Наши судьи-эксперты
Алла Райц
Документы эксперта
Многоэтажка, шампанское и лейтенант











Главная    Новости и объявления    Круглый стол    Лента рецензий    Ленты форумов    Обзоры и итоги конкурсов    Диалоги, дискуссии, обсуждения    Презентации книг    Cправочник писателей    Наши писатели: информация к размышлению    Избранные произведения    Литобъединения и союзы писателей    Литературные салоны, гостинные, студии, кафе    Kонкурсы и премии    Проекты критики    Новости Литературной сети    Журналы    Издательские проекты    Издать книгу   
Всемирный День Писателя и
Приключения кота Рыжика.
Форум книги коллективного сочинительства"
Буфет. Истории
за нашим столом
МЕЖДУНАРОДНЫЙ ДЕНЬ СЧАСТЬЯ
Лучшие рассказчики
в нашем Буфете
Наши судьи-эксперты
Людмила Рогочая
Документы эксперта
Дети света
Наши судьи-эксперты
Вячеслав Дворников
Документы эксперта
Все по-прежнему
Английский Клуб
Положение о Клубе
Зал Прозы
Зал Поэзии
Английская дуэль
Вход для авторов
Логин:
Пароль:
Запомнить меня
Забыли пароль?
Сделать стартовой
Добавить в избранное
Наши авторы
Знакомьтесь: нашего полку прибыло!
Первые шаги на портале
Правила портала
Размышления
о литературном труде
Новости и объявления
Блиц-конкурсы
Тема недели
Диалоги, дискуссии, обсуждения
С днем рождения!
Клуб мудрецов
Наши Бенефисы
Книга предложений
Писатели России
Центральный ФО
Москва и область
Рязанская область
Липецкая область
Тамбовская область
Белгородская область
Курская область
Ивановская область
Ярославская область
Калужская область
Воронежская область
Костромская область
Тверская область
Оровская область
Смоленская область
Тульская область
Северо-Западный ФО
Санкт-Петербург и Ленинградская область
Мурманская область
Архангельская область
Калининградская область
Республика Карелия
Вологодская область
Псковская область
Новгородская область
Приволжский ФО
Cаратовская область
Cамарская область
Республика Мордовия
Республика Татарстан
Республика Удмуртия
Нижегородская область
Ульяновская область
Республика Башкирия
Пермский Край
Оренбурская область
Южный ФО
Ростовская область
Краснодарский край
Волгоградская область
Республика Адыгея
Астраханская область
Город Севастополь
Республика Крым
Донецкая народная республика
Луганская народная республика
Северо-Кавказский ФО
Северная Осетия Алания
Республика Дагестан
Ставропольский край
Уральский ФО
Cвердловская область
Тюменская область
Челябинская область
Курганская область
Сибирский ФО
Республика Алтай
Алтайcкий край
Республика Хакассия
Красноярский край
Омская область
Кемеровская область
Иркутская область
Новосибирская область
Томская область
Дальневосточный ФО
Магаданская область
Приморский край
Cахалинская область
Писатели Зарубежья
Писатели Украины
Писатели Белоруссии
Писатели Молдавии
Писатели Азербайджана
Писатели Казахстана
Писатели Узбекистана
Писатели Германии
Писатели Франции
Писатели Болгарии
Писатели Испании
Писатели Литвы
Писатели Латвии
Писатели Финляндии
Писатели Израиля
Писатели США
Писатели Канады
Положение о баллах как условных расчетных единицах
Реклама

логотип оплаты
Визуальные новеллы
.
Форум Литературной мастерской: проза
К темам проекта
Автор:Надежда Николаевна Сергеева 
Тема:Майское задание для прозаиковОтветить
   Вот и наступил последний месяц весны. И принес он с собою не только цветение и первые грозы, но праздник "со слезами на глазах"....
   Трудно найти семью, которой не коснулась бы Великая отечественная война....
   Загляните в старый семейный альбом - там, наверняка, есть фотография вам почти незнакомого человека, но вашего родного деда или прадеда в военной форме....
   
   Задание:
   Напишите рассказ "Мой дед", в котором расскажите о вашем родственнике в годы войны. Это необязательно должен быть рассказ о воевавшем на фронте. Это может быть рассказ о труженике тыла.
   
   объём - не более 6000 знаков
   срок - до 25 мая.
   
   Удачи вам и вдохновения!
Ян Кауфман[02.05.2011 10:33:41]
   Крокодиловы слёзы
   
   В Киеве я бывал довольно часто и в командировках, и во время летних путешествий на юг.
   
   Первый же раз я попал в Киев в 1937 году в пятилетнем возрасте вместе с родителями.
   Приехали погостить к деду по отцовской линии. Дед Израиль запомнился мне высоким статным стариком с окладистой седой бородой. И ещё запомнил я необычно строгую мебель квартиры и большой канцелярский стол под зелёным сукном, стоявший между двумя окнами...
   
   Вот таким я его и запомнил...
   
   В 1941 году по причине плохого здоровья и преклонных лет дед не смог эвакуироваться из Киева и остался там со своей второй женой. Папина мама скончалась ещё задолго до войны.
   
   Конечно, до 1943 года, мы ничего не знали о судьбе деда, его жены и родных, которые не успели эвакуироваться, но после освобождения Киева мой отец послал письмо в адрес деда с просьбой к любому получившему сообщить о судьбе своего отца, для чего вложил в конверт открытку со своим московским адресом. Спустя некоторое время эта открытка, пройдя все цензуры, вернулась в Москву. Текст её я привожу дословно.
   
   \"Дорогой А.И.Кауфман! 10.12.43 г.
   Письмо это будет для вас очень печальным, но я должен написать то, что случилось. Меня только удивляет то, что вы до сих пор не знаете о том, что сделали немцы по всей Украине. Страшно выразить ту действительность, которую ничем не поправить. Папа и мама, и ещё какие-то знакомые, которые жили у вас, все пошли по приказу туда, куда пошло 50 тысяч, т.е. на Лукьяновку. Что с ними там стало, никто точно не слышал. Я прощался и плакал как (далее слово неразборчиво - Я.К.). Д.А.Безюк\"
   
   На лицевой стороне открытки приписка: «В доме один я\".
   
