Рецензии
| | Елена! Даже в голову бы не пришло, что он детский. Конечно, подросткам - самое то. Мне кажется, когда нет различий в ощущениях - кому это адресовано, а есть чувство, что адресовано всем, это как раз тот самый признак, что произведение удалось! Как замечательно, что Лана Гайсина отправила его на Гран-При! Очень достойный рассказ! С пожеланием творческих успехов, Ольга. | | Переводы (с) Хуан Мануэль Кастильо появились на страничке Рустама Карапетьяна относительно недавно. Они поражают своей оригинальностью и глубиной содержания. В каком государстве проживает этот самый Кастильо, нам не ведомо. Судя по именам персонажей, возможно, в Латинской Америке. Но проблемы и взгляды на жизнь героев от того не меняются, а потому мы запросто узнаем и грустного продавца селедок, и патрульного, и старую Долорес, и падре, и тучную торговку Лусию, и продавца игрушек, и самого Хуана и его возлюбленную, которой он и направляет свои послания. Мы знакомы с Дождем, который Хуан впустил жить в свое жилище; мы провожаем взглядом бутылку с письмом, брошенную Хуаном в океан с пустынного берега. С ним мы побывали у ангелов, но совсем недолго; пили кислое вино вдвоем с Луной; попрощались с любимой на перроне... Ирреальный, но! Какой узнаваемый мир!
"Мои сны — все равно что ваше бодрствование" - читает Хуан, открыв наугад «Вымышленные истории» Борхеса.
Не знаю, что это значит,
Но почему-то я это запомнил.
Все стихотворения написаны верлибром. Казалось бы, почему верлибр? Тех же символистов переводили рифмами, неужели поэты устали? Но, вчитываясь в неторопливое повествование, в каждой строке которого – не только может оказаться новый размер, но картинка, которая, неизвестно, как долго удержится и что явится следом, понимаешь, что рифма бы уводила от полифонии, насквозь пронизывающей каждое послание, в котором самая мельчайшая деталь говорит своим голосом и живет своей жизнью в общем потоке. Именно верлибр способен не только удержать, но подчеркнуть это многоголосие, глубже ввести в содержание, в драму бытия, что развертывается ежедневно на наших глазах, но только словами Поэта и удается воплотить никогда не повторяющиеся ее образы об одном и том же, в полотне, которое остается:
А вы можете так? -
Когда перрон уже тронулся,
И всё пришло в движение:
Люди, птицы, облака и мысли,
На одно лишь мгновение
Усилием души и воли
Остановить весь мир.
Итак, перевод Наш дом (с) Хуан Мануэль Кастильо
Недавно сгорел наш дом.
Мы были за тысячи миль от него.
Дом полыхал, он звал нас на помощь,
Он оседал на землю.
Наш дом предстает перед нами как живое существо (он звал нас на помощь), в котором мы жили, или он в нас жил, но, так случилось – его больше нет, сгорел. Так начинается третье стихотворение из восьми представленных (пока?) на страничке. Что же случилось?
Дом как символ отражает не только внешнюю крепость, но и внутренний мир человека. Мы были за тысячи миль – возможно, мы были за тысячи миль от самих себя. Обычная человеческая ситуация.
А мы ничего не знали.
Как в сказке: «Отдай мне то, чего сам не знаешь», – просит нечистый у царя. Тот пожимает плечами, и думает: «Чего же я знать не могу? Если не знаю, то оно мне и не надо! Бери!» Так про что же мы не знали?
Про то, что наш дом сгорел.
И про то, что старую Долорес застрелили
За то, что она глуховата,
Поэтому когда патрульный крикнул ей:
- Стой на месте, старая ведьма!
Она продолжала идти.
Помимо «нас», появляется старая Долорес, которую застрелил патрульный. Мы узнаем, что в городе военное положение, если Хуан в Латинской Америке, то – очередная революция, переворот, передел власти и благ. Старая ведьма – ведьму не так-то просто убить, тем более, простым оружием, но – застрелили... Видно, эта старая Долорес была близка Хуану и его возлюбленной, и о ней болит сердце, потому что глуховата, а не «глухая».
Кто этот патрульный, застреливший старую Долорес?
Бедный перепуганный мальчик.
