Уважаемые соратники, я не литературовед и даже не гуманитарий по образованию, за плечами опыт научной работы в совсем иных областях (биологии, медицины). Писать стихи начала в весьма зрелом возрасте. Стремясь уменьшить свою филологическую неграмотность и следуя привычке к анализу явлений, я стала интересоваться и теорией стихосложения. В связи с этим моё внимание привлекли высказывания ряда рецензентов, членов жюри нашего портала о том, что каждое стихотворение (за исключением твёрдых форм) должно быть написано с соблюдением единого, не изменяющегося порядка рифмовки: рифмы только парные (аабб) или перекрёстные (абаб), или охватные (абба), или более сложные, но регулярно повторяющиеся. Упорядочено должны чередоваться мужские (ударение на последнем слоге), женские (ударение на предпоследнем слоге), дактилические (ударение на третьем от конца слоге) рифмы. Стихи, не отвечающие этим требованиям, часто оцениваются критиками нашего портала как неумелые, небрежные, не заслуживающие высокой оценки.
Насколько правомерно такое суждение?
Я заглянула в книгу весьма строгого и педантичного литературоведа Г. Шенгели «Техника стиха». Он пишет, что порядок рифмовки – явление весьма устойчивое, но не обязательное. Коротко, без объяснений. Рассуждая логически, устойчивость выбранной для данного стихотворения системы рифмовки объяснить легко: любые повторы, любая предсказуемость повышает гармоничность стиха. Но если продолжить подобные рассуждения, смена системы рифмовки может появляться в случаях, когда описывается явление не гармоничное, и автор хочет отсутствие гармонии подчеркнуть. Смена порядка рифмовки может появляться и при резком изменении эмоционального фона, при взгляде на проблему с разных точек зрения. Смена порядка рифмовки может быть и средством, позволяющим разнообразить объёмный текст, если автор не прибегает к употреблению сложных, упорядочено повторяющихся строф, включающих несколько систем рифмовки (например, октавы, онегинской строфы).
Но это – рассуждения общие. К тому же, мои, т. е. не профессионала. В Интернете мне не удалось найти ссылок на соответствующие работы литературоведов. И я решила обратиться к первоисточникам – стихам Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Ахматовой,
Блока, Бунина, Мандельштама, Цветаевой, Волошина, Пастернака, Заболоцкого, Окуджавы, Самойлова, Асадова, Евтушенко. Обнаруженные факты показались мне весьма интересными. Прошу прощения у специалистов: скорее всего, я в данном случае «изобретаю велосипед», но для некоторых авторов и критиков портала приведенное ниже может оказаться полезным.
Итак, начнём с ПУШКИНА. В стихах раннего Пушкина (1815 – 1821гг.) порядок рифмовки меняется очень часто и легко ( стихотворения «Луцинию», «Я пережил свои желанья…», «Погасло дневное светило…», «Торжество Вакха», «Деревня», «К Чаадаеву», «Кинжал» и др.). В более поздний период с изменениями порядка рифмовки написаны такие прекрасные стихи, как «Признание» (первое четверостишье – охватная рифма, последующие – перекрёстная), «Пророк» (произвольное чередование охватных, перекрёстных, парных рифм), «Что в имени тебе моём?..», «Стихи, сочинённые во время бессонницы», «Во глубине сибирских руд…», «Клеветникам России», «Конь» и др. Даже в двух первых четверостишьях сонетов «Мадонна», «Поэту» меняется порядок рифмовки (в первом четверостишье рифма охватная, во втором – перекрёстная или наоборот). А вот большинство стихотворений Пушкина о любви написаны без нарушений порядка рифмовки («Я помню чудное мгновенье…», «Прощание», «Когда твои младые лета…», «Не пой, красавица, при мне…», «Под небом голубым…», «Я здесь, Инезилья…», «Красавице», «Сожжённое письмо», «Ты вянешь и молчишь…» и др.).
Во всех поэмах Пушкина, за исключением поэмы «Домик в Коломне», на фоне объёмного текста порядок рифмовки произвольно меняется, внося тем самым разнообразие. В «Домике в Коломне» разнообразие вносится использованием октавы, в которой смена системы рифмовки чётко запрограммирована.