   В 1944 году мой отец сумел попасть в Киев. В квартире деда жили уже другие люди. У Безюка, соседа деда, (который при немцах, оказывается, служил дворником) отец увидел некоторую мебель и вещи деда. Не ожидая вопросов, Безюк объяснил, что забрал всё это по-соседски, так как всё забрали бы вообще посторонние люди.
   
   А в 1955 году один из старожилов киевского дома 10 по улице Толстого сообщил отцу, что семью деда и всех родных выдал немцам Безюк, умерший двумя годами раньше.
   
   Пусть простят меня киевляне, но замечательные впечатления от посещения их чудного гостеприимного города, всегда омрачало это воспоминание, и даже фирменный торт «Киевский» почему-то казался с горчинкой...
   
   PS. Жаль, что не могу здесь поместить изображение самой открытки, но на Прозе.ру оно у меня есть.
Евгения Шапиро[07.05.2011 21:02:52]
   Что смогли рассказать …
    Папа
    Двадцать второго июня в четыре часа ночи в маленьком литовском местечке все военные были подняты по тревоге. Немецкие самолеты, с гулом пролетая мимо городка, направлялись куда-то дальше. Слышались оглушительные звуки взрывов и были видны зарева пожарищ где-то совсем рядом.
    Накануне был дан приказ - демонтировать авиамоторы, во всех самолетах, стоящих на летном поле для проведения плановой замены моторов. Приказ был выполнен. Новые современные моторы, которые надо было поставить, задержались в пути. Их должны были вот-вот привезти.
    Первыми же бомбардировками самолеты, стоящие на зеленом поле, были расстреляны в упор. Ни один самолет взлететь не смог.
    * *
    Он так и не рассказал, даже спустя десятилетия, что чувствовали они, кадровые офицеры, в тот час. На все просьбы его Светланки поведать, как на самом деле было в начале войны, у него влажнели глаза, он качал головой и произносил сдавлено:
    - Не могу.
    * *
    Спасать технику было поздно. От нее ничего не осталось. Надо было спасать семьи.
    Литва только недавно вошла в состав Союза. Далеко не все были рады этому присоединению. Участь членов семей командиров с приходом фашистов в город была предсказуема.
   
