А гроза приближалась к ней всполохом.
Как цыганки подол, в небесах
Ярких всплесков цветастые ворохи,
Словно мак в смоляных волосах.
Замер мир в ожидании таинства.
И умолкли в кустах соловьи.
Ночь пред ней разлеглась бесприданницей
В ожиданьи греховной любви.
И в томлении влагой дурманною
Каждый угол наполнен и щель.
С речки скинула в травы туманами
Стыд, луга расстелив, как в постель.
И разгулом прорвалась стихийная
Огнегривая к ней благодать.
И рыдала под мокрыми ивами,
Над поруганной девою мать.
И угрозы бросал запоздалые
Клокотаньем разгневанный гром.
Ветер рвал, как рубаху в кровь алую,
На груди белостволье потом.
Ночь склонилась дождями брюхатая,
Выжимая измятый подол.
Только месяц смеялся над хатами,
И молчал растревоженный дол.
А гроза уходила расхлябанной
Залихватской походкой зарниц,
Как заезжий на выселки с ладами
Заскучавший изнеженный принц.
МиЛеди
ПАРОДИЯ
Грозный муж.
Грозный муж приближался к ней сполохом.
У цыганки подол в небесах.
Ярких всплесков цветастые ворохи
Шевелились в дрожащих руках.
Замер мир в ожидании таинства.
И умолкли в кустах соловьи.
А она разлеглась бесприданницей
В ожидании мужней любви.
И в томлении влагой дурманною
Каждый угол наполнен и щель.
Юбки прочь! И такою желанною
Без стыда уползла на постель.
И разгулом прорвалась стихийная
Огнегривая к ней благодать.
И казалось: под мокрыми ивами
Превращается девушка в мать.
Ей угрозы бросал запоздалые
От обиды разгневанный муж.
Рвал рубаху ее, цветом алую,
Невтерпеж, стало быть, ему уж.
И склонилась, давненько брюхатая,
Выжимая измятый подол.
Только месяц смеялся над хатами,
И молчал растревоженный дол.
Уходил он походкой расхлябанной,
Нет, не пала она сразу ниц!
Вспоминала, как тешился с бабами
Заскучавший изнеженный принц.
|
|