I «Случается близость...»
Улыбка
Линия, концы которой тянутся ввысь
поднимает настроение.
Весёлость плещется в сердце живом –
сбылись
вдруг чаяния весенние!
Они добрые, как запахи степные,
когда минуты безветрия.
Такие же точно привлекательные,
как шоколадные конфеты.
Их отражение напоминает интим
с особенно страстно любимым,
при встрече тайной долгожданной
в раскидистой тени миндальной,
которая затем покрывает влюблённых
пёстрой сетью воспоминаний,
распластанной по сердцам обоих прямо
на траве расположения.
Случается близость
Едва приметное касание сердец.
Интимный вздох. Нежнейший звук.
Как будто расписной ларец
распластан в воздухе. И вдруг –
родство навылет и навлёт,
глубокая проникновенность,
искрится запахом высот
привязанности – нетленность...
И краски выткали приязнь
как радужное единенье.
Как жгут чувствительности. Связь
теснее, чем слиянье с тенью.
***
Запредельная стынь.
Аминь.
Пустошь-взгляды твои.
Увы.
И слова твои – прах
в ночи.
Где фальшивое «ах!»
звучит.
Убегаю скорей
теней
от любви-нелюбви
твоей.
***
Сожалею о том,
Что когда-то прошла
Мимо.
Сожалею о том,
Что тебе не была
Милой.
Сожаленье моё,
Сожаленье моё
Горько.
Отраженье твоё
В сожаленье моём
Только.
Тебе
Свежесть твоя, как улыбка младенца.
А красота не подвластна сравненью,
Разве что – с юностью юного сердца,
разве что – только с самою нежностью.
Поиска ради взлелеял желанье,
экстравагантностью стиснув до боли
чистую душу. Да только вот ранее
мог ли ты знать, что зовётся Любовью
той непорочной – как ангелы Света,
бдящие святость Её содержанья?!
Ты – индивид – прикоснулся вдруг к лету…
И ждёшь не дождёшься с Нею свиданья.
***
Мы где-то когда-то гляделись друг в друга.
Друг в друге блуждали и пели – кто слышал?
Но вздорная вьюга, крылатая вьюга –
по нас… По нутру… теперь друг без друга.
И как-то однажды нахмурилась радость.
Друг в друге – красиво твоё отраженье.
Но потемнело. Застыло. Распалось.
И нет продолженья. Нет продолженья.
***
Недосказанность. Пусто. Утро покинуло…
Так – цветок увядающий воду не пьёт…
Но зачем-то разлука прошлое вылила
на застывшие взгляды, скривившийся рот.
Что есть синий теперь перепончатый вид
за окном? Теребит чью-то ночь, чьё-то небо…
И спирали сомнений ввернуть норовит
до начала, конца. Он. Она. Только – где вы?
Ты
Губы твои потрескались от
жажды любить.
Желание притаилось в сердце,
как пугливая лань в укрытии.
Опущенный взгляд шепчет о
вожделении.
Улыбка – магическое действие,
обнажающее терзанья влюблённости.
Спонтанность управляет тобой,
как плазмоподобным сном
Властелин Вселенной.
И свет – в каждом движении юной мимики,
и в каждом жесте отвлечённости.
А утончённости грани танцуют на
тайных мечтаньях твоей нежности.
***
Тайну вынашивая, как младенца
Во чреве, вздыхает томно
любви
краюха.
Бесприютность.
Тоска.
Космос в руинах
и привязанности
и бесподобной
музыки.
Эта Болезнь будто жаждет допинга
всепроникновенности
и всеслияния.
Имя Её для меня подобие
жгучей горечи
и безысходности.
Желания плоть разрезана
на ленты муки,
вибрирующие от касания…
Вожделение тягуче и ненасытно,
как биополе страждущего,
живущего обречённостью.
***
Иней блестящий –
слеза
из глаза неба.
Зачем ты сказал,
«мне бы…»
Капли, как прочерк
в воздухе ночи
тёплой.
Как многоточье
тающий иней,
и я,
и след фонаря.
Невозможность
Безумьем обволакиваясь, как
туманом липким, густым и влажным,
бреду в обречённость стеная и воя
под шутку абсурда скалящегося –
как дерево, если корнями вверх.
Перевёрнутый мир ломано комкаясь,
плывёт ниоткуда в молчанье несносном.
И будто – я, но вовсе не я это,
а сгусток бесформенный чувств какой-то.
Отраженье моё – преломление муки
на лице, как вопрос без ответа.
II Философские этюды
***
Ни говорите мне - смерть не страшна,
На то война.
Не говорите мне, мол, заживёт,
Когда больна.
Не говорите мне - Россия шла,
Как и должна.
