Разбор произведений поэзии в проекте критики "Платон мне друг..." | Эту поездку можно назвать, в некоторой мере, выстраданной. Вопреки всему она все же состоялась, и третьего октября в десять утра, погрузившись в видавший не только виды, но и нечто большее, «Прогресс», я все же совершил рывок в параллельную реальность. Для этого местный рыбак и охотник Михаил при помощи семидесятисильного «Тохацу» должен был доставить меня к моему приятелю Сане Лахтаку, который из всех возможных видов отдыха осенью предпочитал месячное пребывание на «даче». Так он с любовью называл свой домик, находящийся на мысу в Тауйском Лимане. Главным занятием в это время для него было его величество Охота. Заезжал он туда с открытием осенней охоты по перу, не обделяя своим вниманием особо наглючее медвежье поголовье. Означало это только одно – он не занимался заготовками медвежатины, а просто выбирал интересный трофей. Познакомились мы, как ни странно, в интернете на одном из Охотничьих Порталов, телефонное общение стало регулярным. Связь на «Даче» была хорошей, и после его прибытия туда я каждый вечер был в курсе всех его удач и разочарований. При одном из таких разговоров он предложил:
– Послушай, Серега, давай ко мне в гости на недельку? Утаков постреляем, душой отдохнем. Бросай все к известной тете.
– Саня, спасибо дружище, если позволит работа, то под циклончик можно будет и подтянуться. Вдруг гусики потянут, – поблагодарил я «дачника».
Наш разговор состоялся числа десятого сентября. А затем началось – подхваченный вирус вышиб из колеи на неделю, появившийся в виде бонуса гайморит и борьба с ним отнял еще дней десять. За это время пятнадцатого сентября город на пару дней погружался в снежный коллапс, был толчок гусиного хода и Саня, изловчившись, взял одного белолобика.
– Послушай, Серега, ты много говорил о гусаке в сметано-брусничном соусе, так что имей ввиду, один такой ждет тебя в ожидании кулинарной экзекуции. Короче, давай, приезжай, – накапал он мне на саднящую охотничью душу со всей возможной лахтачьей деликатностью. Почему лахтачьей? Здесь все просто- Санин ник на Портале- Лахтак, то есть морской зверь.
Я понимал, что самое благоприятное время уже ушло, но охотничья вера – вещь особая. Глянув на метеопрогноз, понял, что есть шанс попасть под циклон, который накроет окрестности Магадана пятого или шестого октября.
«Тоха» без видимых усилий мощно понес лодку к цели. Прямой путь к домику занимал не более пятнадцати минут, но по дороге Михаил решил проверить несколько мест, где могут быть утки. Увы, пришлось немного сбраконьерить, в результате чего в лодке оказались пара чирят, шилохвость и красавец таежный гуменник, сбитый красивым одиночным выстрелом. Переход в параллельную реальность, то есть короткий путь к «Даче» произошел минут за двадцать пять, и вскоре лодка уткнулась носом в берег.
Была желанная встреча, недоуменно-удивленный, но без зависти взгляд человека, который провел на охоте почти месяц и кое-как взял одного гусака. Здесь мне пофартило cразу же. Гумеш действительно был великолепен и вскоре оказался на «вешалке» – так называлась жердина, на которую вешалась вся добытая дичь.
Два дня прошли очень быстро, наполненные отличным общением, поездкой вверх по речке Усуле на Саниной надувной лодке под Тохацу-18 , обходом всех его угодий, очень хороших для охоты самотопом. Венцом этих дней была кулинарная диверсия в виде приготовления моего коронного блюда – дикого гусака в сметано-брусничном соусе.
К вечеру появились признаки смены погоды: небо затянуло, заметно потеплело. Вечернюю зарю проводили прямо у домика в тщетной надежде на налет.
– Чует моя пятка, что завтра может оправдаться метеопрогноз. Глядишь, и белые мухи полетят, – поделился своими мыслями Саня.
– Мы ведь этого и ждем. Глядишь, гусики с моря довернут, а здесь мы с дрючком. В твоем доме с таким запасом дров можно пережить две атомные войны. А поэтому делаем то, что должны, и будь что будет. Темно уже, пошли спать, – предложил я Лахтаку.
После крепкого чайку выполнили намеченное. Спали крепко, ни шальная гусиная стая, ни громогласные красавцы лебеди, ни хулиганистый ветер не потревожили нашего покоя.
Проснулся я в шесть утра. Поразила звенящая тишина с равными промежутками времени, нарушаемая лишь Саниным дыханием. Глянул в оконце и не увидел ставших привычными за проведенные здесь дни ярких и сочных красок синего неба, по-своему прекрасных цветов осенней разноцветной травы и сочной зелени кедрового стланика. Разнообразие в цветовые ощущения мира внесли различные оттенки белого. А это означало только одно – метеопрогноз оправдался, и с небес на грешную землю сыпался обещанный им снег. Присмотрелся в оконце – действительно, предчувствие меня не обмануло. Большие и пушистые снежинки падали на землю вертикально. То, что они падали именно так, говорило только об одном – это был просто ласкающий взор и душу снег, а не шальная и дикая пурга, переживать которую приходилось не раз в гораздо более худших условиях. Я лежал на нарах и смотрел в окошко на ставший другим мир, который в данный момент олицетворяли плавно планирующие на землю посланцы неба – пушистые, хрупкие и нежные снежинки. Не спалось, и минут через пятнадцать я решил покидать уютную лежанку. Одному было скучно, за компанию я просто решил разбудить мирно спящего Саню.
