роман "АГОНИЯ"
Глава 1
Человек стоял на подоконнике, и сквозь решетку смотрел на закат солнца - огромный красно-желтый шар тонул в бездне горизонта, и тени, надвигаясь из этого холодного и чужого мира, подступали все ближе, ближе…
Человек в ужасе отпрянул от решетки и, упав с подоконника на мягкий пол, пополз в угол.
Как же это произошло, вспоминал он, как служители оборвали эту нить – спасительную дорогу жизни.
Забежали втроем, была еще эта служительница, на вид ей не более тридцати, красива, если не замечать постоянную маску умилительного всепрощения и сострадания.
Служители держали меня, пока она делала мне инъекцию.
Я мог видеть только ярко-красные ногти на ее руке, причем на мизинце кусочек лака был отколот – несовершенство, незаконченность, быстрая смерть и смерть медленная вот ваш мир, и вы так глупо пытаетесь сохранить и защитить его.
Тут раскаленные шестерни унесли мое сознание в огненную бездну, прошлое, будущее, настоящее-все мое существо разлетелось мозаикой боли и страхов, и только к вечеру сегодняшнего дня я пришел в себя.
Служители думают, что они заперли меня в этой мягкой клетке, но на самом же деле они заперли себя и свой жалкий мирок, отгородившись от меня.
От досады я вскочил на ноги и стал думать, как вернуть осознание, чистое измерение чистое от гниющей плоти и безжалостного времени.
Оказывается, оно есть и надо просто шагнуть, шагнуть.
Заколка! Как я мог забыть про заколку! Я под шумок залез в карман к служительнице, и незаметно засунул ее в свой рукав.
И тут случилось чудо, и заколка превратилась в ключ да, да в сияющий ключ, надо лишь правильно его использовать, и он мне откроет все преграды. Я подошел к стене, подоконнику - везде эта плотная ткань она как мерзкая змеиная кожа источает немую угрозу и безысходность. Режет! С трудом, но заколка острой гранью прорезала ткань, и вата, клочьями вываливаясь из дыры, устилала пол грязным снегом. Наконец рука коснулась стены. Она была неровная и почему-то ослепительно белая. Я давно вижу в материальных проявлениях их суть в свете первопричины. Для служителей это порванная тряпка, вата и белая стена. Для меня же это дверь домой, где меня ждут, и этот белый цвет говорит, что я иду в правильном направлении, надо просто не останавливаться, да разбег прыжок головой в белое. Стена и ватный снег стали красными, улыбка замерла на соленых губах, но это для служителей. Я же падал – вообще то я не видел куда, но судя по картинам моей жизни, которые проносились как искры зажигаясь и исчезая, не оставляя ни сожалений ни надежд я летел к своей цели – не иметь ни себя ни цели.
Детство, похожее на добрый сон неясная бесцветная картина, сотканная из теплых воспоминаний и забытых радостей. Школа, новое ощущение свободы, от очертаний которой становится небезопасно, и веет холодом разрушения детского мира стабильности и гармонии.
Почему чтобы утвердить себя я должен унижать и разделять? Почему кто-то хочет унизить меня? Неужели любовь это просто игрушка нашей фантазии и восприятия - можно обожествлять, можно опошлять или ненавидеть.
Что правильно, и есть ли хоть что-нибудь правильное. С такими подростковыми мыслями я оказался перед выбором, что же делать дальше, школа отзвонила последним звонком, а я так и не решил для себя. Пустота накрывала меня серым колпаком, и сквозь него не могли пробиться ни веселье друзей, ни родительская забота.
Я решил стать экономистом. Экономисты в своих теориях в основном свыклись с человеком хищником и человеком - падальщиком которому постоянно надо потреблять. Потреблять во имя существования, потреблять физически и духовно. По крайней мере, экономисты не навешивают на безжалостную реальность ограниченных средств и неограниченных потребностей всяких романтично окрашенных ярлыков. Учится, мне неожиданно понравилось. Знания, даже ненужные заполняют пустоту не только в твоем мировоззрении, но и в душе, дают какой-то заряд двигаться дальше.