    Мама
    В пять часов утра машины были посланы за семьями. Сборы были не долгими. Вещей с собой никаких не брали. Время летнее. На детях кофточки. Она надела на двухлетнюю дочку еще и легкое пальто. Жена командира всех успокаивала.
    - Не волнуйтесь, это всего на несколько дней. Мы скоро вернемся.
    Они понимали, что это война, но все ей хотели верить.
    Семьи привезли и погрузили на открытые железнодорожные платформы. Состав тронулся. Куда они ехали, не говорили и не потому, что это был секрет, а потому что этого никто не знал. Двигались туда, где еще целы после бомбежек рельсы. Не было ни конечной точки назначения, ни сроков прибытия – одна неизвестность. Радовало, что уезжали дальше.
    В пути многие заболели дизентерией. Нужду справляли на соседней платформе, груженной лесом. За бревна и держались. Детей оставляли в это время на подруг.
    Долгое-долгое, бесконечное ожидание неизвестности без единой возможности узнать что-нибудь о самых родных людях.
   * *
    Она добралась с дочкой до отчего дома, где встретилась с мамой и отцом. Два ее брата уже были на фронте.
   - Наташенька, уезжать нам надо. До нас от линии фронта рукой подать.
    Продвижение немецких войск было так стремительно, что надо было срочно ехать дальше. С узелками они дошли до железнодорожного вокзала. Билеты еще выдавали, только поезда не всегда приходили. Поэтому на платформах скопилось огромное количество людей с билетами. Все хотели уехать.
    Они были уже рядом с вагоном, когда толпа желающих сесть в поезд надавила, и они свалились в яму, образовавшуюся после одной из бомбежек. Яма была частично завалена битым кирпичом, который больно поцарапал спину девочки. Но это был ребенок военного времени. Это дитё еще мало что понимало в окружающем мире, но уже знало, что кричать нельзя, даже если больно. Она закрыла глаза и молчала. Родные испугались ее молчания.
   - У-убили! Ребёнка убили!
    Бабушкин истошный крик перекрыл гул толпы.
    Из вагона выскочил молодой лейтенант и стал стрелять в воздух.
   - Мы там воюем, а здесь дети наши!
    Двое солдат соскочили с подножек вагона, подхватили их и затащили в спасительный вагон.
    Поезд тронулся. Они не знали куда едут, просто уезжали от войны.
    * *
    Встречи во время войны. Они не подвластны никакой логике и ожиданиям. Словно кто-то свыше помогал совсем растерявшимся от кошмара происходящего людям. Иначе этого не объяснить.
    * *
    Они ехали уже несколько дней неизвестно куда. Однажды, когда поезд проходил мимо какой-то станции, бабушка выглянула из окна и увидела на платформе рядом с краном, где брали кипяток, мужа своей старшей дочери. По вагону пронесся ее крик.
   - Костя! Костя! Где Семья? Где?
   - Они в Сызране.
    Поезд ехал дальше. Только теперь они уже знали куда едут. Они добрались до совсем не знакомого городка Сызрань, где встретились с родными.
    * *
    Там она получила весточку от мужа. Это была фотография. Любимый мужчина снят в военной форме, туго перепоясанной портупеей, сильно осунувшийся, с выступающими на лице скулами, но главное, что живой. Снимок сделан 25 августа 1941 года. На оборотной стороне рукой папы сделана надпись:
   - Суровость на лице по обстоятельствам, а сердце переполнено любовью к тебе и дочке Светочке.
    Любовь. Что, кроме любви, могло помочь каждому перенести все эти страдания, лишения, страх за судьбу и жизнь родных людей и Отчизны? Это была любовь к родителям и детям, мужьям и женам, братьям и сестрам – самому дорогу, что есть у каждого.
Ольга Фокина[08.05.2011 05:31:20]
   Есть в памяти мгновения войны
   Победа в Великой Отечественной войне – подвиг и слава каждого русского солдата. Немало подвигов совершил ветеран Великой Отечественной Семен Никитич Первушин, эти мгновения войны никогда не исчезнут из памяти. Семен Никитич служил в 341 стрелковом полку, 186 дивизии, в пехоте, был участником войны в Манчжурии, носил противотанковое оружие, не раз смотрел смерти в лицо.
   В 1940 году Семена Никитича Первушина призвали в армию, ничто еще не предвещало беды – такой страшной и длинной войны. В армии Семен Никитич отслужил восемь месяцев, часто вспоминает трудные учения на Востоке.
   И вот как-то предстояло 341 стрелковому полку заночевать в одном поселке, в котором проходил учения и Семен Первушин. Как обычно в таких ситуациях, солдаты расположились на сеновале, а офицеры поехали в деревню. Семен Первушин получил приказ: охранять регион, поэтому в эту ночь он стоял на посту. Костер вдалеке он приметил еще в три часа ночи, и сообразил, что для приготовления завтрака – еще рано, а ужин – уже позади. Вскоре к Семену Первушину подбежал другой солдат, запыхаясь, сообщил: «Знаешь, Первушин, война началась!». Семен Никитич не поверил и переспросил: «Какая война?!» И тут стало ясно, что враг напал на Советский Союз. По военной тревоге солдаты кто на велосипедах, кто на лошадях поехали по деревне собирать офицеров.
   Действовать нужно было незамедлительно, поэтому вскоре солдаты оказались в полной боевой готовности на границе, где их уже поджидали японцы. В это же самое время к Москве уже тоже подходили фашисты.
   - Страшное дело, - вспоминает ветеран Великой Отечественной войны Семен Никитич Первушин. – Пришли мы на исходные позиции, 186 дивизией, а там такие комары, как букашки. Сидели в окопах, комаров кормили. Приказ был: никуда не уходить. А Уссури - речка большая широкая. По ту сторону японские катера ходят, а по другую – наши. Вот и смотришь: будто рыба плещется, значит, японец плывет. И сидели, как на иголках. И все ждали. Ждали день и ночь. Строили бандажи, бетонировали их и сидели в них. Когда отогнали врагов от Москвы – спокойнее стало.
   В августе началась война в Манчжурии, перед русскими солдатами стояла задача: освободить эту территорию от японцев, так как они постоянно нарушали российскую границу.
   Было заранее установлено, что началом войны с Японией послужит ночной сигнал – летящий по границе самолет, и об этом были предупреждены русские солдаты. Самолет пролетел, пошли реактивные «Катюши».
   - Через речку Уссури кусты были выше восьмиэтажного дома, а по нашу сторону - чистый берег. Как дали залпами «Катюши» по этим кустам, - одна земля осталась! Какой там японец спасется?! Мы в это время переплывали через речку, по два человека с пулеметами. И в наших солдат залпами попадало, - тяжело вздыхая вспоминает Семен Никитич. - Действительно, причиной многих поражений Великой Отечественной войны была недостаточная подготовка командиров, они элементарно не могли рассчитать попадание мин, и от этого гибли русские солдаты.
   - Случай был такой, – продолжает Семен Никитич, - мы переправились, вторую роту ждали, а в это время бомбят вокруг. Вода в пулеметы попала. Русские командиры мину пустят, а она не долетает, падает посреди реки, где наши ребята переплывают… Сколько ребят погибло от своих же мин! Вот какие бестолковые командиры были. Связи-то не было, все «вперед» кричат, не думая. Вот такие дела! Небольшая месячная война, ну а дел много наделал японец, очень много. Кому жить, тот, видать, и остался жив. За пять лет до чего она надоела, эта война! Весь день не спишь, все вперед и вперед идешь. На Востоке покоя не давали, по 20-40 километров марши, чтобы солдат подготовить. Голодные. Привезут замороженной картошки вагон, как уголь. Варим и едим.
   - Командир у нас был – хохол, бестолковый, все кричал: «Вперед!!!», - продолжает ветеран Великой Отечественной. - Брали мы район, который весь под землей был зарыт, а наверху - амбразура. Солдаты только поднимутся, этот командир, из винтовки стреляет, косит по амбразурам этим. Заляжем, лежим, а он в амбразуру кричит: «Давай!», дескать, иди сюда. Построили нас, всех, кто в живых остался. Сказали коммунистам вперед выйти. Нас шесть человек вышло. Дали задание: по три человека с той стороны и с этой, подползти и амбразуру забросать гранатами. А подход перед амбразурами был такой – ров, водой залитый. Ну нам дали приспособление, чтобы водой не захлебнуться. И гранатами забросали их амбразуры. Потом пошли под землей. А там жены «смертников» лежат, целый ров, целый километр. Они всегда рядом с ними были. Вот такие дела.
   Случаи всякие были, конечно. Когда во второй раз брали микрорайон, взяли один гарнизон. Голодные русские солдаты загребали касками найденный сахар, искали продукты, и даже не слышали, как им кричали: «Не трогайте, может, отравленный этот сахар!». К счастью, еда была все-таки не отравленная. Но без происшествий не обошлось. Семен Никитич стоял рядом с командиром, и в это момент мимо пролетела пуля, чудом она никого не задела. Солдаты обернулись, недалеко был амбар. Открыли амбар, а там – японец, нож себе в живот воткнул, чтобы не сдаваться.
   За побежденные амбразуры Семена Первушина и еще троих солдат наградили медалями «За боевые заслуги». «Как бы тяжело не было, - признается ветеран, - но мы их все-таки победили, и выгнали с этой территории».
   Когда брали границу, ранило шестерых русских ребят, но враги были уничтожены и гарнизон их был занят. Командир дивизии, командир полка и солдаты решили, что этих ребят нужно переправить на российскую сторону, но река широкая. Пришлось сделать из камыша плот, чтобы не проникала вода.
   - Четверых оставили. Как я в их число не попал? Не знаю. - Вспоминает ветеран. - Только к берегу поднесли раненых, а японцы спрятались в кустах и расстреляли всех и: и раненых, и тех кто их вытаскивал … Один наш солдат успел, в воду нырнул, так спасся и догнал нас. Отходя, он стрелял в японцев. Наградили Орденом Красного Знамени.
   По словам Семена Никитича Первушина, армию на западе снабжала Америка и продовольствием, и вещами. Например, высылали сало шпик или ботинки. Со временем все это распространилось и на магазины, то есть помощь могли ощутить не только военные, но и гражданские люди. «Во время войны я даже иголку русскую не видел, все было американское!» - восклицает Семен Никитич.
   Семен Первушин отличался крепким здоровьем и мощным телосложением, поэтому во время военных испытаний, когда падали от голода и усталости наши солдаты, Семен Никитич забирал у них винтовки, вешал себе на плечо и шел дальше. Таким образом, винтовки со всего отделения он нес один, что далеко не каждому было под силу. Семен Первушин носил и противотанковое оружие весом 16 кг 400 г, два метра длиной. После такого подвига, командир Савченко приказал Первушина не будить до утра, а потом хорошо накормить. Солдат, которых падали, увозили на повозках. Все они были молодыми, с 1926 года рождения.
   - Один случай был, - припоминает ветеран Великой Отечественной, - он никогда не забудется. Японцы нас теснят, а мы стреляем. Наших много погибло, моего помощника тоже убило. Гляжу: японцы уже бегут, сейчас меня заберут. Я кровью раненых себя намазал, а затвор от пулемета снял и спрятал. Лежу, притаился… Они проходят и говорят: «Убитые, убитые». И дальше пошли на нашу территорию, чтобы ребят «обчистить», забрать оружие. Далеко отбежали. Я повернулся, развернул свой пулемет, вытащил затвор и по ним начал стрелять… А если бы затвор не спрятал, они рассмотрели бы. Жить-то охота было. Бог спас.
