(из цикла "Сектантские рассказы")
1
Труба была в диаметре сантиметров двадцать. На высоте четвёртого этажа она соединяла два корпуса старого полуразрушенного пивзавода, нашей «рыцарской» крепости. Прошагать пять метров над пропастью было серьёзным испытанием для тринадцати-четырнадцатилетних подростков.
– Давай, Серый, не дрейфь!
– Ты же видел, все прошли!
– Только в первый раз страшно!
Это кричали мне. Все пацаны, действительно, уже перебежали через трубу и лежали на шифере соседней крыши. Они курили «Приму» и потешались надо мной.
Я боялся идти. Внизу валялись битые кирпичи. Упасть означало убиться. Солнечные блики играли на трубе и слепили глаза. Я был своим в этой компании, все знали, что я не подведу в драке, тем смешнее было пацанам сейчас. Серёга Петров трусит! Даже маленький Мыня и тот прошёл по трубе. Петька прошёл, Вадик... Все прошли! Смешно, конечно.
Две недели я не выходил из дома: в мае искупался в речке и схватил ангину с осложнениями. А пацаны как раз за это время освоили трубу. Раньше мы по ней не ходили, на крышу и на чердак поднимались через подъезд. И вот теперь я остался один, кто не сдал «проверку на мужество».
Я поставил ногу на трубу. Мои друзья оживились. Каждый считал своим долгом что-нибудь посоветовать.
– Вниз, главное, не смотри, и всё будет нормально!
– От солнца прикройся ладонью!
– Ты что, больной – «ладонью»? А равновесие как держать? Не слушай его, Серый, просто прищурься!
– А что, я ладонью прикрывался...
– Ну, так ты же ненормальный у нас...
Все засмеялись. Только мне было не смешно. Я всё никак не мог решиться.
– Ну, давай, Серёга, не тяни. В чику* пора играть!
Удивительно, никто не сомневался, что я пройду. Они не понимали, как я боюсь высоты. Мне пришло в голову, что ударь двух человек в одно место и с одинаковой силой, и один может закричать от боли, а другой сдержаться не потому, что у кого-то из них сильнее воля, а потому, что первый человек на самом деле испытал боль значительно острее, чем второй...
Под разочарованное молчание пацанов я перешёл трубу на четвереньках.
Авторитет мой заметно пошатнулся. В открытую никто не смеялся, но я сам чувствовал неловкость, друзьям было как бы совестно за меня. Я не знал, что сказать. В чику играть сразу расхотелось.
Полежали на крыше, поплевали вниз, помолчали. Сегодня нас было мало, всего пять человек. А вообще компания была большая, временами доходящая до двадцати пацанов. Самому старшему – Федьке Кузнецову, он среди нас и верховодил – пятнадцать лет. Все мы были из одного района, «пивзаводские». В конце семидесятых годов большинство подростков нашего города делилось на такие группировки, в одиночку по улицам никто не ходил, чужих ловили, задавали дежурный вопрос: «С какого края?» и били.
Дело шло к вечеру, солнце садилось, становилось скучно. Мы и не подозревали, сколько испытаний нас ещё ждало сегодня.
Крыши у пивзавода были почти плоские, и Петька с Вадиком прямо возле трубы сели играть в карты. Мыня и Игорь устроились к ним поближе, рассчитывая присоединиться на следующий кон. Я уныло смотрел на дорогу.
И тут показался Басмач с худеньким пацаном-баптистом. Вернее, мы тогда ещё не знали, что он из баптистской семьи. Но какая-то его необычность была заметна сразу. Отец рассказывал, что баптисты стали селиться в нашей местности после начала их преследования властями на Украине. Но меня в четырнадцать лет религия интересовала мало...
– Это кто там идёт рядом с Басмачом? – спросил я друзей. – Кого-нибудь без меня принимали?
Все посмотрели на дорогу. Новенького никто не знал. И только вездесущий Мыня сказал, что Басмач уже несколько раз обещал привести в компанию какого-то своего нового друга.