Первый раз я увидел ее после занятий на курсах по странной гимнастике Тайцзицюань. Она училась на последнем курсе. Приехала по обмену из Гонконга. Ее глаза были похожи на черные жемчужины, матовый блеск которых высвечивал все мои тайные желания и мысли. Она мне помогала понять трудные для европейца нюансы древнего искусства Тайцзи. Связь через ноги с силами Земли, связь с небесной энергией, расслабленность в напряжении, высвобождение энергии. Большинство этих процессов легче почувствовать, чем понять. И она терпеливо, шаг за шагом проводила меня через это.
В какой-то момент я понял, что долго не могу без нее. Это невыносимо не слышать ее щебечущий голос, который сначала смешил меня невероятно. Она заполнила собой все. Когда я сказал ей о своих чувствах, она абсолютно не удивилась, только жемчужины засияли особенно ярко, отчего у меня осталось впечатление, что еще многое очевидное ей мне понять, не дано.
Наконец то мы были вместе. Я сошел с ума, я умер и возродился вновь, наконец, сказка стала реальностью. Все, что было до вчерашней ночи - жалкие тени, которые безвозвратно теперь забыты мною. Я похож на маленький детский кораблик посередине лужицы, который волей судьбы попал в океан, и если не раздавлен стихией, то ошеломлен ее величием. Оказывается, близость с любимой это целый мир энергий, которыми можно управлять сознательно и это открытие так меня потрясло, что я готов был отдать все, лишь бы эта ночь не закончилась никогда. Китай это огромная книга, к сожалению закрытая для большинства из нас. Наша цивилизация только начинает поворачивать голову на восток, но может не разглядеть многого - восток пишет свои истории между строчек.
Ее звали Сюй Линьи, но я с первых дней знакомства попросил разрешения поменять несколько букв в ее имени и называть ее Сью. Она, конечно, долго сопротивлялась, но потом смирилась с этим окончательно. Особенно после того, как я пригласил ее на мюзикл, в котором провинциальная милашка Сью покоряет гангстерский мегаполис. После мюзикла мы гуляли по вечерней Москве.
Было сыро, осень раньше времени окутала золотой грустью город, но это не мешало Сью то и дело смеяться и напевать отрывки из мюзикла, безнадежно аранжированные китайским произношением. Ее счастливый смех переливался тысячами колокольчиков, отражаясь у меня глубоко внутри, и я подумал, что вечность могла пройти зря, если бы я не встретил ее.
Мы встретились пол года, назад, хотя время для меня остановилось, все было как во сне, счастливом сне. Сон - с него все и началось. Я редко вижу сны, еще реже придаю им значение. Но в ту ночь я приехал домой поздно – сидел у Сью в общежитии и помогал ей готовиться к завтрашнему экзамену. Приехал и сразу лег спать. Конечно, мне приснилась она, но я никогда не видел у Сью таких печальных глаз, но это уже не глаза, а две какие-то невиданные черные птицы, которые летят ко мне, они приближаются, заполняя собой все пространство, их ужасные когти впиваются мне в грудь. Я задыхаюсь! Задыхаюсь.
Я кричал в своей пустой квартире и не мог понять, что давно проснулся.
Было пол четвертого, я сделал крепкий чай, все нормально сказал я себе, но с ужасом обнаружил, что ощущение непоправимой беды меня не покидает.
Я позвонил на мобильник Сью. Слова из трубки иголочками втыкались в мой мозг - абонент временно недоступен, или находиться вне действия сети перезвоните, пожалуйста, позже. Позже я сойду с ума, подумал я и, накинув куртку, выбежал из дома. Машины проезжали мимо, не останавливаясь. Наверно у меня на лице была написана такая безумная тревога, что водители не решались подобрать такого пассажира. Я попытался успокоиться, наконец, есть - давай командир на Тургеневскую 12. Я вошел в общежитие проснувшийся вахтер не узнал меня и попытался произнести, что-то вроде не положено, но я его уже не слышал я бежал на третий этаж. Вот ее комната дверь приоткрыта, я рывком распахнул дверь, включил свет - никого вещи разбросаны на полу, разбитый телефон. На столе открытые тетради и раскуроченный компьютер, жесткий диск выломан из креплений блока. Я выбежал к вахтеру схватил его за воротник и начал трясти я пытался вытрясти из него весь алкоголь и ответ на мучивший меня вопрос, где Сью, где Сью отвечай, где она?
