* *

 

Мне вспомнилась летняя ночь у Нади на даче. Посреди рабочей недели мы, все тем же актерским составом, могли сорваться в ее деревянный дом, воздух, пропахший солнцем, хвоей и дымом костров у озера. Леня вез нас также мягко и спокойно. На коленях девчонок лежала гитара. В багажнике – фрукты, вино, мясо, несколько килограммов петрушки и базилика. Через пару часов из офисных матрешек мы превращались в деревенских кулем в одежде «из бабушкиного сундука». Боже! Как приятно ощущать кожей груди простую, широкую рубашку из льна, кожей босых ног – пыль и мелкие камешки..

Ночь у Нади была равна путевке на восемь дней и семь ночей где-нибудь в Хургаде. Я серьезно! Только, знаете, мы отдыхали по-нашему, так сказать, по-женски! Фруктики, пучки зелени, вкусное мясо, приготовленное исключительно мужчинами. Приправлено все это было разговорами, паузами, игривыми взглядами и тоненьким сигаретами, которые ломались в вине, поэтому затянуться по-настоящему у нас все равно не получалось.

Ребята готовили мясо в четыре руки, как настоящие виртуозы. Мы же бежали на озеро (то самое, где Надя когда-то любила..) Когда в охотничьих записках Нади появился новый герой, затмив прошлых, она назвала озеро «лужей Любви». Я же представляла озеро морем, поэтому очень любила нырять в него, когда стемнеет и не видно ни цвета, ни берегов.

Вино в каждую из нас вливалось букетом своих воспоминаний. Плавая в одном озере, мы были где-то еще: я - в августовском море, Лапушкина плавала в шелке простыней где-то в отеле Ниццы, Надька.. А Бог ее знает.. Сашка барахталась у берега и все время кричала: «Девоньки! А-А-А! Хорошо-то как! Красота-то какая!» И потом еще: «Ну, вы где? А? Эй! Девочки, ил такой склизкий и холодный…Брр….». Нам было легко от отсутствия намека на какую-либо одежду и какую- либо суету. Озеро в эту ночь принимало в себя еще четырех задумчивых рыб, а выпускало - легких и крылатых капустниц в белых платьях.

* * *

Возвращались мы с песней Земфиры: «Пусть, ты не случился, я не жалею. Я привыкаю. Рыбы и змеи, сколько их будет в этом романе?...»

Вспоминая всех нас тем летним вечером, моя память вдруг вытащила одну фразу, словно составляла картотеку событий и ощущений. И

 

Вот что она нашла:

 

Слова одного экстравагантного гида (в прошлом году я отдыхала в Крыму). Он, ссылаясь на Маяковского, говорил, что дорога на Ялту, словно роман, только успевай крутить. И

 

Вот, о чем я задумалась:

 

Мои романы были скорее ровными и аккуратными, а не головокружительными, как ялтинский серпантин. Однако по продолжительности вполне соответствовали курортным.

Нелепо любить аккуратно. Это все равно, что съесть любимое пирожное, а через секунду в нем разочароваться, вспомнив о том, что ты на диете. Становится обидно до тошноты. Я всегда ограничивала себя в еде и в чувствах. Зачем-то я сажала себя на разные диеты: сначала «Не целуйся на первом свидании», потом «Влюбишься, когда поступишь в институт», теперь - «Влюбишься, выйдешь замуж, и дверь закроется». Диета совсем не утомительная и чувствуешь себя превосходно, так как совсем не чувствуешь того, что можешь кого-то потерять или кем-то заболеть. Потерять голову. Заболеть бессонницей и мыслями о Нем.

Любовь не должна быть напополам, то есть когда между людьми существует договоренность – пятьдесят на пятьдесят, оплату гарантирую в срок. Если так, то она заканчивается вместе с последним взносом. И расстраиваться тут нечему. Ведь ты с самого начала был к этому готов.

Чувства нельзя делить напополам, когда мы обещаем любить друг друга одинаково сильно и одинаково долго. Разве в этом гармония и внутреннее равновесие?

Мы не за прилавком, но почему-то что-то внутри нас всегда интересуется: «Сколько вам в граммах?», и мы начинаем суетиться, спрашивая себя: «А сколько нам можно???». Нам предлагают ЛЮБОВЬ – целиком и полностью. А мы начинаем отрезать от нее кусочек, как будто боимся съесть все и поправиться. Чего мы испугались? Ведь в любовной практике пока еще не было случаев, когда от любви поправлялись и не влезали ни в одни джинсы!

