СВЯТАЯ ЛЮБОВЬ

(РАССКАЗ)

 

…Этот рассказ мог бы стать темой для воспоминаний не только моей деревеньки, но и многих других сёл Матушки-России,когда насту-пательная поступь прогресса была неизменным спутником тех лет.

И всё новое воспринималось и с гордостью за свою Родину, уверенно продвигающуюся к новой жизни, и с некоторым недоверием о возможности «такого новшества…», и доброй тревогой в сердцах

большинства людей «… а получится ли…».

И рассказ этот о невыдуманной светлой, большой любви…

 

Вспоминая бытиё прошлых лет, историю моей деревеньки, культурного и технического прогресса в далёком прошлом, невольно сравниваешь с бытиём сегодняшнего дня…

Чем добрым сегодня хоть как-то удивлён народ? На каких идеях воспитывается молодёжь, когда на экранах кинофильмов, телевизоров только одни боевики с развратом, насилием, убийствами и реками крови? В тоже время с запретом показов фильмов типа «Как закалялась сталь», «Краснодонцы», «Зоя», «Комсомольцы», «Целинники» и т.д. и т.п., когда на героев тех дней хотелось походить нашему поколению (возможно и будущим поколениям…)

Чему сегодня можно отдуши порадоваться людям?

…То,что было достигнуто в прежние годы всем народом, сегодня разрушается, бессовестно присваивается отдельными личностями… «в законном порядке»… Этого тоже из истории не выбросить. Из истории не выбросить и того, что моя многострадальная деревенька снова в страданиях, живёт в безысходной нищете, стремительно откатывается назад, в одночасье теряя всё, что было по крупицам собрано десятками лет многими честными людьми России…

Крупицы радостей людских, крупицы достижений, крупицы растущего благосостояния, крупицы прогресса, крупицы того, чем жили люди многие годы –

всё потеряно…кем-то украдено…

…В годы войны пахали на быках, боронили на своих коровушках…Прошли годы и

село, поля заполнились гулом техники…Ещё прошли годы и сегодня…гул моторов

слышен крайне редко…Скучно… больно…пасмурно на душе…

 

…В село «ходил» автобус маршрутом до города Бийска. Сегодня… жителям невозможно без проблем добраться до соседнего села Степное или до райцентра ...

…В селе (да не только нашем, но и в громадном большинстве Российских сёл) не слышно не только уличных репродукторов, но и комнатных радиоприёмников, посредством которых сельчане узнавали из передач местного радиовещания о делах своих сельчан…Сегодня… Да! Есть телевидение, но оно вещает о зарубежье, о людских знаменитостях, чуждых сельчанам, льётся потоками всякая грязь…Да ещё и сказки про будущее житьё сладкое, в горькие дни «сегодня»…

Деревенька моя! Грустно и больно смотреть на Тебя сегодня…

С первого дня Твоего рождения в Тебе жили душевная доброта, моральная чистота, сердечная доброжелательность, святость любви и добрых семейных взаимоотношений…

…Шли годы…И несли они с собой чёрную «накипь» бытия человеческого…

И в тоже время радовал сельчан технический прогресс… ещё оставалось место в жизни деревенской для большой, чистой, святой любви…

Ты, Моя Деревенька, в свои луга и перелески,в свои улочки впитала не мало прекраснейших моментов истории. И так хочется, чтобы они своей самобытностью и чистотой не забылись и дошли до всех грядущих поколений!...

И пусть этот маленький отрывок из большой повести «ДЕРЕВЕНЬКА МОЯ» (в виде отдельного рассказа «СВЯТАЯ ЛЮБОВЬ») передаст Вам людскую радость пришедшего в село прогресса, озарит Вас ярким светом духовной чистоты в любви и человеческих взаимоотношениях…в те, далёко ушедшие теперь годы…

 

…И снова слышится где-то вдали:

-А помнишь, кума…как у нас в деревне радиво образовалось? …Оно, конечно, это всё бесовщина, но преинтереснейшая штуковина. – Дедушка-Лёва почесал затылок, по-молчал с полминуты, вздохнул и в продолжение начатого разговора, а может быть, и вовсе в его окончание, заявил: – Я, конечно, всего этого совсем даже и не признаю. И грешно это, но для людей оно всё-таки пользительное дело, хотя вроде бы и ни к чему..

И было не понятно, одобряет ли он, осуждает ли новшество того времени в деревне.