– Але, мужик, хорош харю рвать. Порвешь, не сложишь. Вставай, будем домик откапывать. Тут снежку с метр насыпало, берем лопаты и откапываемся отсюда и до обеда, – решил я взбодрить хозяина дачи.
– Ну и ладно, откопаемся, если чего, – послышалось в ответ.
Саня очень быстро достал себя из-под теплого одеяла и присел на нарах.
– Ну и чего там случилось? – прозвучал риторический вопрос.
– В общем, все в порядке. Вторая попытка зимы этой осенью напугать Колыму снегом, – ответил я, открывая дверь домика.
В дверном проеме мириады белых мух стремились на землю, пытаясь окрасить ее в белые цвета. Частично у них это получилось. На первый взгляд казалось, что в некоторых местах им удалось соткать небольшие белые коврики толщиной сантиметров в десять. Видимые из дверей кусты стланика надели белые пушистые воротники. В прямоугольнике дверного проема таежной избушки наблюдалась картинка приготовления природы к зиме. Было понятно, что этот снег не последний, часть его еще сойдет, а природа готовится к приходу побеждающей осень зимы.
– Саня, послушай, а почему эту идиллию не нарушают голоса какой-нибудь шальной гусячей стаи или хотя бы парочки низко летящих белогвардейцев*? – задал я волнующий обоих вопрос.
– Об этом знают только они, но встретиться хочется, – с не убиваемым оптимизмом ответил довольный жизнью дачник.
– Знаешь, я еще не выходил на улицу, но у меня есть дикое желание прямо сейчас позавтракать, залить термос, собрать рюкзак и прогуляться по берегу моря. Тем более , что там есть несколько озер, где могут быть утки. Вдруг какая-нибудь шальная гусячья стайка с моря завернет и нам удастся встретиться. Я с ней в манок поговорю, – поделился я с Саней своими планами и покинул лежанку. По традиции бросил пару поленьев в печку и поставил чайник на газовую плитку.
Начинался новый день, в который мы были готовы войти, чтобы принять все его блага и неожиданности. Быстренько позавтракав, повинуясь неуемному желанию уйти в намеченный маршрут, я собрал рюкзак, дополнил свое снаряжение белым маскировочным костюмом и вскоре был в готовности к выходу. Сердце переполняло предчувствие встречи с чем-то необычным, невиданным ранее, с тем, что остается в памяти может быть на всю оставшуюся жизнь. Саня с интересом, молча и одобрительно наблюдал за моими сборами.
– Эх, батенька, ты я вижу уже готов к походу? – спросил он меня, когда я надевал рюкзак и проверял оружие. – Удачи, старина.
– Спасибо. Я не долго. Дойду до большого озера под Дельфиньим мысом и вернусь, – обозначил я Сане свой маршрут.
Каждый должен знать, куда и на какое время уходит твой напарник.
В предвкушении встречи с чем-то необычным я направился в сторону береговой линии открытого моря. Сразу же привычно огляделся по сторонам, пытаясь запомнить ориентиры – ближайшие сопки не были видны совсем, видимость по горизонтали была не дальше пары сотен метров. Заблудиться здесь было просто невозможно, но отложить в памяти ориентиры стало просто привычкой. Пару раз убеждался в этом в очень непростых ситуациях.
Судя по степени наполненности заводи возле домика, сейчас был полный отлив или начало прилива. Все её пространство было почти полностью укрыто снежным покрывалом, и только посередине ее оставшаяся вода была перемешана со снегом и превратилась в подобие снежной каши. Осторожно ступая, преодолев полосу принесенных приливом и ставших в один миг скользкими бревен, жердей, коряг и палок, я вышел на укрывшуюся снежком прибрежную полосу. Сквозь этот покров просматривалась желто-коричневая трава, сочные темно-зеленые пятна низеньких кустиков кедрового стланика, поэтому этот участок пути походил на пошитое экономной хозяйкой лоскутное одеяло, которая бережно использовала для его пошива дорогие ее сердцу лоскутки. Благодаря труду хозяйки по имени Приходящая зима, все получилось просто, но со вкусом.