Через пару минут друзья вылезли на соседней крыше. Под бурные приветствия наших, Басмач спокойно и уверенно перешёл по трубе, было сразу видно, что ему это не впервой. Мы пожали руки.
– А это – Лёха Курочкин, – сказал Басмач, – он хочет дружить с нами. Я за него ручаюсь!
Новичок замешкался у трубы. «Неужели пройдёт сразу?» – я вновь испытал чувство собственной неполноценности.
– Ну, ты что, Лёха? Иди сюда, не бойся! – подбодрил его друг.
Новенький мертвенно побледнел, что-то прошептал себе под нос и, раскинув руки в стороны, быстро перебежал к нам на крышу. Все стали жать ему руки и хвалить наперебой. Редко, кто так быстро решался пройти по трубе с первого раза. Я чувствовал себя глубоко уязвлённым. Теперь расскажут всё Кузнецу, а уж тот не постесняется посмеяться мне прямо в глаза! И зачем вообще сдался нашей компании этот новенький?
– Лёша, – со счастливой улыбкой протянул он мне в эту минуту свою руку.
– А ты чего улыбаешься? – хмуро спросил я и не подал руки.
Мне вдруг пришла идея побить его, всё не так позорно будет. Новичок был щуплым и неказистым. Я был заведомо сильнее его.
Глаза Лёши выразили недоумение, он опустил руку и уже хотел отойти от меня, но тут я резко схватил его за плечо.
– Куда ты меня послал? – спросил я громко, чтобы все слышали.
Пацаны разом оглянулись и тревожно посмотрели на нас.
– Никуда я тебя не посылал, – растерянно ответил Лёша.
– Серый, подожди! – между нами встал Басмач. – Не надо, это мой друг!
– Ты тоже своё получишь, – зло проговорил я и оттолкнул Басмача.
Сжав кулаки, я вплотную приблизился к новичку. Затылком я чувствовал на себе недружелюбные взгляды пацанов. Они понимали истинную причину моей нелюбви к этому Курочкину. Но я, в отсутствии Федьки, был здесь самым старшим и сильным и потому был спокоен. Из-за какого-то никому не известного новичка пацаны на меня кучей не кинулись бы.
Через несколько секунд я двумя сильными ударами уже разбил своему противнику губы и посадил «фонарь» под левый глаз. Он почему-то не сопротивлялся, и оттого я ещё больше был сегодня всем неприятен.
– Серый, ну хватит... я прошу тебя... не надо больше! – Басмач вновь попытался заступиться за друга.
– Уйди или следующим будешь ты! – заорал на него я.
Он снова отошёл в сторону.
– Ты почему не дерёшься? – хмуро спросил я новенького.
Лёша промолчал. Я немного отошёл назад и затем со всего размаха дал ему ещё раз в лицо. У него пошла носом кровь. Драка была закончена.
Новенький тихо сел возле вентиляционного люка, закинул голову вверх и стал унимать кровь. Басмач поспешил к нему на помощь. Я же, красный от возбуждения, сел играть в карты с остальными пацанами. Все поглядывали на меня с опаской, авторитет, по дворовым понятиям, был восстановлен.
Начинало смеркаться. Наверное, ещё полчаса – и мы разошлись бы по домам. Но, как выяснилось через минуту, сегодняшний наш вечер ещё только начинался.
– Серый! – испуганным голосом вдруг закричал Мыня. – Серый, татарские!
«Татарские» – так называлась враждовавшая с нами группировка с другого конца города, из «татарского района». Я посмотрел вниз, куда показывал пальцем Мыня, и увидел человек пятнадцать татарских, с палками, цепями, они бесшумно подходили к подъезду нашего корпуса. Бабай, их «вождь», здоровый пацан лет шестнадцати, тоже был с ними.
– Серый, бежим через трубу, пока не поздно! – взмолился Мыня.
– Заткнись, – сказал я. – Бегом на чердак, закрой дверь на засов!
