Ясные глаза Игоря, направленные на Леночку, были полны немого укора, как страдальческий взгляд вовремя невыгуленного терьера…
История эта очень давняя, и ведется еще с того момента, когда зеленые сады солнечного Эдема в последний раз промелькнули в окнах набирающего ход состава, и Адам, рассовывая чемоданы по полкам, с укором взглянул на Еву.
- И нечего на меня пялиться, - сказала тогда Адаму праматерь рода человеческого, и отвернулась к окну припудрить носик. – Родственнички твои хуже чертей, ей-богу! За лишнее яблоко удавиться готовы…
С тех самых пор, дорогой читатель, как ты сам понимаешь, утекло много воды. Но еще иногда строгий бородатый дядька тоскливо смотрит на мир сквозь чудесные бирюзовые заросли, и выглядывает своих заблудших детей. Но те так заняты своими банками, семейными дрязгами, войнами и сволочами-соседями, что на такую ерунду, как возвращение в Эдем, у них просто не хватает времени…
А, впрочем, я отвлекся. Итак, ясные глаза Игоря, направленные на Леночку, были полны немого укора.
- Да, да, да! – ответила Игорю Леночка, и для убедительности топнула очаровательной ножкой. – И нечего на меня так смотреть! В доме, где живет твоя мать, я не желаю оставаться ни на секунду!
С этими словами Леночка возмущенно отвернулась к окну подпиливать свои коготки.
Зная непростой характер своей жены, Игорь грустно вздохнул и пошел собирать чемоданы. А уже вечером того же дня огромная тетка-маклерша, сипящая как дырявый шланг, вводила молодую семью в темную угрюмую комнатку.
- Вам здесь будет очень хорошо, - сипел шланг над самым ухом у юной четы, и даже на расстоянии чувствовалось, что в рационе маклерши чеснок занимает достойное место.
- Вот! – гордо сказала любительница острых блюд, когда тусклый свет вырвал из мрака убогую коморку с двумя солдатскими кроватями, потрепанным половичком неизвестного цвета, разбитым трюмо и комодом еще тех времен, когда ходить в брюках выше щиколотки на десять сантиметров считалось последним писком моды.
Глядя, как лица у Игоря и Леночки постепенно вытягиваются в немом отвращении, жирная змея немедленно перешла в атаку, опасаясь прохлопать на этих простачках свои кровные проценты.
-Прекрасная комнатка, - сипела она на ухо Леночке, а та отшатывалась от нее в ужасе. – Какой тихий, спокойный район, вам здесь будет так уютно! – и молодые люди со страхом смотрели в черное окно, не наблюдая за ним не единого фонаря.
- Но здесь нельзя жить, - выдавил, наконец, из себя Игорь, и сипящая тетка почувствовала вдруг, что ее сегодняшний ужин будет скуднее, нежели она предполагала.
С маклерши мигом слетела вся ее плохо наигранная любезность, она прислонилась к косяку двери, закурила дешевую мужскую сигарету, и с нескрываемым презрением оглядела Игоря. - А вы что думали снять за те гроши, которые у вас есть, молодые люди, - дворец с фонтанами? Ну, ты, девчонка… Я смотрю, ты поумней будешь своего кавалера. Или вы берете эту комнату, или возвращайтесь к вашей мамочке. Да не забудьте сказать, чтобы она хорошенько отшлепала вас в следующий раз, когда ее непослушные детки задумают убегать из дому с двумя медяками в кармане.
- Леночка, дорогая, - в голосе Игоря сквозило отчаянье, - давай вернемся домой, ты примешь теплую ванну с твоей любимой пенкой, потом мы с головой залезем под наше пуховое одеяло, и все у нас будет снова очень хорошо…
При воспоминании о теплой уютной комнатке, в которой они жили у Игоря, на глаза Леночки накатились слезы, и она уже хотела с плачем броситься в объятия мужа, как вдруг змеиный голос из темного угла прошипел:
- Давай, давай, возвращайся! И не забудьте положить в кроватку между собой вашу мамочку!
Голос отзвучал и растворился в угрюмых углах убогой комнатки, но его хватило, чтобы остановить слезоточивую сцену.
- Мы остаемся здесь! – веско объявила Леночка, протянув маклерше две заранее приготовленные мятые бумажки, а Игорь бессильно опустился на стоящий посреди комнаты чемодан, и закрыл лицо руками.
С чем может сравниться счастье от полученной зарплаты после трехнедельного вкушания вареного пшена с черным хлебом? Нет, нет, дорогой читатель, не спеши с ответом! Парень, садящийся за руль колымаги ценою в сто тысяч, подаренную ему на шестнадцатилетие заботливым папочкой-нефтедобытчиком, не испытывает и сотой доли того блаженства, которое охватывает человека, позволившего себе после вынужденного двадцатидневного поста свиную отбивную, пропитанную яйцом, присыпанную мукой, и прожаренную на натуральном подсолнечном масле! И разве капризная принцесса, получившая в обмен на обещание учиться хорошо в Оксфордском захолустье золотое колечко с камушком в двенадцать карат, знает что-либо о переполняющем душу восторге, когда ваш муж возвращается с работы, гордо волоча в руках купленные у уличного шарлатана «настоящие французские духи», никогда не видавшие Париж? Ну, а то выражение испитой физиономии, которое я наблюдал у уличного бродяги, нашедшего около грязной скамейки кем-то забытую бутылку дешевого пойла, я не смогу описать никогда. Ибо речь в данном случае идет не о счастье, а о чем-то более сложном и высоком, что является человеку лишь в редких озарениях чудесных. О, сколь непостижимы деяния твои, Господи!