Наконец я увидел проблески понимания в его глазах. Дыша мне в лицо едким перегаром, он прошипел: Китаезу твою унесли какие то узкоглазые, родичи видать, сказали, что ей плохо и что ей надо в больницу.
- Какие узкоглазые, у нее же здесь никого нет. Я опять тряхнул его, чтобы привести в разумное состояние.
- А все они на одно лицо выдавил он, и я понял, что больше он ничего не скажет, положил его обратно на кушетку и вернулся в комнату Сью.
Я сидел на ее кровати, уставившись на маленького глиняного дракона, эта игрушка с ней с детства. И она никогда с ней не расставалась. Я смотрел на него и думал, что оба мы теперь одиноки и не понимаем, что произошло, и почему с нами нет человека придающего смысл нашему существованию. Но я не собирался сдаваться и дракон, скорее всего тоже, поэтому я бережно положил его в карман и вышел из комнаты.
Что я знал о Сью? Ничего. Я так полюбил ее, и это чувство было самодостаточным до такой степени, что меня не интересовало ее прошлое, ее прежнее окружение, я боялся, что новое знание о ней породит новые преграды между нами, меня устраивала и даже радовала неизвестность и загадка, которую я не хотел разгадывать. Как горько я сейчас жалею об этом.
Что же делать в сотый раз спрашивал я у дракона. В милицию нельзя Сью рассказывала, что с документами у нее не все в порядке. Милиция не станет заниматься нелегалами, а если узнают, то проблем будет больше, чем можно себе представить. В больницах, которые я обзвонил ее не было. Как же я не подумал Юля одна из немногих однокурсниц, с которыми дружит Сью. Быстрее к ней. Я зашел, она с улыбкой - А где Сью? Почему ты один. То же самое я хотел спросить у тебя, у вас же сегодня экзамен.
А! она, наверное, уехала, ответила Юля. Почему ты так решила, и куда она поедет, если даже центра Москвы не знает? Просто на прошлой неделе она мне передала, какой то диск и сказала, если она вдруг неожиданно уедет, чтобы я отдала его тебе. Где этот диск? Юля порылась в тумбочке и дала мне мини сиди. Еще, какое то время, поговорив с ней, я понял, что ничего странного она не замечала и больше ей ничего не известно. Примчавшись, домой я первым делом включил компьютер, который загружался, как мне показалось целую вечность, но вот, наконец, я вставил диск в сидиром. На нем были, в основном текстовые файлы названия файлов были датами. Та-ак все на китайском похоже, на дневник. О папка с моим именем на русском языке. В папке оказалась фотография Сью она улыбалась своей детской улыбкой, а в руках у нее были большие белые цветы, не знаю какие, но они тоже излучали невинность и теплоту. Я смотрел и буквально чувствовал, как от меня отдаляется это ощущение всеобьемлещего спокойствия так похожего на счастье, которое я испытывал рядом с ней.
Нет, это не было каким-то созерцательным упоением, но и не было безумного страстного огня, было нечто другое. Это похоже на то если бы вы нашли внутри себя прекрасный источник или драгоценность и это было бы настолько естественно и в то же время уникально, что вы не могли бы подобрать слова для описания этого переживания. Мы и не пытались облекать наши чувства в слова, я даже по моему не разу не говорил, что я люблю ее. Люблю? Да люблю! К сожалению, это слово в наше время сделали слюнявым эхом нелепых сериалов, но несмотря ни на что оно отражает вашу сущность и глубину и придет время, когда это слово становится главным.
Опять воспоминания нахлынули на меня.
Но вот в папке с моим именем еще один файл: «Привет милый…»
Боже она написала мне!