Мыня мгновенно скрылся исполнять приказ. Я обернулся к компании. Все на меня смотрели расширенными от страха глазами.
– Ну что, воины? – усмехнулся я. – Кажется, кто-то был сегодня мной недоволен? Кажется, я был сегодня маленечко не прав? Сейчас посмотрим, может быть, татарские будут добрее меня?
Я зло сплюнул. Выследили, когда ни Федьки Кузнеца, ни пацанов сильных – никого нет!
– Серый, почему мы не бежим через трубу? – теперь заныли Петька с Вадиком.
– Вы что все Бабая за дурака держите? – я показал пальцем на Петьку и Вадика. – Бегите, я разрешаю!
Пацаны неуверенно, оглядываясь на меня, подошли к трубе. Вадик пошёл первым. И тут сразу же из чердачной будки на соседней крыше, как я и думал, выскочили двое здоровых татарских пацанов с длинной палкой. Один из них, жмуря глаза и кося под психа, стал бешено вращать своей дубиной и орать:
– Ничего не вижу! Ничего не вижу! Я слепой! Я слепой!
Вадик со страху едва не потерял равновесие, с трудом развернулся на трубе и быстро вернулся на нашу крышу.
Теперь эти татарские уже не прятались, а открыто сели возле трубы и постукивали по ней своей чудовищной палкой. Издеваясь, они кричали нам, что они психи, у них есть «жёлтые» справки, и им, если они кого-нибудь опрокинут вниз, ничего за это не будет.
Наши пацаны приуныли. Вернулся Мыня.
– Серёга, – сказал он мне, – я задвинул засов, но дверь слабая, они могут поломать. Уже слышно их, идут по подъезду!
– А ну, все на чердак, бегом! – скомандовал я.
Мы по очереди спустились на чердак. Здесь стоял наш старый диван, им мы укрепили дверь. Потом расселись, кто где, и стали ждать.
Шум на лестнице усилился, затем послышался сдержанный смех и деликатный стук в дверь.
– Да-да? – спросил я, стараясь сохранять хладнокровие.
– Здравствуйте, – заголосил Бабай, подражая детскому голосу, – пустите погреться, пожалуйста!
Все татарские заржали.
– Простите, это лошадь? Ей сена свежего не надо?! – вдруг смело выкрикнул маленький Мыня, обыгрывая популярный в то время среди нас анекдот.
Я похлопал его по плечу и прижал указательный палец к губам:
– Тс-с, говорить буду я!
Бабай взревел:
– Кто здесь за старшего? Почему салаги вмешиваются?
– Чего надо, Бабай?
– А-а, Серёжа, – узнал меня Бабай, – адъютант Кузнеца... А где сам Кузнечик?
– Был бы здесь Кузнец, так ты, смельчак, сюда не вламывался бы с цепями да палками...
– Я?.. Я?!. – задохнулся Бабай от злобы. – Я твоего Кузнеца один на один в три секунды разделаю!
– Ну-ну, расскажу завтра Федьке...
– Короче! – рявкнул Бабай и с силой пнул дверь, она, припёртая диваном, не поддалась. – Мы знаем, что вас всего человек семь-восемь. Нас здесь – девятнадцать! Ты, Адъютант, всё понял?
– Понял-понял, что дальше?
– Наши условия: вы открываете дверь, снимаете с себя одежду – всю одежду! – и голыми разбегаетесь по домам. Бить не будем...
Татарские за дверью возмутились.
– Давай им хоть по одному «фингалу» поставим! Они наших в парке на танцах тогда как отделали?!
– Хорошо, – уступил Бабай общественному мнению, – условия поправляем: голые – раз, и по одному фонарю каждому – два. Это всё, даю слово!
– А если мы не согласимся? – спросил я.
– Пять минут вам на раздумья. Потом ломаем дверь и молотим чем попало! – голос Бабая стал удаляться, татарские, очевидно, спускались вниз. – И всё равно – только голыми выпускать будем!
Татарские ушли. Мы сбились в тесный кружок и говорили тихо, опасаясь подслушивания.
