Моя гостевая книга

 1   2   3   4 

Eisenstadt      [25.11.2006 19:31]
АХ, ЭТА ЖИЗНЬ...
Для кого пишут писатели-эмигранты? Для таких же эмигрантов как они сами? Для тех, чьи жизненные перипетии вдохновляют рассказчика, чьи приключения раззадоривают сатирика, а переживания обращаются в лирические поэтические строки? Причем, рассказчик, сатирик и лирик - это, конечно, те же эмигранты, но частенько вся эта троица вопплощена в одном лице, что привносит особую пряность в эмигрантские жанры - начинаешь читать фарс, а влетаешь в финале в мелодраму или героическую комедию. Ах, эта эмигрантская жизнь! Ты подвиг, ты - приключение и ты же - недоразумение...
Эмигрант - человек двух миров, перешагнувший границу; человек двух культур, заглянувший в культурное иномирие и вынырнувший оттуда, кто - с лебедиными крыльями, кто - в лягушачьей шкурке. ну как об этом не писать?! И как об этом интересно читать! Писателю-эмигранту не надо мучительно компоновать фабулу, “выкручивать руки” сюжету, его персонажи, вернее их прототипы сами пересекли черту между “здесь” и ”там”, а именно с этого начинается и на этом стоит любая сказка и любое повествование в мировой литературе.
Когда-то литераторы переживали эмиграцию как пропасть, отделившую их от читателя, пытались в творчестве зацепиться за литературное древо метрополии делая вид, что никто никуда не уехал, ведь все темы - вечны и, следовательно, постоянны.
Кажется, что это самое ”когда-то” уже лет десять как закончилось и с тех пор, - как поклянутся все издатели и редактора уцелевших и вновь возникших журналов - чтиво “про эмигрантов” сейчас занимает высшие позиции рейтинга популярности. Сама литература “нашего” зарубежья тоже сбросила ненужную маскировку и выступает с открытым забралом заголовков о “жизни эмигрантской”, “браке по-эмигрантски”, “эмигрантских разговорах”, “встречах”, “посиделках”, “взлетах”, “вечерах” и т.п.
Согласитесь, что это чрезвычайно увлекательно узнать как, где и чем живут наши соседи, сослуживцы и родственники, а тем более, что в тесноватом мире эмигрантских общин именно они могут узнаваемо явиться на хрустких книжных страницах.
Книга Рафа Айзенштадта “Ах, эта жизнь эмигрантская наша!” как раз и принадлежит к таким психологическим путеводителям по обновленным судьбам и характерам наших бывших земляков.
Сам автор покинул Одессу лет десять тому назад и поселился с тех пор как пишет он сам в “деревушке на Дюсселе”. Дюссель - это, - как понимаете , - речка, а деревушка по-немецки - дорф. Вместе это Дюссельдорф, который во всех энциклопедиях и справочниках обозначен как крупный промышленный центр, но для героев книги Айзенштадта это пока и все еще деревушка в одну эмигрантскую улицу . “Улица” - это в переносном смысле, конечно. Можно назвать “околотком” или ”слободой” - вне зависимости от конкретного адреса в рассказах этой небольшой книги проживают персонажи общей судьбы и проблем, а потому и характеры, и приключения у них оказываются до боли схожими. Такое различие-сходство даже само стало темой одного из рассказов. Ну представьте себе, что интеллигентная супружеская пара, всю жизнь любящая музыку и оперный театр, решила прервать напряжение эмигрантских будней походом в театр, в Дюссельдорфскую оперу, на “Травиату”. Начинается бурная подготовка к первому выходу в “европейский свет”. Покупается костюм, рубашка с “бабочкой” для мужа и платье для жены, настоящее - “то самое, не кричащее, но в тоже время подчеркивающее и заставляющее оборачиваться”. Правда платье нашлось в одном из самых дорогих магазинов, но зато , благодаря весенней уценке , за полцены. “Но цены? И мы? какие это разные миры.” Положа руку на сердце скажем, что для того, чтобы обнаружить, что мы и современные цены находимся в разных мирах, не нужно посещать магазины на Кенигсаллее. достаточно заглянуть в любой на Дерибасовской, Греческой, Ришельевской - но вот это как раз и есть наши унылые почти непреодолимые будни, а для наших героев - сражение и покорение, то есть освоение инобытия. И вот они в театре - пусть на дешевых местах, по билетам с грандиозной скидкой “для безработных” под потолком, где “только если податься всем корпусом вперед , развернувшись при этом на девяносто градусов, видна треть сцены.” Зато музыка все та же, та же горькая судьбина Виолетты в сладчайших мелодиях, способных на все три часа сделать слушателя счастливым. Спектакль будит воспоминания о прошлом, о юности и родине, а антракты проходят в вежливой немецкоязычной и потому очень лапидарной беседе с соседями (кавалер - тоже в костюме и при бабочке). Но вот - финал и актеры выходят на поклоны к аплодирующей публике, а нашего героя и его соседа (оба - при бабочках) что-то срывает с мест и несет к выходу по гулким еще пустым лестницам . Столкнувшись по дороге они обмениваются спонтанными репликами по-русски и опознают друг в друге одесситов с печальным опытом очередей у гардероба и вообще... очередей. “Бежать, всю жизнь бежать, чтобы успеть, занять, втиснуться” - герой рассказа понимает, что одним вечером в опере европейцем не станешь “Куда ты сорвался ?” -спрашивает жена, а он отвечает : “- Скажи лучше откуда,- с цепи”.