Осторожно ступая по этому одеялу, я вышел на тропинку, которая вела к морю. Оглянулся назад – ставший родным домик уже с трудом различался в пелене вертикально падающего снега. Я прошел совсем немного и услышал шум моря. Открытое море было пока не видно, усиливающийся шум ощущался волнами, усиливаясь по звуку, достигал пика, уходил на некоторое время и возвращался вновь. Для выхода на берег мне предстояло преодолеть еще одно препятствие – вдоль всего берега штормами, которые иногда здесь бывают просто лютыми, выбрасывается очень много плавника. Это вынесенные в море реками различных размеров лиственницы, тополя, чозении. Они были отшлифованы морской водой. Все это за многие годы превратилось в довольно широкий и плохо проходимый прибрежный пояс. Иногда вдоль него можно идти довольно долго, чтобы найти безопасный выход на берег моря. Лазить по мокрым и гладким стволам деревьев совсем не хотелось без крайней необходимости, поэтому я нашел безопасное местечко, где мне удалось выйти на берег моря.
Видимость по горизонтали по-прежнему была той же, и под волнообразные звуки шума моря, который совместно с продолжающимся снегом создавал ощущение кратковременной параллельной реальности. Мир сузился до круга диаметром метров в двести, сверху ограниченного вечным небом.
В ясный день были видны поселок и дорога, сейчас все это вместе с его звуками потонуло в бархатной снежной пелене. В один миг ты оказываешься в ситуации, когда с тобой рядом только берег, шумящее серо-стальное море и вечное небо, которое награждает тебя сейчас этим снегом. Передвигаясь по берегу, мне приходится перемещать в пространстве доставшийся сейчас кусочек мира, поневоле становясь его центром. В этот момент со стороны берега из снежной пелены в мой мирок вторглись два больших ворона. Они прошли невысоко, добавив некоторое разнообразие к ставшим привычным для меня звукам шума моря свистом своих черно-смоляных крыльев. Развернувшись надо мной, они направились в сторону Дельфиньего мыса, переговариваясь между собой на своем, только им понятном языке.
Открывшаяся картина заставила остановиться на мгновение для того, чтобы насладиться её прелестью и необычностью. Вся полоса от берегового вала непроходимого валежника до отступившей в отлив и начинающей вновь наступать на берег воды, укрылась огромным снежно-белым горностаевым манто, на очень короткое время подаренным этому утру Богом. Глянул в бинокль, пытаясь заранее заметить предмет охотничьей страсти – сидящих на береговой линии гусей. Такое бывает нередко, но сейчас охотничья удача была за пределами доступного мне для обозрения кусочка мироздания. Не знаю почему, но расстройства по этому поводу я совершенно не испытывал. Иногда между снежными зарядами на короткое время появлялись окрестные сопки и мыс Дельфиний. Двигаться по снежнобелому манто было даже неловко, но я шел вперед, оставляя за собой цепочку следов. До цели мне оставалось еще километра два.
И вот здесь, сквозь шум начавшегося прилива, из снежной пелены со стороны моря, послышались долгожданные гусиные крики. Все же какая-то изрядно задержавшаяся стая удостоила нас своим присутствием. Было понятно, что идут они высоко и далеко, но я попытался привлечь их манком, хотя вероятность удачи была близка к нулевой. Стая не стала снижаться и доворачивать ко мне.
Я получал неизвестное мне ранее удовольствие от прогулки в роли центра маленького мирка, который передвигался вместе со мной. Когда оказался напротив большого озера, со стороны моря появился табун шилохвостей, который я проводил взглядом.
До цели похода оставалось совсем немного, и очень скоро я очутился возле здоровенного тополя, оказавшегося по воле стихии вдали от места, где вырос. Толщина его у комля была не менее восьмидесяти сантиметров, его основательно замыло в береговой песок, и это было отличное место для моего отдыха. Снял оружие и рюкзак, прислонил к дереву оружие и расположил рюкзак на тополе. Сразу же достал термос. Свежий чай с лимонником под шум прибоя, когда пушистые снежинки падают тебе в кружку с парящим чаем, имеет особый шарм. Шум усилился, но только сейчас я понял, почему так недовольно и ворчливо он шумит.
Он был страшно недоволен тем, что всего за ночь, так рано заявляющая о себе Зима смогла отвоевать у морского побережья береговую полосу, укрыв ее по своей воле горностаевым манто из пушистого снега. За Весну и Лето он привык здесь властвовать единолично, и первый звоночек от наступающей Зимы был ему крайне неприятен. Он понимал, что она на время победит в их извечном и бесконечном споре, закует берега в забереги и надолго укроет прибрежную полосу покровом из снега и льда. Но это будет потом, а сейчас прилив недовольно ворчал, уже обдумав план возврата временно утраченной территории. Усиление его шума означало только одно – он начинал осуществлять задуманное.
Чаевал на тополе я почти полчаса, наслаждаясь вкусом чая и атмосферой чайной церемонии. За это время недовольное ворчание наступающего прилива переросло в уверенный, настойчивый и даже угрожающий говор набирающего силу персонажа, требующего сатисфакции.
Где-то над сопками, невидимые глазу, прокричали спешащие в теплые края лебеди. Понятно было только одно – стайка была небольшой, ведь мне приходилось слышать звуковой вал, обрушивающийся на землю, когда одновременно слышишь несколько сотен кричащих птиц.