Он ведь даже ни разу не был в тире
И очень боялся партизан.
Он так испугался,
Что его вывернуло прямо на себя.
Но позже вечером в пьяной казарме
Он уже хвастался,
Что спас, как минимум, город.
Глупый, честолюбивый парнишка, никогда не просто не воевавший, но не бывший даже в тире, ему дали в руки автомат, напугали партизанами, забрали из дома (или его дом тоже сгорел?) и поселили в пьяной казарме.
Ты помнишь его?- обращается Хуан к своей возлюбленной.
А далее, через воспоминание об этом мальчике, следует блестящая реминисценция в школьные годы, когда было все еще так замечательно:
Он учился в одной с нами школе
И был младше нас на два года.
Оказывается, все трое – Хуан, возлюбленная и этот мальчик учились в одной школе. И однажды она этому мальчику даже помогла.
Однажды, когда он упал и разбил коленку
Ты отвела его в медпункт.
Там все блестело и пахло лекарствами.
Воспоминание о медпункте именно сейчас, из военного времени, так естественно. Но тогда, тогда все было по-другому.
А из окна был виден наш дом,
Тот, который вчера сгорел.
Оказывается, дом еще вчера был жив, Мы были за тысячи миль от него, а сегодня, когда преодолены эти тысячи миль (к себе?), мы увидели, что дом сгорел, сгорело старое представление о жизни – нас нет. Где же нам остается?
Из окна медпункта было видно красную крышу
И балкон, на котором Долорес
Всё время сушила белье.
А ты кричала ей с самого края крыши:
У нашего дома была красная крыша. Крыша символизирует защиту от врага, защиту Господа, красный цвет — с одной стороны, воплощает жизнь, с другой, ярко-красный цвет выступает как символ огня, способного вызвать ссору, разрушить отношения. Любимая стоит на самом краю и видит белье на веревке, висящее на балконе. С одной стороны, она видит знак счастливого случая, удачи (белье сушится все время), с другой – у этого самого случая нет однозначного толкования. Но смотрящий в окно будет услышан Богом. Из окна медпункта любимая видит саму себя, весело кричащую с самого края крыши:
- Эй, Долорес, нагадай мне жениха!
И хохотала так звонко,
Что прохожие внизу останавливались
И задирали головы вверх.
О любимой нам известно лишь то, что с Хуаном они ровесники, учились в одной школе, и – единственный штрих портрета – звонкий ее смех.
Жаль, что так получилось с Долорес.
Жаль, что так получилось с нами.
Жаль, что так получилось со всеми.
Жаль, что нам больше некуда возвращаться.
Казалось бы, дом сгорел, Долорес застрелили, отношения разрушились (о «нас» узнаем в прошедшем времени),
Но сегодня я шел по улице
И словно услышал откуда-то сверху:
"Эй, Хуан, нагадай мне жениха!"
И смех, ярче солнца.
Я поднял глаза
И высоко-высоко
На самой высокой крыше
Увидел улыбающуюся Долорес.
Неожиданная развязка: «смех, ярче солнца» - лейтмотив любимой, но она обращается с просьбой нагадать жениха уже не к Долорес, а к живому Хуану! Но она – Долорес! Любимую тоже звали Долорес! И увидел он ее на той самой крыше – а почему бы и нет?!
Далее идет отступ, Хуан (просыпается) со словами:
Господи, сделай так,
Чтобы наш дом не сгорел. | | | Обхохоталась! | | В рецензии на замечательное стихотворение Инги Сташевска «Осень» хотелось бы коснуться исключительно композиции образной системы.
ЛГ пишет свое стихотворение ночью (Светлее ночь. Размереннее строка), которая на исходе, мир еще погружен в сон, звуков нет – состояние тишины всплывает из контекста, потому что тише слова молитв, а мы эти тихие слова, все-равно, слышим: вот они, написанные, перед нами. И размыты, растворены в однородности ночи краски, но...
(в молитве, обращенной, казалось бы, исключительно к Богу, ЛГ, не пытаясь себя удерживать, направлять)
...вдруг – Невероятно ярок осенний лист – сама того не ведая (мы не знаем, кто ЛГ – мужчина или женщина, по умолчанию примем половую принадлежность по автору), попадает из предрассветной ночи обратно в закат. Через осенний лист, который не просто ярок, а ярок невероятно.