Не говорите мне, как друг умрёт -
Пожил сполна.
Не говорите мне, что скорбь уйдёт -
Молчит струна...
Не говорите мне, что жизнь - как мёд.
Как лёд она.
И только - ей вдруг неистовый всплеск
Наперерез:
Любви моей нежной ко всему блеск -
Ледорез!
***
Губы-соль.
Чья-то боль.
Не прийти. Не помочь.
Ночь в душе. Только ночь.
Взгляд-призыв.
Чей-то срыв.
Не дано превозмочь.
Ночь в душе. Только ночь.
Ты прости.
Не спасти.
И вину не пророчь.
Ночь в душе. Только ночь.
***
Деревья. Камни
И птицы. Черви.
Куда, куда мне
До их стремлений.
Деревья чутки.
Деревья ломки.
Я им - в подмётки.
Я им - в обмолвки.
А камни жёстки.
А камни хлёстки.
Я им - в набойки,
И в недомолвки.
А птицы - точки.
А птицы - промельк.
Я им - подмостки.
Я им - невольник.
Лишь червь мне близок:
Ползёт, не знает -
Что есть Деревья?
И Кто летает?
Обращение
Сквозь искупительную жертву
глядя в глубины Твоей любви,
славлю я небо недосягаемое.
Свет, который сокрыт от меня,
нисходит миром, мною не выстраданным.
И покой здесь – в солнечном сплетении,
где пристанище и радости.
Бреду в бесконечность за влекущей новью
по дороге, не знающей свершений,
по преградам – и внутри, и вне,
которые всё спорят со смирением
и заповеди отвергают.
Но всё же возможности осязаемы,
когда коснёшься гармонии
и исцелишься посредством Твоей любви.
И долгий мой поиск, и души моей труд
уже не будут напрасными.
Письмена облаков
Белеют припухлостью своды небес
ваяя полётом изображения
присутствия Бога. И виден венец
с Его головы и миг восхождения.
И пали преграды в сыпучую плотность,
дождями нещадно смыты. Смыты
с картины глаз! И настроение – влёт –
раскачалось, болтаясь от «я» к «мы».
И лёгкость явилась непреходящею
из позабытой страны – странносущей,
быть может, послание так передав
вечного прошлого вечно грядущему.
***
Расчешите мне чёлку
гребнем русским старинным.
Я устала улыбку
прятать в погребе длинном.
И с ресниц моих сбросьте
грузы взглядов сенсорных.
Мы идём с Вами вместе
вдоль души иллюзорной.
Проведите ладонью
по губам, ждущим слова.
Подышите легонько…
Пейте сны мои снова.
***
Чернеющей пропастью дали манят.
Испиты преграды.
Пустоты вливаются в тело, как яд.
И прокляты даты.
Безумно безверие в шорохе звёзд.
Зимы покрывало…
И смерти, и жизни постылый вопрос:
«Блуждать не устала?»
И темень монетой падёт на глаза –
безбожье, безбесье.
…Застой горизонта слепит образа
преддверием вести.
Звуки одиночества
Извращённая, изощрённая пытка тоски
в безысходность бросает вновь кастаньеты.
И, луною-дикаркой отвернувшись от неба,
бродит грешницей, блудит в объятьях ничьих.
…Зов тягучий и тонкий, как сумрак во сне,
держит долгую ноточку сентиментальную
про «знакомую песню», как глаз и пенсне,
но причастную странному вечному таинству.
III Эскизы. Посвящения
Последний звонок
Школе № 98 посвящаю
Под сводами школы, знакомой до рвоты,
кончается детство, как выспанный сон,
в котором ютились и дружба, и квоты...
В котором учебников целый вагон
катился по классам, измучен раденьем
учителя строгого, как Барабас,
в страну окончания спорности времени;
в страну взрослеющей неизвестности.
И каждый в надежде разневестившейся
смотрел ему вслед, как смотрел бы лишь раз
на солнце закатное, что – нет сомненья –
предвестник начала новейшего дня.
***
Серёже посвящается
Грациозность рояля
послушна настойчивым пальцам,
высекающим музыку.
Сломлено клавиш упрямство!
Белый цвет вдруг становится
ярче и чище, и ближе,
но всё также он предан
чёрному сочному цвету.
...Только чувства, текущие
в светлом порыве маэстро,
где неистовство зряче,
одержимость тиха и понятна,
как жестокая преданность,
которая держит без клятвы;
как гармония ветра,
рождённая импровизацией.
Путешествие
И входят люди в сложных лицах
в прямоугольник, в креслица.
Им ожидание приснится
неторопливого творца;
ещё круги в движенье плотном
дополнят плавность колеса...
