...Моим любимым посвящается
АНЯ - МАРИНА
Спасибо Паше, братьям, детям и Лене Дж. ...
Слезы. Стена. Серебро. Шепот. Аплодисменты. Все это - дождь. У меня с ним особые отношения.
Хотя бы потому, что у дождя такие же серо-голубые глаза, как у меня в детстве.
-Хочешь, я зонт возьму?
-Да.
Павел остался один. Запрокинув голову, глотал теплые капли. Раскаты грома. Ничуть не страшно.
Раньше, когда был совсем маленький, он прижимался к маме.
А сейчас нет возможности. Нет мамы.
Сестра вернулась и синим хлопком раскрыла синий зонт:
-Держи.
-Слушай, а какие глаза у дождя?
-Красивые. Пойдем, папа ждет.
А я смотрела на них из окна третьего этажа. Дым сплетался со струями до-о-олгими поцелуями. Обожаю курить в дождь.
-Па, поставь чайник, мы греться хотим.
-Где вас носило?
-Надо было заскочить. Друзья позвали.
-Новый год встречали, между прочим!
-Какой Новый год?
-Тысяча девятьсот шестьдесят девятый!
-Замечательно...С ума сойти можно с вами.
-Пап, давай сегодня читать, а?
Девочка спрыгнула со стула и достала толстую книгу, стоявшую между "Графом Монте-Кри100" и томиком Вольтера.
-Ну пожалуйста!
-Как только поужинаем - так сразу просвещаться.
-А что у насегодня?
-Гюго по-флотски!
-По-плотски!
-А серьезно?
-Пюре и курица. С тебя - салат.
-Я мигом!
Что мне нравится больше всего на свете - так это любовь. Порой заметно невооруженным, но чаще приходится прищуриваться, чтобы вот в этих людях вот в этом метро уловить - в эту самую секунду! - она бьется, как мотылек, как сердце цыпленка, которого легко сдавить в кулаке, а можно и оставить живым. Почему-то я твердо уверена, что лучше оставить живым.
-Что такое? Ты чего падаешь?
-Голова кружится, ой.
-Ты ела что-нибудь?
-Не знаю. Не помню. Неважно. Он пришел?
-Да, разувается.
-Привет!
-Здравствуй, мой хороший.
-Как ты?
-Говорят, падаю:-) Ты откуда?
-С работы. Паш, тут можно курить?
-На балконе. Подожди меня.
-Надо поговорить.
-Валяй. О чем?
-О сеструхе моей. Я уезжаю. На неделю. Ты можешь взять ее на себя?
-Ты опять к своей?
-Это все после. Можешь или нет?
-Да, разумеется. Когда ты это придумал?
-Сегодня утром. Понимаешь, любой на моем месте уже сдался бы. А я не могу. Не имею права.
-Ладно, как знаешь.
-Присматривай за ней, пожалуйста. Она может выкинуть что-нибудь эдакое.
-Например, башмак:). Да я знаю. За это и люблю.
-Ладно. Спасибо, Толь.
-Без проблем.
Столько лет ждали - и вот на тебе! Солнце! Какая погодка!
-Марин, хочешь, я тебя с одной девицей познакомлю? Малая еще, но замечательная.
-Эээ, батя, на молодняк потянуло? Хочу. Кто такая?
-Анютка, сестра моего друга. Он в Питере сейчас. Ты его не знаешь.
-Паша?
-Откуда?
-Контрразведка. Веди.
-Она в школе до трех.
-Ну так пойдем в школу, сделаем человеку приятное. Что она любит?
-Птиц кормить. Молоком.
-Чем-чем?
-Молоком. У нее там своя теория. Сейчас все узнаешь.
-Здравствуйте, Марина! Я так рада вас наконец узнать, вы даже не представляете!.. Короче, я считаю, что у каждого в мире существа есть связь с каждым в мире другим существом.
-Ну-ка.
-Вот наглядный пример связи этого голубя с какой-нибудь кошкой.
-Оччень интересно! С какой такой?
-Которая была бы на этоместе, если б не голубь. Она лакала бы молоко. Но не может. Потому что голубь.
-Откуда ты это вычислила?
-Ааа, это после "Ежика в тумане". Читали?
-Сережа Козлов?
-Да! Толь, а она мне нравится!
-Да, Толик. Она мне тоже.
-Пойдем в парк?
-А лучше ко мне кино смотреть. Только купим поп-корна ведра три. Нам хватит?
-Урррра!!!
Я очень люблю детей. Они сами не подозревают, что в них целый мир. Который потом они научатся заменять на что-то лишнее и ненужное. Но если повезет - не научатся.
-Скажи, а откуда ты знаешь моего брата?
-Ооо, это долгая и100рия.