Сейчас до этого самого радио из власть имущих и дела-то нет, да и… провода «дельцы» поснимали да на цветной металл посдавали за хорошие денежки (жить-то надо – вот и воруют у себя же…), а вот тогда… в то время…

...Председателем колхоза имени Кокорина тогда уже был избран Аркадий Горшков, а бухгалтером работала Мария Ивановна Парамонова. Они-то и уговорили правление колхоза приобрести, никому тогда неведомую, по нынешним-то временам совсем немудрёную, а по тогдашним – диковинную аппаратуру.

Пригласили из райцентра мастера для наладки в работу этой самой диковинки. Ждали-то солидного, умудрённого опытом мужика, а приехал … озорной, совсем ещё молоденький парнишка – Алёшка Заливаев. Прямо-таки и фамилия-то соответствовала его поведению и характеру…

Приехал и предстал в конторе перед председателем этаким ухарем – фуражка на правую бровь надвинута, к фуражке приколоты незабудки, сорванные в поле по дороге в деревню. Из под фуражки пушистый русый чуб волной колышется. А глазами так озорно по сторонам стреляет, что позднее, по проживании в деревне, не одной девчонке деревенской сердце «прострелил». Но одна из дёминских девчонок и его самого «пристрелила», навеки его сердце в своё перевела и хозяина в свою деревню навсегда прописала.

Но это сталось позднее, а в тот день он, Алёшка, и задание районного начальства исправно выполнял, и сам покрасоваться перед жителями деревни, в особенности перед девчонками, имел желание превеликое, что и не преминул осуществить в первый же день своего пребывания по прибытии.

-Товарищ председатель! – начал он громко и торжественно, чётко выговаривая сло-во за словом, как будто на параде каком докладывает, - Мастер-радиотехник Заливаев по поручению районного отдела культуры, по Вашей просьбе прибыл для привнесения своего посильного вклада в развитие культуры на селе!

По всему виду, говорил он самым серьёзным тоном, а большие голубые глаза так и иск-рились, так и сверкали озорно, что не понять было – всерьёз он, или насмешливо с юмором… А потом, вдруг, очень просто и всерьёз, безо всякого озорства, спокойно так закончил:

-Вот приехал к вам радиоприёмник установить и настроить на рабочий лад. Приглашали?

Председатель постучал пальцами по столу. Кашлянул. Глянул недоверчиво на Алёшку.

-Приглашали. Так ведь мастера…

 

Запрашивая в районе мастера по радиоделу, председатель рисовал в своём воображении солидного, пожилого, усатого мужика, в очках, с чемоданом, в котором лежало бы неисчислимое множество инструментов, всяких, незнакомых до селева, деталей. Он даже не один день обдумывал, как встретить, что сказать, о чём поговорить с таким уважаемым человеком, как мастер-радиотехник. А тут… На, тебе! Явился какой-то взбалмошный мальчишка всего-то с чёрной кожаной сумочкой, болтающейся на запястье руки, в которой и поместится-то всего лишь пара отвёрточек, да, может быть, ещё небольшие плоскогубцы-кусачики (что так и было…).

«Уж не подвох ли какой?! – с беспокойством подумал председатель. – Может быть подшутить решил, стервец, прослышав, что мы купили радиоприёмник, да мастера ждём. – Надо бы попроверить, позвонить в райён… А то, не дай Бог, ещё и радиоприёмник угробит. Дело-то не шуточное. Ведь денежки колхозные вложены, да и не малые. Тут спешить не след…»

Но и «попроверить»Алёшка председателю не выделил время, и посомневаться вдосталь не дал…Он так внушительно и проникновенно, тоном, нетерпящим каких-либо возражений, заговорил вновь:

-Вижу. Вы, товарищ председатель, ко мне недоверие питаете. Сомневаетесь в моём умении установить дальнюю радиосвязь, то есть, настроить радиоприёмник на нужный диапазон, сочетания передающей и принимающей радиостанций в едином трансля-ционном режиме. Это вполне естественно! Вот я сейчас Ваши мысли угадаю, да и вслух их выскажу при всех. Вы, товарищ председатель, сейчас думаете: «Кого это мне подослали?! Какого-то мальчишку лопоухова! Да ни хрена он не сделает! Мал ещё. Тут солидный, маститый мужик потребен, для такого наиважнейшего дела… А у этого – ни годов, ни опыта жизненного нет…». Угадал? А теперь, скажу Вам, при чём здесь жиз-ненный опыт?! Вот Вы мне скажите – у Вас хватит умения, при Вашем-то большом жизненном опыте, эту технику в работу запустить без специальных на то знаний? Вот то-то и оно, что эти познания нужны. И не важно, заложены ли они в голову со-лидного человека, или в башку таких, как я. Так вот! У Вас хватает ума руководить кол хозом. Вы в этом деле распрекрасно разбираетесь. Честь Вам и хвала. Вы на своём месте спец высшего класса. И мне до Вас в этом деле очень даже далеко и недосягаемо. Пока не осилить. Учиться надобно.