   За это Семену Первушину тоже благодарность дали. Медаль «За боевые заслуги» нашла его уже после демобилизации.
   - Как-то район брали, вдвоем с солдатом родом из Красноярского края. Бежим в гарнизон, японцев бить. У ворот японец стоит, связку «лимонок» держит. Этот парень опередил меня. Его подбросило, и как все взорвется… А меня воздухом, ударной волной о бетонную стену сильно ударило. До самой демобилизации вообще глухой был.
   С тех пор ветеран Семен Никитич плохо слышит.
   - Не страшило, что кто-то убьет или подстрелит, - объясняет ветеран, - самое главное было – победить! Не боялись этой смерти. Страшное дело, страшная война была… Голод, холод… Много пережил, много трудностей видел. Ляжешь – и все думаешь, обдумываешь, вспоминаешь…
   Служил Семен Никитич честно и добросовестно пять с половиной лет, а в голове было одно: победить и остаться живым. Японцы – умный народ, прежде чем начать войну, они провели асфальтированные дороги к границам России, изобрели электрические управляемые «танкетки» (наподобие современных роботов). Их механизм заключался в следующем: «танкетки» ползли по кошенной низкой траве в оборону русских солдат, а японцы, которые находились на определенном расстоянии, нажимали на кнопку и «танкетки» взрывались вместе с русскими солдатами!
   - Они и сейчас умные, - добавляет Семен Первушин, - хитрые, но звери, злой народ…
   - Их город большой весь в церквах был. Наши наступают. У них с церквей везде пулеметы и винтовки стреляют. Ребята-то с запада, с фронта, приехали, все в орденах, - а все равно здесь на Востоке мертвые полегли. Тяжелая артиллерия отстала, по болотам подошла. Начали бомбить. Весь сожгли город. Наш 341 полк как Бог отвел. Мы были справа, остальные ребята все погибли. Он стоит на вышке с пулеметом, а ты бежишь, винтовками подкашивают… Горел весь город, он же деревянный, бетонных сооружений не было, как спичечный домик сгорел.
   Семен Никитич был помощником коменданта Богданова и охранял тюрьму, в которой сидели шесть японских офицеров:
   - Подашь ему еду в окошечко, а он голову не подымет, не посмотрит, бесполезно. Возьмет чашку, бросит в сторону. Какой злой! Потом их всех увезли в Россию, кого – на Колыму, кого - в Иркутск, железную дорогу строить.
   Представить только герой нашей публикации был в шаге от важнейшего и приятнейшего события в жизни, он чуть было не попал на главный Парад Победы, который проходил в Москве! На Парад победы командир дивизии велел собрать трех высоких и красивых солдат и отправить в Москву. С 341 полка отобрали трех человек, среди них был и Семен Никитич. Отправили их сначала в Хабаровск. Оттуда обещали в Москву увезти, прямо на Парад. Но три дня они находились в Хабаровске, затем вернулись обратно в свои части, так и не побывав в столице. Руководство посчитало, что нужное количество солдат уже набрано. «Хотелось попасть в Москву», - сетует ветеран. Парад был 9 мая, а 15 мая – демобилизация Семена Первушина.
   «Пять с половиной лет – вся молодость прошла», - печалится ветеран.
   Нельзя не вспомнить любимую жену ветерана - Веру. Мало таких женщин было, которые пять лет ждали возвращения любимого, до призыва они прожили с ней всего пять месяцев, и его забрали в армию. «Она была настоящей русской женщиной с доброй человеческой душой и горячим сердцем», - говорит Семен Никитич. Все пять лет в ожидании Семена прожила у его родителей, в колхозе. Была и председателем колхоза, и бригадиром. В общем, хозяйственная была женщина. Ждала. И дождалась свою любовь. Сегодня ее уже нет, но Семен Никитич бережно хранит образ Веры в своей памяти и не устает повторять, что ему повезло с женой. Повезло Семену Никитичу не только с женой, но и с дочерью, которая обеспечила ветерану покой и уют, и не дает ему скучать, организовывает встречи школьников со своим отцом, чтобы они узнавали историю не из учебников, а из уст очевидца, участника, ветерана Великой Отечественной войны.
Шутилова Елена[09.05.2011 11:22:35]
   Надежда Николаевна! Можно ли написать о родственнике, а не деде?
Надежда Николаевна Сергеева[09.05.2011 15:33:54]
   конечно, можно...
   название условно... главное чтобы это был рассказ о родственнике, о члене семьи
Александр Мецгер[09.05.2011 19:33:09]
   Держу в руках старую, пожелтевшую фотографию и вновь, как в первый день нашей встречи, волнение теплом окутывает меня. С фотографии мне улыбается мужчина в крестьянской одежде. Я вспоминаю наши беседы, как - будто это было вчера.
   С первых же дней знакомства мы подружились с моим будущим тестем, Байдиком Василием Ивановичем, и я сразу же стал называть его отцом. Иногда он посмеивался надо мной:
   - Надо же, никогда бы не подумал, что моим зятем будет немец. Кто бы сказал на фронте - обиделся б, на всю жизнь.
   В последние годы жизни отец вечерами садился под вишенку и, закурив сигарету, вспоминал военные годы. Мы всей семьей рассаживались вокруг и слушали его рассказы. Раньше он не любил вспоминать о войне. А состарившись, захотел как - будто выговориться. Один из его рассказов я и решил записать, в память о нем.
    КОМУ ВАСЬКА, А КОМУ ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ
   На войну Василия Байдика забрали, вероятнее всего, из-за наличия высшего образования. Хотя, какой из него солдат? Ростом, как говорят, от горшка два вершка, щуплый, да еще и косолапый, к тому же.
   - Такого взрывной волной убить может, - посмеялись в военкомате.
   Но на войне любому занятие найдется. Поставили Василия командиром артиллерийского расчета. И в первом же бою снаряд угодил в его орудие. Весь расчет погиб, только Василия подбросило взрывной волной и, перевернув в воздухе, шмякнуло о дуб, росший метрах в десяти от пушки. Очнулся Василий в санчасти, от голосов санитаров.
   - Смотри - ка, такой задохлик, а очухался. Говорят, о дерево долбануло его - и ни царапины, только спина черная.
   - Да что с ним случится? - заметил другой голос, - он же, как тряпка, другому бы все кости переломало.
   Санчасть располагалась неподалеку от линии фронта и часто подвергалась бомбардировкам. Этот день мало чем отличался от остальных: слышны были разрывы снарядов - привычные к ним солдаты не обращали на эти звуки внимания. Рядом с Василием положили разведчика с тяжелым ранением. Огромного, под два метра ростом и весом не менее 120 килограммов, его с трудом занесли в палату санитары. Разведчик не мог двигаться сам, так как у него был поврежден позвоночник.
   Раз в день в санчасть приезжала машина и забирала тяжелобольных в тыловой госпиталь. Налет вражеской авиации, как всегда, явился полной неожиданностью для всех. Одна из авиабомб попала в емкости для горючего, находящиеся неподалеку от санчасти. Емкости взорвались и загорелись, вскоре огонь перекинулся на здание, где находились раненые. Санитары, в основном это были женщины, бросились выводить раненых бойцов из помещения. Каждое движение Василию доставляло боль. Все время пребывания в санчасти он пролежал на животе, боясь пошевелиться.
   Когда здание занялось пламенем, у Василия мелькнула мысль: "А как же разведчик? Ведь сгорит живьём!"
   Превозмогая боль, он взвалил солдата на спину и, почти волоком, потащил его к выходу. Откуда хватило сил нести на себе груз, который весил в три раза больше него, он и сам потом не мог понять. Кровь стучала в виски, он почти ничего не видел и лишь упорно прорывался вперёд с одной мыслью: "Я должен дойти!".
   Как он вышел из горящего здания, кто ему помог, Василий не помнил. Последнее, что он почувствовал - чьи-то руки подхватили его и дальше - провал в памяти.
   После госпиталя определили Василия писарем при штабе. Хотя, кроме писанины, приходилось делать уйму другой работы.
   Из-за плоскостопия Василий не мог подобрать себе нормальную обувь. Да и одежда для его роста была не предусмотрена, так что ходил он аникой - воином: ноги в раскорячку, шинель на несколько размеров больше, шапка всё время на глаза съезжает... Когда начальство приезжало, его старались куда-нибудь спрятать, с глаз долой. Однако хоть и посмеивались над ним солдаты, но любили его, за честность и доброту. Никогда Василий никому не нагрубил и ни в чём никому не отказал. Кому письма писал, кому-то прочитывал. Сослуживцы знали, что рос он сиротой. Всем Василий письма писал, а самому-то и написать некому было. В 33-м семья умерла от голода, а его выкормили чужие люди. Так что всего в жизни он сам добивался.
   Особенно хорошо к Василию относился один солдат, по национальности еврей. Он был завхозом и частенько кусок хлеба или сахара перепадало от него Василию. Так у них завязалась дружба.
   Как-то вызвал командир завхоза и приказал:
   - Бери машину, денег, сколько надо, кого - ни будь из бойцов, и чтобы через трое суток привёз мне двух индюков, ящик апельсинов и ящик коньяка.
   Как известно, на любой приказ, старшего по званию, в армии положено отвечать "Есть!". А уж как ты умудришься исполнить этот приказ - никого не интересует. Почесал Абрам, так звали того завхоза, затылок и говорит:
   - Разрешите взять Василия - писаря?
   - Не волнуйся,- посмеиваясь, говорил Абрам Василию, когда они на машине подъезжали к окраине города,- всё достанем, ещё и погуляем. Запомни - там, где живёт хоть один еврей, другому найдётся и еда, и постель, и помощь в нужную минуту.
   Так всё и получилось. Загнали они машину в чей-то двор и загуляли. И с девушками танцевали под граммофон, и ели такое, о чём Василий только в книжках читал.
   Очнулся он уже на обратном пути, в машине. И долго не мог понять: вечер сейчас или утро, сам он сел в машину или его погрузили: с ящиком коньяка, апельсинами и двумя индюками?
   С этого дня, куда бы ни посылали завхоза, он всегда брал с собой Василия. И не было случая, чтобы они приехали, не выполнив задания.
   Фронт быстро продвигался вперед и, чтобы не отстать от него, приходилось постоянно менять дислокацию. При виде сожжённых деревень и жертв озверевших фашистов, даже у бывалых бойцов на глаза наворачивались слёзы и яростно сжимались кулаки.
   Василий дошёл до самого Берлина. Званий особо не заслужил, но наград - иконостас на груди. Радовалось сердце, что, наконец, закончилась война и можно отправляться домой. Но не суждено было Василию, сразу после Победы, возвратиться на Родину. Довелось еще и с японцами повоевать.
   А когда все же вернулся в родной район, с медалями на груди, никто не посмел назвать его, как прежде, Васькой. Теперь только уважительно - Василием Ивановичем.
    Держу в руках старую пожелтевшую фотографию и понимаю, что в ней не только судьба одного человека, а целый пласт истории заложен. И мы увидели лишь маленький кусочек той истории. Возможно, скоро и последние очевидцы этих событий уйдут. Лишь старые фотографии останутся нам от них - памятью.
   После Победы над Германией, Василия Ивановича отправили на войну с Японией. За заслуги перед Родиной он был награжден Орденом Боевой Славы и многочисленными медалями:
   1. Медаль за боевые заслуги.
   2. За оборону Кавказа.
   3. За взятие Будапешта.
   4. За взятие Вены.
   5. За Победу над Германией.
   6. За Победу над Японией.
   А также юбилейными значками и медалями.
   В 1945 году Василий Иванович вернулся в Кщёвский район,
Алла Райц[16.05.2011 10:53:51]
   По имени Кавалер
   