-Расскажи!
-Смотри. Это письмо, которое мне когда-то принес Незнакомец.
-Письмо от моего брата?
-Нет, это было послание из другой галактики. В бутылке с мокрым песком. А принес его твой брат.
-Ого!
-Точно. Я тоже тогда так решила: "Ого!". Но он сразу ушел.
-А как ты его раздобыла?
-Встретились на улице. Все как в сказке. Стали бродить. Сначала по осенним листьям, потом по скрипучему снегу, а после и по зеленой траве.
-Ты его любила?
-Да. Но мне понадобилась вся моя смелость, все двенадцать вагонов, чтобы признаться в этом.
-Ух ты!
-Ага. Паша - это сокровище. Береги его. Потому что таких не было и не будет.
-Хорошо, Марин. Расскажи еще, что у вас было?
-Что было...Чай. Много. Наверное, плантацию выдули. Потом музыка. Море музыки. Это такая штука, которая уносит только тебя и того человека. И никто-никто не слышит того, что слышите вы. Поэтому я не любитель уноситься вместе с толпой других - не тех. Закаты. Красивые закаты, каждый по-своему печален. Ты провожаешь себя в плавание, машешь себе рукой: "Пока, Марин! Сегодня было классно!"...Мы зажигали бенгальские огни там, где никого не было –
и праздновали что-нибудь. Все было как-то...Важно. И незабываемо. Мы спасали лягушек, когда земля трескалась от сухости. Он однажды пришел и с порога: "Скорей! Там животные гибнут!". А еще, когда мне было грустно, даже тоскливо, день тогда не задался, он принес мне настоящую тропическую бабочку. Она умерла через три дня, и мы ее с почестями похоронили в цветочном горшке.
-Жалко.
-Да. Такое вообще часто случается.
-И я тоже когда-нибудь умру, я знаю.
-И я.
-Я боюсь.
-И я. Но пока мы здесь. И это здОрово, правда?
-Ага. Давай на улицу? Побегаем.
-Давай. Только я на каблуках...А мы знаешь, что? Мы босиком побегаем.
Однажды мне рассказали такую историю…Довольно странную. Я некоторое время сомневалась, нужна ли она кому-то,
кроменя, чужая странная история. Открываю ее здесь, потому что она тоже – о любви.
-Я живу на седьмом, а он – на девятом. Очень красивый мужчина. Черный френч, светлые вьющиеся волосы, смуглая кожа,
но самое удивительное – глаза! Большие карие глаза.
-Вы общались?
-Да, глазами. В лифте. Когда мы оказывались там вместе, смотрели друг на друга…Ни слова. А он тихонько постукивал
пальцем по стенке. Между нами возникло что-то, чего не выразить словами. Он одинок, я тоже одинока.
-При этом - ни слова?
-Только один раз я услышала, как звучит его голос. Мы с другом пошли на крышу и на девятом этаже встретились с ним.
Он предложил зайти. Друг спросил:
-А у вас есть что-нибудь…такое?
-Нет. Я бы дал вам денег, чтобы вы купили, но у меня и денег нет. Просто заходите.
Я тогда сглупила, испугалась, что ли, и мы отказались. Это было за две недели до Нового года.
А 10 января ко мне пришел следователь… Я только проснулась и туго соображала. Он спрашивает, кто тут умер? И задает свои
неуместные вопросы. Я не поняла тогда еще, что случилось…
Вышли на лестничную площадку, а двое придурков из морга несут его на матрасе, и голова с красивыми вьющимися волосами
по каждой ступеньке – тук-тук-тук. Глухой такой звук. Мне стало очень плохо…
Он заколол себя ножом в сердце. В новогоднюю ночь. И пролежал в своей квартире десять дней.
Я все время чувствовала себя виноватой. Что не зашла тогда.
-А сейчас?
-Хожу к нему на кладбище.
Люди, пожалуйста, будьте смелыми! В обычной квартире живет такой одинокий человек, которому нужна любовь.
Хорошо, если живет…Ему любовь нужна не меньше, чем нам с вами.
-Слушай, я же просил за ней присмотреть.
-Она выздоравливает, ей уже лучше.
-Ну кто, кто придумал это ваше "босиком"?
-Это я придумал. Честно.
-Анют, чем вы тут занимались без меня?
-Ой, я с таким человеком познакомилась! Почему ты меня раньше к ней не водил?
-Все ясно.
-Алло?
-Марин, привет. Ты как себя чувствуешь?
-Отлично. Анютка уже поправилась?
-Мы над этим работаем. Слушай, ну я недоволен! Мягко говоря.
-Я сейчас приду. Вместе будем вытаскивать.
Не вытащили.