ЛЕРМОНТОВ. Примеров вольного чередования различных систем рифмовки в стихах Лермонтова множество («Смерть поэта», «Родина», «Умирающий гладиатор», «Я вам пишу…», «Пророк» и др.). Для негармоничного, полного трагизма, бегущего от покоя духа Лермонтова сшибки различных систем рифмовки были, очевидно, близки, органичны.
ТЮТЧЕВ. По другой причине часто соседствуют в одном стихотворении охватные и перекрёстные рифмы, меняется порядок чередования женских (дактилических) и мужских рифм во многих стихах Тютчева («Весна», «Слёзы», «Странник», «Близнецы», «Неман», «Есть в осени первоначальной…», «От жизни той, что бушевала здесь…» и др.). Причина склонности Тютчева к смене порядка рифмовки, очевидно, связана с его философским мышлением, стремлением рассматривать явления с разных сторон, противопоставлять одни черты другим. Эти противопоставления и подчёркиваются сменой рифмовки. Интересно отметить, что дисгармоничное явление бессонницы у Тютчева, как и у Пушкина, вызывает изменение порядка рифм (стихотворение «Бессонница»). Но, как и у Пушкина, в лучших стихах Тютчева о любви нет нарушений правил рифмовки, мужские и женские рифмы чередуются гармонично (стихотворения «Предопределение», «Не говори: меня он, как и прежде любит…», «О не тревожь меня…», «Чему молилась ты с любовью…», «Я очи знал, - о, эти очи…», «Последняя любовь», «Она сидела на полу…», «Когда на то нет божьего согласья…», «Накануне годовщины 4 августа 1864 года…» и др.).
Обратимся теперь к поэтам более позднего времени, которые нарушали порядок рифмовки крайне редко, в исключительных случаях. В каких именно?
ПАСТЕРНАК. Два стихотворения, посвящённых метели, бурану. Между их созданием – полвека. Но оба они написаны с нарушением системы рифмовки, подчёркивающем неритмичность явления, вихри, смятение. В результате, в стихотворении «Снег идёт» охватная рифма сменяется перекрёстной, в стихотворении «Метель» на фоне охватных ритм появляется перекрёстная.
ЦВЕТАЕВА переходит на смесь перекрёстных, охватных и парных рифм в наполненном тревогой, криком души стихотворении «Библейский мотив», написанном в 1941 году.
Одно из лучших стихотворений БЛОКА «О, я хочу безумно жить…» (1914г.), нервное, страстное, полное смятения, начинается с охватной рифмовки, затем переходит к перекрёстной.
АХМАТОВА в стихотворении, посвящённом ссылке Мандельштама «Воронеж», отказывается от равномерного чередования женских и мужских рифм, подчёркивая жестокость, неестественность действа. То же самое мы наблюдаем в её стихотворениях о войне: «Победители», «Сзади Нарвские были ворота…», в наполненном тяжкими эмоциями стихотворении «И комната, в которой я болею…» В последнем маленьком стихотворении мы видим перекрёстные, охватные, парные рифмы.
БУНИН. Система рифмовки меняется в таких стихотворениях, как «На высоте, на снеговой вершине…», «Эллада», «Настанет день – исчезну я…». В первом случае смена рифмовки подчёркивает противопоставление времён, во втором и третьем затронута тема смерти (цивилизации или человека). Как и Пушкин, Бунин меняет порядок рифмовки и в первых двух четверостишьях такой твёрдой формы, как сонет: «Благовестие о рождении Исаака» начинается с перекрёстной рифмовки и сменяется на охватную, подчёркивая смену эмоционального фона.
ЗАБОЛОЦКИЙ. Стихотворение «Одинокий дуб». В первом четверостишье, описывающем неприглядный внешний вид старого дуба, система рифмовки – охватная. В двух последующих четверостишьях этой неказистости противопоставлены стойкость дуба и другие положительные его качества. Подчёркивая противопоставление, охватная рифмовка сменяется перекрёстной.
Таким образом, у Пастернака, Цветаевой, Блока, Ахматовой, Бунина, Заболоцкого
смена порядка рифмовки внутри стихотворения – художественный приём, подчёркивающий смятение души, дисгармоничность описываемого явления или некое противопоставление.