Минул месяц, как молодая супружеская пара поселилась в угрюмой клетке на шестом этаже грязного панельного дома. Игорь работал целыми днями на заводе, находящемся на другой стороне огромного города, возвращаясь темными зимними вечерами в их маленькую комнатку, с омерзением продираясь по зловонным лестничным клеткам, наступая в темноте на скользкую, кем-то недонесенную до мусоропровода картофельную шелуху, спотыкаясь о спящие по углам живые тела, и задушено матерясь. Но когда он в потемках нащупывал хриплый звонок вожделенной двери, и навстречу ему из коридорчика размером метр на полтора, освещенного сороковатной лампочкой, выбегала его любимая жена, пахнущая сиренью и яичницей, Игорь забывал обо всех превратностях судьбы, и обняв Леночку, гордо входил в маленькую комнатенку, словно греческий царь во дворец павшей Трои.
Потом, когда Игорь, раздевшись и кое-как облившись едва теплой водой, стоя босыми ногами в чугунном корытце, которые люди с очень развитым воображением назвали «стоячей ванной», садился за стол, на лбу у него наблюдательная Леночка с некоторых пор замечала пролегшие глубокие морщины. Эти морщины лучше всяких слов говорили о том, что в двадцать лет очень трудно мальчику, едва вылетевшему из материнского гнезда, содержать семью, что он на пределе физических сил, что ему очень хочется сесть где-нибудь в уголке и разрыдаться в подушку, но что он не сделает этого никогда!Вместо него плакала Леночка, которая рассказывала, всхлипывая, своему любимому мужу, как сложно найти работу восемнадцатилетней девочке, у которой нет образования и поддержки, и как отвратительны жирные свиньи в пятисотдолларовых костюмах, липкими взглядами ощупывающие ее фигурку, предлагающие обговорить с ней возможную работу «в неформальной обстановке». Будем надеяться, что законы твои, Создатель, более строги, чем законы человечьи…
Однажды апрельским вечером, в воздухе которого витало что-то, отличающееся запахом от расположенной за домом мусорной свалки, Игорь возвращался с работы в приподнятом настроении. Сегодня он получил премию, огромную премию! Завтра же он купит своей любимой девочке тот весенний костюмчик (троечка – брючки, жилетка и пиджачок, красный, в белую полоску), о котором Леночка тайно мечтала, глядя через окно на хмурый двор, где распевающиеся коты радостно провозглашали своими криками окончание зимы. Игорь поднялся по ступенькам на шестой этаж, привычно споткнувшись о свернутый какой-то нечеловеческой силой стальной прут лестничного ограждения, подошел к своей двери и заученным движением нащупал в надвигающемся сумраке кнопку. Старческий кашель умирающего звонка лениво огласил пространство по ту сторону двери, и вслед за этим должны были раздаться легкие шаги Леночки. Но старичок устало откряхтел положенное время, а за дверью продолжала царить мертвая тишина. Еще не веря себе, Игорь продолжал жать на кнопку, не прекращая, доведя старенький звонок до исступления. «Куда же она могла уйти?» - лихорадочно соображал он, стуча зубами от страха, и нервно шевеля бездонные карманы своей куртки в поисках ключа. На улице темно, магазинов рядом нет никаких. Да если бы она и решила куда-нибудь уйти, обязательно сообщила бы ему на работу. Наконец, мерзкий ключ был найден, и после недолгой борьбы дверь отворилась. Погребная темнота встретила Игоря за дверью, он потянулся к выключателю, и свет тускло озарил маленький коридорчик. Он бросился в комнату, потом – в маленькую кухоньку, откуда нестерпимо несло убежавшим газом, даже дернул для верности дверку маленькой кладовки. Леночки нигде не было. Игорь бессильно опустился на жалобно всхлипнувшую кровать...
Она ушла от него. В этом не было никакого сомнения. Ей надоела эта нищая жизнь, постоянный страх безденежья, желтая пшенка и нечистое дыхание вечно пьяных соседей. Она, как бабочка, залетевшая в липкую паутину, в отчаянии замахала крылышками из последних сил - и улетела, свободная, невесомая, туда, где свет, где настоящая жизнь…А он? Что он делает в этой смрадной дыре, один, сидя на скрипучей кровати? Ведь у него были мечты, он хотел поступить в институт, стать известным журналистом, он так хотел учить язык, ведь отец говорил, что у него способности. Ради чего, ради кого он губит свой талант в этом крысином чулане? Ради этой подлой девчонки, которая бросила его, ничего не объяснив, даже не попрощавшись? Игорь стремительно вскочил на ноги, и глаза его горели в темноте. Сегодня же, слушайте все, сегодня же он вернется домой, к родителям, и начнет новую жизнь, совсем другую, в которой будут деньги и признание, будет человеческая ванна и много-много света в просторных комнатах! А ее он скоро забудет, забудет эту жестокую девчонку, так низко предавшую его…
Внезапно скрипнула входная дверь и в темную комнату испуганно заглянула Леночка. «Господи, как ты меня напугал!» - с громким выдохом проговорила она и обняла онемевшего Игоря. «А я к соседям за солью вышла, возвращаюсь – а у нас дверь открыта. Хорошо все-таки, что у нас воровать нечего, правда? Ну же, Игорь, чего ты такой бука, обними меня, и пойдем ужинать!»
Наблюдающий все это сквозь ветви вечнозеленых деревьев бородатый дядька отвернулся от маленькой темной комнаты, и картинка моментально съежилась, стала неясной, как песчинка в бескрайнем океане. Бородатый плюнул, зло выругался, и пошел прочь от своего наблюдательного пункта, топая огромными босыми ножищами по высокой шелковой траве, распугивая шарахающуюся живность.
Возвращение в Эдем откладывалось…
|
|