Длинная лента больничного коридора, заполненная ожидающими посетителями, теряется где-то далеко впереди. Немногочисленные лавочки, приютившиеся подле дверей в кабинеты, заняты хмурыми стариками и недружелюбно поглядывающими по сторонам пожилыми женщинами. Сотни пар глаз настороженно озираются по сторонам: вдруг какой проходимец вздумает проскочить без очереди?! К молодым -- особое внимание. Это пожилые, повидавшие на своем веку, могут договориться меж собой и выяснить правильную очередность. А молодежь так и норовит юркнуть поперек старших. Всюду, несомненно, "блат" и беззаконие.
-- Вы здесь не стояли! -- разносятся гневные возгласы где-то вдалеке.
-- Ага, а то как же! Это я вас что-то не припомню! -- с непоколебимой уверенностью заявляют в ответ.
-- Эй, мужчина! Да, да! Вы были вон за той женщиной в красном...
-- Постерегите очередь, я отойду на минутку...
-- Кто крайний? За кем я буду? Вы к терапевту? -- в непрекращающемся гомоне робко вопрошают сотни голосов и тут же заносятся в негласный реестр бесконечно движущихся очередей.
Бдительность в поликлиниках никогда не бывает лишней. А иначе рискуешь прозевать и остаться безо всякой возможности посетить заветный кабинет. Нерешительные и слабовольные обречены на вечную круговерть тщетных попыток получить аудиенцию лечащего врача.
Селин томился в ожидании, присев на подоконник. Рядом приютилась парочка затравленно озирающихся юношей. Видать, студенты или аспиранты. Бросая на них косые, полные неприкрытой подозрительности, взгляды, на лавочках засели решительно настроенные старушки. Прошмыгнуть сквозь этот железобетонный кордон не представлялось ни малейшей возможности.
Селин тяжело вздохнул и посмотрел на часы. Еще минимум часа полтора придется торчать в треклятой очереди. Сначала пропустить батальон зловредных старушенций, потом вон ту миленькую дамочку средних лет. Затем пойдет здоровенный мужик, от которого за версту разит невыносимым перегаром. "А потом и наша очередь подоспеет", -- с этой мыслью он выудил из внутреннего кармана кожаной куртки маленький серебристый плейер и, надев наушники-пуговки, нажал на кнопку воспроизведения.
Волшебная музыка Моцарта в исполнении Пражского симфонического оркестра заполнила все пространство вокруг, вытесняя из сознания скучную и серую обыденность. Селин блаженно прикрыл глаза и предался наслаждению музыкой великого композитора.
В принципе, он мог бы похвастаться отменным здоровьем. Случающиеся крайне редко грипп и ангина -- не в счет. Перенесенные в раннем детстве скарлатина и ветрянка -- тоже. В остальном организм демонстрировал вполне безотказную работу. И Селин, будучи молодым, не особенно заботился о состоянии своего здоровья и напропалую предавался всем греховным утехам. И лишь когда перевалило за тридцать с лишком, появились первые тревожные признаки надвигающихся недугов.
Пару месяцев назад, еще не достигнув сорокалетнего рубежа, Селин почувствовал весьма ощутимые боли в левой области груди. Стало тяжело дышать, особенно при подъеме. Начало "крутить" и "тянуть" левую руку -- верный признак проблем по линии сердца. Не желая признавать очевидное, Селин как можно дольше оттягивал свой визит к терапевту. Но давешний приступ, после которого потемнело в глазах и пришлось срочно выпить на всякий случай припасенного валокордина, заставил-таки принять факт неизбежного посещения врача.
Пару дней Селин пичкал себя отговорками и находил какие-то срочные дела. Но засевшая где-то очень глубоко в сознании мысль начинала так сильно канючить и свербеть, что ему, в конце концов, стало невероятно совестно.
Стремительный порыв воздуха вырвал Селина из блаженной полудремы. Разлепив один глаз, он заметил, как уносится вдаль ловко лавирующая между посетителей медсестра в бирюзовом костюме. Очередь за все это время не сдвинулась ни на йоту. Все так же, подозрительно озираясь окрест, шушукались о чем-то своем недоверчивые старушки. Все также, покашливая, дремал в сторонке подвыпивший мужик. Студенты куда-то отлучились. Может, решили ретироваться, не дожидаясь своей очереди, которая должна была наступить после Селина. А может, просто вышли покурить...
-- Вы номер сто семьдесят шесть? -- раздался рядом нежный женский голос.