И растекается в рамке небес закат
Ночь, из какой-то нам невидимой точки, начинает растекаться закатом в рамке небес. Рамка – и есть та самая ночь. И вот уже появляется город. Неожиданно мы попадаем в день, его шум и гвалт, но – лишь на кратчайший миг, который, тем не менее, поднимает из нас необыкновенно много. Город-символ, тут же всплывают Содом и Гоморра, суета сует, кесарево... Город, откуда все дороги ведут к воде.
Дороги идут через дюны (Чем ближе дюны - пронзительней синева). Дюны – песчаные холмы, песок... Водой в песок... Вся суета сует — водой в песок, и только синева, неба ли, воды, но это — прозрачная, тишайшая синева, ее пронзительность поглотила, растворила город, и больше мы о нем не вспоминаем. Как не было этого города... Показался на миг и – исчез.
И тает короткий день.
Осень, которая появилась уже в осеннем листе, теперь тает в коротком дне. Но тает – в янтаре. Вот она, точка, из которой развернулось полотно стихотворения! Янтарь — капелька застывшей ископаемой смолы, капелька солнца – отсылает нас к образу светила, благодаря которому на Земле существует жизнь.
Всё - забывай. Намеренно — забывай!
В композицию, нет, не врывается – проникает, нет, даже не молитва ЛГ, а обращение к самой себе, звучит интерлюдией. Забывай – очищай свою душу, прежде всего, от обид, от требований, и от содеянного тобою добра. Потому что если ты его помнишь – то это уже не добро, а намеренная выгода и гордыня. А поскольку люди слабы и греховны, то забывать приходится намеренно,усилием воли.
Касается края воды золотой клубок
Последний взгляд на вдруг возникшую и уже исчезающую картину заката. Но! Края воды касается … золотой клубок! Нить Ариадны, которая, единственная поможет выйти из тьмы ночи! Свился в клубок лейтмотив стихотворения – ассоциативный ряд солнца: ярок осенний лист – небес закат – пронзительная синева (она, по определению, может быть пронзительной лишь при ярком солнце) – янтарь – золотой клубок.
Идешь, почти не касаясь седой земли...
Действительно, на закате цвета окружающего мира приглушены и бежевые дюны могут выглядеть седыми. В цветовом ряду с пронзительной синевой и янтарным золотом (цвет янтаря может варьировать от почти белого до почти черного, но в основном охватывает спектр желто-оранжевых оттенков, который и задан в стихотворении) появляется белый. Седина может быть разных оттенков, при полной потере пигмента волосы становятся серебристо-белыми. ЛГ, глядя на нить золотого клубка, идет, почти не касаясь седой земли... Воспроизведены цвета Бога – золотой, синий, белый.
И вдруг понимаешь, как равнодушен Бог.
И как - нечеловечески — справедлив.
Вдруг, опять вдруг, потому что все стихотворение — вспышки озарения, навстречу ЛГ, по воде(!), сотворенный приемом монтажа в воображении, идет Бог, отрешенный, равнодушный, в сиянии ослепительных лучей закатного солнца. Потому что равнодушие его и есть та самая, нечеловеческая справедливость. Люди, по определению, ничего не делают без выгоды, без причины, такова природа человеческая, таков наш удел. Мы всегда неравнодушны, если живы, нашу душу что-то обязательно задевает. И справедливость — не закон, а понятие, каждому – свое. Законом она может быть только для Бога. Именно потому Он и нечеловечески — справедлив.
Все наши молитвы – о справедливости, которая лишь через Него. Взгляд непроизвольно стремится вверх, к началу стихотворения:
Чем дольше веришь - тише слова молитв. | | | Понравилась статья. Не хочу о политике, достало уже, понятно - жизнь. Но я вспомнила фильм "Пианист", про еврея... Наверное, у меня такое счастье - мне, ну совершенно безразлично, кто какой национальности! Хотя неприятно, что в паспорте нет "русская". Это ведь эгрегор! Если у человека нет национальности, у него и корней нет!!! Но мы же прекрасно понимаем, что есть люди - дурные и славные, но никак не национальности. | | Древнегреческая мифология – излюбленная тема, пронизывающая все жанры, в которых творит Рустам Карапетьян. Фантастический рассказ «Меня зовут Медея» начинается там, где кончается трагедия Еврипида «Медея», написанная почти две с половиной тысячи лет назад. Последняя сцена встречи Ясона и Медеи. Преступления уже совершены, проклятия иссякли, Медея, не дав Ясону даже коснуться тел детей, вот-вот исчезнет на колеснице, запряженной драконом. Смертным она уже недосягаема.