Или… Если любовь – это РЫБА, то мы обрезаем ей плавники и голову, и она становится заложником сковороды. Не улетит, не уплывет. Сковорода – это авансцена нашей семейной жизни, времени вдвоем.

Этого ли я хочу? Наверное, да. Просто всегда страшно себе в этом признаться. Безголовая рыба – слепая любовь. Бескрылая рыба – любовь, которая всегда при тебе. Любовь с недостатками и с недостающими составляющими – та, которую мы боимся принять целиком.

От любви мы становимся неуклюжими в словах, и нас действительно распирает, но совсем по-другому! От слез, от детскости. Хочется учить стихи и любить весь мир.

Теперь не существует категории «больше – меньше», нет ничего между, нет чего-то среднего. Все в нас обострено до предела. Мы во всем - в каждой мысли, в каждом действии - идем до конца. Мы цельны как никогда, мы понятны сами себе и все можем объяснить. Эта внутренняя сила привлекает других, заставляет их оборачиваться.

 

* * *

Когда на меня последний раз оборачивались именно по этой причине?

Я и Игорь… Мы идем рядом. Я смотрю по сторонам, он – на часы. Люди проходят.

Я и Леня… Мы идем вместе. Я заглядываю в его камыши, он улыбается. Люди замечают и неловко отводят взгляд.

Сердце сжалось. Неужели, я чуть не приготовила РЫБУ- ЛЮБОВЬ на чужой сковородке?

Память запомнила эти ощущения и завела на них отдельный формуляр с пометкой «К вопросу о моей любви».

* * *

 

Саня и Леня ждали нас у бани, которая вот-вот истопится. С разговорами. С бутылочкой красного вина. С голодными глазами. По-моему, мужчины не могут смотреть по-другому на живые губы без помады, румяное лицо без пудры, на иголочки мокрых волос без геля.. На ту красивую естественность, которую мы заштриховываем каждое утро перед зеркалом. На самом деле, мы себе такими тоже больше нравимся… Просто без грима ты все равно, что наивный ребенок, который не умеет скрывать свои мысли и чувства. Косметика помогает держать марку женщины со взглядами и жизненным опытом.

А если подумать, то взгляды, концепции и подобные законсервированные идеи только тормозят. А опыт – это пару листков на столе кадровика с придуманными датами, именами, умениями и той желаемой суммой, на которую ты чувствуешь себя вроде бы человеком. Вроде бы свободным. Деньги кончились. Свобода…Через пару часов отключат телефон, и ты станешь недоступным. Свободным от других, заложником своей неотправленной эсэмэски.

 

* * *

Баня. Русская баня.

Сколько бы Лапушкина нам ни рассказывала про то, что термальные комплексы Германии – это рай, где душой занимаются благовония, необычный свет и музыка, она все равно не пропускала ни одной нашей посиделки… Еще она добавляла: «А за расслабление тела отвечают три фазы очищения и девушка в банном полотенце с сильными руками и спиной. Она - хозяйка бани - льет на камни травяную воду из деревянного ковша, успевая при этом ритмично двигаться и улыбаться. Полотенцем она разгоняет пар и испаряющиеся мысли обмякших мужчин и женщин». Потом Лапушкина получала березовым веником по заднице и говорила: «Да… Европа чего-то не догоняет…»

Здесь хозяйкой Бани была Надя. Мальчишки не назвали бы ее гостеприимной, потому как в этом домике тазиков, березовых веников и девичьих секретов был матриархат. Часа на три мы пропадали в топке страстей, усталости и сплетен. Веники, крики, компот для тела из ромашки и череды рождал ясность ума и податливость тела.. А потом (было уже далеко заполночь) дверь с шумом открывалась, мы по очереди выбегали на лужайку перед домом и обливались водой, которую остудила ночь… «О Боже! Еще!» Накрыла волна.. Тело окутало туманом.. Жарко. Сердце стучит.. Больше не может, но просит еще! «А-А-А! Холодно! Здорово! Еще!». Ты стоишь без сил…Молча… Прислушиваешься к вздохам сердца и ветра. Подозрительная тишина пробуждает любопытство подруг. Дверь скрипит.. Несколько пар глаз смотрит на тебя, уютно устроившуюся в тазике посреди лужайки, запрокинувшую голову к небу. Ты утопаешь в звездах и легком дурмане. У тазика уже очередь…

Лапушкина теперь всем немцам рассказывает про нетрадиционный метод релаксации…А главное, компоненты просты: горячие ягодицы в прохладном тазике, ступни на мягкой траве и горстка звезд над головой! И больше ничего!

