Помолчал немного, а потом спросил:
- Мне уйти?
- Да, пожалуйста.
- Это твоё окончательное решение?
- Да.
- И ты не изменишь его?
- Нет.
Выйдя из подъезда, Алексей посмотрел на окна. Только что освещенные, они были темны. А ведь он с такой надеждой стремился в этот город ещё вчера, хотел сделать сюрприз… Он ведь помнил, как эта женщина, когда-то милая и желанная, а теперь – такая чужая и далёкая, встречала его всякий раз и какой была обворожительной и страстной… И взмах её рук на прощание в освещенных окнах, когда уезжал, тоже помнил. Но на этот раз штора не шелохнулась.
Он постоял немного, словно ожидая какого-то чуда, но чуда не произошло. Помедлив ещё с минуту, Алексей достал сигарету, закурил и, бросив последний взгляд на каштан, под которым целовал её когда-то, зашагал в ночную тьму, навстречу своему одиночеству.
Легким движением руки Дина опустила кончик шторы и отошла от окна. Она легла на диван и уставилась в темноту.
- Актриса… - беззвучно шептали её губы, - я актриса. Я - замечательная актриса...
|
|