Но она еще здесь. Ровно те несколько мгновений, чтобы задать Ясону последний вопрос и, быть может, что-то услышать, в чем-то убедиться, понять, принять... Как раз описание этих нескольких мгновений и обрамляет воспоминание Медеи о первой встрече с возлюбленным, о нескольких днях, в течение которых Ясон совершил свой подвиг и побег из Колхиды вместе с Медеей.
Кого она любила? Почему, за что? Как могло случиться то, что случилось? Что это было: ошибка или воля богов?
Медея после цепи преступлений далека от нравственных оценок – что должно быть сделано, будет сделано – она просто хочет понять: кто она после всего случившегося? И каков Ясон, ее возлюбленный, которого она так любила, что ты и представить себе не можешь!
Рассказ построен на пяти последовательных эпизодах, обрамленных вступлением и заключением. Финал открытый. Что значит «Меня зовут Медея», что в этом имени — каждый решает сам. Автор дает лишь материал для размышления. Что вполне согласуется с идеей мифов как таковых, толкование которых столь же безгранично, как и окружающая жизнь.
В рассказе три ГГ: Медея, Ясон и дракон Гелий – герой уникальный, воплощающий оригинальный авторский замысел. У него очень много функций. Гелий спасает Медею на колеснице, он же – ее мудрый учитель, он же – охраняющий Золотое Руно, он же поселяется в ее душе после смерти, принятой из рук Медеи. С кем живет Ясон? С Медеей или с драконом? Об этом мы узнаем в самом конце. Из мифа об аргонавтах мы помним, что зубами дракона Ясон по приказу царя Ээта, отца Медеи, засевал поле, вспаханное огнедышащими быками.
В рассказ включен и вызывает крайнее сочувствие второстепенный герой — маленький братик Медеи – Апсирт.
Каждый эпизод рассказа — отдельная яркая картинка, снабженная хорошо читаемым диалогом, несмотря на весьма лаконичную авторскую речь. Хотя речь героев и составлена из выражений нашей обыденной жизни, мы легко узнаем каждого по его характерной речевой манере.
Медея-девчонка — болтушка, взрослая Медея на слова уже скупа.
Ясон — воин, оценивающий ситуацию, произносящий слов ровно столько, сколько необходимо.
Рассудительный Гелий не спешит с ответами, терпеливо и с любовью выслушивая болтовню Медеи. В его речи мы узнаем мудрого учителя жизни, ничего не скрывающего, ни на чем не настаивающего. То, чему он не успел обучить ученицу, научит сама жизнь.
Обожающий сестренку Апсирт радостно повторяет, чуть шепелявя, ее слова.
Повествование ведется от третьего лица, нередко переходя в несобственно-прямую речь героев, что позволяет наблюдать их внутренний мир с характерной для каждого манерой мышления.
Все герои имеют портреты-описания, достаточные для восприятия. Лишь портрет молодой Медеи дан, дополнительно, в сравнении: гибкая, как змейка. С одной стороны, это указывает на завидное здоровье, с другой, выступает как предупреждение грядущих событий.
Замечание. Несколько кое-где выбивается из общего ритма стилистическая невыдержанность художественной речи. Все мужики одинаковы – не было в древней Греции такого обращения к мужчинам, и Медея, даже находясь в состоянии крайнего бешенства, так и помыслить не могла. Вот так прямо целиком тупо залезть – и некоторые другие фразы просвещенного Гелия, который, конечно, был на «короткой ноге» со своей ученицей, но в общем и целом выражался не столь просторечно. Пацан совсем. Парень Ахилл. Ей за это — огурец и другие. Конечно, в этом «приеме» можно усмотреть приближение внутреннего мира героев к современному «стилю мышления», но со стороны почему-то так не кажется. Тем более, что иронии в рассказе, несмотря на трагический пафос и очень небольшой объем повествования, вложено достаточно. Как раз, ровно столько, чтобы чтение отсылало к пытливым размышлениям, не оставляя тяжкого послевкусия.