Показать нас в картинках эмигрантской жизни - это показать нас с дистанции, показать вставленными в другую раму и это делает узнаваемость убийственной , точной . Что ж, знать - это значит иметь шанс преодолеть, не так ли? Хотя бы шанс. Кстати, в этом рассказе чуть-чуть затронут и феномен лжеобщения. Две пары обмениваются вежливыми фразами по-немецки и до последнего момента не опознают друг в друге одесситов. Можно себе представить длинную череду подобных лексических упражнений, которые только по внешности являются разговорами, общением, а на самом деле человеческих отношений в них не больше, чем в разговоре с автоответчиком. И это тоже жизненный урок не только для эмигрантов.
Раф Айзенштадт принадлежит как раз к тем авторам, которых я упоминала выше.
Он и неплохой наблюдательный рассказчик, и сатирик, и лирик. Он саркастичен, когда, например, описывает фантастическую сценку, в которой свою программу конца света предлагают и торговые сети (редуцирт, т.е.скидки на 50% и каждый час - еще на 10%!) и многочисленные бюро путешествий (“Вельтэкспресс” предлагал перелет в Израиль только в одну сторону, чтобы быть поближе к святым местам. “Квадрат” уже вез в еврейские кварталы Амстердама, чтобы в последний раз вдохнуть полной грудью”. “И бюро эти сходились на том, что пора всем подумать и о последнем туре, и они уже могут предоставить полный набор услуг в дух захватывающем путешествии по заоблачным высям, с проведением экскурсий на уровне подсознания, с конечным пунктом - “Нирвана” на пять звездочек”).
Но Раф Айзенштадт и лиричен, он всегда готов бережно всмотреться в чувства этих не очень молодых людей, переживших потрясение эмиграцикей, полной сменой жизненных декораций и вынужденных теперь по-новому, как будто особенно близоруко прищурясь, пересмотреть свои ценности, среди которых и семья, супружеская жизнь, любовь.
В принципе автор - за гармонию, историческую и природную. Он вынес на обложку книги “самые знаменательные факты своей биографии”, среди которых прочитанные книги и увиденные картины и грандиозные руины, а также первый поцелуй и зарево пожара на нефтепромыслах (наблюдал в 4-х летнем возрасте). Он готов продолжать узнавать этот мир, но, пожалуй уже не согласен радикально менять о нем свое мнение. Автор остается интеллигентом-шестидесятником, тем и ценен, что пронес свою гуманитарную уверенность через испытания и искушения дорогами Европы.
Интересно, что обычно мне приходится писать о книгах , которые имеются в городе да и в регионе в единичных экземплярах. Хорошо, если можно рекомендовать поискать их на библиотечных полках... Но книга Рафа Айзенштадта была представлена в Одессе и наверняка попала к десяткам благодарных читателей, которые - тем более - хорошо помнят и любят автора. Так что я, пожалуй, впервые писала сейчас о книге, которую - уверена - прочла в нашем городе не одна сртня людей, что и возвращает нас к начальному утверждению, что эмигрантская литература по рейтингам популярности на высоте!
Eisenstadt      [25.11.2006 19:29]
Мгновения и вечности цена
О, как знакомо, узнаваемо всё в этой книге! Всё это уже было, было именно с вами или знакомыми вашими, пустившимися во все тяжкие эмиграции нашей. Вы читаете, не сдерживая улыбки или... – грех вам – зависти. Он, Рафаэль Давидович Айзенштадт, уже подсмотрел, подытожил, и вот она на вашем столе – его презабавная книжица в 170 страниц «Ах, эта жизнь эмигрантская наша...» А вы - нет, не создали ещё, хотя и отягощены. Великие замыслы волнуют вам душу. Что ж, вперёд! Но помните, писатель тем и отличается от коллекционера, что, подсмотрев жизнь, он пишет о ней, сжигая себя в метафорах, образах, темах в каждой строке. Ему не ведомо чувство страха перед девственностью белого бумаги листа. Белый лист для него и мастерская, и храм.
