ДЕВРЧКА СО СПИЧКАМИ
Спичкой – о коробок.
Рыжий сполох тепла.
Вдох – зима – неглубок.
Рядом с пальцами – мгла.
Щедро же, добрый сказочник, ты мне отсыпал жизни:
Сорок четыре минуты, ломких, с головкой серной.
Скоро закончишь историю. Что будешь делать, скажи, с ней?
Стоит ли слава ночи такой? Скажешь: "Стоит", наверно.
Тихий снег на ладони. Тает. Пока что – тает.
Я обожгусь, зажмурюсь, жаркий отблеск впечатав в сетчатку.
С каждым шорохом – ближе ночь, последняя, золотая.
Я ещё жива. Я ещё пробьюсь – подорожником сквозь брусчатку.
Спичкой – вдоль коробка,
Бережно, чуть дыша.
Пламя дрожит у виска.
К белой пропасти шаг.
Плохо. Уже не чувствую ног. И согреться мне не удастся.
Сколько осталось вдохов ещё? Тридцать? Нет, двадцать девять.
Сказочник, что-то не то творишь ты в королевстве датском.
Холодно думать. Хочется жить. И не пойму, что делать.
Холодно думать. Вязкая кровь, словно зимние волны –
Медленный серо-жемчужный шёлк, серебристое небо –
Помню, да не увижу вновь. Если не вырвусь на волю.
Если сказку не разорву. Если не хватит гнева.
Спичка, ещё одна –
Книга, гори в огне!
Я не обречена!
И умирать – не мне!
Если погибну (всё может быть) – то не твоей строкою,
Не потому, что таков сюжет, что так сценарий написан!
Лестницей в небо станет судьба, гамельнскою рекою,
Парусом алым на корабле, зелёным холмом эльфийским.
Лесная дорога – моя судьба, лестница винтовая,
Птица, летящая в облака, и тетива тугая.
Сказочник, власти нет надо мной, я ухожу, живая,
Я не замёрзну, будет рассвет, я другая, другая...
КРЫСОЛОВ
...А в последний момент Крысолов вдруг подумал, что не умеет плавать,
И что чёрт бы с теми деньгами (долго, что ли, подбросить десяток крыс –
За полгода городишко бы этот никчёмный опять захватили, залили бы серой лавой) –
А теперь, видать, не выйдет – романтический будет конец у дурацкой, в общем, игры.
Дети шли за ним – послушные, тихие, заворожённые флейтой –
Оловянные глаза, рахитичные ноги, матерями-отцами биты не раз и не два,
Лица оспинами изрыты, походка спотыкающаяся нелепа...
Крысолов играл, и от каждой ноты взрывалась болью седеющая голова.
Крысолов отводил детей вдоль берега, по колено в воде (следов волна не оставит) –
Вряд ли город их примет обратно, объявят нечистой силой, пособниками дьявола нарекут,
Значит, надо выжить иначе, вот в этом лесу нормальный лагерь поставить,
Но сперва отдохнуть чуток...
И, бессильный, головою приник к песку.
Сладкий морок медленно опадал, в глазах ещё плесневел, застоявшись,
Но уже оживала кожа – не просто бледность, но утренняя, приводящая в чувство дрожь:
Вот тростник, вот зимородок, туман и сосны – мир прохладный, но настоящий...
И стекала – прозрачными каплями по щекам – чародейская ложь.
И один из старших ребят, захлебнувшись обидой, от гнева нахлынувшего алея,
Выломал покрепче ветку, и ударил Крысолова в висок,
И ещё с десяток раз, хрустко череп дробя, да и рук своих не жалея,
А потом аккуратно флейту поднял, и сдул осторожно песок.
Волны озера расступались пред ним, улыбающимся счастливо,
И ведущим за собою воинство веры в неуничтоженную мечту,
А потом смыкались вновь.
Наступала пора прилива,
Подводящего волнистую окончательную черту.
СОЛОВЕЙ
Снежная Королева, жемчужина-льдинка в сердце моём,
Не растопить прозрачную дробь, да кровь ещё горяча.
Я поплыву на север – медовогорлым Орфеем, солнечным соловьём –
И не обернусь любопытствовать, кто там смотрит из-за плеча.
Снежная Королева, я ведь правды не утаю.
Я – уроженец краёв, где вовсе нету зимы.
Я спою об алых розах (не о жёлтых же петь соловью) –
И запылают алым небеса вековечной тьмы.
Снежная Королева, там реки лотосами расцвечены, а не скованы льдом,
Изумрудами море вспыхивает, только коснись рукой.
И пусть холод мне губы сводит, пусть уже говорю с трудом,
Но сугробы ручьями набухли, и капель услышать легко.
Снежная Королева, похоже, я эту песню не допою,
Нету сил вдохнуть, и в горле инеем оседают слова.
Я разрушу твою страну, и погибну во славу твою,
Я люблю тебя, Королева, но я не жертва – и не позволю более убивать.
Снежная Королева, я не смог бы стать твоим королём.
Я любуюсь тобою (зрение гаснет) – но больше люблю свободу.
И южане, напоённые солнцем, поплывут за моим кораблём:
У тебя не хватит льда – я ведь знаю сердца моего народа.