Повествование номинативно, в меру украшено изящной риторикой. Невозможно не отметить изумительный анадиплосис – Ты любишь яблоки? – связывающий вступление с первым эпизодом. А также стилистическую лексику, поданную непринужденно и доходчиво, которая, не перегружая, тем не менее, постоянно удерживает нас в мифологическом пространстве, например: "Кто ты, прекрасная дева?", какие еще, к Аиду, яблоки, из-под пеплоса и другие. Пояснение-эпиграф о происхождении и истории жизни Медеи. Конечно же, неоднократно используемый прием умолчания. Повтор психологического стержня характера Медеи: Не мучайся, милый, я все сделаю сама.
Содержание каждого эпизода неожиданно и необыкновенно интересно. Читается на одном дыхании.
Яблоки, как лейтмотив, «закругляют» композицию, возвращая из реминисценции к сцене последней встречи Медеи и Ясона. Больше они никогда не увидят друг друга, хотя проживут еще долгую жизнь.
Символ яблок универсален. С одной стороны, он выражает полноту жизни. С другой – отражает двойственную природу любви мужчины и женщины, в которой каждый любит свое. Так же яблоки – запретный плод и символ раздора. Также – символ мирской власти (держава). Ее всю жизнь добивался, но так и не добился Ясон. Ради нее он пошел в поход, а Медея, обеспечивая подвиг, совершала страшные преступления, которые, в свою очередь, «искупала» другими преступлениями. Универсальный символ...
Развязка осложнена двумя частями. В первой Медея поняла:
А ведь он действительно ничего не помнит (...) Он столько раз рассказывал всем про свой поход, и с каждым разом его подвиги становились все больше и величественней, а меня становилось все меньше и меньше. Пока я не исчезла совсем.
А во второй она обращается к себе и сама отвечает. Медея привыкла принимать решения и за все отвечать сама. Не мучайся, милый, я все сделаю сама. И такой она навсегда останется в памяти людей.
– Кто ты, прекрасная дева? – почти неслышно прошептала она и сама себе ответила:
– Медея. Меня зовут Медея. | | Его отливали последним, и олова немножко не хватило, но он стоял на своей одной ноге так же твердо, как другие на двух; и он-то как раз и оказался самым замечательным из всех.
Ханс Кристиан Андерсен. Стойкий оловянный солдатик
Гражданская лирика в творчестве Рустама Карапетьяна занимает одну из ведущих позиций. Все значимые события окружающего мира не только находят отклик в его поэзии, но и позволяют взглянуть на происходящее как бы изнутри, свежим, полным участия и понимания, взглядом. Стихотворение «Здесь когда-то был маленький город» http://litkonkurs.com/?dr=45&;ti d=328349&pid=0 рассказывает нам о войне, современной, гражданской, согласуется по дате написания (2014 г.) с трагическими событиями на Украине.
Написано верлибром, приемом кольцевой композиции. Центральная часть – ретроспекция, охватывает два периода — детство ЛГ и недавние события. Описание их исполнено графически симметрично, по семь строк в каждом.
Экспозиция (две строки) погружает нас в прошлое:
Здесь когда-то был маленький город
С асфальтом расчерченным мелом.
Следующие семь строк – завязка – рисуют картину безоблачного детства, всем знакомую игру в классики:
А дети скакали, кто на правой,
А кто на левой ноге,
И толкали разбитую битку.
Дети увлеченно играли, прыгая на одной ноге, свободно выбирая правую или левую, кому как удобно.
После глагола в прошедшем времени был в сочетании с неопределенным местоимением когда-то (дополнительно усиленные последующей инверсией), словосочетание «разбитая битка» из однокоренных слов, буквально выбивает нас из безмятежного детства, обнаруживая конфликт завязки. (Приставка раз- образует слова со значением наивысшей степени проявления качества – раз-битая (Викисловарь).
Но тогда еще можно было
Так просто попасть на солнце
Прыгая на одной ноге.