Снег немного ослаб, видимость по горизонтали позволила вновь ненадолго увидеть вершины близлежащих сопок. Получив удовольствие от прогулки и одной из самых необычных чайных церемоний, решил возвращаться назад.
Прилив уже вел полномасштабное наступление на береговую линию, волны стали заметно выше, шум стал еще сильнее, и все чаще и чаще он заканчивался смачным ударом пока еще невысокой волны об берег.
Не торопясь двинулся назад, изредка осматривая в бинокль береговую линию и понемногу открывающееся море. Не могу точно сказать, сколько я прошел, но в бинокль увидел на границе суши и моря нечто необычное. Издалека это походило на темные, по форме близкие к округлым предметы, которые каждый раз обмывала накатывающаяся на берег неласковая, грязно-серая охотоморская волна.
– Блин, что бы это могло быть, может, нерпы? – предположил я и перезарядил оружие дальнобойным патроном, в надежде на неожиданную удачу. – Вдруг это они, и подпустят на выстрел.
С этими мыслями ушел в сторону берега, пытаясь, насколько возможно, укрыться на полого-опускающейся к морю береговой линии.
Прошел метров двести, и вновь осмотрел в бинокль увиденное ранее. Осмотр дал понимание, что это точно не морские звери. Форма предметов близка к округлой, они по-прежнему омываются водой, но за этой группой вдали по берегу я увидел еще множество похожих предметов.
– Что бы это могло быть? – искренне удивился я, уже открыто направляясь к границе прилива.
Разгадка была близка, и не было предела моему удивлению, когда я понял, что это такое.
Ведь можно прожить более полувека, почти утратить способность удивляться. Но каким приятным оказывается возвращение этой способности. Так было и сейчас, когда с удивлением я понял, что на берегу, на границе земли и воды, купаясь в волнах, лежат созданные из снега предметы различных размеров и по воле Творца близкие по форме к шару. Цвет их был далек от привычного белого. Они были окрашены в грязно-серо и темно-коричневый цвет. Размеры их были до полуметра. Одна их часть была выброшена волной на берег, другие же продолжали купаться в холодной осенней воде. Лежащие на берегу,они обреченно ждали, когда волны прилива, неизбежно настигнув их, будут передвигать их по суше, каждым коварным прикосновением , сокращая и без того короткую жизнь снежных шаров.
На что походили эти чудеса творения? Издалека они напоминали грязно-коричневые тундровые кочки, лишенные растительности, головы любопытных нерп, шары из промышленных мельниц, покрашенные снежки различных размеров, детали для сбора снеговика экзотического цвета. Это первое, что пришло в голову под впечатлением от увиденного.
Я еще раз осмотрел берег и с непроходящим удивлением увидел, что вдоль границы воды и суши такие группы снежных загадочных творений видны еще несколько.
В нелегком недоумении я стоял рядом с омываемыми водой предметами с кучей гипотетических названий, пытаясь в рамках своих скромных знаний об окружающем мире понять – каким образом на поверхности моря падающий снег смог собраться в подобные предметы? Ведь родились они именно в море, а не на суше!!! Каким образом им была придана получившаяся форма? Вопросы не находили ответа и я в очередной раз осознал свое бессилие перед величием и мощью Творца. Главное, что у меня есть возможность насладиться возможностью видеть все это. По его воле у всей этой картинки очень короткая жизнь. Вероятно, что уже к вечеру от этого снежно-морского чуда не останется и следа.
Высота приливной волны неотвратимо росла буквально на глазах. Мне показалось, что на берег начали изливаться волны уже метровой высоты, сопровождая все это более мощными шумом и плеском.
Прилив методично с каждым ударом о берег в свои краски перерисовывал картинку, нарисованную заявившей о себе Зимой. Белые цвета горностаевого манто, которым была укрыта береговая полоса, замещались на грязно-серо-коричневые. Происходило это постепенно, мелкими, но уверенными шагами. Вначале на белый снег изливалась серо-стальная волна, увенчанная бело-серой пеной. Она сразу же окрашивала небольшую полосочку манто в грязно-серо-коричневый цвет, которая по злой воле прилива превращалась в снежную кашу. Следующим ударом очередной приливной волны, созданная ранее каша растворялась и уходила в вечность, превращаясь в песок, оседающий на вечный песчаный берег. Таким образом, обозленный на Зиму прилив неумолимо вытеснял её с береговой полосы, превращая сказочное белое горностаевое манто в унылый серо-коричневый берег.
Снег ослаб, увеличивая видимость, но на береговой линии продолжалась борьба на выживание между приливом и Зимой. Волны прилива продолжали свое наступление, исход которого был вполне предсказуем. Они одержат Пиррову победу над Зимой, которая уже очень скоро возьмет реванш до Весны, окрасит все в разные оттенки белого и закует берега в припай. Ну, а пока прилив неудержим в своем желании вернуть себе контроль над береговой линией, и помешать ему в этом никто не может. Это противостояние вечно, с того момента как создан этот мир и будет продолжаться пока он существует.