-- Кхм... ээ.... -- невнятно выпалил он.
Не отрывая внимательного взгляда необыкновенно больших и ясных глаз, на Селина смотрела привлекательная медсестра (а, может, доктор?) среднего возраста. Невысокого росточка, с ладно скроенной фигуркой -- миниатюрная и узкая вверху, с округлыми бедрами и крепкими ножками книзу: "Прямо как мне нравится!" -- она одарила его очаровательной улыбкой, идеально гармонирующей с безупречными чертами лица.
-- Ваша фамилия Селин? Роман Григорьевич? -- "Какой чудный голос!"
-- Да, но...
-- Пойдемте со мной.
Покачивая соблазнительно тяжеловесными бедрами, она направилась вдоль по коридору. Селин, очнувшись, судорожно принялся запихивать спутанные провода наушников обратно в карман. Затем решительно двинулся за медленно плывущей по коридору обаятельной медсестрой. Бабульки угрожающе зароптали. Мирно посапывающий в сторонке пьяный мужик раскрыл глаза и, не особенно вдаваясь в подробности, преградил Селину дорогу своими здоровенными ручищами:
-- Стой! Куда прешь? Моя очередь...
-- Я не...
-- Стой, сказал! А то зашибу! -- за этими словами последовали одобрительные реплики старушек.
Медсестра, услышав шум, обернулась и снова задала свой вопрос:
-- Вы номер сто семьдесят шесть?
-- Чего? -- Мужик угрожающе сдвинул брови и мутным непонимающим взглядом окинул женщину с головы до ног.
-- Ваша фамилия Селин? Роман Григорьевич? -- все так же невозмутимо поинтересовалась красотка, облаченная в хорошо сидящий на ее фигурке белоснежный халатик.
-- Я Борщенко! -- взревел ничего не соображающий здоровяк. И добавил обиженным голосом: -- А этот вот поперек лезет.
-- Ожидайте своей очереди, пациент, -- успокоила его медсестра, и ее восхитительный ротик засиял в новой ослепительной улыбке. -- А вы, Селин, следуйте за мной. Вас уже ждут.
Мужик дохнул кислым перегаром в самое лицо Селину и, что-то бурча себе под нос, сдвинулся в сторону. Это вызвало настоящую бурю негодования в рядах пенсионерок. Не обращая ни малейшего внимания на их возмущенные причитания, Селин поплелся вслед удаляющейся обладательницы очаровательных улыбок. Наблюдая за ее вызывающе кокетливой походкой, он напрасно пытался утихомирить внутри себя не на шутку разыгравшихся похотливых демонов. Чувствуя невероятной степени смущение, мужчина то и дело бросал по сторонам досадливые взгляды, но его внимание неизменно привлекал плавно покачивающийся зад медсестры.
Наконец, они дошли до конца коридора и свернули налево, преодолев шумную и плотную толпу ругающихся пациентов. Видать, кто-то здесь решился прорвать заградительные редуты, но престарелые дозорные вовремя обнаружили лазутчика и с полной боевой готовностью ринулись в бой. Судя по всему, смельчаку не повезло: гневно бурлящая лавина бабулек со всех сторон окружила противника, обещая тому отнюдь не завидное будущее.
Двигаясь вдоль узкого прохода между двумя отделениями поликлиники, Селин долго еще слышал противно-визгливые аргументы наиболее бойкой из блюстительниц порядка:
-- Вы тут не стояли! Я это точно помню! Вы были вот за этой женщиной. А она... А та... А вот еще одна...
-- Проходите, пожалуйста, -- медсестра склонила нежную головку, увенчанную аккуратной прической под белоснежным накрахмаленным колпаком.
Селин опасливо заглянул в комнату, которая располагалась в самом дальнем конце второго отделения поликлиники, куда вход со стороны улицы преграждали неприступные врата регистратуры. Лабиринт пустынных бесконечных коридоров этого крыла тускло освещался маленькими лампочками. И, проходя сквозь самые недра этого таинственного полумрака, Селин с тревогой ощутил, как где-то в глубине его души начинает зарождаться клубок неприятно липкого страха. По пути сюда им всего лишь дважды или трижды повстречались спешащие по своим делам доктора. Никто из них не обратил ни малейшего внимания на медсестру и ее спутника.