Снежная Королева (упал на одно колено, и в висках пульсирует: "Удержись!"),
Я бы всё отдал за твой поцелуй, да правителя недостойно
Забывать про то, что сюзерен всегда защищает жизнь –
Слишком много крови и чести за истиной этой простою.
Снежная Королева, неужели ты плачешь, и губы искусаны до крови,
А изящные пальцы изранено ледяные буквы перебирают?
Понимаешь, Королева, соловьи всегда поют о любви,
И всегда за собой приводят лето. Даже когда умираю.
ПИСЬМО ДЮЙМОВОЧКЕ
Знаешь, милая, как же я благодарен за то, что со мной была,
А теперь лети, конечно, весна, ручьи, гроза там в начале мая,
Хорошо, не раньше, а то залётная эта поморозила бы крыла,
Да и ты бы не выжила, хрупкая, прощай же, не обнимаю,
Я вообще прикоснуться к тебе боялся, дыханьем грел,
И в глазах стояли сладкие слёзы нежности и смущенья,
Улетай, любимая, да, конечно, уже апрель,
Не противься зову свободы, весна, как всегда, священна,
Жаль, запасов в дорогу нет, я бы дал, да ведь ты побоишься взять,
Ничего ты так и не поняла, да это неважно, впрочем,
Ты запомни хотя бы, маленькая, что зимой без тепла нельзя,
Пусть же будет горяч твой очаг, а дом – уютен и прочен.
Провожать, извини, не выйду – здесь себя ещё смогу убедить,
Что в соседней комнате ты, в этот миг примеряешь платье,
Нет, конечно, ты его шьёшь, и сейчас в иголку вдеваешь нить...
И не смейся над стариком – ну да, надолго обмана не хватит,
Но я всё же останусь здесь – понимаешь ли, так верней
И зажмуриться, и увидеть, как в синеве исчезаешь ты безвозвратно...
Да, возможно, тебе сгодится кротовий мех. Прилетай через пару дней.
Прихвати с собою того, кто сумеет шкуру снять аккуратно.
СНЕЖНАЯ ПЫЛЬ
А что пела она псалмы – это Андерсен позже придумал.
До слащавой ли чуши было тогда, ведь помнишь: на вдохе льдом
Порастает гортань, и белая злая боль без устали дует,
Всё в глаза, и плакать не смей, не смей, не думай о том.
Не просил о помощи, сам пошёл, слепою куклой безвольной,
Тут махнуть бы рукой, завалиться спать да жизнь перезимовать,
Но кровавы следы, многорадужно небеса горят, ветер воет,
И никак такого позволить нельзя – живых друзей убивать!
Шаг за шагом, только б успеть, застывает время,
Что разбойники, что король-королева, что лихое зверьё –
И расскажет она взаправду беду, и будет честна со всеми,
Ей посмотрят вслед, и опустят взгляд, и никто не тронет её.
...И в арктическом, наркотическом том дворце, где пропуск – слова, слова,
Проплавляя дыханием восковую корочку на его губах,
Вдруг поймёт она: прогорела дотла. До пепла. Уже мертва.
Он у выхода не обернётся, лишь плечами пожмёт: "Судьба".
КРИСТАЛЛИК СОЛИ
Здравствуйте, неужели вы, проходите, господин Ланцелот,
Осторожно, ступеньки, сюда, поудобней садитесь, вот мягкие кресла,
Я сейчас заварю вам чаю, ну что вы, конечно, не тяжело,
До чего же это славно, что вы наконец решили воскреснуть!
Пирожков? Хотите с вишнями? Нет, вы правда узнали вкус?
Да, мои. Я и подумать не мог, что вы запомните после боя.
Я тогда не пошёл, печь нельзя оставлять, но решил – пирожков испеку,
Мы ведь вас так ждали, господин Ланцелот, мы так долго дышали болью.
Это кресло... Вам нравится? Сработал его мой сосед,
Рыжий Ульрих – он был прекрасный краснодеревщик.
Дочь была. Мария. Красавица. Любила жизнь, как и все.
Эта чёртова ящерица... простите, я до сих пор не умею резче.
Ульрих с Бертой, женою, умерли в тот же год.
Я тогда сказал Хелене (мы были просто знакомы),
Что своих детей – не отдам. Она не ответила ничего.
Поженились мы через месяц. Бездетны. Не дарили этой потехи дракону.
Господин Ланцелот, простите, я ничем не смог тогда вам помочь,
Я не то чтобы даже труслив – скорее, мелок донельзя.
Я смотрел на Ульриха, и на его уходящую дочь,
И вослед Шарлеманю – и готовил дрожжи для булочек "Бедная Эльза".
Каплевидная форма, тесто с корицей, поверх – голубая глазурь,
В основании капли – крупинки соли, это не всем по нраву,
Но хотя бы кристаллик – нужен, нельзя же сладкой оставить слезу,
Да, конечно, мелочь, но всё-таки смерть, но всё-таки траур.
Господин Ланцелот, я всего лишь пекарь, сайки-бублики-каравай,
С тмином, маком, сахарной пудрой, сделаем в наилучшем виде...
Не боец. Не оратор. Только и умею – не забывать.
Господин Ланцелот, вы не уходите от нас, вы ещё поживите...
|
|