Мое детство кончилось 22 июня 1941 года в шесть часов утра.
На рассвете бомбили Каунас. Самолеты , с желтыми опознавательными знаками на крыльях , пролетали над моей головой и скидывали бомбы где-то вдалеке . При каждом взрыве, казалось, отлетает моя голова. Было страшно , и почему-то , смешно. Мы с братом Витей веселились от души. Война! Какое счастье! Наконец, что-то интересное выпало и на нашу долю.
Я только, только кончила начальную школу и строила планы как провести летние каникулы. В шкафу уже висела новенькая гимназическая униформа, которую надену первого сентября. Особенно меня радовала форменная фуражка из коричнегого бархата, прошитая золотой нитью. Я не могла налюбоваться и одевала по несколько раз в день. Забегая вперед скажу, ни униформу, ни фуражку мне так и не удалось больше надеть.
Не знаю из каких соображении родители отдали меня в литовскую католическую школу. С первого дня занятий я узнала, что чем-то отличаюсь от остальных детей. В школе перед уроками было принято произносить молитву и креститься на распятие. Я тоже попыталась молиться. Но тут учительница подошла ко мне и тихо так шепнула «тебе не надо».Почему? Никто не объяснял. Стала догадываться... чужая, не такая как все... Дети начали меня, мягко говоря, недолюбливать, упрекая, что я распяла Христа. Ах, как мне жаль, но я не знала тогда, что Христос тоже был евреем.
Родители не занимались моим религиозным воспитанием и эту нишу вскоре заполнила наша домработница. Она брала меня с собой в костел и много рассказывала о Христе. Мне нравился Христос - добрый и справедливый. И уже в семилетнем возрасте, я твердо решила креститься. Тем более, наша Марите говорила - все некрещенные попадут в ад и там будут гореть в огне. Меня такая перспектива очень страшила.
Когда началась война многие пытались бежать. Кто пешком, кто на подводах, кто успел еще на последний поезд, уходящий на восток. Наша семья осталась. Мать была не совсем здорова, и семейный совет решил будь, что будет. Родители помнили первую мировую войну, когда немецкая армия вела себя вполне нормально. Они получили медицинское образование в Германий и судили о немцах по Шиллеру, Гете, Канту...
24 июня, немцы заняли Каунас. Стройными рядами ехали мотоциклисты, за ними шла пехота. Местные жители стояли по обе стороны дороги и бросали им цветы. Много цветов. Они были рады, что избавились от ненавистной советской власти, которая в эти дни проводила репрессии и депортацию в Сибирь.
Евреи цветов не бросали. Они старались меньше выглядывать на улицу и с волнением ожидали дальнейших событий. События разворачивались стремительно. Приказ следовал за приказом.Евреям велено носить желтый знак- звезду Давида. На груди и на спине, чтобы каждый прохожий уже издали видел - идет еврей. Следующий приказ запрещал нам ходить по тротуарам. Евреям и скоту предназначена мостовая. Скот и евреи? Может быть это не самое плохое соседство. Дальше больше. До первого августа приказано всем нам покинуть свои дома и переселиться в пригород Каунаса Вильямполе, где уже строился забор с колючей проволокой.Так я впервые услышала ненавистное слово - гетто.
В семье было трое детей. Старший сын Рудольф, средний Виктор и дочь – Тамара. Рудольф был очень способный парень. В пятнадцать лет он окончил гимназию.Перед началом войны сдал все экзамены на аттестат зрелости. В первый же день войны он хотел бежать на восток, метался, не находя себе места. Отец уговорил его остаться. Когда немцы заняли город, раздался у нас телефоный звонок. Звонил учитель Рудика. Он приглашал брата прийти на встречу, чтобы обсудить процедуру вручения аттестатов зрелости. Брат надел свой новый костюм, ушел и... больше не вернулся.Что с ним произошло я так никогда и не узнаю. По слухам его расстреляли вблизи 6-того форта. За что? Тогда никто не спрашивал.
Рудик хотел быть астрономом.Часто по вечерам смотрел на звезды. И я смотрю на звезды, ищу его и беседую с ним. Где ты безвременно погасшая звездочка моя ? Светлой памяти брата я посвятила стихотворение «Крик».
Виктор был фантазер, шалун. Писал стихи. Когда его стихотворение появилось в детском журнале, мы решили- будет поэтом. Не случилось.
В гетто отец предложил брату писать дневник. Виктор стал писать.Через некоторое время, я тоже последовала его примеру.
Итак, в тринадцать лет я начала писать свою летопись. Как пишутся дневники я не знала.Писала больше о том, что происходит на фронтах, умалчивая о своем внутреннем мире. Только через год я стала писать о себе, о своих переживаниях .
.
Несколько лет тому назад я издала книгу «Тетрадь из сожженного гетто». Есть такая тетрадь. Ей уже очень много лет. Если сказать точно – ей 63 года. Не каждый день можно увидеть такую старую тетрадь. Вот она лежит передо мной в большом белом конверте, сохраняющем ее от влажности. Конверт этот подарил мне музей Катастрофы в Иерусалиме, чтобы тетрадь дольше жила и рассказывала людям о том ,что с нами сделали фашисты. Это школьная тетрадь в синию клеточку, немного толще обычной тетради для арифметических действии. Страницы пожелтели, обложка порвалась. Писала я вначале химическим карандашом, текст очень хорошо сохранился. Первые 20 страниц тетради заполнены моими стихами того периода . Дальше идет текст написанный с 1942 по 1946г. Между текстом разбросаны мои рисунки. Обычный девчоночный дневник. Обычный? Не совсем. Прежде чем "родиться" на белый свет, ему пришлось умереть. Похоронили недалеко от нашего дома. Гробом послужила жестяная коробка от печенья. В земле тетрадь пролежала пол-года. И нашли мы только одну тетрадь. Другая, сшитая из разрозненных листов, так и осталась в земле.