Надо лишь хорошенько прицелиться
И ещё не упасть по дороге
В детстве солнце (символ цельности, счастья, сердца) было таким достижимым! Но достижимым лишь при соблюдении определенных правил: прыжки на одной ноге, точный прицел, умение не упасть.
Вторая картина – развитие действий и кульминация – показывает в сюжете уже конкретных детей, товарищей по игре: Серегу, Нинку, Наташку.
Зорче всех был Серега,
Который поступил в медицинский.
Он шел с ведром за водой,
Когда его снял обкуренный снайпер.
Нинка успела свалить в деревню.
А Наташка пропала без вести
После ночной бомбежки.
Вся картина пропитана отчаянием и беззащитностью граждан перед произволом наемников (обкуренный снайпер – в регулярной армии подобная ситуация, по определению, невозможна). Медицинский вуз четко встраивается в заданный ассоциативный ряд неозвученной хирургической специализацией, необходимой в условиях войны. Пустое ведро – идиома несчастья. Параллелизм зорче – снайпер подчеркивает безысходность граждан как заложников ситуации. Лишь Нинка успела спастись. Рассказ о Наташке – ночная бомбежка — кульминация драматического события.
В развязке (четыре строки) мы неожиданно попадаем в настоящее время:
Сейчас на разбитом асфальте
Еле видны осколки разбросанных цифр.
Цифры... уже, сами по себе, абстрактный предмет, а осколки разбросанных цифр окончательно вводят в мир абсурда. Ибо как еще воспринимать происходящее...
В двух последних строках (предугадать это было совершенно невозможно) появляется ЛГ, от имени которого и велось повествование. Четырьми значимыми словами мастерски дан портрет-впечатление уцелевшего, покалеченного участника событий. Одна нога – лейтмотив стихотворения – отсылает к сказке Андерсена, костыли возвращают в беспощадную действительность, форменная одежда – солдатик – говорит об изменениях в социальном состоянии общества, которое уже нельзя назвать благоденствием. Вспоминая, как и пытаясь что-то разглядеть, понять, мы всегда непроизвольно прищуриваемся:
На костылях одноногий солдатик
Щурится на полустертое солнце. –
вглядываясь в то, что еще недавно было живым, целым, счастливым, а теперь оно – полустертое солнце.
В мире, где все рушится на глазах, где даже солнце разбивается на куски, опереться остается только на веру. На веру, живущую в сердце, которое, единственное, остается, потому что любит и помнит, потому что должно жить, стойко перенося судьбу, ничего не выбирая. | | Рецензия на стихотворение Инги Сташевска «Она»
А Бог не играет в шашки. Хотя умеет.
Черная Лиса
Часто ли мы встречаем автора, ЛГ которого тоже, как Бог, во что-то не играет? Так, и никак иначе, начинается первое стихотворение на страничке ЧХА Инги Сташевска (http://litkonkurs.com/?dr=17&;;l uid=52232). Мы знакомимся, на момент написания статьи, всего с пятью стихотворениями. Невозможно покинуть страничку, не дочитав их до конца. Попробуйте сами зайти в Зазеркалье Инги: не будет времени потерянного. Будет время подаренное. Это... молитва. Все стихи Инги глубоко лиричны, но грусть в них светлая, несмотря, что воспета непреходящая драма бытия, драма Женщины в мире, которая не боится жить и любить, которая не боится играть в поддавки.
Нельзя объять необъятное, все стихотворения необыкновенно хороши, в каждом из них гипноз и тайна – неуловимая ткань истинной лирики. Нельзя сказать, что в них прозрачны смыслы, скорее, они будут варьировать бесконечно, не только от читателя к читателю, но и при повторном прочтении. Это и есть та поступь, что отличает Поэзию от простого стихосложения. По этим стихотворениям можно говорить об индивидуальном стиле автора, которому свойственны, прежде всего, риторичность, глубочайший психологизм, описательность («Поутру», «Осень»), сюжетное обращение к сказкам («Колыбельная»), к Богу, в частности, к Ветхому Завету («Время любить»). И – оригинальность размера, смелая игра с ритмом. Удивительно то, что хотя рифмы, большей частью, субъективные, но это тот случай, когда о рифме, читая, не вспоминаешь. Кажется, иначе и выразить невозможно. Создается впечатление, что каждое стихотворение представляет собой единый «рифмо-иероглиф», воспринимаемый необыкновенно цельно и, одновременно, бесконечно. Никаких сентенций, нигде. Судя по всему, сентенции вообще не присутствуют в творчестве Инги Сташевска. Это завораживает. Добавлю, что лично мне совершенно не свойственен столь меланхолический взгляд на любовь, на жизнь, на бытие в целом, но это не мешает в полной мере восхищаться поэзией Инги.