   
    Мой дядя отправился на фронт, когда стукнуло семнадцать. Ушел бы и раньше, все было к этому. Внешние данные ему достались исключительные - высокий, широкоплечий парень, с кулаками, похожими на утюги. В четырнадцать лет уже работал, имея профессию токаря, в общем, вполне самостоятельный был мальчик. Здоровьем обладал отменным, не пил, не курил. Воспитанный в строгости, словом «черт» не ругался. Ему скажут: «Адик, скажи черт!», - а он в ответ только смеется, отнекивается и краснеет. И еще врать не умел, опять краснел.
   Но пришлось ему задержаться в тылу почти на год: сначала не мог придумать себе новое имя, с которым на фронт идти, потом старался к нему мысленно привыкнуть, чтобы случайно не зарониться.
    А до войны звали его… Адольфом! И, как вы думаете, парню с почти «арийской» внешностью, да еще с таким имечком воевать? Виновата была его бабушка, получившая в подарок от мужа швейную машинку «Зингер». Она так ею гордилась, что всех первых внуков велела называть на немецкий манер. Очень уж кроить и шить любила. Эту страсть, видимо, и Адольф унаследовал, недрогнувшей рукой выкроил по-новому свою жизнь, начав с имени. Далеко не ходил, назвался на приемном пункте в сорок третьем году, когда формировали ополчение, именем младшего брата – Левкой. Возраст прибавил, кроить, так кроить. И ушел на войну.
    Боевое крещение – под Сталинградом, из целого взвода их двое осталось, раненых. В госпитале все и выяснилось, пришлось писать официальное заявление о замене имени. Матери, наконец, сообщил, как ему письма направлять, как величать, стало быть. Из госпиталя попросился в разведку. Ему пошли навстречу, сказывалась нехватка кадров, закрыли глаза на возраст.
    Вот так в нашей семье после войны появились два родных брата - полные тезки. Правда, одного все же то Левой называли, то Адиком. А я вообще в детстве утверждала: «Сейчас дядя Лева-Адоф придет, принесет кабы, кафэ, орэк (колбасы, конфет, орехов)…»
    Военная судьба Льва Хрулева складывалась героически. Не буду перечислять все его награды, расскажу о двух, которые ему были особенно дороги. Он дважды кавалер ордена Славы третьей и второй степени. Шутил, был бы полным Кавалером, да война закончилась, поздно заступил. И все же на его долю хватило. Ушел семнадцатилетним, а вернулся с войны в двадцать пять лет, то есть в конце сорок девятого года. Потому что после Победы послали его добровольцем в Маньчжурию и дальше на восток…. Навоевался от души, отомстил, как мог, за родину и за свое потерянное имя. Вернувшись с войны, решил личную жизнь устроить, отправился на вечер во Дворец культуры. Выбрал девушку, пригласил на танец, а она ему и говорит: «Да что вы, дяденька! Вам не танцевать, вам жениться пора!». Так и женился на другой женщине, постарше себя значительно, с ребенком взял, без вопросов.
    -Адик, а за что ты орден Славы получил? - Языка важного взял. - А как это, языка?
   -Да это просто: нож фрицу к горлу приставишь и спрашиваешь: «Ферштейн, немчура?» - А язык, отрезаешь что ли? - Глупая, «язык», значит, тот, кто знает разные военные секреты, и их будет рассказывать. - А если не будет? - А таких языков мы не брали.
    - Адик, а второй орден Славы за что получил? - Зарубки оставлял. - Какие зарубки? - На винтовке снайперской. - А много их, зарубок-то? - Не уместились, еще дощечку выдавали специальную. - А если бы в плен взяли? - Не взяли, маскируйся и меняй дислокацию. - Я бы пыток не выдержала, если б меня в плен… - А ты не ходи на войну. Поговорку знаешь – наше, мужицкое дело – воевать, а ваше, бабье…? - Любить? – Нет - Ждать!? - Не то, хоть и правильно… - А что? - Вырастешь, узнаешь.
    - Адик, а на войне страшно было?- Один раз испугался. Когда тигра встретил уссурийского. – Тигра? – Да, в Маньчжурии дело было, пошел за водой, тайга кругом. А тигр-то и выскочил прямо передо мной внезапно и замер, смотрит мне в глаза. А я ни рукой, ни ногой пошевелить не могу, как будто отнялись. Замер по стойке смирно. Вот как бывает. Смотрели друг на друга долго. Страшные у него глаза, смертельные. А потом тигр медленно повернулся, присел, хвостом своим как ударит по земле, взвинтил пыль и прыгнул в сторону леса, скрылся. Я еще постоял, не мог шелохнуться. Потом отпустило.
    Много у него было историй разных, жалею, что маленькая была, не все выспросила. Кстати, никогда его не называла дядей, все время по имени, хоть и был он для меня настоящим дяденькой.
Шутилова Елена[23.05.2011 23:53:14]
   Старый альбом
   