Комната оказалась самой обычной клинической палатой. В углу стоит кушетка, накрытая голубоватой простыней. Рядом - письменный стол, на нем -- аккуратно разложенные формуляры и канцелярские принадлежности. В одном углу прямо у окна приютился старенький, советских времен, двустворчатый шифоньер. Напротив него - ширма, скрывающая, по всей видимости, еще одну кушетку. В центре, под ярко горящей парой ламп дневного света -- причудливое мягкое кресло, навроде зубоврачебных, неподалеку от него -- стенд с электронными приборами. Самый стандартный набор, характерных для многих современных больниц.
Селин облегченно вздохнул.
Всю дорогу он отгонял от себя назойливые мысли: "А почему она меня ведет сюда?", "Что они хотят со мной сделать", "Я вроде никуда не записывался, откуда она знает мою фамилию?" и вовсе уж абсурдное: "А вдруг у меня вырежут все внутренние органы и пустят на продажу?". Последняя мысль, впрочем, зудела сильнее остальных.
Однако увидев в палате полное отсутствие операционных столов и хирургических инструментов, Селин приободрился. И смело перешагнул порог.
-- Располагайтесь, пожалуйста, -- новая вспышка белоснежных зубов осветила мило личико медсестры. "Ну до чего ж хороша!" -- вновь отметил про себя восхищенный Селин. -- Доктор скоро придет и осмотрит вас.
-- Скажите, эээ...
-- Василиса, - охотно назвала свое имя медсестра и, словно прочитав запутанный клубок мыслей и сомнений Селина, принялась обстоятельно разъяснять: -- Я буду с вами все время. У вас отдельное обслуживание. Не беспокойтесь, за вас попросили... Кто? В данном случае это не особенно важно. Пожалуйста, не волнуйтесь. Вами займется лично профессор. Ничего страшного. Насколько мы поняли, у вас незначительные проблемы в сердечно-сосудистой системе. Мы снимем кардиограмму, сделаем УЗИ сердечной мышцы и проведем кое-какие дополнительные исследования.
-- Извините, но я боюсь, что...
-- Нет, нет, насчет оплаты не тревожьтесь, -- медсестра подвела все еще недоверчиво озирающегося по сторонам Селина к ширме. -- Будьте добры, разденьтесь до трусов и присаживайтесь вон в то кресло. Я подключу вас к аппарату и, пока не пришел профессор, мы начнем снимать показания. Ага?
Взгляд ее выразительных серо-зеленых глаз словно обещал раскрыть все тайны людские. Окончательно сдавшись, Селин зашел за ширму и принялся стаскивать с себя одежду. Сложив все аккуратной стопкой, он оглядел себя сверху вниз. Да уж, приятного мало. Такой сексапильной красотке вряд ли по душе придутся едва начинающее обвисать брюшко, покрытая редкой шерстью чуть впалая грудь, немного сгорбленные плечи и дряблые мышцы жилистых рук.
Селин почувствовал, как его лицо наливается стыдливой краской. Чуть слышно выругавшись, он робко выглянул из-за ширмы. Василиса терпеливо поджидала его рядом с креслом. Включенные аппараты весело перемигивались разноцветными огоньками и приборными панелями. Деликатно прокашлявшись, Селин вразвалку подошел к креслу и с кряхтением забрался на его мягкую поверхность.
Медсестра, мастерски орудуя всякого рода присосками и застежками, тут же принялась опутывать его всевозможными датчиками и электродами. Вытянувшись в невероятно удобном кресле, принявшем к тому времени почти горизонтальное положение, Селин, наконец-то, окончательно расслабился.
"Слава Богу, печенку мою не тронут. Кому она сдалась? А я, дурень старый, уж было испугался".
-- Закрывайте глаза и вспоминайте что-нибудь хорошее, -- откуда-то сзади послышался необыкновенно мягкий голос Василисы. Селин послушно прикрыл веки.
"А все-таки она потрясающе хороша! Прямо конфетка какая. Ух, так и съел бы", -- воспоминания о лице, улыбке и, особенно, о точеной фигурке медсестры не желали покидать сознания Селина.
-- Попытайтесь вспомнить что-либо из детства, -- за жужжанием заработавших приборов ее голосок показался несколько холодным и отстраненным.
Следуя этому совету, Селин попытался воскресить в памяти наиболее светлые воспоминания из своего далекого детства. На удивление, память отозвалась невероятно быстро, явив сознанию яркие и отчетливые картины прошлого...
Залитое полуденным солнцем поле высокой кукурузы. Зеленая стена непроглядной лесополосы. Там, среди переплетающихся ветвей колючих акаций и абрикосовых деревьев золотом горят россыпи плодов. Спелые сочные абрикосы невероятно вкусны, но когда их много, да и притом совершенно задаром, их вкус не особенно пленит. Быть может завтра. Набрать пару ведер...