«Если ты читаешь это письмо, значит, случилось то, чего я боялась. Дело в том, что мои предки – члены древней организации «лунного дракона». Это триада, основанная в третьем веке до нашей эры. До наших дней мы пронесли вражду с другой триадой «союзом трех сил». Мой дед представлял гонконгское крыло «лунного дракона». Перед смертью дед рассказал отцу, что триада давно ищет свитки с учением переданным Буддой неизвестному первому ученику, который был китайцем и сохранил учение в первозданном виде. Деду удалось найти свитки, когда он вместе с революционной оккупацией Тибета разыскал тайный монастырь и выкрал эти свитки. Прочтя эти свитки, дед был потрясен и спрятал их где-то в Гималаях. Я деда не помню, но рассказывают, что он сошел с ума после поездки на Тибет.
За все последующее время, когда отец спрашивал деда о свитках, тот начинал выкрикивать непонятные слова и говорить, что человечество не готово и что это сук, на котором мы сидим и пилить, мол, его не стоит. А потом и вовсе замолкал, и никакая сила не смогла бы заставить его сказать еще хоть слово. А перед смертью он передал моему отцу игрушку- маленького дракончика.
После смерти деда во главе организации стал мой отец. Он так любил меня, что его любовь всегда будет согревать мою душу и оберегать от любой беды.
Его машину взорвали предатели из числа охранников. Отец умер мгновенно, а мама бедная мамочка еще четыре целых четыре дня провела в страшных мучениях в больнице. В момент, когда она пришла в себя, врачи разрешили мне увидеть ее, сквозь поток слез я увидела страшно бледное но, как и прежде прекрасное ее лицо. Она сказала мне: «не плачь кролик, подойди к маме», я заплакала еще больше, когда увидела, какую боль ей причиняет каждое слово и как она пытается скрыть это. Видишь там, среди вещей игрушка маленький глиняный дракон. Посмотри, она целая она не разбилась и не треснула, это хороший знак. Возьми ее и береги, она тоже будет оберегать тебя. Так говорил твой отец. Люди, преданные папе переправили меня в Москву. Как ты уже понял все это из-за свитков, которых может, на самом деле то и нет. Люди из «союза трех сил» тоже с древности охотились за ними и конечно не остановятся ни перед чем, чтобы завладеть тайным знанием. Помнишь, я на тренировках объясняла тебе смысл символа Тайцзи – проявление дуальности возникающее из Великого предела. Вспомнил? Две рыбешки с глазками. Так вот образно говоря, если знание попадет не в те руки, то темная рыбешка увеличится баланс нарушиться и вместо смешной черной рыбешки, мы получим черное чудовище, пожирающее все на своем пути. Фундаментальные изменения произойдут на всех уровнях во всех взаимосвязях, так как из тайцзи рождаются все другие силы, комбинации которых создают мир, который мы можем воспринять, и многое другое. Вообще трудно сказать как эти изменения проявятся на физическом уровне. Это может быть все что угодно мутация вирусов какого-нибудь птичьего гриппа в смертоносный блицкриг или новые эпидемии или уже настоящие удары глобального потепления, тотальные войны по любым признакам или все это сразу. Что бы это ни было, это коснется всех, изменения будут необратимы, может, они сразу приведут к коллапсу мира, который знаем мы.
Дед не воспользовался знанием, так как не был готов к такой ответственности. Он сделал свой выбор и спрятал свитки.
Я не знаю, как ты отнесешься ко всему этому, но я росла среди этих преданий, и они стали частью меня. Когда я поняла, что за мной следят, я написала это письмо, потому что ты имеешь право знать обо мне все, а главное что я любила тебя. Вспоминай обо мне без грусти, очень тебя прошу. И если ты будешь счастлив с другой, знай что в этом счастье живет моя душа. Прощай. Твоя Сью.»
Я читал, и все меньше понимал какой бред разлучил нас это было похоже на дешевый комикс, намалеванный художником неудачником. Триады драконы зло добро. Мы же в двадцать первом веке. Это шутка? Плохой розыгрыш? Но Сью не могла бы шутить так больно. Так ну предположим что это не бред, ну хотя бы не все. Тогда нужно разбираться самому, в чем же дело. Однако одно я знал точно, что я не найду даже какое-то подобие покоя, пока не увижу ее вновь.