И ее уже давно нет в моей комнате. А я включаю ветер на полную, открываю окна и двери - зима! - одеваю две куртки и брожу из угла в угол, воображая себя храбрым полярником. Но ничего не помогает, она не появляется, она не Сивка-Бурка; она - Любовь.
Она уже здесь, надо только прищуриться.
Липовый чай, малина, отвары, отравы - все было пущено в ход.
-У меня голова болит.
-Хочешь, я тебе почитаю?
-Да! Вот эту! Синюю.
-Паша! принеси еще горячей воды.
-Столько хватит?
-Погоди. Какого цвета глаза у дождя?
-Серо-голубые?
-Да, наверное. Как у нашей Ани. Я тогда за вами наблюдала.
-И курила. Я видел.
-Марина! Ты - куришь?!
-Да, ребенок. Я не хотела, чтобы ты знала.
-Это будет секрет, я себе не скажу.
-Смешная ты...А где ваш папа пропадает?
-Он все время далеко. Всегда улетит куда-то, мы с Пашей вдвоем.
-Он работает птицей?
-Ага. Летает на самолетах в Африку. И через океан.
-Волшебная работа. А ты летала когда-нибудь?
-Только во сне. И то - на табурете.
-Правда?!
-Да, на этом белом табурете. Лечу и вижу - чей-то балкон. Забралась, подглядываю черезанавеску. Там какой-то мужчина помидоры варил. Говорит: "Заходи, будем вместе варить. Не стесняйся". Ну я и не постеснялась, во сне-то все можно.
Балкон у него классный. Высоко так. Всю Землю видать.
Через много лет я, стоя на другом балконе в другом городе, курила и разговаривала со своей бабушкой:
-И так мерзко было, как будто не обнимают меня, а царапают. Мне хотелось сказать тебе:"Не делай так больше!"
-Я же не знала, что...Прости пожалуйста. Я очень люблю тебя.
-Да. Наверное, слишком. Ну не плачь. А потом мне долгое время казалось, что все кругом знают, как мне поступать, и что я такая, как надо, и никого не подведу. А так хотелось подвести, сделать что-то наоборот, потому что я другая, совсем другая, чем они думают. Как будто одели на меня маску с прорезями для глаз - и я никак не могу достать свое лицо, и сама не вижу, что за лицо.
-Я хотела как лучше, мне казалось, я все делаю правильно.
-Вот именно! Правильно...Это неимоверно давит. Это пришибает сверху, и ничем не пошевелить. Помнишь, ты как-то рассказывала...Шла мимо детского сада, а там пацаны курили. Мелкие еще. Ты подошла к одному, вынула сигарету из его рта и "прямо в рожу"...И самое ужасное, я тогда подумала: "Вот так и надо." А теперь стою рядом и не боюсь, что ты такое со мной сделаешь. Я тебя больше не боюсь.
-Анечка, прости меня, пожалуйста.
-Я уже давно не Анечка. А когда кто-то из твоих гостей схавал конфеты, и фантики аккуратно скрутил, долгое время все думали, что конфеты на месте. Потом ты нас с братом допрашивала, а мы не делали этого, правда не делали! Но я уже так устала плакать, что в конце концов взяла вину на себя. Ты посмотрела мне прямо в лицо и отчеканила: "Чтоб у меня руки отсохли, если еще раз такое сделаю. Повтори!!" . И знаешь, ничего не надо сейчас говорить. Я догадываюсь, что у тебя внутри какой-то клубок боли, который ты давным-давно не распутала. Потому что такое не делают из большой любви, а из сильной боли - делают.
-Анюточка...
- Мне тебя жаль, очень жаль.
Такие разговоры ковыряют раны, и я не знаю, надо ли их ковырять. Или оставить тот серо-голубой, и продолжать быть
девочкой, которая дожидается зеленого, даже если сломан светофор. Я честно пробовала помириться с ними.
Как тот человек из чужой истории, я пыталась выжить.
Но однажды решила, что с меня хватит. Теперь у меня в паспорте другое имя, а в глазах - оливковый цвет.
Утро мое начинается босиком по холодному полу, и мне это нравится.
-Анюша, одень тапочки!
…И мне это нравится.
Аню больше никто не видел, и все думают, что ее не спасли тогда.
-Это будет секрет, я себе не скажу.
Но если бы не она – прямо внутри – я бы, наверное, улетела отсюда, как Маленький Принц, если бы не та, которая смогла остаться собой.
Та, которая с детской непосредственностью смотрит в лицо бабушке и не боится ее. И каким-то, уж совсем непостижимым
для меня образом, каким-то особым органом - любит ее.
P.уS.сть в нужный момент с вами будут
те самые
двенадцать
вагонов.
Ноябрь-Декабрь Шестого года
|
|