Вечер был ожидаемым, скучным, и ничего хорошего не обещал. Если не считать синяка под глазом, который мне навесил «Маленький Эфиоп», ког-
да я под шум бесконечного дождя уплыл из обрыдшего вестибюля нашего Дома в теплую , мягкую, ватную пучину дремы.. Я еще покачивался на ее волнах, когда раздался грохот канонады и опостылевшая реальность ворвалась в мой мозг и бешенно стучавшее сердце воинственными вопля-
ми "Маленького Эфиопа" и артиллерийской канонадой. Было холодно. Калорифер отключили, из- за плохо пригнанных дверных стекол сочится влажная ночь, ее то и дело взрывают молнии , сопровождаемые ворчани-
ем первого осеннего грома. Против меня в боксерской стойке прыгает "Ма-
ленький Эфиоп" и что-то такое вопит.. Может, боевой клич? Редкая, воло син на десять – не больше, бородка его тоже подпрыгивает, крошечные кулачки нацелены в мой глаз, тщедушное тельце выражает напряжение
и боевой задор.
Убивать его нельзя ,хотя очень хочется... Себе он кажется тиг-
ром,вышедшим на охоту. Я так думаю. Впрочем, тигров в Африке ...мне так кажется, нет. Прямо мазохист какой-то! Хватаю его в охапку ( во мне более ста килограмм при росте в метр восемьдесят девять против его сорока пяти), как младенца прижимаю к себе и несу в блок, где он живет с двумя соплеменниками. Я столько раз давал себе слово не трогать тех, кто слабее, но болит подбитый им глаз, благодушное настроение изгаже-
нно, даже долгожданный ливень не может никак его улучшить. И потому я нежно и сильно прижимаю его к себе, только бы кости не хруснули, а затем сбрасываю, как куль, на что-то схожее с бывшей тахтой. Я снова включаю калорифер, и, погружаясь ногами в нежное тепло, смотрю как самые устойчивые полуночники, напуганные непогодой, разбегаются по квартирам- кто спать, кто к телевизорам. Как говорит моя восьмидесяти-
летняя приятельница, доктор Фира, не упускающая возможность съяз- вить :« На сидала пошли».Уже и «доминошники» сдали ключи от игровой комнаты... Можно расслабиться. Девятиэтажный муравейник, наконец, угомонился, уходят ко сну его обитатели, а с ними и проблемы несваре-
ния желудка, сволочей- детей, доносы и интриги, ревность и жалобы на тех, «…кто за бирает бесплатную прессу, которая же для всех ...» Что поделать! Вырванные вихрем перемен из привычной жизни, они живут жизнью близких ( Леночка, расскажи дяде стишок. Вы не поверите, для своего возраста она так развита!...) , или прошлыми воспоминаниями : ( …без меня Министр решения не принимал!) И я лицемерно им поддаки-
ваю, хотя "гениальная" Леночка так и не смогла преодолеть втрого купле-
та популярного детского стишка, а "советник Министра" в прошлой жиз-
ни был заготовителем в каком - то быткомбинате...
Как-то на днях остановил известного киевского профессора - психиатра
один из таких:
-Профессор, вы меня не помните? Мы с вами в одном иснтитуте работали.
- Нет, коллега. Извините, не припоминаю. А на какой кафедре?
- Не на кафедре, профессор. Я у вас плитку в лаборатории укладывал.
К чести жильца нашего и его "коллеги", они оба долго и с удовольствием вспоминали Киев, лабораторию, шапочное свое знакомство... и теперь их,
как говорится, водой не разольешь. Жизнь всех равняет.