Я по-прежнему стоял в том же месте, где увидел первую группу грязно- коричневых созданий Творца, не имеющих точных названий, под все усиливающийся шум прибоя и сочные шлепки волн об отвоеванный у зимы берег. Сейчас это звуковое однообразие дополнили крики появившихся чаек, которые усаживались невдалеке от границы наступающего прилива и несколько оживили суровый пейзаж побережья.
Стало понятно, что самое интересное и запоминающееся сегодняшним утром на этом участке побережья, скорее всего, закончилось и, поблагодарив судьбу за представленную возможность полюбоваться дивными картинами сегодняшнего дня, я решил возвращаться в домик. По дороге я встретил еще три места, где на берегу лежали неподвластные разуму, по воле Творца снежные творения.
Оглянулся назад, когда уходил от последнего видимого места их нахождения. Запала в память картинка, как так же медленно и неотвратимо набегающие волны поглощали оставленные мной следы на белом покрове берега, забирая их в вечность. Это навеяло множество философских ассоциаций о бренности всего находящегося в этом мире. С подобными мыслями, в состоянии появившегося умиротворения я продолжил путь в ставший дорогим и близким домик на Нахтаче.
В положенное время я увидел издалека дымок из печи. Он был призывно-синеватым, и навевал мысли о чайной церемонии без падающих в кружку снежинок, хотя в этом есть особенная прелесть. Вскоре я подходил к домику, между кустами припорошенного снегом стланика меня встречал улыбающийся и довольный жизнью Саня.
– Как прогулялся, бродяга? Может быть, чайку горяченького? – предложил он. – Чего интересного видел?
– Да я и стопарик покрепче принял бы. Ну а видел сейчас столько всего, что требует спокойного осмысления и понимания, – ответил я хозяину «дачи», снимая оружие, рюкзак и располагая их на стенке домика. – А ты, дружище, когда и где приголубил парочку черней, что расположились на вешалке?
– Дык, это я здесь, неподалеку, в проточке их нашел. Удалось взять сидячими, – поделился он своей удачей. – И вообще пошли в домик, там чай горячий ждет, тебя стопарик, а меня “ Балтика 0” и кусочек привезенного тобой сыра.
Очень скоро нас приняло ласковое тепло Саниного домика, мы уютно устроились за столиком и каждый получил то, чего ему особенно хотелось в этот момент.
За окружающим нас миром мы могли наблюдать из прямоугольника дверного проема, который по аналогии с «Черным квадратом»“ Малевича я бы назвал «Прямоугольником Лахтака».
Сегодня к вечеру мы ждем нашего общего стародавнего приятеля Володю, который обещал приехать к нам в гости. И к его приезду Саня грозился приготовить в особой духовке и рукаве кряка, фаршированного куликами. В качестве крышки, закрывающей кряка сзади, он грозился применить неимоверно жирную спинно-крестцовую часть, оставшуюся от гусака. Ну а это уже совсем другая история….
07.01 17
г. Магадан
НАХТАЧ* - мыс в Тауйском лимане
Белогвардеец* - местное жаргонное название лебедя |
| Татьяна Крючкова РЕЦЕНЗИЯ на рассказ « Прилив на Нахтаче». Автор: Малашко Сергей Львович http://www.litkonkurs.com/?dr=45&tid=362158&pid=0 Отзыв в эпистолярном жанре. Сергей Львович, здравствуйте! На днях предложили мне написать отзыв на рассказ «Прилив на Нахтаче». Ох, давненько я не читала Ваши охотничьи рассказы! Признаться, как и Вы, люблю погружаться в «параллельную реальность» (с), где не мучают суетные дела и мысли, а мир предстает в другом формате. Хотя подобные произведения без страстной любви или ненависти, без борьбы за выживание или подвигов по спасению, где динамичности противопоставлена описательность, доброй половине читающей публики, если не сказать большинству, кажутся скучными. Они интересны лишь избранным :). Я распечатала текст на бумаге, пробежала первую страничку «по диагонали». Жанр – Фантастика и приключения, немного удивил, он обещал что-то необычное и захватывающее. Но что особенного может произойти на гусиной охоте в предзимнюю пору? Название тоже интриговало неизвестным мне именем собственным. О наличии пояснения свидетельствовала звездочка, но сама расшифровка находилась где-то в конце рассказа, а я не люблю начинать с конца, поэтому решила разобраться по ходу чтения. В предвкушении удовольствия я устроилась на диване. Рядом копошились внуки – трехлетние Ваня и Василиса, а я, вслед за героями рассказа, устремилась в охотничий домик