ВОЛОШИН в равной мере пользовался и строгими правилами рифмовки и их нарушениями в пределах одного стихотворения. Так в одном из ранних стихотворений «Как мне близок и понятен…» в первом четверостишии все рифмы женские, в остальном тексте женские и мужские рифмы чередуются. В произвольном порядке чередуются охватные, парные, перекрёстные рифмы в поздних стихотворениях Волошина «Личины», «Усобица» и др. Касается это и первых двух четверостиший некоторых сонетов (например, сонета «Города в пустыне»).
На примере Анны Ахматовой, Марины Цветаевой мы видели, что нарушения порядка рифмовки нередко происходят в трудные, жестокие времена. Это особенно ярко проявилось в стихах МАНДЕЛЬШТАМА. До 1935 года, года ссылки в Воронеж, он изменял систему рифмовки в пределах стихотворения крайне редко (в качестве исключений можно назвать «Как чёрный ангел на снегу…» и «Мадригал»). А на протяжении 1935 – 1937 годов на фоне тревоги, страха, отчаяния стихи с изменениями порядка рифмовки встречаются неоднократно («Я живу на важных огородах…», «Чернозём», «Мир начинался страшен и велик…», «Ты должен мной повелевать…», «Если мы жизнью полны в высшей мере…», Стансы», «Лишив меня морей, разбега и разлёта…», «За Паганини длиннополым…», «Ариост», «Из-за домов, из-за лесов…», «Сосновой рощицы закон…», «Пластинка тонкая жилета…», «Я у Кольцова…» и др.).
Обратимся теперь к поэтам близкого нам времени.
ОКУДЖАВА нередко менял систему рифмовки в пределах стихотворения («Собрался к маме – умерла…», «Становлюсь сентиментальным…», «На почве страха и тоски…», «Малиновка свистнет и тут же замрёт…», «Тщеславие нас всех подогревает…» и др.).
Нередка смесь разных систем рифмовки и в стихах ЕВТУШЕНКО. Это касается не только его отнюдь не благостной гражданской лирики («Бабий Яр», «Двадцать первый век», «Карьера»), но и лирики философской («Последняя попытка стать счастливым…») и любовной, если речь идёт о любви неразделённой, дисгармоничной («Медленная любовь», «Благодарность», «Я комнату снимаю на Сущевке…», «Одиночество», «Со мною вот что происходит…»). Но прекрасное стихотворение, посвящённое любимой жене Маше «Я люблю тебя больше природы…», написано в соответствии с чётким порядком рифмовки, равномерным чередованием мужских и женских рифм.
Весьма нередко меняется порядок рифмовки по ходу стихотворения у АСАДОВА
(«Трусиха», «Разговор с другом», «Юбиляр», «Хоть Яне зол, но помнить я умею…», «Ты далеко сегодня от меня», «Два маршрута» и др.). Интересно отметить, что перемена порядка рифмовки у Асадова, как и у Пушкина и Тютчева, происходит при описании бессонницы. Тема диктует отступление от однотипной рифмовки.
Изменения порядка рифмовки мы нередко видим и в стихах САМОЙЛОВА («Повтори, воссоздай, возверни…», «Дневник», «Пусть нас увидят…», «Я вас измучил не разлукой – возвращеньем…», «Устал, но всё равно свербишь…», «Фантазия», «Ты скажи, чем могу я тебя одарить?..», «Простите, милые, ведь вас я скоро брошу…» и многие другие). И опять изменения порядка рифмовки в стихотворении «Бессонница»!
Но достаточно примеров. Я думаю, приведенные выше убедительно показывают, что изменения порядка рифмовки в пределах стихотворения не может однозначно расцениваться как небрежность, неумелость, второсортность. Часто такая смена является осознанным или интуитивным художественным приёмом, позволяющим автору подчеркнуть смену эмоционального фона, дисгармоничность описываемого явления, неоднозначность оценок, их противопоставление. Может смена порядка рифмовки быть и средством разнообразить звучание объёмных текстов. Частые отступления от порядка рифмовки могут быть и следствием трудного периода в жизни поэта. «Каждый пишет, как он дышит…»
Я отнюдь не призываю поэтов отказываться от использования в пределах одного стихотворения одной системы рифмовки, чёткого однотипного чередования мужских и женских рифм. Но если Вы видите сбой в этой гармонии, стоит задуматься над тем, с чем этот сбой связан, чем вызван. Это относится и к авторам, и к критикам их произведений.
В заключение ещё раз подчеркну, что я не филолог. Хотелось бы услышать мнение по затронутому вопросу специалистов.
|
|