– Голыми! – возмущённо начал Игорь. – Опозорить хотят, потом весь город над нами смеяться будет!
– Кузнец нас убьёт, – поддакнул Петька.
– Значит, выбора у нас нет, – заключил я. – Укрепляем дверь, минут десять-пятнадцать штурма она выдержит... А потом – бьёмся смертным боем!
Я подошёл к окну и посмотрел на соседнюю крышу. На улице было уже почти совсем темно. Часовые татарских («психи») развели небольшой костерок прямо на крыше и дежурили возле трубы. Здесь не пройдёшь, можно убиться... И почему сегодня пришло так мало наших? Ведь бывали дни, когда человек по пятнадцать-двадцать собирались! Вот дали бы сейчас бой... самого Бабая без штанов домой отправили бы!
– Серёга, есть идея! – вдруг возбуждённо прошептал мне на ухо сзади Басмач.
Я обернулся на голос. На меня в упор смотрел Лёша Курочкин: один глаз заплыл, на губах и под носом – запёкшаяся кровь. Да, немного досталось бедняге...
– Ну? – спросил я друзей.
– Я пойду сейчас вниз, к татарским, – спокойно и холодно сказал Лёша, – меня там никто не знает, скажу, что вы меня привели к себе и били. Они меня отпустят, и я сбегаю за Кузнецовым. Кузнецов позовёт тех, кто поближе живёт, и через двадцать минут мы будем здесь с подмогой.
– Ну как? – восхищённо вставил Басмач. – Лёха это сам придумал!
– Ты ему веришь? – спросил я Басмача.
– Конечно, Серый! Отвечаю за свои слова.
– Хорошо, давайте попробуем, всё равно это наш единственный шанс. Адрес Кузнеца знаешь?
– Советская 5, квартира 4, – кивнул Курочкин.
– Правильно, давай дуй!
Мы отодвинули диван, открыли дверь и выпустили Лёшу в подъезд. Он сразу растворился в темноте.
– Вали отсюда и больше нам не попадайся! – для страховки громко сказал я вслед.
2
Я шёл по подъезду и готовился к предстоящему разговору с Бабаем. «Ты ему веришь?» – напоследок спросил Витю (Басмача) Серёга. Обидно, конечно, что меня так встретили... Отец говорил, что мне нужно подружиться с хорошими дворовыми ребятами, чтобы не выглядеть «чужаком». Вот и подружились...
Мысленно прочитав про себя 22-й псалом, я вышел из подъезда и тут же был окружён татарскими.
– А это что ещё за красавец? – ткнул меня пальцем в грудь Бабай (я его узнал по описаниям Вити).
– Я не красавец, – сказал я. – Меня били.
– Ведите его к костру! – выкрикнул кто-то.
Меня привели к только что разведённому костру. Бабай важно сел на деревянный ящик из-под пивных бутылок и начал допрос.
– Значит, говоришь, били? – с деланным сочувствием спросил он.
Я кивнул. Моё разукрашенное лицо говорило само за себя.
– А почему Адъютант тебя отпустил, а?
– Он сказал, что с меня хватит на сегодня...
Все вокруг засмеялись.
– Пора идти ломать дверь, – обращаясь к Бабаю, сказал мрачный парень с часами на цепочке в руке, – уже семь минут прошло!
– Подождём ещё, – властно изрёк Бабай, – никуда они не денутся!
Он снова повернул лицо ко мне и продолжил:
– А ты не боялся к нам идти? Мы ведь тоже бить умеем.
– Я подумал, что их враг – ваш друг, – я опустил глаза.
– Так, – усмехнулся Бабай, – друг ты наш, скажи-ка для начала, где ты живёшь, где учишься?
– Я приезжий...
– Кто-нибудь видел когда-нибудь этого мальчика? – спросил Бабай, обращаясь к своей компании.
Как я и предполагал, меня никто не знал. В городе я жил только три месяца.
– Что будем с ним делать? – спросил Бабай.