Итак, стихотворение «Она» (http://litkonkurs.com/?dr=45&;;t id=306673&pi d=0), одно из пяти, отнесенное автором к жанру «гражданская лирика». Казалось бы, почему не «философская и религиозная»? Позволю интерпретацию по этому поводу. Женщина едва столетие, как живет «равноправно» в гражданском мире, мире мужчин, в котором правят деньги, власть и слава. Это ни хорошо, ни плохо. Оно так, и никак иначе. Ценности заданы, но как быть с Любовью? И что Любовь без Женщины? Без ее игры? Даже если это игра в поддавки.
Стихотворение читается краткими энергичными фразами, возможно, шепотом, с четкими паузами, с естественным интонированием в такт дыханию. Паузы могут быть очень даже длительными, разделяющими как отдельные слова, даже самые короткие — союзы, так и словосочетания. Интонирование сильнейшее, до экспрессивности. В паузах мы не дышим – в них мы в восторге живем! В паузах в мире царит любовь. Все стихотворение пронизано этой любовью, которую отражает метафора игры.
Стихотворение написано от третьего лица, эзоповым языком, не везде поддающимся интерпретации, которая казалась бы окончательной, поскольку ключ не дан. Видимо, ключ – у ЛГ в сердце. И только Бог читает в сердцах людей.
Композиция кольцевая, ядро которой — молитва женщины во время игры. Обрамлена приходом ее в бильярдную и окончанием партии. С кем Она играет? Каждый решает сам.
Графически стихотворение разбито на пять четверостиший, последнее из которых дополнительно разделено на двустишия.
Стихотворение богато украшено риторически. На основе анализа стилистических фигур и построена основная часть рецензии. Фонетические, лексические и прочие особенности строения даны кратко.
Первая строфа решена фигурой пролепсиса — мы пока не знакомы с ЛГ, пока лишь задано предвосхищение возможной развязки сюжета. В первой строке заявляется – что? Увлечение или ...кредо? Вполне возможно то и другое.
Ни в шашки, ни в шахматы, но, порой, в поддавки.
Приемом изящного эллипсиса (смело опущены главные члены предложения – кто? и что делает? – не играет, которые при некоторых умственных усилиях восстанавливаются из названия и контекста эпиграфа, тем ни менее, подтверждения еще нет) мы узнаем, что неизвестная ЛГ не играет ни в шашки, ни в шахматы. Звукопись активно используется в поэтической ткани. Уже в первой строке нас пронизывают шипящие «ш» и глухой «х» (прием аллитерации), нагнетающие напряжение, тут же неожиданно сброшенное противительным союзом «но» называнием игры, в которую ЛГ играет - «но, порой, в поддавки».
Во второй и третей строках – психологический портрет-впечатление (впечатление от красивых женских рук, от них невозможно оторвать взгляд! Перчатки; кий, как инструмент, продолжение рук) пока еще неназванной ЛГ, но у нас уже достаточное представление об этом образе:
Снимает перчатки, тщательно мелит кий,
Невероятно точен удар, другому вот так – слабо! –
Сильный игрок. Мы явно получим удовольствие от этой партии.
Четвертая строка противопоставляет деталь-микрообраз интерьера и состояние всего окружающего мира. Восхитительный прием антитезы:
Тает в стакане осколок льда. В мире царит любовь.
Мир и осколок льда, который вот-вот исчезнет... Острый и холодный осколок в стакане. Мы буквально ощущаем этот холод, который запросто может поранить, даже исчезая. Невозможно не обратить внимание «на твердую, острую» звукопись. И – волшебный мир, в котором царит любовь, «с мягкой» звукописью.
