Помни отца своего
НАСТОЯЩИЙ ПОЛКОВНИК
К 100-летию Дмитрия Григорьевича Дерткина
«Век человеческий, он такой длинный, что не надо торопиться по пустякам, успеется...» - любил при случае повторять мой отец. «А век – это сколько? - полюбопытствовали мы однажды со старшей сестрой и услышали в ответ: «Ваш век, дети мои, это - целых сто лет...».
Каждое слово взрослых мы всегда воспринимаем на веру. Значит, посчитали мы тогда, в далеком 1947-м, папе нашему жить еще шестьдесят лет, маме – шестьдесят семь, а нам, его любимым «продолжателям фамилии», – так, мы, вообще, только жизнь начинаем...
Нашему дорогому отцу – Дмитрию Григорьевичу Дерткину – 30 января 2007 года исполнилось бы 100 лет. И, наверное, отмечали бы ему эту славную дату не в память, а во здравие, если бы не...
1.«Ах, война, что ты сделала, подлая...»
И не одна была она в жизни отца, Великая Отечественная, вслед за сталинскими репрессиями перевернувшая судьбы десятков миллионов советских людей, о которой так сокрушался Булат Окуджава, а целых две - с Финляндией тоже.
Ожесточенные сражения с северными соседями почему-то у нас стыдливо называли «финской кампанией», и, хотя отец вернулся домой с фронта за несколько дней до ее окончания живым и невредимым, выглядел все же каким-то растерянным и смущенным и на все мамины расспросы о тех тяжелых 104 днях отвечал что-то неопределенное.
Мне кажется, что он, кадровый военный, теоретически готовый столкнуться с человеческими жертвами (на войне – как на войне), еще раньше был шокирован, когда воочию увидел, как гибнут за чужую землю Халхин-Гола его боевые товарищи – молодые, красивые люди, которым бы только жить и жить, как бесследно исчезают его друзья, товарищи по работе в глубоком тылу. Наверное, Мите Дерткину, сыну бедного кузнеца из Житомира, вообще, крупно повезло, что родился он лет на десять позже, иначе страшные годы Гражданской войны не обошли бы его стороной, и «забрили» бы его в ряды одной из «красных», «белых» или «зеленых» армий, убивавших своих собратьев только за то, что они - «классовые враги». В печально знаменитом 37-м счастливая случайность спасла его самого от беды, хотя служба молодого командира в Днепропетровске проходила довольно успешно. Получив направление на учебу в Военно-политическую академию имени Ленина, он, словно предчувствуя надвигающуюся опасность, выехал в Москву на день раньше намеченной даты. За ним пришли той же ночью, и наше окно в военном доме потом еще долго оставалось последним, где продолжал гореть свет...
Но жизнь, как известно, - зебра, и темная полоса сменилась светлой: 11 марта 1940 года, за два дня до окончания «зимней войны», в семье появилось долгожданное пополнение - у чудесной дочурки Лины появился братик, как потом любил говорить отец, его «пистолетный наследник», то есть я. Ну, а потом – опять военное лихолетье, заставшее нас в Бессарабии, и отец принял участие в первых боях с немецкими фашистами уже 21 июня 1941 года, даже не успев эвакуировать нас. Но нашлись добрые люди из местных румын и цыган, которые помогли: семье командира, политрука, еврея задерживаться даже на один день было
смертельно опасно, гитлеровцы каждую в минуту могли войти во Флорешты. И вот подвода, нагруженная нехитрым домашним скарбом, вся семья - моя бабушка, сестра и я, годовалый крохотка, подхвативший вдруг двухстороннее крупозное воспаление легких, во главе с нашей поистине героической мамой Брониславой Михайловной, красивой и необыкновенно талантливой женщиной, фактически спасшей всех нас и свою сестру с детьми, - начала свой долгий путь в тыл, который стал стремительно отодвигаться на Восток. И мы выжили, не могли не выжить: нас защищала сила любви и верности главы семьи!
А какие страшные испытания выпали на долю моего отца и его товарищей по полку! Отступление, окружение, когда после десяти дней голода, без крошки хлеба они уходили с боями, неся большие потери, но всё же сумели воссоединиться со своей дивизией, а потом - тяжелые оборонительные сражения в Украине, на Кавказе, на Волге, и, наконец, долгожданное наступление - «Вперед, на Запад!»...
