Как над синим морем чайка летит,
Ниже темных туч, хоть и выше гор,
Справа в городе вечном что-то звенит,
Ну, а справа от храма прогнивший забор,
Покосившийся крест, захудалый кабак…
И над городом ужас встал в полный свой рост.
Собирает бумажки старый чудак,
На порушенный кем-то относит погост.
А на улицах города пьяный бардак,
Погружается город в предрассветную муть…
Чистый свет над собором освещает зевак,
Да и тех кто отправился в первый свой путь.
А на площади города пришлый пророк
Убеждает в чем-то напуганный люд:
Он и в страшном бреду описать бы на смог
Как коварен враг, и к народу он лют.
На стене, на плакате ощетиненный ствол
Так и метит в того, кто нынче не прав…
Держит в правой пророк осиновый кол,
Угрожая неверным, от пророчеств устав.
На помосте палач звонко точит топор,
Обнажив волосатые руки свои.
Убежден он, что каждый на площади вор,
Ну, а если не вор, то хотя бы марксист.
В переулке солдат к стенке бабу прижал,
А она разомлела от ласки тупой.
Он-то в жизни таких - эх! – повидал,
А вот нынче от страха он пьяный и злой.
Треплет ветер веревки на фонарях,
Мертвенным светом освещая того,
Кто вчера еще мчался на всех парусах,
А сегодня шагнул за темный порог.
Ураган разметает останки домов,
Унесет за собою безумство и страх,
От помоста и площади не оставит следов,
Чтобы не было мест, пригодных для плах.
|
|