Мы ложились под утро… Мужчины – тоже.

 

* * *

Меня разбудил Ленин голос:

-- Рита, телефон. Рита!

Я открыла глаза. Казалось, я только проснулась. Еще не чувствуешь ни времени, ни места. Такое бывает: ты просыпаешься в своей постели и в своем теле, но с ощущением, что всю ночь спал головой в противоположную сторону, а не как вчера. Обычно, вроде бы, головой к стенке, а сегодня проснулся головой к окну. Или все наоборот? Понимать уже поздно. В этот момент ты запутался в простыне и привычном. Если утро начинается с непривычного, то скорее, и весь день ты будешь ловить себя на мысли.. «А эта лампочка перегорела сегодня или неделю назад?». Вот и я смотрела на телефон и думала: «Это у меня звенит?»

Голос на том конце помог мне обрести чувство реальности.

-- Рит, творческий народ хоть и ценит свое время, но что такое пунктуальность..

-- Макс, я опоздала?!! Сколько времени? Только ни это..

-- Красавица, ты чего! Времени еще – успеешь Маркеса прочитать с карандашом.

Мы засмеялись. Я с облегчением вздохнула. Макс не умолкал..

-- В общем, все как всегда и даже лучше! Закрытие выставки переносится на семь. Свердлов задерживается. В Москве взлетные обледенели – рейсы переносят, сдвигают. А без него, может, и начнут, но точно не закончат. Без его кубинской сигары, слов, пропитанных чувством ритма, стиля и роскоши -- неприлично. Будут ждать. Поэтому организаторам придется все мероприятие растягивать и откупоривать больше шампанского, чем рассчитывали.. Вот всех нас любезно и попросили подъехать двумя часами позже.

-- Значит в семь.

-- Да. Жду тебя.. Рит, и еще.. Я тут подумал.. Будь в красном!

-- Ха-ха-ха… Тогда ты в шляпе и на лошади! Все. Конец связи.

 

* * *

--Леня, ты не обидишься, если наш маленький банкет придется перенести?

-- Спрашивай у лохмача… - произнес Леня с улыбкой - Он же - сегодняшний повод с хвостом и ушами.

-- Ну, я думаю, мужики, вы без меня не пропадете?

-- Мы-то? Да мы же звери!

-- Тогда вечером, после выставки, я - у тебя.

-- Сейчас тебя куда? Выставка только в семь.

-- Давай к ближайшему метро.

Мы попрощались совсем ненадолго, довольные всем тем, что сегодня уже произошло и тем, что еще только может случиться…

 

* * *

Я снова была на улицах города. За сегодняшний день я видела город разным. Наверное, он был таким, потому что и во мне что-то уже не ждало перемен, а меняло. Мои сегодняшние смех, слезы, наблюдения, потери и находки сначала бросали меня в океан неуверенности.. Я хорошо знала, что такое океан, я научилась ориентироваться в нем без компаса. А еще я всегда помнила, что где-то здесь есть остров Игоря и стандартный маршрут моих ощущений. И вдруг – появляется спасательный круг… Посреди моего океана. Как это?

Я уже полгода плавала в этом океане и ни разу не замечала этого красного обруча. Хотя.. Как-то были лодка, еще помню дельфина и однажды вертолет с лестницей, зовущей наверх.. И все это время я обходила стороной знаки, которыми океан уже был переполнен… Я вела себя как маленькая девочка, которая купалась в ванной с игрушками. Только ведь это моя жизнь, и она совсем не игрушечная. В этот раз я не пропустила круга… Мне показалось, что именно сегодня я плыла не до острова, а именно до круга. Я поднырнула и оказалась в красном обруче…Размякла… Тело разрешило всем мышцам расслабиться. Я была и в океане, и на суше одновременно. Если раньше болтанка в воздухе и в океане – были теми эмоциями и чувствами, которые объединяли нас с Игорем, то сегодня, болтанка была у меня в голове, и она, странным образом, расставила все по своим местам. И локомотив сейчас тянул все мои мысли как-то дружно и с удовольствием. Мне захотелось перевести часы.

 

* * *

На часах левой руки половина четвертого, на мобильнике – те же цифры. Первый снег превращался в кашицу, которая пачкала туфли, кроссовки, сапоги горожан. Но слякоть всегда пахнет весной, хотя она бывает и в октябре, и в феврале.