где-то на берегу загадочного Тауйского лимана. Я-то знаю, что Вы, Сергей Львович, живете в Магадане, да и ниже в тексте есть упоминание об этом, но все же заглянула в Googl и отыскала в Охотском море Тауйский залив. Ну, а дальше просто смотрела глазами героев на красочно описываемую незнакомую колымскую природу. Представляла то «яркие краски синего неба», то «сочную зелень кедрового стланика», покрытую «белыми пушистыми воротниками», то прибрежную полосу, сначала похожую на сшитое «экономной хозяйкой лоскутное одеяло», а потом укрытую «огромным снежно-белым горностаевым манто». Описания в рассказе настолько ярки и точны, что просто физически ощущаешь прохладное прикосновение снежинок, слышишь шум прилива и далекие гусиные крики. Кстати, об охотничьих трофеях говорится очень деликатно, без кровавых подробностей и обычного для охотников хвастовства. Поэтому легко верится в искренность главного героя, когда он не испытывает огорчения от неудачной охоты. Нетипичная реакция объясняется особенной чертой характера заядлого охотника. Главный герой – романтик и выдумщик. Он способен представить себя «центром маленького мирка», который передвигается вместе с ним. И тут я подумала, а не осваивает ли Малашко новый жанр, т.к., судя по всему, далее рассказ вполне может оказаться настоящей фантастикой. Ворчливый прилив стал видеться живым существом, недовольным вмешательством Зимы в его единоличную власть. Дальше – больше. Вот уже Прилив ведет «полномасштабное наступление на береговую линию». И вдруг в его волнах появляется нечто необычное! Ага, вот она, тайна! Меня настолько захватила нарастающая интрига, что я не заметила, как Василиса принесла из кухни сахарницу и лимон, разложила нарезанные ломтики на диване и начала старательно засыпать их сахарным песком. Пришлось отвлечься, чтобы прибраться и покормить детей, но перед глазами все время стояла прибрежная линия моря с непонятными объектами, мелькающими в волнах. В конце концов, мне удалось прочитать рассказ до конца. Было приятно, что удовольствие от сюжета я действительно получила, и что разгадка тайны оказалась очень неожиданной. Спасибо, Сергей Львович! Знаете, что порой мешало восприятию? «Шипящие» причастия и множество повторов, пусть красивых, но повторов. Это напомнило мне «Дорогу ветров» Ефремова. К середине книги я уже просто пропускала его замечательные описания голубых гор и красных песков пустыни Гоби. Придирки «по мелочам». Название – «Прилив на Нахтаче*». Вставьте Нахтач сразу в первом абзаце – «…с любовью называл свой домик, находящийся на мысу (НАХТАЧ) в Тауйском лимане». Тогда отпадет необходимость в звездочке и пояснении в конце рассказа. В первом абзаце, мне кажется, надо проверить согласование глаголов и убрать фамилию-ник «Лахтак», т.к. позже идет объяснение «лахтачьей деликатности». Или убрать вопрос «Почему лахтачьей?», который в данном случае не возникает – Лахтак уже был обозначен выше. Выражения «ждет тебя в ожидании», «плавно планирующие», «перерисовывал картинку, нарисованную…» не очень удачны. А кто такой гумеш? Не встречала еще такого названия. И еще, Сергей Львович, уберите, пожалуйста, эти «предчувствие меня не обмануло», «мирно спящий», «довольный жизнью», «дорогой сердцу», «ставший дорогим и близким». У Вас прекрасно получается придумывать собственные сравнения и выражения! Закругляюсь, т.к. мои двойняшки уже совсем распоясались – разбавили кашу водой, вылили на пол и слизывают её языками, ползая в луже. С уважением, Татьяна Крючкова , /член Когорты Критиков проекта «Платон мне друг…»/ |
| Татьяна ,день добрый. Огромное спасибо за разбор работы. Главной удачей считаю то ,чтот несмотря на огрехи мне удалось ненадолго выдернуть Вас из привычного городского бытия к черту на кулички-берег не самого ласкового Охотского моря. Это несмотря на проказы двух двойняшек ,настойчиво пытавшихся вернуть Вас назад. Раз желание представить описанные в работе картинки оказалось сильнее значит можно сказать с оговорками ,что работа имеет право на жизнь .Отдельно благодарю, за точные, внятные ,краткие и логичные замечания. Этот взгляд со стороны именно то, чего не хватает любому вменяемому автору. Посему -копирую ту часть ,которая касается замечаний и при наличии времени обязательно внесу правки в работу.
С наилучшими пожеланиями .уважением и благодарностью .
