Желтизной седины покрываются листья.
За компанию тоже сменю цвет волос.
Если даже от ржавчины рельсы очистят,
не проехать составу по ним без колёс.
Наконец-то.
Наконец-то глаза в темноту откричали
и навеки своё отдышала любовь.
Перестану теперь начинать всё сначала
и упрячу язык за решётку зубов.
Умираю.
Самый верный, испытанный, действенный способ
бросить пить - навсегда, навсегда протрезветь -
это быстро, спокойно, без лишних вопросов
бросить жить, то есть попросту взять, умереть.
Умираю.
Наплевать, что не стали вы есть моё мясо:
я вас с ложечки досыта им накормлю -
вот за маму, за папу... Чуть менее часа
поедали друзья оболочку мою.
Вам хватило?
Ты прости, ты, пожалуйста, только присвистни -
поползу по следам, за черту заступлю.
Одноразовый день одноразовой жизни
безудержно, беззвучно стремится к нулю.
Умираю
счастливым, что выметен дочиста,
что закатную осень любимых просплю,
что не надо марать револьвер и петлю,
что потухну с костром переходного возраста.
Ровно в полдень - не поздно и точно не рано -
отпущу на свободу лихой самолёт
сквозь колючую проволку меридианов
и сплетённых для прочности с ними широт.
Он летит - совершает падение в небо.
Раздирает обшивку об злые шипы.
Не распроданы в кассах десятки билетов,
оттого в самолёте один пассажир.
Улетаю.
Между верхом и низом, по-прежнему между
будет мир, как закружится розовый снег.
Застываю без веры в любовь и надежду
под лучами, несущими свет не для всех.
Я... больше... вообще... ничего...
Теснит дыхание.
/октябрь 2002/
|
|