Мне надо было подумать о вечернем платье. Не хотелось разочаровывать Макса и кубинскую сигару. По вопросам из серии «Как не разочаровать мужчину, оставшись в платье» специалисткой была Лапушкина. Она либо подскажет, где купить элегантною вещь или одолжит свой наряд, привезенный откуда-нибудь оттуда, где люди, как говорит мамзель Лапушкина, живут по-другому. Моя подруга, от которой, действительно, пахло даже заграничным лосьоном для лица, была сопровождающей всех вожделеющих посмотреть, как еще живут, едят, работают, заглядываются, любят такие же, в общем-то, мужчины и женщины просто где-нибудь в Праге, Италии или Амстердаме. Все эти неземные удовольствия предлагала должность менеджера по туризму.

И еще она любила сказать за чашечкой кофе: «Твой Ленька с такими глазами и ресницами должен бы жить в Германии. Истинный ариец!». Через минуту добавляла: «Он галантен по-европейски, а вот щедр, несомненно, по-русски.. Ах..». Лапушкина всю жизнь мечтала о настоящем русском мужике только где-нибудь у побережья Средиземного моря. У нее в голове была своя болтанка. В моей телефонной книжке Лапушкина жила под именем «Лапа»… Очень неоднозначно - подумаете вы и будете совершенно правы. Она была милейшим созданием со звонким голоском, но все, что попадало в поле ее зрения и интересовало, не вырвалось из ее рук уже никогда. Личико ангела, которым украшают рождественские елки Европы, и рука - лапа медведя. В этом весь ее конфликт и шарм одновременно.

 

* * *

-- Лапушкина, привет! Выпьем кофейку?

-- С удовольствием, Рит. Я в центре. Давай в кофейне напротив часовни?

-- Окей. Буду через минут десять.

Я развернулась и направилась туда, где слишком шумно для долгих разговоров, но туда, где можно решить маленький вопрос для большого случая.

 

* * *

Я положила в детскую ладошку старушки пару монет и ускорила шаг, чувствуя, что убегаю от собственной совести. Я торопилась и думала, почему вчера я прошла мимо другой бабушки, которая стояла на коленях, еще я отвела взгляд от мужчины выцветшего возраста, который просил даже не для себя, а для своих собачек. Мне было жалко эту дружную свору четвероногих, которая облепила старика, но я посмотрела на часы и сделала громче музыку. Ускользнула. Кто-то мне сказал, что когда мы отдаем, то становимся слабее. Но ведь, когда мы отдаем, мы, на самом деле, платим за услугу. Бабушка обязательно покрестится, помолиться за тебя, пожелает тебе здоровья от имени Бога. И я, и вы в решении - дать или не дать милостыню, так мелочны. Мы вглядываемся в несчастного, в его страдальческое или уже ничего не выражающее лицо. Мы обращаем внимание на руки старушки, на ее воротничок, а она, может быть, из последних сил аккуратно одета, и стоит перед нами, едва дыша. Мы проклинаем нищих и попрошаек, а сами платим им за то, чего не умеем или стесняемся уметь сами. Например, просить у бога, соблюдая его правила – в церкви перед алтарем. Я редко хожу в церковь, я ее боюсь, потому что не знаю, как креститься правильно, о чем можно или нельзя думать, когда ты в земном доме Бога. Да, я ношу золотой крестик, я обращаюсь к Богу, когда в моей жизни счастье или двойная сплошная. Но иногда, я больше доверяю той бабушке в метро, чем самой себе. До сих пор я не знаю, как правильно: пройти мимо, потому что вовремя не захотел заметить просящих глаз или жеста, а потом уже неловко вернуться и выбрать нужную монету. Или все же стоит вернуться, не говоря себе, что я ни о чем не прошу, а дать мелочь и поблагодарить человека за услугу.

 

* * *

Я как – то поделилась этими мыслями с Леней. В тот вечер ко мне заглянула соседка Зоя Федосеевна. Она принесла молитву, переписанную вручную, со славами: «Риточка, голубка, возьми, читай, выучи». Одиночество старости сделало ее разговорчивой. Она сказала: «Я не смотрю телевизор. А ну его в жопу. Ой, прости, прости. Я сижу, молитвы пишу по памяти, так что ты на ошибки не смотри, ты в суть смотри». Зоя Федосеевна регулярно звонила мне домой и даже перестала бояться автоответчика: «Это я, Зоя Федосеевна. Ну ладно». Я почему-то не перезванивала. Она не обижалась. А в другой раз она снова спрашивала про молитву. А я обманывала и говорила, что читала и очень благодарна, скоро выучу. Леня был восхищен соседкой, ее светлым лицом. Мы много говорили в тот вечер, а потом Леня сказал, что как-нибудь мы сходим в церковь вместе. Он поставит свечку за упокой. Мамы Лени уже не было с нами. Она умерла чуть больше года назад.