Сергей |
| Галина Пиастро РЕЦЕНЗИЯ на рассказ « Прилив на Нахтаче». Автор: Малашко Сергей Львович http://www.litkonkurs.com/?dr=45&tid=362158&pid=0 Вступление-отступление – об авторе, рассказе «Прилив на Нахтаче»
(и немного о себе) Выпало мне написать рецензию на рассказ под маской «Инкогнито». Но подумала, что сам автор меня легко расшифрует: я уже давала отзывы на некоторые его работы в этом проекте, в «Платоне…», на сайте его книг, в форуме «Русского охотничьего журнала», а также в личных переписках. Потому и мои общие положительные оценки, и мои претензии, как правило, одного и того же порядка, скажу так. Должен ли автор обращать внимание на мои одобрения и замечания, достойны ли они того, да и смею ли я давать советы настоящему писателю – а Сергей Малашко, конечно, настоящий, да и признанный писатель – это не мне решать. Однажды меня уже удивило и это продолжается: почему мне, женщине, “жительнице асфальта”, которая даже в булочную норовит поехать в авто)), так интересны перипетии и подробности охотничьей жизни, быта. Почему я так трепетно вчитываюсь в названия не знакомых мне северных тундровых мест, в местные именования птиц – всех этих гуменников, белолобиков… Почему я, совсем не склонная к описанию природы в своём стихотворчестве, с тихим восторгом читаю о кедровом стланике, о веточке лиственницы… Почему запомнила про ртутно-алюминиевый цвет весеннего неба в одном из рассказов, про белоснежное горностаевое манто как покрова тундры… И про «кулинарный садизм»: описание процесса приготовления гуся в сметано-брусничном соусе. Ответ понятен: мне это всё очень интересно, познавательно, это во многом соответствует моему вкусу к СЛОВУ. Основная часть По большому счёту рассказ «Прилив на Нахтаче» вполне в стиле большинства других рассказов Сергея. Но есть и более близкие к нему по выбору “основного героя” повествования – северной природы. Вот из «Шелестящего утра», где совсем иная ситуация, иная художественная зарисовка, иные размышления и мироощущения героя (автора, автора, конечно). Это о гусиной стае: «Шли они на недосягаемой для нас высоте, и сейчас я поймал себя на мысли – мне совсем не хочется именно сейчас рвать выстрелом тишину этого утра. Пусть она продержится подольше». Вот это умение слушать тишину и видеть, пристально, восхищённо наблюдать за природой, а не просто походя описывать в виде (как мы, балды)), говорили об этом в школе) природных вставок в действие сюжета. В этом рассказе я нашла всего три собственно охотничьих эпизода: «…был толчок гусиного хода и Саня, изловчившись, взял одного белолобика». «Увы, пришлось немного сбраконьерить, в результате чего в лодке оказалась /это слово исправлено мной – Г.П./ пара чирят, шилохвость и красавец таежный гуменник, сбитый красивым одиночным выстрелом». «Здесь мне пофартило cразу же. Гумеш действительно был великолепен и вскоре оказался на «вешалке» – так называлась жердина, на которую вешалась вся добытая дичь». Сразу скажу: эти фразы выразительны, по ним видно, что автор отлично знает, о чём пишет, владеет информацией как непосредственный (или вполне возможный) участник. Сюжет рассказа построен так, что идёт постепенная подготовка читателя к встрече с главным героем этого рассказа – морским Приливом. Сначала взгляд ЛГ в окно из домика (Саниной «дачи») – небольшое описание картины перемен осеннего пейзажа под падающим снежком. Потом «В предвкушении встречи с чем-то необычным» путь «сторону береговой линии открытого моря». Здесь идёт описание и преодоление сооружённых приливами и отливами “препятствий” в виде плавника (мокрой древесины, прибитой к берегу или выброшенной на него – это я для себя уточнила – Г.П.) Но зря: автор, предвидя возможные недопонимания, поясняет сам: «Это вынесенные в море реками различных размеров лиственницы, тополя, чозении». Почему-то пришло в голову, что у японцев существует обычай (и сезон) любования сакурой как высшее эстетическое наслаждение. Так поняла из творчества автора, что для него во всех сезонах есть место любования колымской тундрой и небом над ней. И вот: «Вся полоса от берегового вала непроходимого валежника до отступившей в отлив и начинающей вновь наступать на берег воды, укрылась огромным снежно-белым горностаевым манто». Переход к кульминации: «в бинокль увидел на границе суши и моря нечто необычное». (только вот восклицание «Блин» подпортило мне впечатление и ожидание чего-то необычного))). Как это хорошо сказано: «Ведь можно прожить более полувека, почти утратить способность удивляться. Но каким приятным оказывается возвращение этой способности». Думаю, что автор не терял этого свойства и не потеряет в дальнейшем)). И – кульминация: «… на берегу, на границе земли и воды, купаясь в волнах, лежат созданные из снега предметы различных размеров и по воле Творца близкие по форме к шару». Надеюсь, что здесь идёт речь о творце-природе, потому как удивляться созиданием Творца можно, просто видя всё сущее (но это мой взгляд на вещи))). Огромные снежные шары… И опять ассоциация (возможно, странная): так называемые “чёрные брызги” из “Пикника на обочине” А. и