Через несколько минут я сидел в такси и ехал в «Флоренцию» - казино в котором я мог найти Саню Захарова, однокурсника с которым мы немало пережили с поступления. Да, вспомнить было, что, но в моей голове было совсем другое. Пока мы ехали, я позвонил ему и сказал, что есть важный разговор. Когда мы подъехали к Флоренции, Саня уже стоял внизу, расплатившись с таксистом, я подошел к Сане, мы обнялись. Ну что поехали, посидим где-нибудь, здесь спокойно не дадут поговорить. Проветримся, отвиснем как в былые времена, а-то совсем тебя не видно - не хорошо друзей забывать.
Сань брат тут дело у меня.
- Да дела у прокурора посидим, потом дела.
К Захару надо ехать, сказал я. Улыбка сошла с Саниного лица. Захар, Санин дядя старейший в Москве вор в законе. Он Саньку поставил за казино доглядывать. А мы иногда приезжали к нему, когда помощь нужна, а когда и просто за жизнь побазарить.
Саня молча докурил сигарету, и со словами ну заводи поехали сам сел за руль, жестом показав охраннику, чтоб тот остался. Я тоже сел в машину и мы поехали. Саня любил машины, это была его страсть. Начиная с белой шестерки на первом курсе, которую он начищал до блеска, и в любую свободную минуту заглядывал под капот.
И даже сейчас он начал, любовно постукивая по панели: «вот это тачка реальная, Брабус нет, ну ты движок послушай, не фуфло какое – эксклюзив.»
Его всегда обескураживало мое безразличие к четырехколесным созданиям. Не увидев должной реакции на моем лице, он включил музыку и дальше мы поехали молча каждый о своем.
Захар жил в поселке между Долгопрудным и Мытищами. Дом Захара был столь же необычен, как и судьба его хозяина. Небольшое одноэтажное строение за глухим бетонным забором. Но это была лишь верхушка айсберга. Основные помещения были ниже уровня земли – биллиардные, сауны, гаражи и комнаты, много комнат где Захар размещал свою дружину, а также многочисленных гостей, которые приезжали кто за советом, а кто и за помощью зная, что кто-кто, а Захар разрулит все верно и справедливо.
Однажды мы с Саней сказали ему: ну что тебе здесь под землей, солнца не видишь, на что он ощерился фиксатой ухмылкой и ответил: я пол жизни по подвалам и карцерам чалился, не могу я там наверху, это вам молодым там есть жизнь, а у меня своя правда. После чего ушел в сад, так Захар называл свое детище - огромный зал, заставленный множеством самых редких и экзотических цветов и растений. Компьютер автоматически следит за кондиционированием, температурой и влажностью, датчики подают оптимальное освещение и количество питательных смесей. Захар неторопливо проходил между рядами, говоря толи с собой толи с цветами на своем непонятном и опасном языке.
Захар нас с Саней принял тепло: ну чо пацаны, с чем пожаловали? А ты Санек, я слыхал, умный больно стал, доскачешься у меня. Мои тебя только на разборах и качаловах видят, а с учебой ты подвязал что ли? Потом Захар устало махнул рукой - бесполезно, видно в крови нам другие университеты прописаны. Молодая высокая девушка принесла нам кофе. Я обратил внимание на подчеркнутое изящество в ее движениях – еще один экземпляр в захаровском заколдованном цветнике – пронеслось у меня в голове.
Захар, сказал я, ты ничего не знаешь о «союзе трех сил»?
А как же были такие желтые гаврики. Опий в основном и Геру загоняли на Европу, канал искали новый, дал я им дорогу. В общак взносят исправно, боков не порят. От этого «союза трех сил» в Москве Чен базар держит, хитрован еще тот.