* * *

-- Риточка, ты, наверное, голодная? Ребята, давайте к столу.

-- Тетя Галя, не суетитесь. Я перекусила на обеде в кафе.

-- Знаю я ваши кафе да пиццерии. Один пенопласт в желудке. А еще называете себя гурманами и меломанами во всем: и в музыке, и в еде. Так ведь настоящий гурман никогда не будет есть то, чего сам не готовил. Он ведь и капустку сам нарежет и петрушечку… У гурмана ни один продукт не потеряет своего вкуса. А ваши пиццы – это ж ассорти нечеловеческого отношения к своему здоровью. Так еще этот кусок пенопласта подают под Луи Армстронга или Франка Синатру. Вот тебе и истинный вкус! Это ж все равно, что молоко с дошираком! У вас, молодежь, несварение сначала в голове, а потом уже в желудке!

-- Мама, мама! Мы не надолго, мы только чаю…

-- Леонид, режьте хлеб, Рита, тарелки - под полотенцем.. И американцы еще называют себя здоровой нацией! Им бы у нас борщи да каши научиться варить, да, Рита? Ты знаешь, что тарелка овсянки, смешанной с гречневой крупой на воде – это путь к прогрессу!

-- Мама!

-- Леонид, а что мама? Мама права. Правда, Риточка?!

-- А что? Почему бы и нет! Овсянка с гречкой против попкорна и сои.

-- Мам, так почему мы тогда со своими прогрессивными взглядами так долго на обочине стоим, пропуская всех? Ну, расскажи нам…

-- А потому что мы только пиццу научились по-американски есть, а вот улыбаться, как они, пока не умеем!

Леня смотрел на меня рассеяно, мы хохотали. А тетя Галя наливала свой безупречный борщ с черносливом.

-- И действительно, если Америка научится варить мой борщ или готовить мою творожную запеканку с изюмом, то дела у нее пойдут совсем хорошо!

Я обожала обедать у Лени, в доме его родителей. Тетя Галя могла приготовить не только вкусную еду, но и вкусный разговор буквально из всего, что было у нее под руками и попадалось на глаза! Леню в моем присутствии она всегда называла только полным именем и на вы. Наверное, ей очень хотелось показать, что Леня хоть и ее сын, но уже давно самостоятельный мужчина. Мне нравилась эта ее официальность. Только у тети Гали получалось быть строгой и любящей одновременно.

 

* * *

Ей не было шестидесяти, когда ее сердце почему-то остановилось. Я до сих пор помню этот день. Начинался май.. Люди открывали окна; в электричках не протолкнуться: кругом дачники и веселые компании студентов. Все ехали куда-то, бежали. Воздух переполнялся ароматами тонких, свежих духов на молодой коже девушек и зеленью еще не смелой первой листвы. В такой чудесный день тетя Галя могла бы ехать в одной из этих электричек к себе на огород. А потом вечером рассказывала бы про сплошную самодеятельность на колесах! Про то, как в вагоне сначала два виртуоза играли на балалайке и аккордеоне, потом – худенькая девочка с красивыми пальцами – на флейте.. Или она могла читать лекцию в университете про дуэлянтов и их кодекс чести. А при встрече, так, между словом, сказала бы нам с Леней, что наше поколение заменило понятие «дело чести» на «дело случая». Именно по такому принципу теперь ее студенты сдают зачеты и экзамены, потом устраиваются на хорошие и обычные работы, рожают или не рожают детей. Еще тетя Галя могла бы мыть окна дома под звуки Шопена… Она бы успела сделать очень много. Я уверена. Только в этот день она не проснулась. Осталась в своей безупречно белой постели. Леня нашел ее седьмого мая, я была с ним. Почему-то задержалась в коридоре с веточками сирени, которые мы нарвали в парке. У меня был для нее диск с музыкой фортепиано. В квартире было приятно светло и тихо. Шумный Леня неожиданно замолчал. Я стояла и не двигалась, мне казалось, что я уже знала. Смерть так близко я видела второй раз в своей жизни. Я тихо плакала в углу прихожей. Леня бегал, звонил… Квартира наполнилась соседями, все говорили похожие слова. У Лени не было свободной минуты, чтобы остаться со своим горем наедине. Вечером все разошлись, нас было двое. Я подошла к нему и молча обняла, Леня заплакал. Большой, сильный человек плакал.