Б. Стругацких. Выделю как очень удачные: «Прилив методично с каждым ударом о берег в свои краски перерисовывал картинку». «…на береговой линии продолжалась борьба на выживание между приливом и Зимой». Автор олицетворяет (выделяя с заглавной буквы) и Прилив, и Зиму, и Весну… это трогает. Отдельно отмечу это: «Разнообразие в цветовые ощущения мира внесли различные оттенки белого». Про несколько десятков «оттенков серого» мы знаем)), но здесь – белого! Это нужно уметь увидеть. Справочные сведения: “Художники, декораторы, дизайнеры и люди схожих профессий могут различать около 150 цветов по цветовым тонам, порядка 25 по насыщенности и до 64 по уровню света”. Но есть ли возможность описать словами каждый оттенок? Я это к тому, что мне стала интересна цветовая гамма, которую использует автор. Ведь место действия это не пёстрый бразильский карнавал, а поздне-осенняя тундра. Неужели я вспомнила палитру авто-эмалей? Вот там есть Серебристо-бело-молочный, Тёмно-вишнёвый металлик. А вот здесь: «В дверном проеме мириады белых мух стремились на землю, пытаясь окрасить ее в белые цвета. Частично у них это получилось. На первый взгляд казалось, что в некоторых местах им удалось соткать небольшие белые коврики толщиной сантиметров в десять. Видимые из дверей кусты стланика надели белые пушистые воротники». Что же это: приём, дабы закрепить у читателя картинку, или просто не замеченные повторы? По мне – последнее. И таких приёмов или повторов в рассказе немало. Мне они не понравились. И не только использованные цвета. Вот во втором предложении рассказа дважды «всё же» «…этот участок пути походил на пошитое экономной хозяйкой лоскутное одеяло, которая бережно использовала для его пошива». «Иногда вдоль него можно идти довольно долго, чтобы найти безопасный выход на берег моря. Лазить по мокрым и гладким стволам деревьев совсем не хотелось без крайней необходимости, поэтому я нашел безопасное местечко, где мне удалось выйти на берег моря. «Саня грозился приготовить в особой духовке…» и в следующем же предложении «он грозился применить неимоверно жирную спинно-крестцовую часть». «…ярких и сочных красок синего неба, по-своему прекрасных цветов осенней разноцветной травы и сочной зелени кедрового стланика Повторяемые с небольшими вариациями «грязно-серо-коричневый цвет», «белое горностаевое манто». Есть и ещё. Так ли это страшно? Нет, конечно. Но мне это мешает, потому что к настоящим произведения – а это из настоящих, я считаю – и требования высокие (говорю это высоким)) штилем). С радостью)) отмечу вполне приличную грамотность текста, хотя и не без некоторых ошибок (свои мелкие правки передам в руки автора))). И всё же, и всё же… есть и некоторые смысловые огрехи, и красивости: «созданная ранее каша растворялась и уходила в вечность, превращаясь в песок, оседающий на вечный песчаный берег», «В нелегком недоумении я стоял рядом с омываемыми водой предметами с кучей гипотетических названий…» «…смотрел в окошко на ставший другим мир, который в данный момент олицетворяли (?? – Г.П.)плавно планирующие на землю посланцы неба – пушистые, хрупкие и нежные снежинки». « – Ну и чего там случилось? – прозвучал риторический (?? – Г.П.) вопрос. – В общем, все в порядке». Сначала: «…открывая дверь домика», чуть ниже «…и покинул лежанку». Совсем уж мои придирки)): «пушистые снежинки», «ласкающий взор и душу снег», «звенящая тишина». Подчистить бы тавтологии: «возможность насладиться возможностью», «перерисовывал картинку, нарисованную … Зимой», «песок… песчаный», «…сопки не были видны совсем, видимость по горизонтали…» Но. Но! Есть образы, которые мне очень нравятся, в которых я узнаю неповторимый стиль Сергея: «Главным занятием в это время для него было его величество Охота». «Короче, давай, приезжай, – накапал он мне на саднящую охотничью душу со всей возможной лахтачьей деликатностью». «кулинарная диверсия в виде приготовления моего коронного блюда – дикого гусака в сметано-брусничном соусе». «шальная и дикая пурга», «Глядишь, гусики с моря довернут…» «..снежно-белым горностаевым манто» (если в единичном использовании этой поэтичной находки – Г.П.), «сочные шлепки волн». Мне приятно читать и строгие, простые, но важные для понимания фразы. Например: «Каждый должен знать, куда и на какое время уходит твой напарник». «Заблудиться здесь было просто невозможно, но отложить в памяти ориентиры стало просто привычкой». И это тоже: «В один миг ты оказываешься в ситуации, когда с тобой рядом только берег, шумящее серо-стальное море и вечное небо, которое награждает тебя сейчас этим снегом. Передвигаясь по берегу, мне приходится перемещать в пространстве доставшийся сейчас кусочек мира, поневоле становясь его центром». Мне нравится рассказ «Прилив на Нахтаче». Мне вообще нравятся рассказы Сергея Малашко. Завершаю Если автор посчитает меня занудой, то хочу ему посоветовать (бесплатно)) быть к самому себе – к своим текстам, конечно – пристрастным придирой. Галина Пиастро , /член Когорты Критиков проекта «Платон мне друг…»/ |
|
| 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
К темам проекта
Ответить