Последующие три четверостишия, ядро стихотворения, открывает именительный темы:
Она – шепотом –
Также применен эллипсис (опущено слово говорит). Теперь сомнений нет, это была Она! И далее говорит шепотом, потому что все внимание — игре. А шепот – это ее душа, которая обращается к Господу (неожиданная апострофа), творя молитву:
Господи, благодарствую за
Все, что есть, а втрое — за то, чего нет! –
Прием переноса предложения значительно усиливает экспрессию и игры, и молитвы, сопровождающей игру. Мы слышим это все, которое отделяется четкой паузой и то, чего нет!
Каждое утро – вновь открывать глаза,
Слушать, как под окном сгребают снег.
Мы узнаем, что в мире зима. Впрочем, перчатки и шипение, скорее всего, холодного ветра на улице, а также лед, как бы подготовили нас к этому времени года в окружающем мире, от которого, мы знаем, можно ждать все, что угодно. И здесь антитеза. На дворе зима, а Она ведет свою партию в уютной бильярдной.
И (продолжая громче, чуть осмелев) –
За то, чего нет, Господи, именно так!
( слава, деньги, сказочных королев
Платья, и – ослепительная красота.)
В третьем четверостишии в скобках акцентируется Ее интонация (игра успешна, женщина чуть осмелела), а также перечисление, которое произносится молча, внутренним словом. И здесь вновь встречаемся с приемом антитезы. Но противопоставляются, казалось бы, несопоставимые величины – то, что в литературе и философии называется молчаливым криком. Мастерски обыгран, по умолчанию, стилистический прием оксюморона.
Хотелось бы обратить внимание на амплификацию, усиленную переносом (сказочных королев Платья) и нарастанием значимости ценностей для женщины, апофеозом которых является ослепительная красота. Ничего этого у женщины нет, ей достаточно просто любви, которая есть, но которая — игра.
Узнику – недосягаемый горизонт,
Наказаньем целителю – тяжкий недуг.
Как выбирать из всевозможных зол
Самую незначительную беду?..
Неожиданно в молитве появляются пронзительные образы узника и целителя, усиленные нагнетанием «у», подводящие к минорному отчаянию... Апофеоз драмы бытия, мужчина и женщина... Второе двустишие пропитано полной безнадежностью... В этом также — стилевая особенность автора.
Пятое четверостишие – кульминация сюжета. Игра подходит к концу. Ну еще чуток – ведь еще ...В мире царит любовь... Но – целитель наказан, шар замер. Последняя строка гениальна в своем риторическом вопросе.
В такт пульсации вен, тяжело дыша –
Господи, воля твоя, ну еще чуток –
И замирает, не докатившись, шар.
Ведь никогда не спрашивала – за что?
Казалось бы, все безнадежно. Партия проиграна... Но откуда тогда свет, и почему хочется перечитывать эту красоту вновь и вновь? Наверное, у каждого на этот вопрос будет свой ответ. Если будет. Потому что жизнь в ответах, видимо, не нуждается. Она просто живет. Игра с Богом не прекращается. | | | Супер акростих! | | | Замечательное стихотворение. Искреннее. Не думала - вспомнила, у меня тоже любимая подруга умерла 28.12.13, все свои чувства у Вас прочитала... | | | Извините, Инга! У меня машина упорно показывала сбой связи. Ольга. | | | Инга! Вслух... читала... Только ТАК и можно читать Ваши стихи... | | | Инга! Вслух... читала... Только ТАК и можно читать Ваши стихи... | | | Инга! Вслух... читала... Только ТАК и можно читать Ваши стихи... | | Инга... Вслух читала... Только ТАК и можно читать Ваши стихи...
Благодарна Андрею Вячеславовичу Блинову за встречу с ними. | | Инга! Вслух читала... Только так и можно читать Ваши стихи...
Огромное спасибо Андрею Вячеславовичу Блинову - пройти мимо ТАКОЙ КРАСОТЫ ... к счастью, он не позволил. | | | Очень банально, хотя и с претензией на экспрессию | | | Просто, искренне, очень хорошо... | | | А мне понравились "звездочки, как маленькие пони"... Очень мило, трогательно... | | | Уважаемый Андрей Вячеславович! Живо, доходчиво, лаконично, а, главное, множество примеров. Спасибо за науку! |
|
| 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