– Отпустите меня, – жалобно попросил я.
– Его отпускать нельзя, – сказал парень с часами, – он может быть шпионом.
– Да, пусть лучше остаётся с нами до конца! – подтвердили ещё несколько человек.
– Видишь, – обратился ко мне Бабай, – ребята не хотят тебя отпускать, ты им понравился. Мы сделаем так: когда поломаем дверь и всех скрутим, ты за свой фингал отомстишь - каждому поставишь по такому же... Это будет здорово! Как будто и не татарские били. Это будет твоя месть! Пусть приезжих пацанов не обижают. Мы даём тебе такое право, чтобы ты плохо про наш город не думал и другим рассказал, какие справедливые пацаны здесь живут! Но учти: если будешь бить слабо, получишь от нас. Всё понял?
– Понял, – ответил я. – Только дверь вы у них не поломаете.
– Это почему? – настороженно спросил Бабай.
– Они изнутри укрепили дверь диваном и будут при вашей атаке все упираться в неё ногами. Я слышал...
– Так. А что ещё ты слышал?
– Больше вроде ничего, но я знаю, как поломать эту дверь.
– Да-а? – удивился Бабай. – А ну-ка, расскажи.
– Здесь недалеко есть место, где можно набрать старой фотоплёнки... Кусок плёнки заворачиваешь в бумагу и поджигаешь, потом огонь сбиваешь – получается «дымовушка». Дымит зверски, я так много раз делал! Если приготовить сразу несколько дымовушек и подсунуть их под дверь, то будет настоящая «химическая атака», и те пацаны уже не смогут быть на чердаке, вылезут на крышу... Вот тогда поломать дверь можно будет запросто!
– Неплохо придумано, – согласился Бабай и обвёл вопросительным взглядом своих людей.
Тут подошёл долговязый малый с кастетом и перевязанными ремнями руками:
– Может, лучше, того... наложить к дверям дров и сразу поджечь? Я в кино видел...
– Идиот, – сказал Бабай, – видишь дома рядом, какая-нибудь бабка сразу вызовет пожарников!
Он ещё помедлил и сказал:
– Наш новый друг подал дельную мысль. Помните, мы тоже раньше делали «дымовухи»? Сейчас все начнём ломать дверь, а кто-нибудь один пойдёт с этим изобретателем за плёнкой. Есть добровольцы?
– Давай, я пойду, – к костру вышел крепкий пацан с длинной цепью, перекинутой через плечо.
– Давай, Руслан! Постарайтесь побыстрее. Если дружок нас обманывает, знаешь, что с ним делать...
Руслан слегка хлестнул меня по спине цепью.
– Я ему объясню, что он не прав, если не будет плёнки!
Я попытался улыбнуться. Мы с Русланом отошли от костра и погрузились в ночной мрак. Бабай повёл остальных пацанов на штурм чердака.
Чтобы я не сбежал, Руслан продёрнул свою цепь за ремень моих брюк, и я шёл впереди, как собака на поводке. Я торопился. Штурм уже начался. Как я справлюсь с массивным и сильным Русланом, я совсем не думал.
Я завёл его на стройку, что была рядом с улицей Советской. Где-то здесь рядом живёт Кузнецов. Мы прошли, ежесекундно запинаясь, внутрь строящегося пятиэтажного дома.
– Вот, в какой-то из этих комнат, – сказал я, усиленно соображая, как избавиться от конвоира.
– Сейчас, я достану спички! – Руслан одной рукой продолжал держаться за цепь, другой стал шарить в своих карманах.
Вокруг была абсолютная темнота. Я вытянул руки вперёд и нащупал какую-то трубу, идущую вдоль стены. Сердце учащённо забилось. «Господи, помоги мне!» – беззвучно прошептал я и тихо расстегнул пряжку на ремне.
– Куда же я засунул спички? – недоумевал Руслан.
Бесшумно ремень выскользнул из петель брюк. Я сделал шаг вперёд, обвил ремнём трубу и на ощупь застегнул пряжку.