   
    Молодой офицер запрыгнул на подножку уходящего поезда. Свежевыкрашенное деревянное здание станции мигнуло на прощанье яркой желтой краской и исчезло, так и не догнав состав.
    Несмотря на поздний час в вагоне многолюдно. Пассажиры - в основном возвращающиеся с работы усталые женщины с гладко убранными в кичку волосами, в мужских пиджаках, надетых на легкие цветастые платья, бабки, в темных вязаных кофтах и разноцветных ситцевых платках, с корзинками яиц и всякой мелкой живностью. Между двух лавок расположилась шумная компания подвыпивших мужиков приблатненного вида. Они азартно играют в карты.
    Военный возвращается в тамбур, ставит маленький чемоданчик на пол и закуривает папиросу. «Домой!» Он итак задержался на два долгих послевоенных года. Артиллерийскую часть три месяца назад передислоцировали из Германии в Токсово. За это время он видел мать лишь однажды, когда та примчалась к нему, узнав о переводе. Полчаса отпущенных им командиром пролетели незаметно. Он и сейчас не демобилизован. Ему дали целых три дня отпуска. Домой! До Терийоки около часа езды. Под размеренный стук колес, сменяя друг друга, как пейзаж за окном, бегут мысли, Брат вернулся из Кореи больным, сестренка пошла в первый класс. Скоро закончится его срочная служба. Может, стоит остаться в армии? Так он больше поможет своим… Мимо проплывают стройные шеренги высоких густых елей. Еще пара остановок и он дома.
    В тамбур выходит мужчина с папироской в руках:
    - Дай прикурить, служивый. Куда едешь?
    - Домой, - отвечает военный и протягивает зажженную спичку в сложенных по старой фронтовой привычке ладонях.
   Склонившийся прикурить мужчина второй рукой с силой бьет ножом под ребра раз, другой. Затем быстро, не оглядываясь, открывает дверь и выбрасывает тело из мчащегося поезда. Следом летит чемодан.
   
