«Я помню чудное мгновенье,
Передо мной явилась ты…»
А.С. Пушкин
Не знаю, зачем я это пишу, нужно ли это мне, тебе, другим… Но что-то не дает покоя, воспоминания заставляют выплеснуть все, без остатка, наружу, облегчить душу, расставить точки над «i», и… я сижу и не нахожу слов, могущих выразить все то, что находится внутри.
Странное чувство нереальности происходящего… Сердце согласно – так бывает, средства связи сейчас настолько современны, что ненамного отличаются от мыслей, мгновение - и ты уже на другом конце Земли, ты уже там, где, по всей видимости, никогда не сможешь побывать воочию. И твои письма, которые приходят из этого далека, твои мысли, воспоминания о том, что было 30, нет, уже 31 год назад, там, в Одессе, когда судьба свела нас вместе, когда мы были вместе, еще больше подчеркивают реальность происходящего.
Сердце согласно, а голова противится, умом не могу понять, что ты – уже мать двоих взрослых детей, любящая жена, довольная своей теперешней жизнью, устоявшейся в этой непростой круговерти Нью-Йорка. Я смотрю на твою фотографию, которую ты мне прислала, вижу красивую женщину, прильнувшую к плечу мужа, довольную собой и тем, что происходит вокруг, и не вижу той, в которую был влюблен, не нахожу общего. Видимо, это оттого, что все эти годы не знал о тебе ничего и перед глазами всплывает даже не образ, а что-то смутное, напоминающее о том времени, когда был молод, глуп и о многом даже не догадывался.
Ты нашла меня в Интернете. Прочитала на каком-то сайте рассказ, где я пишу о том времени, когда мы познакомились, пишу не документально, а именно так, как я предполагал. Конечно, ты не согласна, и, думаю, именно это и заставило тебя мне написать. А может, что-то еще? Что-то, что оставило в памяти воспоминания о молодости, о том времени, когда я был рядом, и когда ты, как и я, ждала вечера, чтобы снова бродить по городу. А может, ты, как и я, вспоминаешь вкус вишни, который ощущали мои губы, соприкасаясь с твоими, и дурманящий запах акации проникал в голову, заставляя ее кружиться и терять рассудок? Может, даже, если этого и не было, ты представляешь нас в то время? Аллея, Дворец и Пушкин. Потемкинская лестница, памятник Ришелье и Дерибасовская, с ее маленькими магазинчиками и мастерскими: «Ремонт часов», «Ремонт обуви», «Парикмахерская». И через несколько метров опять: «Ремонт часов»… И меня, так часто обижающегося на твои дразнилки и несуразности. Но, несмотря на это, ждущего каждый день с нетерпением того мгновения, когда ты подойдешь незаметно и скажешь: «Привет».
Оказывается, ты видела меня в аэропорту в Минске, чуть более 10 лет назад, но не подошла, не сказала так же, как тогда, «привет», предпочла показать мужу издалека. Не знаю, что было у тебя в душе, какие воспоминания всколыхнула в твоем сердце эта встреча, да и всколыхнула ли? Оказывается, не так уж далеко мы были друг от друга, ты переехала жить в Минск, а я там бывал часто. Я знаю, почему ты не подошла, догадываюсь, что испугалась, догадываюсь, что думала об этом и представляла. А может быть, я ошибаюсь. Но вот теперь, когда я знаю о тебе, о твоей жизни, гораздо больше, и когда понимаю, что встретиться наяву нам, по всей видимости, не придется никогда, я рад, что у тебя все нормально, ты состоялась как человек, мать, жена и благодарю Бога за то, что он подарил мне хотя бы то, что я имею сейчас – право общения.
Но твои письма… Это девичье желание узнать о себе той, которая в ту далекую пору так беззастенчиво и бессовестно занимала все мое время и в мыслях, и во сне, и наяву, которая злила и звала к себе, независимо от поведения и обстоятельств.
Я приехал на практику в этот город: с курортными романами, морем, близостью заграничных судов, местными нравами и многочисленными произведениями его знаменитых авторов, живших здесь, писавших здесь об этом городе, о любви и ненависти. Я приехал и без остатка погрузился в это чарующее, благоухающее акациями и терпким запахом французских духов и женского тела, таинство южного города…
Мы познакомились на теплоходе, в первый вечер первого дня, когда с однокурсниками попали в порт и увидели море. Мы были молоды, нахальны, ничего невозможного для нас не существовало, а атмосфера давала возможность свои замыслы реализовать.
Ты стояла у борта: длинные темные волосы, развевающиеся на ветру, тонкий профиль, легкое платьице, я тебя сразу заметил и оценил. И тут же возникло желание познакомиться; призывы друзей, обнаруживших в недрах теплохода бар с дешевым вином и зовущих меня присоединиться к компании однокурсников, не нашли взаимопонимания. Я искал причину подойти и боялся получить отказ; и только находящийся рядом сокурсник, желания которого, видимо, совпадали с моими, заставил расхрабриться и шагнуть вперед.
