Тайга ещё спала, вся в сизой росе, в паутинной зыбкости сумеречного рассвета, ещё ни чем не звучащая и не пахнущая.
Блеклая зелень источала лишь прохладную свежесть, но с такой щедростью, будто бы это было её единственное, вечное и жизненное свойство.
В вышине, между крон, смутно белели рваные проёмы, они пока ещё даже не начинали голубеть. Ветра не было.
Солнечные лучи делают робкие попытки пробиться сквозь плотную занавесь облаков и достигнуть земли. Жрёт мошка и комар, для них такая погода только в радость.
Внезапно в вышине, на остроконечной каменного утёса, как будто вспыхнула и засветились верхушка высоченной сосны и нескольких низко рослых лиственниц. Прорвавшись откуда-то из-за гор противоположного берега, первый луч ещё не взошедшего для нас солнца уже коснулся этого каменного выступа и группы деревьев, выросших неведомо как в его расселинах.
Над холодными синими тенями нашей щели они стояли, как будто в облаках, тихо сияли, радуясь первой робкой ласке утра.
Мы молча смотрели на эту вершину, как будто боясь вспугнуть торжественно-тихую радость одинокого камня и кучки деревьев.
Между тем в вышине что-то опять дрогнуло, затрепетало, и другой утёс, до сих пор утопавший в общей синеве угрюмого фона горы, загорелся, присоединившись к первой группе. Ещё недавно безлично сливавшиеся с отдалёнными склонами, теперь они смело выступили вперёд, а их фон стал как будто ещё отдалённее, мглистее и темнее.
На противоположной стороне реки тоже произошла перемена.
Горы всё ещё скрывали за собой взошедшее солнце, но небо над ними совсем посветлело, и очертания хребтов рисовались резко и отчётливо, образуя между двумя вершинами значительную впадину.
По тёмным ещё склонам сползали струи молочно-белого тумана и как будто искали места потемнее и посерее. А вверху высь уже расцвечивалось золотом, и ряды лиственниц на гребне выступа ли на светлом фоне отчётливыми фиолетовыми силуэтами.
За ними, казалось, шевелится что-то радостное, неугомонное, живое. В углублении от горы к горе проплыла лёгкая тучка, вся в огне, и исчезла за соседней вершиной. За ней поплыла другая, третья, целая стая. За горами вершилось что-то ликующе-радостное. Казалось, солнце плывёт с той стороны по склонам хребта, чтобы игриво заглянуть сюда, к нам... И вот, наконец, оно появилось.
Несколько ярко-золотистых лучей беспорядочно брызнули в глубине расселины между двумя горами, пробив рваные отверстия в густой стене леса.
Огненные искры посыпались фейерверочными пучками вниз, на тёмные пади и ущелья, вырывая из синего холодного сумрака то отдельное дерево, то верхушку сланцевого утёса, то небольшую полянку. Под ними всё задвигалось и засуетилось.
Группы деревьев, казалось, перебегали с одного места на другое, скалы то выступали вперёд, то отступали вспять и опять тонули во мгле, полянки светились и гасли...
Полосы тумана змеились внизу всё тревожнее и быстрее. Затем в расселине между горами появилась часть огненного, солнечного круга, и на нашей стороне весь берег радовался и светился, сверкая, искрясь и переливаясь разноцветными слоями сланцевых пород и зеленью деревьев. И вот уже весь окружающий мир потонул в буйной пляске света и теней, неповторимости красок сказочного, как всё вокруг, утра.
|
|