   
   
    На покрытом вязаной хлопчатобумажной салфеткой столике стоят тарелки со студнем и пирогами. Больше на него ничего не поместится. Что может уместиться в старой девятиметровой рубленой финской бане, куда их поселили после возвращения из эвакуации? Буржуйка, металлическая высокая кровать, стул и небольшой платяной шкаф. В предбаннике примус, ведра с водой.
    Узловатыми натруженными руками мать теребит в руках серый армейский конверт, принесший долгожданную весть – сын едет! Она не знает точного дня, но ждет его каждый вечер.
    Сыночка, родимый! Как ждет она этот день! Её старшенький весь в мать - курносый, с открытой улыбкой. Она всегда видит его таким, как на той фотографии, что прислал он из учебки перед отправкой на фронт – широко улыбающийся озорной солдат в пилотке набок.
    Заскорузлыми руками мать берет его последнюю фотографию – повзрослевший молодой мужчина смотрит на нее добрыми усталыми глазами, улыбка потерялась где-то в уголках губ.
    «Я все расскажу тебе, сынок», - думает мать. «Всё, о чем молчала эти годы. О том, как чуть не потерялась моя младшая, когда нас вывезли из осажденного города на баркасе через Ладожское озеро, о том, как встретили эвакуированных на Вологодчине. Это ведь оттуда я привезла с собой целое богатство - козу Машку и мешок муки. И об отце, что пропал без вести в сентябре сорок четвертого, овдовев её в неполные сорок лет. Вот его последнее письмо в синем довоенном альбоме с тесненными алыми розами, рядом с единственной фронтовой фотографией усталого мужчины в выгоревшей гимнастерке.
    Я все расскажу тебе сынок, теперь, когда ты дома, – думает женщина, поглаживая фотографию своего сына руками с распухшими выступающими от тяжелой работы венами.
    Нет, она ничего ему не расскажет. Просто будет радоваться его возвращению, позабыв обо всём.
   
   
    Мать вышла на улицу. По тропинке к их жилью шли двое военных. Сердце ёкнуло. Напряженные суровые лица, желваки гуляют на скулах. В руках у одного маленький коричневый чемоданчик её Мишеньки.
    - Мать, не доехал твой сын…
    Эти слова оглушили её. Она не слышала, не понимала, что ей говорят. Второй военный зачем-то открывает чемодан, и в глаза бросается отрез яркого ситца в мелкий цветочек. Пелагея непонимающе переводит взгляд с офицера на сверток. Дрожащей рукой берет его. Непосильная тяжесть обрушилась и стиснула сердце. Оно замерло, не бьется в груди. Рука судорожно стискивает материю, дыхание перехватывает и из задыхающегося рта вырывается вдруг короткий громкий нечеловеческий крик. Воздух замирает. Кажется, сама тишина наполнена и вибрирует ужасом.
    Это потом будет вековой плач русских женщин, причитания и слезы. Потом она упадет на руки своих товарок и будет задыхаться от слез. А сейчас горе сковало разум и душу, почти остановило сердце и, лишив сил, подкосило ноги. Её едва успели подхватить.
    Потом будет утопающая в осенних флоксах могила, и их одурманивающий запах она возненавидит на всю оставшуюся жизнь. Потом - армейский салют над могилой её сына, прошедшего войну и погибшего от руки недавно освободившегося уголовника, Потом командир, видя, как трудно живет их семья, выхлопочет ей половину деревянного дома, как родным фронтовика, трагически погибшего от руки бандита. Потому что жена пропавшего без вести, не имела права на помощь и льготы. А еще через месяц найдут убийцу и станут известны дикие подробности: жизнь двадцатипятилетнего военного убийца, куражась, поставил на кон, потому что больше ставить ему было нечего, и проиграет. Ему посчастливится попасть в краткий промежуток отмены смертной казни и бандит получит семь лет тюрьмы. Всего семь лет за отнятую молодую жизнь, не успевшего ни жениться, ни сменить военную форму на штатскую человека. Все это будет потом. А пока фотография её сыночка желтым листком легла в довоенный альбом рядом с коричневатым снимком мужа-красноармейца, пропавшего на Ленинградском фронте через два месяца после того, как на войну ушел его старший сын.
Павел Горюшкин[26.05.2011 02:40:32]
   К сожалению, не успел я. Вчера только дописал рассказ. Ну что ж...
   С праздником Победы всех. И Христос Воскресе.
Надежда Николаевна Сергеева[26.05.2011 05:00:58]
   размещайте, :-)
Павел Горюшкин[26.05.2011 15:44:39]
   «Oh when the Saints go marching in…»
   
   «Ты – цветок пустыря,
   И твоя аллегория – солнечный свет,
   И твоя звезда пропитала яд,
   Должно быть это – оставленный кем-нибудь след.
   