Но не сейчас.
Листья кукурузы яростно обжигают кожу. Потом будут нестерпимо чесаться красные волдыри на руках и ногах. Ничего. Это стоит того.
Надо торопиться. Иначе могут заметить. Старый сторож беспощаден. Если поймает -- отлупцует своим кожаным ремнем. Родители всяко добавят. А потом свои же дружки разнесут повсеместно молву. Сами-то не меньше воруют кукурузу с колхозных полей. Но славы кукурузного вора никто не жаждет...
Кому она нужна, та кукуруза? Что такое десятка два небольших початков по сравнению с гектарами насаждений? Разве оскудеют все те тысячи тонн, если один несчастный школьник (и совсем не вор!) позаимствует немного?
Судорожно озираясь, юный Рома Селин рывком сдергивает продолговатые зеленые веретенца, приютившиеся по бокам высоченных стеблей. Складывает в потертую бабкину кошелку...
Если раздвинуть шершавые листья, скрывающие початок, да смахнуть желтоватые волоконца, явится россыпь поспевающих зерен цвета слоновой кости. Коли надавить на зернышко -- так непременно треснет, пуская тягучий сок. Это уже позже, к исходу лета, зерна затвердеют и пойдут на корм птице и скоту. Но, покуда початки лишь наливаются соками...
Воспоминания радужным веером чередуются друг с другом...
Початки, очищенные от листьев, сложены в здоровенную кастрюлю. Листья и волокнистые рыльца навалены сверху. Так надо. Для пущего аромата.
Медленный огонь лениво лижет дно кастрюли.
Юный Селин нервно ерзает на табурете. Необычайно душистый запах вырывается из под крышки, пропитывая всю просторную горницу. Нетерпеливого пацана сгоняют со стула...
Еще минут десять. Так сказала бабушка. Она знает толк в кукурузе. Уже недолго...
Воспоминания несутся все быстрее...
Твердые зубы вонзаются в податливую плоть золотистых зерен. С натужным хрустом зерна трескаются, выплескивая во все стороны ароматный сок. Сладковатый вкус горячих початков, чуть присыпанных солью, чрезвычайно вкусен...
Воспоминания скачут галопом...
Быстрее... Еще быстрее...
...И взрываются столбом ослепительно белого света.
Селин медленно открыл глаза.
"Что они со мной сделали?" -- возвратилась назойливая мысль.
Он медленно огляделся, щурясь от яркого света.
В комнате, куда его привели, ровным счетом ничего не изменилось. Так же тихо жужжат странные приборы, к которым подключены датчики на его теле.
Конечно! Должны были снимать кардиограмму!
"А я, кажется, заснул".
Селин приподнялся на локтях и с опаской оглядел грудную клетку, живот. Никаких следов операции или шрамов.
Чувствуя легкое головокружение, он присел на край причудливо изогнутого кресла.
Что-то все-таки не так в этой комнате. Однако осознать это до конца Селин не мог: тотчас начиналась тупая головная боль где-то в области затылка.
Когда он сорвал с себя почти все электроды, за спиной с тихим шелестом открылась дверь, и в комнату вошла давешняя медсестра.
-- Я.. Кажется я уснул. А доктор?.. -- вяло пробормотал Селин, спрыгивая на пол. Комната чуть поплыла, но он быстро справился с нахлынувшей слабостью.
-- Не беспокойтесь.
Ласковая, сродни материнской, улыбка на таком изящном личике.
-- Я буду с вами все время. Зовите меня Василисой, -- напомнила она и, подойдя к приборам, поочередно выключила их.
Селин тупо посмотрел на стенд, где были закреплены все эти аппараты. "Она говорила о кардиограмме... И еще, кажется, УЗИ... Но должны же быть распечатки? Эти их жуткие графики, похожие на зигзаги самописца, измеряющего силу землетрясения!".
Во рту сделалось горько. По спине волнами пробежали мурашки.
Селин вдруг четко осознал то, чего не доставало в этой комнате.
Когда они сюда пришли -- на дальней стене было окно. Самое обычное окно, две створки которого были едва прикрыты потрепанными занавесками.
Сейчас никакого окна не было и в помине. Вместо него от самого пола до потолка протянулась ужасающе голая белесая стена.
Почувствовав, как цепкий страх сжимает все нутро, Селин выдавил из себя:
-- Где я?