– Ты чего дёргаешься? – забеспокоился Руслан, в его руках уже шуршал спичечный коробок.
Я ударил на звук по его рукам и выбил спички. В следующую минуту я уже выскочил на улицу и спрятался за чем-то похожим на бетономешалку. Вскоре на улицу выбежал и Руслан. Но найти меня в такой темноте, а тем более поймать, у него не было никаких шансов. Руслан в отчаянии хлестал направо и налево своей цепью и истерично всхлипывал: «Как пацана... как пацана!..»
Подождав немного, я поднялся с земли, отряхнул коленки, и поддерживая руками спадающие штаны, незаметно ушёл со стройки. Пусть теперь Руслан поищет плёнку без меня!
Я вышел на освещённый электрическим светом перекрёсток. Пора действовать: Советская 5, квартира 4! Ребятам уже давно ломают двери, долго они не продержатся...
Квартира Федьки Кузнецова оказалась на первом этаже – хоть маленькая, но экономия времени. Я нажал два раза кнопку звонка и только после этого подумал: «А который сейчас час?» За дверью было тихо. Все, очевидно, спали. Но вот, наконец, послышались тяжёлые шлёпающие шаги, в прихожей зажёгся свет – это было видно через глазок – и дверь открылась. На пороге появился огромный рыжий мужик в красных семейных трусах и тапках, он, зевая, почёсывал волосатую грудь.
– Федю позовите, пожалуйста, – сказал я, съёживаясь под его неприветливым взглядом.
– Ах, Федю тебе позвать... в час ночи! – мужик угрожающе сделал шаг вперёд.
Я отступил и приготовился бежать.
– Папа, кто там? – в прихожую выбежал, очевидно, Федька, я его никогда раньше не видел, да и сейчас не очень-то разглядел из-за широкой спины отца.
– А ну, пошёл спать! – рявкнул Кузнецов-старший и влепил Федьке звонкую затрещину, предназначавшуюся, несомненно, для меня.
Кузнецов-младший взвыл от обиды. Дверь захлопнулась.
Я выбежал на улицу. Что же делать? Бросить камешком в окно? Но в какое окно кидать? Да и от такого папаши Федьке вряд ли убежать. Время уходит, время! Что я ещё могу? Больше никаких адресов не знаю. А если бы даже знал, кого отпустят ночью? На чердаке об этом не подумалось... О, эти родители!
Закусив пальцы, я беззвучно заплакал. Мне было невыразимо жалко ребят, оказавшихся в западне. Я старался сдерживать слёзы, но они текли сами собой. Минуты бегут! Может быть, дверь на чердаке уже сломали. Пацанов сейчас будут бить... А что же я? Это меня одного таким образом спас Бог? Или это мне испытание, способен ли я на настоящую дружбу? Что сказал бы сейчас мой отец? Я вытер слёзы рукавом рубашки и решился: я пойду к ним.
Я побежал к пивзаводу, я торопился, как будто моё присутствие там могло что-то изменить. Брюки всё время спадали. Я огляделся и увидел намотанную на заборе верёвку, оторвал её и использовал вместо ремня, завязав концы бантиком. Бежать стало значительно легче. Я зашёл на территорию пивзавода с другой, безопасной стороны. Встал между двумя корпусами. Где-то там, наверху, должна быть труба. Я поднял глаза к звёздному небу, присмотрелся и, действительно, увидел трубу: тёмная полоска соединяла крыши. Схватили пацанов или ещё нет? Было тихо. Я стоял на куче битого кирпича. Вспомнился вечер: я иду по трубе и молюсь, а внизу эти кирпичи, они манят, влекут к себе, ноги начинают предательски дрожать... Вся эта картина, вновь вызывая сердцебиение, отчётливо всплыла в памяти. И вдруг я вздрогнул, как от электрического удара. Лестница! Там была пожарная лестница! Поржавелая такая, старая... я помню! Когда я только решался идти по трубе и заворожёно смотрел вниз, на том здании, на котором я стоял, была лестница. По ней, наверное, можно подняться. На крыше, правда, были двое татарских...