   Как холод больших снегов
   Несешь на крыльях своё тепло.
   Мы смотрим вслед
   И кто-то смотрит сквозь стекло…
   (Д. Макаров)
   
   Несмотря на все ожидания и волнения, концерт, похоже, удался.
   Это был изумительно-блистающ­ий­ карнавал красок мира. Кого здесь только не было! Как всё причудливо перемешалось:
   Лилипуты, нарядившиеся великанами, спотыкающиеся на драгоценных ходулях. Великаны, стыдящиеся своей невинности и благородства. Тут были хитрые фокусники, (обманутые такими же обманувшимися ловкачами), раздающие волшебную траву измены состояния, которая обещает восхитительную соседнюю реальность или, по крайней мере, сны. (Если ничего нельзя изменить, то можно хотя бы утешиться, не так ли?))
   Тока-тока покидали дымящееся поле битвы сцены монстры и боги рока.
   ПАнкующие весёлые тролли провожали бряцающие металлом когорты свингующим свистом и одобрительным улюлюканьем, уважительно покачивая ирокезами.
   Отливая эльфийскими цветами, прожуржала аплодисментами колония хиппи.
    Самоуверенный до полного разочарования в себе подросток, мучимый разного рода неудовлетворенностью­ и тайными вожделениями, под шумок сменил знак, перекрестился и, забыв зарегистрироваться, закусил удила.
   Фавн топнул ногою.
   И тотчас с подозрительно голубеющих небес посыпалась рыжая щетина Вивальди, норовя стремительно замочить трезвеющего Моцарта.
   … Это крайняя точка,
   Там, где небо – земля
   И здесь каждый ветер
   Поет о семи ветрах.
   Здесь разные веры,
   Но молитва – одна.
   И замерзшие губы
   Покроет зола…
   Так пел Дима Макаров – «Макар», которого несколько лет назад какие-то люди, ворвавшись в дом, побили и увезли в неизвестном направлении.
   Кто эти люди? И где сейчас Дима Макаров?
    --------------------­--------­
   Усталые, зачумленные, но всё же довольные мы вышли из ДК в густые заросли сумерек. Компании каких-то знакомых как бы незнакомцев стояли, сидели, бродили вокруг, а мы продолжали «добавлять»
   « - И за всё про всё по две полкучи с нюха, мокрый бриз тебе под ребро?
   - Выхлопы шифруй, мама дорогая ».
   Я не помню момента, когда я выпал из реальности. Возможно, я никогда и не жил в ней по-настоящему. Помню только, что друзья куда-то растворились или ушли вперед, а я вдруг осознал, что иду совсем один, чередой таинственно освещенных улиц, держа в руке бас-гитару в чехле.
   
    Впрочем, нет, не один. Чуть позади меня брел какой-то незнакомец. Даже в темноте можно было различить его странный наряд, военного, что ли, покроя. Наверное, маскарад выплеснулся и на улицы.
   - Всё играешься?
   Голос его показался мне отчего-то знакомым, особой агрессии я в нем не уловил.
   - Когда как.
   - А ведь я был, почитай, в два раза моложе тебя, когда меня призвали.
   - Куда призвали? А-а… и что?
   - Да ничего. Женился я как раз. Два месяца только и пожили вместе.
   - Сочувствую. А здесь как очутился?
   Странное у него было лицо. Обожженное какое-то, усталое, но приветливое.
   Всё вокруг нас было реально, но как-то непривычно.
   Он оправил гимнастерку, ремень и усмехнулся:
   - А ты и не признал меня, верно?
   - А ты… а вы – кто?
   - Ну да, как тебе признать, - продолжал он, задумчиво улыбаясь, - я и детей-то своих не увидел. А концерт мне понравился. Только на парней в камуфляже было как-то мерзко глядеть. Они кричали «Зиг Хайль», хоть и не от ума, а все равно неприятно.
   Знаешь, что творили парни, кричавшие так, на Украине в 41-м?
   - Догадываюсь.
   - Ну вот. А музыка – ничего, хорошая.
    Домой мне ехать не хотелось, но дальше уже было некуда. Оставаться наедине с этим странным человеком мне тоже как-то не улыбалось, но я помнил, что в чехле, кроме бас-гитары, было еще около полбутылки чего-то.
   - Доставай, - кивнул он.
   Когда пластиковые стаканчики опустели, он продолжил:
   - Я и сам иногда не понимаю, зачем жил. За что умирал – понятно.
   Но мы жили единой мечтой о каком-то большом счастье для всех. Если бы ты знал, какие люди погибали…
   Неужели это всё только ради этого базара? – он кивком указал на сияющую фантастическими огнями ночную витрину.
   Мне захотелось ему как-то посочувствовать, но я не знал, что сказать.
   - В казино, что ли, сходить, - встрепенулся он как-то вдруг залихватски, - у тебя деньги есть?
   - Нет.
   - И денег у тебя нет. Как вы живете здесь…? Какими-то иллюзиями.
   - А вы не иллюзию строили?
   Он помолчал.
   - Иллюзию… Да, наверное,… Только за этой иллюзией была хорошая, светлая идея. Ну, может не очень хорошая, понимаю, раз всё это рухнуло…
   Или воплощение её было хреновое. Но мы хоть верили во что-то.
   
    «Они строили Царство Небесное на земле, - подумал я, - всегдашнюю мечту человечества».
   - Да нет, не всё так плохо. Храмы, вон, открывают. Народ к Богу потянулся.
   - Открывают...- он задумался, - пока открывают.… Знаешь что, тезка?
   Мне, наверное, пора, а ты… если уж воюешь, то воюй по-настоящему, понял?
   Как мужчина.
   - Воевать? А на чьей стороне?
    - А это уж тебе решать.
   - А у вас там, на небе, все – русские?
   Он не ответил.
    ---------------
   Когда я открыл глаза и проснулся на скамейке, рядом не было ни чехла с бас-гитарой, ни Димы Макарова, ни моего деда, который заживо сгорел в танке летом 1941 года.
Наши судьи-эксперты
Галина Пиастро
Документы эксперта
Магик
Наши судьи-эксперты
Николай Кузнецов
Документы эксперта
Кот Димы Рогова
Наши судьи-эксперты
Виктория Соловьева
Документы эксперта
Не чудо
Наши эксперты -
судьи Литературных
конкурсов
Алла Райц
Людмила Рогочая
Галина Пиастро
Вячеслав Дворников
Николай Кузнецов
Виктория Соловьёва
Людмила Царюк (Семёнова)
Устав, Положения, документы для приема
Билеты МСП
Форум для членов МСП
Состав МСП
"Новый Современник"
Планета Рать
Региональные отделения МСП
"Новый Современник"
Литературные объединения МСП
"Новый Современник"
Льготы для членов МСП
"Новый Современник"
Реквизиты и способы оплаты по МСП, издательству и порталу
Организация конкурсов и рейтинги
Литературные объединения
Литературные организации и проекты по регионам России

Как стать автором книги всего за 100 слов
Положение о проекте
Общий форум проекта