Невыносимо привлекательная медсестра одарила его полным очарования взглядом:
-- Совсем неподалеку от Таркунджи.
-- Где? -- Селин словно издалека услышал свой собственный придушенный голос.
-- Не волнуйтесь. Мы скоро прибудем на место. Вас определят в зону полного жизнеобеспечения. У вас ни в чем не будет нужды. Высококалорийное питание три раза в сутки, щадящий режим энергосна. Аудиовизуальные средства развлечения, алкогольные напитки и ряд других мер по обеспечению досуга. Все самые оптимальные для вас условия: температура, давление, влажность, состав воздуха, сила гравитации и магнитное поле...
-- Я не понимаю...
-- Ваша память и биомолекулярная структура целиком отсканированы, и на их основе построен короткоживущий клон, оставленный вместо вас. Через несколько дней согласно вложенной программе он спровоцирует собственную биологическую смерть в результате сердечного приступа. Вам не о чем беспокоиться.
-- Это какая-то злая шутка, -- Селин судорожно вцепился пальцами в свои щеки. Тупо смотря в одну точку, он стал пятиться назад: -- Нет. Нет. Нет. Это бред какой-то...
-- Отныне вы - собственность таркунджийского гуманариума. Это великая честь для вас...
Селин продолжал пятиться назад, пока не уперся в ширму. Та покачнулась и рухнула на пол. Этот звук вывел его из оцепенения.
-- Кстати, нами устранены все мелкие неполадки в состоянии вашего организма. При полном отсутствии вирусов и при условии полнейшего безотрывного контроля над вашим самочувствием мы гарантируем вам не менее...
-- Нет! - с яростным воплем Селин ринулся на медсестру.
Та, ничуть не испугавшись, совершенно не спешила уйти в сторону от несущегося на нее мужчины. И, прежде, чем Селин наскочил на нее, успела закончить:
-- ...Трехсот лет жизни!
Его тело, влекомое инерцией, влетело абсолютно не сопротивляющийся сгусток дрожащего воздуха. Пролетев сквозь искусно, до мельчайших подробностей проработанную голограмму, Селин неуклюже растянулся на полу. Потирая сильно ушибленный локоть, он оглянулся с выпученными глазами.
Голограмма "медсестры", как ни в чем не бывало, стояла посреди комнаты, обратив к нему ласково-призывный взгляд огромных серо-зеленых глаз.
"Хороша... Прямо как мне нравится..."
-- Я буду с вами все время. Зовите меня Василисой.
Селин с ненавистью плюнул в голограмму и, ковыляя, побрел к дверному проему.
Нажал на кнопку сбоку на стене...
Створки дверей разъехались в стороны почти моментально.
Взору ошалевшего Селина предстала грандиозная панорама необъятного космоса, усыпанная мириадами далеких звезд.
Откуда-то снизу медленно наплывала округлая громада неведомой планеты. Сизовато-серый диск, опутанный паутиной из миллиардов мерцающих огней, вползал в поле зрения, словно ленивый исполинский паук, лишенный конечностей. Вокруг деловито сновали сотни тысяч причудливых кораблей и неведомых летательных аппаратов. Одни, пролетая мимо, на время заслоняли чуть ли не треть планеты-гиганта, другие казались мельтешащими точками на фоне зловеще клубящихся завихрений атмосферы.
Над выпуклым горизонтом ярко горели два крупных спутника, и где-то далеко тускло поблескивали еще несколько не то планет, не то крупных орбитальных станций.
Селин, стоя на нетвердых ногах, затравленно огляделся по сторонам. Позади -- та самая комната, где он недавно проснулся. Под ногами -- обычный пол, покрытый застарелым больничным линолеумом. Белый потолок наверху. Пара ярко горящих люминесцентных ламп в центре.
Передней же стенки как не бывало. В обе стороны, насколько хватало взгляда, простиралась эта непостижимо притягательная и, вместе с тем, пугающая своей чудовищной реалистичностью картина.
Стоящая за спиной "Василиса" торжественно объявила:
-- Добро пожаловать на Таркунджи, Межгалактический Центр Развлечений!
Уперев дрожащие руки в невидимую преграду и глотая рвущиеся наружу слезы, Селин сдавленно произнес:
-- Я домой хочу...
И ощутил, как по ноге медленно потек предательски горячий ручеек, когда в ответ послышался удивительно мягкий, полный неподдельной жалости голос:
-- Искренне сожалею, но оплаченный товар возврату не подлежит...
|
|