Я запер входную дверь на ключ-cамые отчаянные любители ходить в гости сегодня не рискнут выйти из дома. Экономить электроэнергию здесь не принято, но по привычке, вывезенной «оттуда», я пригасил яр-
кий свет в холлах и оставил только дежурные лампы, приглушил радио, открыл на заложенной банковской распечаткой странице начатый еще на прошлом дежурстве детектив …и снова погрузился в сладкую дрёму. Даже сон какой-то приятный приснился. Будто бреду на закате солнца по ромашковому полю, и его красота настолько переполняет сердце, что ощущаю необходимость с кем-то поделитьсяэтой радостью. По красному телефону ( где взялся?), тороплюсь рассказать кому-то очень для меня важному. Я понимаю :это женщина, но лица собеседницы рассмотреть не могу, все пытаюсь заглянуть в глаза, которые ускользают, и сама она растворяется среди ромашек, и откуда-то издали она пытается докрича-
ться, почему-то настойчиво повторяя :
-Алё! Алё !
Надо м ной склонился сосед «Маленького Эфиопа» . Он улыбается и смущенно трясет меня за плечо. Мне стыдно, что меня застали спящим при исполнении служебных обязанностей, да и боль под глазом не прошла еще, потому не очень дружелюбно бурчу:
Что нужно?
Я прекрасно знаю,что ему нужно- не первый раз он появляется в мое де-
дежурство. Мы иногда болтаем - возле меня он поджидает своих подру-
жек. Недостатком внимания со стороны прекрасной половины этот элега- нтный парень с европейскими черртами совершенно черного лица не
страдает. И одежду покупает явно не на распродажах, курит только хорошие сигареты, и пользуется дорогим французским одеколоном. И девушки к нему приходят первоклассные. Стройные, с удивительно плас-
тичными движениями – наши так ходить не умеют, - они проплывают мимо, громко смеются и бросают в мою сторону лукавые взгляды. Когда гостьи уходят , не знаю: моя смена заканчивается в шесть утра. Вообще-то мне нет никакого дела до его гостей: я отвечаю за безопас-
ность Дома, а не за мораль его обитателей. Тем более, что значитель-
ная часть их -люди преклонного возраста и беспокоиться за их мораль оснований нет.
- -Позвонить я э..э.. можешь?- искательно сверкнул он белолозубой (и какой пастой пользуется?) улыбкой.
- У тебя же мобильный есть,- все еще болело под глазом,ответ получился резкий.
- Мобильная есть, но не есть …ба-та-рейка
Первое время Аврахам-так звали моего приятеля, пытался беседовать со мной на английском. Он никак не представлял себе, что бывают люди, не знающие этого языка. Теперь чаще прибегает к русскому- у них на фирме, где он работает, появилось много русскоязычных.
- Не имею права. Телефон служебный.
- Ес, ес, служебный... Я звонить только служба. Очень надо, пожальста.
Я знаю, какая служба ему нужна. Но он так умоляюще смотрит, что я по-
нимаю: действительно надо...
После нескольких неудачных попыток моему ночному гостю удается, на-
конец, с кем-то созвониться и на лице вспыхивает счастливая рекламная улыбка.
- Окэй, - радуется он и совсем по нашему хлопает меня по плечу.
Когда снова медленно и сладко со страниц детектива стал стекать в дрему, громыхнуло так, что уши заложило. Рокот прокатился совсем рядом, может даже по крыше нашего Дома.Сверкнувшая молния осветила за стеклом двери две фигуры - мужскую и женскую.
«Нельзя читать детективы перед сном»- запоздало покаялся я
- Нас ждут - . сказал мужчина.
Его спутница молча направилась в глубь коридора, ей навстречу уже спешил Аврахам.
Я успел рассмотреть тоненькую фигурку в длином до каблуков плаще из черной лайки, полы его распахиваясь в такт шагам, открывали высокие стройные ноги, короткая, из такой же лайки, юбка делала их еще соблаз-
нительней.
Еще я успел заметить мокрую прядь светлых волос, выбившуюся из-под капюшона и равнодушные, потухшие глаза
- Можно, я посижу здесь?- вежливо спросил ее спутник.
-А вы что, не вместе? - спросил я наивно.
- Вместе-то вместе,- засмеялся он.-Только в течение часа я буду лишним.