И вот ожила, затрепетала крыльями, полетела его «Большая белая бабочка» - первый белый лист его творчества, наполнивший жизнь тайным смыслом. Пятьдесят четыре – возраст для страны с прекрасными ажурными городами, где шпили, зубцы, купола, совсем не перспективный. Но его белая бабочка уже полетела... Он набрал грудью воздух перед «немыслимой пьянящей гаммой» творческого полёта, - «лёгкого звона в ушах» – и «растворился в этой гармонии», потому что прекрасный готический город был уже в нём. Это был его город, его Дюссельдорф. На титульном листе книги стоит дата: 1992 – 1999. Восемь лет – день за днём – он отправлялся в тот головокружительный белый полёт. И потому, наверное, каждая новелла-рассказ похожа по стилю на белый, расцвеченный всею палитрою, стих.
На презентациях своей книги Рафаэль Давидович читает рассказы свои наизусть, срежиссировав с музыкой, порой напевает, танцует, но не играет – живёт. Есть такое определение: театр одного актёра. Всё это о нём. И отступают годы тогда, обнажая романтику юной души. И нет уже больше «сморщенного лба, сутулых плеч», «он уже купается в родном городе, ныряет в его бирюзовые окна». Но не подсматривает, нет, в их бирюзу, он пишет с натуры.
Таковые его новеллы «Дебютант третьего ранга», «Иль перечти шампанского бутылку», «Хроника пикирующего VW». Можно перечислять и дальше, ведя перстом по оглавлению книги. Всё это его, биографическое, выстраданное, написанное то с лёгкой иронией, патетикой или грустным юмором. Но стоп, вот «Mit шашкес, mit саблес, mit славный Шагал», произведение почти эзотерическое, иносказательное. О замкнутом круге, дающем или не дающем эмигранту-«флюхтлингу» шанс на освобождение. Грустная и одновременно талантливая вещь, наводящая на размышления о «прелестях» эмигрантской жизни, Сродни ему «Продолжение рассказа Остапа Бендера о Вечном Жиде». Хотя он – вобщем-то Вечный, но всё же оказался чужим среди своих и своим среди чужих. Бедный, о бедный, не принятый в Братство по Матери Жид! Мало ему! Бог терпел и нам велел... Потерпи же от своих.
Но всё же не умер он, тот несгибаемый Жид, не пропал со своим русским менталитетом, а состоялся в той новой стране, где шпили, зубцы, купола. Хотя, чертыхаясь от жизни такой эмигрантской, подвёл он «Чертоги» свои. Обыск, обычный безобразный обыск в его квартире, в его романтическом и самом демократическом Дюссельдорфке, над которым летала его ослепительная белая Муза. Машина, говоришь, есть, компьютер, да? Рассказы, говоришь, пишешь. По Европе решил колесить. Герболайфом, «Am Way», туризмом, страховкой решил заработать! Сиди же, как все мы,... на «социале!»
«Ах, эти наши дорогие сограждане, - вздыхает автор, - впитавшие с молоком Маркса идеи равенства и блядства...» Не смогли они, некоторые из многих, пережить его белый звёздный полёт, забросали анонимками немецкие amt‘ы. Зависть – советчик по жизни плохой, особенно здесь, в эмиграции нашей. Подрезав крылья, она пригвоздила к дивану не одного «sapiens». Превратив его, по определению одной героини его книги, в бездуховного представителя жвачных животных, взращённого на deutsch «социале».
Таким был его герой из «Страшного везения». «Всё так же ходил он обстоятельно в «Aldi», набирая горы бутылок, пакетов, забивая холодильник едой, которая вылеживалась там месяцами и, вытесняемая новыми поступлениями, становилась ненужной, не интересной» Но тратил он свою социальную пайку на то, что положено было. Беспрестанно жевал, уставал и в сон уходил, измождённый. А за окном был враждебный, непознанный мир...
Раф Айзенштадт совсем не похож на героя из «Страшного везения». Ни внешне, ни внутренним миром. Он просто не может, не имеет права быть похожим, ведь родом он из Одессы, имеющей свой колорит. Довольно вспомнить его писательский стриптиз «Не ведая стыда», где с печальным, но отчаянным одесским юмором рассказывает автор о своём писательском труде на дежурстве в... общественном туалете, но зато на перекрёстке всех дорог Европы. Да, миссию писателя нельзя не оценить. Гротеск, метафора, тонкий юмор.
Итак, где наша не пропадала, «Великий Мастер», Вечный Жид душою русский, и курд, и вечно юный одессит? Удачи тебе в бреющем, то бишь, бренном полёте звенящих твоих крыл. Пусть появится твоя новая белая бабочка – книга. Ещё и ещё, много бабочек, от которых мир узнает всё о людях, «почему они любят и ненавидят, убивают и рожают». И мы узнаем цену мгновения и вечности... твоего пера.
Галина Дюнина, журналист
Бонн
Leo Himmelsohn (Лео Гимельзон)      [25.11.2006 18:28]
Дорогой Раф!
Поздравляю с принятием в члены ГРО и желаю новых успехов!
Лео
Eisenstadt   [ 25.11.2006 19:34 ]
дорогой Лео! Спасибо за поздравление. Участвуй в турнире. Раф.

 1   2   3   4 

Ваше сообщение
Логин:   Пароль:
 
Eisenstadt
Вход для авторов
Логин:
Пароль:
Закрыть
Статистика
Сообщений
18
Ответов
1