Папины сослуживцы потом рассказывали (и об этом есть и в книге Виталия Закруткина «Кавказские записки»), что отец, ставший уже в военное время гвардии подполковником, своим личным примером, своим убежденным словом политрука был настоящим другом солдат и офицеров, храбрым боевым руководителем, сражался бесстрашно, отчаянно, и только тяжелейшая контузия, последовавшая после разрыва немецкой мины, надолго вывела его из строя и потом даже спустя десятки лет давала о себе знать коварной болезнью Паркинсона.
Месяцы в госпиталях, и он - снова в строю. Только уже не вернуть боевых товарищей, сложивших головы на полях сражений, и не воскресить всех родственников Дерткиных, погибших в Украине под бомбежками, в гетто, концлагерях и оставивших нас, наверное, единственными носителями этой редкой фамилии...
Великая Отечественная, ставшая в истории СССР, пожалуй, единственной справедливой войной («Не мы, на нас напали!»), вызывала невиданный доселе взрыв неподдельного патриотизма и возвеличивание роли Сталина в разгроме фашизма и строительстве, как утверждалось, «самого гуманного общества на Земле». Помню, как я, еще ребенок, рыдал и как утешал меня отец, когда
5 марта 1953-го умер вождь: «Слезами горю не поможешь, сынок...». А когда мои причитания стали уже невыносимыми, он неожиданно в сердцах добавил: «Да перестань ты так голосить, в конце концов! Ведь Он не стоит твоих слез!». Меня словно поразило громом: кто, это наш любимый Сталин не стоит?! И это говорит мой отец, политработник, гвардеец, кавалер восьми боевых орденов, прошедший всю войну?! «Так вот, слушай правду, тяжелую правду, сын: настает пора очищения, Дай Бог, чтобы прошли мы бы ее достойно... ».
2.Вся жизнь без «отставки»
Жизнь моего отца, а потом и всей нашей семьи на многие годы стала одной из частичек советской истории. И выпало нам исколесить чуть ли ни полстраны - Украина, Россия, Казахстан, Средняя Азия, Армения, Грузия... Не осуществилась мечта моего отца увидеть меня продолжателем военной династии Дерткиных – забраковала медкомиссия. Не получился из меня и профессиональный музыкант – жизнь-то у военных известно какая – кочевая: кроватей нормальных не было, не то что пианино... Но знатоком «международного положения» я стал еще с детства, и папа при каждом удобном случае старался продемонстрировать друзьям своего «вундеркинда».
В послевоенные годы отец стал заметной фигурой в Закавказском военном округе, занимал серьезные посты, а под занавес своей службы, уже в звании гвардии полковника, работал заместителем начальника Высших курсов переподготовки офицеров артиллерии, и десятки поощрений от командования, сотни благодарственных писем от бывших слушателей стали для него значимыми наградами мирного времени.
Правда, одной награды, самой весомой, он так и не был удостоен: в 1955 году, за два дня (!) до исполнявшегося 25-летия его кадровой службы в Советской Армии какой-то мелкий чиновник в Генштабе Министерства обороны нашел «компромат» в личном деле отца, представленном в связи награждением орденом Ленина. А ведь наградной лист был одобрен командующим ЗакВО и Политуправлением союзного министерства! Правда, потом нерадивого лейтенанта уволили, прислали извинительное письмо, но желанной награды отец так и не получил...
Мне кажется, та обида на несправедливость не оставляла его до самых последних дней, но любовь к армии, защитнице Отечества, оставалась такой же сильной, преданной и беззаветной. О ней он трепетно рассказывал на многочисленных встречах в институтах, школах, на предприятиях, и как рассказывал - заслушаешься! Я бывал на многих из них и могу засвидетельствовать: это была правда – без льстивых прикрас и беспочвенных обвинений.
Особенно отец был торжественен, когда его приглашали в день Великой Победы на встречу со старшеклассниками Тбилисской 56-й школы, где учился его единственный внук, мой сын Игорь. Тогда гвардии полковник запаса (он не воспринимал слово «отставка») в «почетном сопровождении» своей любимой невестки Эммы, отдавшей ему всю свою дочернюю теплоту и ласку, надевал свой парадный мундир с полной выкладкой боевых наград и становился сразу лет на десять моложе...
Моего дорогого отца Дмитрия Григорьевича Дерткина, настоящего полковника, до конца жизни сохранившим в себе честь и достоинство воина, в далеком теперь уже 80-м похоронили с воинскими почестями в столице Грузии, городе, ставшем для него и его семьи близким и родным на долгие годы.
До 100-летия оставались долгие двадцать семь лет...
В статье использованы опубликованные ранее
в YSR авторские материалы.
|
|