- Это что у вас, работа такая?
- И у нее тоже,- снова засмеялся он.
- Нравится?
- Работа, она и в Африке работа... А нравится, не нравится- это из другой песни.
Я сделал вид, что читаю свой детектив- разговор стал мне неприятным.
… Шел дождь.Унылый, бесконечный ноябрьский дождь. В хорошо натопле-
ном вагоне фирменного поезда «Киев -Львов» запах распаренной мокрой одежды смешивался с ароматом туалетного мыла, вареной курицы, коп-
ченной колбасы, крепкого чая – того неповторимого букета ароматов, что характерен только для ночных поездов Состав уже больше часа был в пути, проводники открыли двери туалетов, к ним выстроилась неболь-
шая очередь.
Я успел познакомиться со своими спутниками – двумя очень юными лейтенантами, но разговора пока не получалось. Потом натянутость, по
опыту знаю, исчезнет и случайные попутчики расстанутся добрыми дру- зьями, правда, только до конца перона.
разговор только начал налаживаться , когда в вагон вошла очень милая девушка- ее привела улыбчивая, с ямочками на щеках, проводница.
- Ось. Шоб не скучно було -Засмеялась она. -В несвой вагон села.
В руках у девушки была небольшая дорожная сумка и ги тара в сером чехле.
Лейтенанты оживились, подчеркнуто вежливо приподнялись с полки, по- могли положить сумку и гитару , затем вышли из купе. Вышел и я.
Молодые люди быстро нашли общий язык, лейтенанты подначивали один другого, их порой грубоватые шутки явно адресовались нашей новой попутчице. Бутылка молдавского коньяка (эта часть джентльменского набора всегда была со мной в дороге) окончательно разрядила обста
новку – в купе стало жарко и весело.
Не даром же на всех «междусобойчиках», семейных торжествах и свадьбах меня просили быть томадой - в каких только закоулках памяти хранились эти приколы, подлинные и выдуманные истории и разные анек-
доты! А то, что я всегда рассказывал от первого лица, придавало даже самым бородатым анекдотам вкус новизны.
Мы давно уже были не одни. В купе втискивались все новые и новые слушатели, хохот привлек людей из соседних купе, пройти по коридору стало невозможно.
Когда позади осталась сорокаминутная стоянка под Жмеринкой,и снова
монотонно застучали на стыках колеса, наша попутчица расстегнула че-
хол гитары, провела ладонью по грифу, будто приласкала ее…
«Ой, чий то кiнь стоiть,
Та бiла гривонька…»
И гитара ,благодарная за ласку, подхватила:
Сподобалась менi,
Сподобалась менi
Тая дiвчинонька…»
Хорошо поставленный голос добирался в потаенные уголки души, загонял комок слез в горло - все уже во вчера, и не повторится в моей жизни эта ночь, и песен этих русских, украинских, молдавских, цыганских тоже никогда больше не будет, а если и будут, то совсем не такие, и в другом исполнении - в дорожной моей сумке лежал загранпаспорт с визой, судьба делала очередной зигзаг.
В купе протиснулась проводница, якобы для того, чтобы забрать пустые чайные стаканы, да так и осталась сидеть в уголочке. А потом и ее голос вплелся в мелодию украинской песни.
- Как звать тебя, дочка? -- спросила она.
- Наташа, Наталей мама зовет.
- Гарне имя Наталя. От и у меня есть дочка Наталя. Только еще маленькая она.
- Вырастет, будет как я песни петь,- засмеялась Наташа.
- Дай – то Бог,- вздохнула проводница.- Песня от души, а душа человеку Богом дана.
Прожектор электровоза с трудом пробивал стену ночи, освещенные окна вагонов на встречных составах были похожи на аквариумы.
Мы стояли в продуваемом всеми сквозняками мокром вонючем мбуре, кури-
ли,говорили какие- то незначительные слова. И было грустно...