Всё, я принялся искать эту лестницу. Что будет после того, как я поднимусь, если вообще поднимусь, я не думал и не загадывал. Меня просто влекло, тащило наверх. Судьба, наверное... Лестница нашлась быстро, как находится всё, когда знаешь, где искать. Однако начиналась она высоковато, мне было не допрыгнуть. Я стал стаскивать кирпичи и складывать их один на другой. Тут сверху отчётливо послышались крики, поднялся шум – стало быть, штурм ещё не окончился!
«Господи, помоги мне! Господи, помоги!» – то и дело повторял я скороговоркой. «Наверх! Наверх!» – больше я ни о чём не думал. Набросав, сколько хватило терпения, кирпичей, я присел на них, затем отчаянно подпрыгнул вверх и зацепился за нижнюю перекладину лестницы. Подтянулся и поднялся на первую ступеньку. Далее несколько перекладин отсутствовало. «Кто их мог выломать, это какой силой надо было обладать?» – подумалось на миг... «Давай же, давай! – подбадривал я себя и поднимался всё выше и выше. – Блажен, "кто положит душу свою за друзей"!»
Наверху штурм чердака был в самом разгаре. Я уже ясно слышал голоса Серёги, Вити, Мыни, рык Бабая... Держатся, молодчины! Чердак понемногу стал различим, на нём был отблеск костра часовых с моей крыши. Жгут себе костёрчик... Как же мне быть с этими «психами»? Я поднялся наверх почти под самой трубой. Осторожно выглянул на крышу: один татарский сидел у костерка и подкладывал в него новых дровишек, рядом с ним валялась та самая дубина, которой он преградил нам путь вначале, другой «псих» безмятежно лежал на спине и ковырял пальцем в носу. Они были уверены в своей безопасности. Наши пацаны держались уже на одной ярости, характерный треск свидетельствовал, что дверь уже вся разваливается.
План в моей голове созрел мгновенно. Одну ногу я поставил на трубу, другой упёрся в последнюю перекладину лестницы, лёг животом на крышу и потянулся за палкой татарских... Всё произошло так неожиданно, что «психи» растерялись и не успели среагировать. Я утащил у них под носом палку и с воинственным криком «Не подходи!» стал ею размахивать, отгоняя противника от трубы.
– Серёга! Витя! Бегите сюда! – кричал я во всю мочь. – Не под-хо-ди!..
«Психи», сообразив, что я один, пытались пинать мой трофей, но кому-то из них палка тут же попала «по косточке». Пострадавший взвыл от боли, а тут по трубе уже побежали наши, и татарским пришлось срочно ретироваться.
– Ура! – воскликнул я, опьянённый успехом, ещё раз взмахнул палкой и... потерял равновесие.
И почему я не вылез сразу на крышу? Я выпустил из рук палку, меня тянуло спиной вниз... Левая рука выручила меня. Инстинктивно и спасительно откинутая в сторону, она как-то всё же смогла зацепиться за гладкую поверхность трубы. В следующее мгновение я повис над тёмной бездной. Я едва держался, боялся пошевелиться и почему-то молчал. От ужаса, наверное.
Последним по трубе, медленно и сосредоточенно шёл Сергей. Капитан последним покидает терпящий бедствие корабль. Он-то и заметил моё отчаянное положение. Дойдя до крыши, Сергей за что-то ухватился и свободной рукой, как ребёнка, легко вытащил меня за шиворот.
– Спасибо, – только и мог выговорить я.
Мы стояли на крыше. Сергей дружелюбно улыбался. Нам многое нужно было сказать друг другу.
– Приходи завтра, – он хлопнул меня по плечу, – Басмач уже признался, что ты верующий!
И мы побежали за нашей компанией.
________
* Игра на деньги, при которой по монете ударяют свинцовым битком. Если монета перевернулась, она твоя.
|
|