И мнится в отраженье нотном
вагончик, вёзший чудеса:
окошки светятся доверьем,
летят шары, и неспроста
легла дорога по апрелю...
И симпатична простота.
Уличный экспромт
И плотным шумом дышит воздух.
Палитра красок разлилась
среди домов, как шпили острых,
и пешеход, вдруг накреняясь,
сквозь декорацию мгновенья,
едва отринув жизни смог,
взглянул на купола деревьев.
И крик безмолвный или вздох
струится в улей тротуарный,
в соседство пышное цветных
автомобилей и сакрально
ложится эхом вдоль витрин.
Немного о флоре
Время просится ввысь,
рассекая тугое пространство...
Зелёные листья
приникают так плотно друг к другу,
добротою дыша...
Снова сень разомлевшего сада
овевает своей
красотою великую стройность.
Неохватна она.
И сильна, как глубокие корни
у любви, у огня.
Окончание лета
Проливается слезою обречённость
по кромке павшего листа,
в котором скрыт волнующий вопрос…
И зарождение грусти начертано
на призраке отдохновения
и умиротворённости.
Прозрачность воздуха слезит глаза,
а едва ощутимый сырой, прелый запах
теснит грудь, как знакомая
и некогда любимая мелодия
с тонкой нотой предчувствия.
Дождливо
Грязи, хляби затаскали
пространство земли,
заласкали мягкостью почвы.
И по линиям плавными
штрихами косыми
пробирается вкрадчивость
шёпотом странным,
исходящим от свежести
полубогемной
и угрюмой, как власть, а быть
может, как время,
чтобы едва лишь пригубить
тоскованье земли.
И тихо, глоток за глотком –
голубым как небо –
в томительном усилии
вобрать в себя, оставляя
землю в её неизменности.
Лунная идиллия
Под поступь фиолетовую ночи,
звучащую неоновым мерцаньем,
танцуют силуэты – чей-то почерк
на тайне мимолётного прощанья,
которое так пахнет откровенно,
сияет так изменчиво-напрасно,
похожее, быть может, на мгновенье
властительницы ночи. И на призрак.
Моё небо
Прикоснулась темнота поцелуем
к солнцу ясному.
И дожди летят по лунному кругу
куполами вниз.
Только тучи завихристо-хмурые –
между звёздами –
с облаками перевёрнутыми и
прекапризными
подбирают серебро прилунное.
Осеннее
Будто бы были зелёными листья…
Но радуга грусти восходит нежданно:
с надеждою светлой, чисто-пречистой,
с дождём фиолетовым – каплей случайной
над полотном красно-жёлтого сквера,
с великолепьем, похожим на тайну,
с небом, звучащим всего лишь мгновеньем.
Вольность
Немыслимые высота и лёгкость
окутаны смиреньем, расстояньем, -
как песня угасающего солнца
в погоне за гармонией случайной.
И только – оперенье в переливах,
размах да ошалелая свобода
на крыльях виртуозного мотива.
И звуки как призывы саксофона.
Гитарное соло
Дрожали струны с жизнью споря
мелодией почти прозрачной
и невесомой. Контур горя
в ней растворился в одночасье.
Мечтания вбирали силу
сентиментального звучанья,
которое душе просило,
быть может, призрачного счастья,
замешанного, как ни странно,
на светлой грусти одинокой.
И мило так, и многогранно,
и переменчиво, и ново.
***
Анне М.
Коса, как маятник
бродила по плечам,
как будто отмеряя детству
сроки...
Соперничество, игры
недотроги
особенной,
как куклина улыбка,
как выплеск радости –
дань ветру встречному,
как дружба встреченного
в позе непосредственной,
с подвижной мимикой.
А Ваши увлечённость
и беспечность
очаровательны...
***
Вам, В. Т.
Застыла молодость подвижною походкой.
И линий стройность уводила в дали.
Вы – тонкий шлейф на обаянье лёгком –
с глубокою влюблённостью тогда ведь.
К карьере двинулись, - устали вдруг смеяться –
улыбку заложив, как вещь в ломбарде,
саму весёлость превратив в паяца,
очарование забыли на фальстарте.
Скажите, разве можно быть счастливым,
когда запорошёны пеплом души?
А свежести былой нет даже и в помине,
и пылкости, которая не сушит
улыбку. Как у Лео на картине...
Так будьте же честны...
Предчувствие
Разгадки едва заметное касание
томлением исходит
в ожидании устремления куда-либо
ведущего к вспышке.
Звучание недоумения переходит
в её мелодичную угадываемость.
Смешение цветов
утомляет глаза – они капризничают.
И ложится шёпот
вибрирующий на клавиши чуткой души,
как дыхание узнаваемости.
|
|