-С конкурса возвращаюсь,-вдруг сказала Наташа- Программу подготовила, были надежды. Позарез нужно лауретство–без имени в самую завалящую филармонию не берут.
- Есть талант, будет и имя.
- Это только в газетах. А в жизни все не так. Из музучилища навыпустили без распределения – спасайся каждый, кто как сможет. Для раскрутки бабки нужны, и не малые! Вот и раскручиваюсь в подземных переходах с такими же, как я неудачниками. Да на свадьбах еще иногда - жить надо! Господи, как петь хочется! - вдруг тоскливо воскликнула Наташа.
- О таком хорошем деле, и так грустно!
- А куда денешься? За все нужно платить. Деньгами…или телом.
- А как же конкурс?
- Провалилась, конечно.
- С таким талантом?
Мой неприкрытый комплимент девушке польстил.
- Хороший ты человек. Только жаль, что не ты судьбы наши решаешь.
Мне тоже было жаль.Действительно, ничью судьбу я давно уже не решал. В том числе и свою…
Мы постояли молча. Наташа прикурила от своей непогашенной сигареты новую и сильно затянулась. У меня от выкуренных сигарет и алкоголя во рту было кисло.
Кроме того, в тамбуре до костей пробирал холод. Все время открывались двери: между вагонами сновали подвыпившие мужики, горластые бабы в немыслимых телогрейках с огромными сумками, хмурые агрессивные парни, готовые по любому поводу пустить в ход ножи, приставали с разго-
ворами курильщики…
Купе приятно окутало теплом.
- А может за бугор ? Подзаработать денег, сделать программу, самой себя раскрутить? Теперь многие за бугор сваливают. Как думаешь?
Я не думал никак. Опыта зарубежного у меня не было, даже в Болга-
рию, которая и зарубежьем никогда не считалась, меня не выпускали. О чем честно Наташе признался
- Хоть тушкой, хоть как, но ехать надо, - беззаботно за смеялась девушка.
Я с трудом представил себе эту тоненькую, ухоженную девочку с гита-
рой в заплеванном, продуваемом всеми сквозняками, подземном перехо-
де рядом с бомжами, попрошайками, алкашами, раскрытый чехол гита-
ры, куда равнодушные прохожие бросают скупые медяки…
Так ведь и я сваливаю туда же , что меня там ждет? Ну, я мужчина все же. И бог силой не обидел - не пропаду. А она?
Глубокой ночью сошли на какой-то станции лейтенанты… В купе втиснулась грузная немолодая женщина. Она тут же достала продукты, по вагону поплыл запах вареной курицы, чеснока, каких –то специй. То ли от выпитого коньяка, то ли от бессонной ночи, поташнивало.
Сквозь промокшие окна в купе заглянул серый, мутный рассвет.Вот и при-
городные платформы поплыли. Неулыбчивая проводница, не та, вчераш-
няя, а другая, сердитая на весь свет тетка, открыла двери и в сторону во-
нючего туалета потянулись невыспавшиеся пассажиры с детьми, зубными щетками и полотенцами.
- Ну, наконец – то!
Я вздрогнул от неожиданности. Мой ночной гость отложил в сторону журнал с кроссвордом и потянулся. В полумраке длинного коридора пока-
залась женская фигура.
В блеклом свете нарождающегося дня струи дождя кажутся сплошным водопадом. Продрогшие пальмы тянут под крышу веранды свои огромные лапы. Вот и лифт загудел- начинается обычный день Дома.
Его обитатели, прикрываясь зонтами, ныряют в бесконечный водоворот. Туда, где за струями дождя исчезли ночные гости.
Я почти не сомневался: очаровательная певунья из ночного поезда и красавица с потухшим взглядом, которая прибыла по вызову...
Меня она не узнала. Или не захотела узнать?
Ноябрь 1999 года
Автор предупреждает, что всякое совпадение имен, событий, места действия является случайным. Просьба героев с конкретными лицами не отождествлять
|
|