Я не помню, какие слова говорил, что ты отвечала, но, видимо, и у тебя было настроение пойти навстречу – мы познакомились, проводили домой, и потом мучительно долго и трусливо искали свое общежитие. Одесса, как нас предупреждали, город криминальный. Ничего необычного с нами не приключилось, и мы нашли свою обитель.
Я не мог уснуть, ворочался на скрипучей пружинной сетке, вспоминая о том, что было: наши разговоры, усмешки, шуточки. И, жалел о том, что ты сказала напоследок. Ты уезжала в свой город, ты была не одесситкой, а такой же приезжей, хотя и бывала в Одессе часто, у многочисленных родственников, знала и любила этот город, но, увы, уезжала. И я, сожалея об этом, не надеясь на продолжение, все же упросил дать свой адрес, а вдруг когда-нибудь встретимся? И, лежа в кровати, вспоминал и надеялся.
Видимо, и тебе была небезразлична наша встреча. Потому что, написав несколько писем, я получил ответ - ты вдруг сообщила, что возвращаешься в Одессу. Почему? Из-за меня, или просто так, тут старые друзья, веселое времяпровождение, что делать в середине лета в провинциальном городке, если есть возможность вернуться в Одессу? Но тогда я об этом не думал. Конечно, из-за меня! И мы встретимся, будем гулять, будем вместе!
Теперь это вызывает улыбку. Но тогда, я уже не помню точно, в памяти осталось воспоминание, что, придя на назначенное место, я долго ждал, мучаясь от непонимания, укоряя себя в том, что неправильно понял и пришел не туда, ругая за то, что теперь не найду, не встречу и все, о чем мечталось, не сбудется. Мне и в голову не приходило, что ты стоишь, спрятавшись за какой-то преградой, и наблюдаешь за мной. И только позже, когда мы все же через несколько дней встретились на пляже, я понял, что это просто девичьи штучки. Я не знаю, было ли это специально, чтобы узнать мое отношение к себе, или просто по глупости, по неопытности, но я-то не мог найти тебя в миллионном городе. И досада от этого, от несбывшихся надежд, не давала покоя. Тебе, конечно, было проще: ты знала мой адрес и при желании могла позвонить или прийти.
Теперь я знаю, почему ты тогда опоздала. Просто так сложились обстоятельства. Ты пришла, увидела меня вдалеке, но дорогу преградила женщина. Она предложила тебе сделку: видишь, вон негры стоят, иди к ним, они при деньгах. И ты, не зная что делать, застыла в недоумении, тебе в голову не приходило, что можно вот так, запросто, подойти к незнакомым, да еще к неграм, мужчинам, рассчитывая заработать. И только друзья, оказавшиеся неожиданно на безлюдном пляже, спасли тебя от неприятностей. Но это я теперь знаю, а тогда мучился и сердился на тебя за твои шалости.
Но мы встретились. И после этого встречались регулярно, каждый вечер, иногда днем, ты показывала мне город, мы гуляли по его аллеям, и теперь уже не так важно, насколько близкими мы стали за этот неполный месяц. Я ревновал тебя к друзьям, а ты поддразнивала, то уходя к ним, то возвращаясь обратно, когда мы были на пляже. И даже вечером, когда мы оставались вдвоем, когда целовались, сидя на скамейке на Аллее Любви, а величавый Пушкин, стоя спиной к розовым колоннам бывшего губернаторского дворца, казалось, с усмешкой наблюдал за нашими юношескими шалостями, столь ему знакомыми по своей молодости, даже тогда я не ощущал в себе уверенности, что ты моя и ни чья больше.
Время прошло. Теперь уже не изменишь то, что тогда было таким возможным. И только знание, что наше настоящее ничем не хуже того, что могло быть, что нашлись на нашем пути половинки, которых мы любим, которые любят нас, которые дали нам детей и внуков и срослись с нами, стали нами, скрашивает то сожаление, которое нет-нет, да и прорывается в мыслях, заставляет придумывать и… Но жизнь не вернуть назад, не прожить снова, да и надо ли? Остались воспоминания, согревающие душу, заставляющие думать о том времени.
Но это запомнилось на всю жизнь. И, хотя судьбы наши не соединились, у каждого жизнь пошла по одному Богу известному сценарию, я иногда вспоминал наши встречи, тебя, и смутная печаль ложилась на сердце. Как жаль, что мы расстались, как томительно грустно вспоминать о том, что было, и думать, что могло быть по-другому. Но тогда мы были молоды, далеко друг от друга и, казалось, не было причин изменять такое положение. Как жаль…
Потому что то, что было тогда, в Одессе, никому и никогда не удастся отобрать. И я снова молод, нахален, и люблю ту девушку, которая приехала ко мне, чтобы показать Одессу и провести со мной этот незабываемый месяц моей юности.
|
|