 

* * *

Лапушкина часто была простывшей, говорила в нос и дышала ртом, как рыба. Кстати, эта рыба была нетипично говорливой: глаза округлялись, лицо вспыхивало, руки все время что-то иллюстрировали, рисуя по воздуху или по столу. Казалась, Лапушкина жестикулирует всем телом. Ей в принципе можно было молчать, любой жест был ярче красноречивого слова. Если бы мы стали говорить на английском, то окружающие не усомнились бы в том, что я – переводчик, а моя шумная подруга – заморский гость. Мне нравилась эта пикантная иностранность в Лапушкиной. Потому что это ее свойство не было качественным монтажом или стилизацией, в этом была вся ее сущность.

Помню, когда она вернулась из Америки (ее первое путешествие по ту сторону горизонта), а мы все еще околачивались на четвертом курсе… Так вот, Лапушкина тогда еще долго путала местоимения «там» и «здесь». У нее даже возникла идея создать центр реабилитации для тех, кто глотнул забугорной жизни и вернулся в свою деревню, а также Фан- клуб для тех, кто глотнул и умудрился остаться дышать «там». Она и такие же отверженные собирались в анонимном клубе «Путешественников – искушенцев», где Руссо туристо делились своими впечатлениями.. И когда мы все - неискушенные поднимали бокал за успех наших начинаний или за то, чтобы на сессии подфартило, и чтобы Гончаров все-таки дочитался, Лапушкина чокалась со словами «За английскую королеву!». (В этот момент она собирала все нужные документы, чтобы ее выпустили в Англию, правда не к королеве, а на клубничные поля. Для Лапушкиной разница была совсем не большой)

В кармане забулькало. Это была «Лапа»:

-- Рит, ты уже в кафе? Я немного задержусь.. Тут в консульстве пробки. Я своих курортников визирую.

-- Давай! Ни пуха! Я пока кофе и сладенького закажу. И еще… Лапа я по делу. Светский раут..

-- Рит, спокойно! Оденем с иголочки, в лучших английских традициях. Английской королеве такое и не снилось.

-- Польщена. Склоняюсь перед вами в реверансе.

-- Спешу откланяться и до встречи! Мне двойной капучино!

 

В кофейне было густо во всем: густой запах обжаренных зерен и горячего шоколада, густая, расслабляющая музыка и такие же «кофепьющие» люди. Мне пришлось помяться у входа, пропустить парочку, получившую свою порцию кофеина, потом побегать между столиками и найти свободный. Наконец-то, я присоседилась к мужчине, который по моим подсчетам через пару глотков заторопился бы и побежал по делам. В ожидании Лапушкиной мне захотелось создать организацию, которая бы оценивала работу всех кофеин. И по результатам срезов (сервис и обслуживание) инстанция присваивала бы заведению статус. Не смотря на приличный и, я бы сказала, стильный декор кофейни, я чувствовала себя, как в закусочной. Странно, люди пришли сюда отдохнуть, перевести дух, а чувствуют себя неудобно. Посетителям неудобно за то, что в кофейне к тебе вовремя не подошел администратор и не предупредил, что мест нет или не проводил тебя до столика, где свободно. Нам неудобно за то, что в приличной кофейне мы вынуждены вести себя, как в автобусе, высиживая, подкарауливая место. Абсурд. Но так бывает именно «здесь». Я ждала меню… Только через 15 минут официантка его принесла с таким видом, как будто так и надо. В расчетах я не ошиблась, и мой сосед действительно надевал пальто, а в дверях кофейни перетоптался, чтобы пропустить Лапушкину.

«Лапа» появилась очень кстати, потому что я закипала от злости, и мне срочно нужно было, чтобы кто-нибудь снял крышечку моего чайника.

-- Уф… Мои все получили! Ни одного отказника!

-- Умница.

-- Ты чего такая зеленая?

-- Я здесь уже почти полчаса торчу, а заказ наш еще не пристроен.

-- Расслабься. Сейчас мы о себе напомним.

Теперь уже две недовольные мины посмотрели на официантку:

-- Девушка, мы спешим. Крайне торопимся. Официантка в грустной форме непонятного цвета и фасона кисло улыбнулась. И через пару минут мы потягивали «Мокко» с вишней и миндалем и двойной капучино. Стало полегче.

 

 

ИЗ "РЫБ"