Эта тетрадь побывала на выставке посвященной Каунасскому гетто в Вашингтонском музее Катастрофы.
Сейчас самое время полистать страницы книги и представить вкратце некоторые отрывки из нее.
Отрывок из очерка Виктора «Один день в гетто». 1942г
...Едва рассеивается серый утренний туман – просыпается гетто. Как призраки, прорезают полусвет безмолвные, сгорбленные силуэты людей. Холодно. Холод тоже занимает свое место в цепи наших несчастий. Люди идут не оглядываясь - молодые и старые, женщины, мужчины , даже дети.Истощенные, бледные,они медленно движутся к воротам. Так начинается трудовой день- выполнение повинности рабов 20 века. В бригаде «Железнодорожное депо», где я работал, был надсмотрщик фашист-зверюга по прозвищу «боксер». После знакомства с его кулачищами , я в уже несколько месяцев не выхожу на работу.Не стерлась из моей памяти и работа на строительстве моста в Шансах. На этом мосту я проработал недолго –упал, не выдержав тяжести баллона с кислородом, и при том еще покалечил своего напарника. Но там, на городских работах, я меньше размышлял – надо было мгновенно оценивать ситуацию, сохранять силы, комбинировать пару полешек, краюху хлеба, картофелину...
Так писал 15 –летнии подросток .
Из моего дневника
2-ое Ноября 1942 года.
Неприятный день. Меня «отрезали» от бригады и послали работать на аэродром. Впервые я попала туда. Но это еще ничего – главное,что по возвращении в гетто нас 8 женщин /а мне всего 13/ безо всякой вины посадили в кутузку. Это была беда- холодной ночью спать в нетопленном помещении, лежа на голых нарах. Я лежала прислушиваясь к урчанию в животе. В углу стояла параша.Ужасная вонь не давала сомкнуть глаз. Эту ночь я никогда не забуду.Лежу за двойной решеткой и думаю –за что?...
Вернувшись домой , спросила папу останется ли сейчас пятно на всю мою жизнь – ведь я уже теперь и в тюрьме побывала.
18 Ноября. 1942 года
... Преступник, стрелявший в коменданта, после страшных мучений был сегодня публично повешен. Виселицу соорудили возле комитета. Сам комендант выгонял из домов людей, чтобы посмотрели на это жуткое зрелище. Я не смогла преодолеть любопытство и тоже пошла посмотреть на виселицу. Картина вовсе не такая страшная. Только жалость охватывает, глядя на человека, столь много выстрадавшего. Хотя люди говорили, что не надо его жалеть, ибо своим безрасудным поступком он мог погубить всех нас.
3 -его Сентября. 1943г
Дождь. Небо пасмурное, настроение мрачное. Ужасные, ужасные дела творятся. Вчера я узнала, что немцы, отступая, забирают с собой малолетних детей от 2 до 10 лет. Эшелоны с этими детьми прибывают в Литву. Тут часть детей уничтожается, остальные продаются по 2-3 марки за ребенка. Ужасно! Волосы становятся дыбом, когда слышишь о такой жуткой действительности.
27 Марта 1944г.
Акция.1500 малых детей и пожилых людей вывезены на уничтожение. Сорок полицейских кончили свою жизнь на 9 форте. Других продержали несколько дней и за сообщенные сведения освободили. Многие убежища обнаружены. Погибло молодое поколение – дети до 12 лет, погибли старики, погибнем и мы. Но матери, матери, матери!Кошки царапаются, кусаются, но котят не отдают.Курица своим телом прикрывает цыплят и защищает их. Только еврейская мать должна отдать своего ребенка и видеть как его ,словно щенка, бросают в грузовик. Были и героические матери, которые собственными руками душили своих детей, которые настаивали, чтобы сперва убили их, и только потом забрали детей.Молодые родители отдали все,что было для них самое дорогое. Муж нес на руках до грузовика стариков родителей- инвалидов, жена несла малюток. Жуть! А солнце какое было! И оно смеялось...Ха,ха,ха...
Альбому( из дневника Виктора) 5 июля 1942 года.
Сколько хороших минут доставили мне записи, стихи и рисунки друзей в эти мрачные дни, когда фашисты готовят нам расстрел...
Я не могу удержать катящуюся из глаз слезу...Все-таки не всегда было так, как сейчас.Со страниц альбома на меня смотрят знакомые лица. Вот Натик, Лева, Иозас. Где вы теперь, ребята? Видно не суждено нам встретиться вновь и заниматься милой детской чепухой. Нечего тешить себя напрасной надеждой...
Прощайте, друзья!
Не избежать мне братской траншеи...
Сегодня наши внуки служат в Армии Обороны Израиля. Не будет больше братских траншей, Витя.
© тамара ростовская, 2005
|
|