-Приговор подписывать не стану!-
Сказал член военного суда.
Лукасиньский Валерьян устало
Отложил перо на край стола.
-Разве может офицер армейский
За пирушку и смешной куплет
Наказать острогом Енисейским,
Срывом офицерских эполет!-
Всемогущий Губернатор Польши
Сам холопов никогда не бил.
На охотах пропадал всё больше
В той стране, которой не любил.
Не подписан Приговор! От гнева
Князь вскочил, над выходкой смеясь.
И того, кто справа был и слева,
Плёткой по лицу ударил князь!
И коню досталось шпорой жёсткой.
Ускакал с охоты Константин…
В тот же вечер в кованой повозке
Валерьян увезен в равелин.
С грамотой, в которой Повеленье:
-Семь годов в оковах отсидеть.
До Особого Распоряженья
Узника помиловать не сметь!-
…По мощёным улицам Варшавы
Мчат повозки, душу холодя.
И уланы городской Управы
На красоток смотрят, проходя.
У костёлов, как и у кофеин
Много дам, затянутых в корсет.
Новости российские желтеют
На обрывках сорванных газет.
Времена меняются… Вот горсткой
Бельведер Варшавский штурмом взят
И студент по имени Высоцкий
«Ремингтон» наводит на солдат…
Бросив всех Светлейший князь умчался,
Глядя из кареты на толпу.
И, украдкой, тихо улыбался
Золотую прихватив казну!
Заодно и пленника в оковах
Взял с собой до Шлиссельбургских стен,
Чтоб его не выпустили снова
Те, кого он защищать посмел!
Ну, а бунт – на то Приказ казакам:
-Утопить волнения в крови!
Показать зарвавшимся полякам
Место их - у Царственной ноги…-
В Шлиссельбурге – тёмны казематы,
Толсты стены. Мрак и тишина.
Широки для узников палаты.
Среди них – особенно одна…
Здесь в Петровы времена былые
За измену, слыша звон цепей,
Взвыла зверем пойманным Мария
И казнён в Столице Алексей!
Кандалы примерила тугие
Первая избранница Петра,
Что звалась с рожденья Евдокией
И носила род Лопухина…
Здесь гостили всё вельможны Лица,
Звания – не годный нынче щит,
Долгорукий и князья Голицыны,
А затем Бирон, как временщик…
Здесь, в пределах собственного крика,
Был убит Наследник на Престол.
И закопан без Святого Лика.
У стены, где царствие нашёл…
Вот сюда и прибыл Лукасиньский
Средь драгун, где птицы не поют.
В кандалах пройдя весь путь неблизкий.
Здесь найдя последний свой Приют.
…Годы шли, как слово шло за словом.
И Министр военный Чернышев
Вдруг спросил: -За что старик закован,
Расскажи, любезный граф Орлов?-
И глава Сыскного Отделенья
Отвечал: -Не знаю, господа!
Но, увы, другого повеленья,
К сожаленью, не имею я…
Пусть сидит и не будите Лиха,
А то сядем вместе ни за что.
Высочайше сказано мне тихо,
Чтоб сидел, как Брат желал того…-
Птицей унеслись десятилетья.
Сорок пять, пустых по сути лет,
Валерьян их, словно, не заметил,
Жизнь пропета, как один куплет!
В том куплете – лишь запев, как крылья,
Молодость, товарищи и честь…
Если мы об этом говорили,
Значит это всё на свете есть!
|
|