Захар говорил, глядя мне в глаза. Я знал Захара давно, но привыкнуть к этому взгляду не мог. Внешность Захара не была примечательной худощавый мужчина лет пятидесяти с хищным носом и всегда аккуратно причесанными на бок бесцветными волосами с проседью. Но вот глаза, в них было столько скрытой силы и властной воли, что собеседник кожей чувствовал, что все даже мысли теперь не принадлежат ему, теперь все в руках Захара.
Нечто похожее испытывал и я сейчас.
Как найти Чена - спросил я.
-днем контуется на офисе фирмы Комтек, он там генеральным значится. Захар не спрашивал у меня, зачем я ищу Чена, он привык не задавать вопросы, а решать их.
Мы с Саней допили кофе и, попрощавшись с Захаром, покинули его подземный чертог.
Когда мы ехали обратно, Саня завалил меня расспросами - что, зачем, когда.
Я сам не могу ничего понять но я знаю кто мне в этом поможет – Чен.
Мы приехали во Флоренцию. Пройдя через залы, наполненные азартной суетой, которая хрустально-золотым водоворотом засасывала своих новых почитателей, мы оказались в на удивление скромном Санином кабинете. Пока я сидел в кресле, попивая минералку, и безуспешно пытался привести мысли в порядок, Саня по телефону собирал своих бойцов. Через час у казино стояло несколько джипов и микроавтобус. Заводи поехали, сказал Саня, и мы вышли на улицу, из первого джипа вышел водитель и перекинулся несколькими словами с Саней, после чего все вслед за нами выехали из переулка. Мы ехали к Чену.
Офис Комтека встретил нас мерцанием жидкокристаллических мониторов и недоумеными взглядами секретарш. Санины ребята без лишнего шума усмирили охрану, мы же с Саней искали Чена - в кабинете директора его не было. Мы поднялись на второй этаж. Дверь в одну из комнат была заперта. Я выбил ее ногой, у окна стояли двое китайцев, один направил на нас автомат другой же стоял, скрестив руки, и с интересом рассматривал нас. Санин пистолет смотрел в голову автоматчика. Брось машинку дурила, сказал Саня, а то всех положим. Брось, тихо сказал второй, переводя взгляд на мониторы с изображением Саниных пацанов.
Слушай меня Чен, сказал я, безоружный взглянул на меня вопросительно.
Меня не интересуют твои дела Чен, мне нет дела до твоих движений мне нужно только одно – отдай мне Сюй Линьи. Я вижу, ты понял меня, это хорошо, потому что время на раздумья у тебя нет. Надо поговорить наедине, сказал Чен. Я кивнул Сане, он подобрал с пола автомат и вывел второго китайца за дверь.
Чен начал говорить, причем его смешной китайский акцент исчез самым непостижимым образом.
Раз ты меня нашел, значит, ты знаешь достаточно. Мой древний род передал цель своей жизни мне и неужели ты думаешь, что я могу бояться смерти в любых ее проявлениях. Это моя миссия и даже если небо упадет на землю, я не отступлю. Я смотрел в глаза Чена и с ужасом осознавал, что его слова не блеф и не игра, это слова человека, который полностью предан древнему закону. У него нет боли, у него нет жалости, у него нет надежд, у него есть «союз трех сил» - великих сил во вселенной: земли, неба и человека и он будет без колебаний переходить из одной формы существования в другую, третью.
Чен продолжал: Сюй Линьи нам нужна для нашего общего дела мы переправили ее в Гонконг, но произошло непредвиденное она не знает где то что нам нужно, как мы ее не спрашивали, по лицу Чена пробежала улыбка, нехорошая улыбка она ранила меня прямо в сердце. Я не выдержал и ударил его в лицо. Струйка крови, стекая по подбородку, оставляла причудливые кляксы на белом столе. Чен достал платок, не спеша, вытер кровь на разбитых губах и продолжил она наша единственная нить, но мы пока не можем добиться цели.
Чен сказал я, пообещай мне, что с ней ничего не случится, и я помогу вам найти свитки.
Чен кивнул головой и ответил, обещаю одно, что сделаю все, чтобы получить их.
только 1 глава дальнейшее написание зависит от Ваших рецензий |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
К темам проекта
Ответить