«Ишь ты, как умно шпарит! – подумал председатель, - Однако толковый парнишка…»

А Алёшка всё больше и больше показывал своё красноречие, обескураживая председателя:

-Я в Вашем деле ни бе ни ме не понимаю. Учиться надо. А вот в радиотехнике разбираться меня научили хорошо. И здесь я – на своём месте спец. Ведь колхозники в Вашем деле к Вам доверие имеют, потому как видят Ваше умение руководить. А теперь скажите – почему это надо не доверять человеку, не проверив его на деле? Вот и проверяйте меня на деле! Не справлюсь – тогда и гоните, и называйте шалопаем, пустобрёхом, неумехой, али ещё как сквернее придумаете. А сейчас – будьте добры, предоставить мне возможность выложить на практике то, чему меня учили, за что на меня государство денежки немалые потратило, обучая мастерству радиодела.

-Ну, парень, из тебя целая лекция на морально-психологическую тему «вылезла». – Парировал председатель. – Дай вот тебе, дозволь аппарат дорогостоящий… А ну как ты его, не по умыслу, а по ошибке какой, в негодность приведёшь… Что тогда колхозники скажут?! Он ведь за обчественные, трудовые денежки куплен.

-Ну а что толку-то от того, что эта «дорогостоящая аппаратура» у Вас, от недоверия ко мне, ещё не один месяц мёртвым капиталом пролежит? Что лишние денежки от этого появятся?

-Да оно, конечно, не прибавятся, но и, по крайней мере, не убудут…

-Ну, как знаешь, председатель. Дело Ваше хозяйское. Не доверяете – воля Ваша. Мне, конечно, обидно от Вашего недоверия. Да и на работе скажут не сумел, не справился…

А другого мастера в районе всё равно пока нет. Так что хотите - принимайте мои услуги, хотите – ждите, когда появятся, у таких как я мастеров, усы и борода лопатой…

Председатель встал. Закурил. Подошёл к окну. Посмотрел во двор конторы. Там, в палисадничке, собралась кучка колхозников и ватага ребятишек.

В деревне уже прослышали, что приехал мастер «учить подсолнух разговаривать». Всем нетерпелось «послухать энту сказку» наяву. Громко переговаривались, спорили:

-Не-е-е! Это всё чепуха на постном масле! Какая-то тарелка, прямо-таки подсолнух, да слова изрекать способна… Не-е-е! Энто всё враки! Мозги пудрют!

-Да ты, Алексаха, всю жисть какой-то неверующий. Я ишшо помню как ты всё твердил, что без царя невозможна жисть, потому как управлять некому будить, а без управы народ не могёт, Ему управа надобна, а так, вроде бы, и пропасть недолго. А вот видишь – живём же! Ничуть не хуже ранешного. А я вот и чичас думаю, что всё сделается и будет всё как следно-быть. Ить вот живём же без царя, хоть и шибко сумлевались.

-Ну да ты, Петруха, тоже сравнил. Там одно дело, а тут совсем другое. Я вот тоже Алексаху поддерживаю. Как ето бездушная штуковина разговориться может? Ребя-тёнка, живого человека и то годами учат разговаривать. Скотина вон – живая, всё понимает, а сказать по-нашенскому не сподобится. А тут… Не верю я в енти сказки! Не верю и всё тут!

-Ну мужики! Ну дурни! Да оно и понятно – дальше огородов своих уж с первой Ерманской нигде не бывали, ничего не видели и не слышали. Вот ни во что и не верите. А я вот верю! И вы поверьте! Будет энта штуковень балабонить! Будет! И петь будет! Вот давай с кем поспорим на четвертину! Кто смелый неверующий?

-Да не дури ты, Петруха, мужиков! Они верно говорят – ничего из той сковородки не получится! Только денежки наши трудовые зря ухлопали. Председателю што? Он хребёт не гнёт. Ему наших денежек не жалко выбросить на ветер. Купили и выбросят ни за что ни про что. А может ишшо и в кармашки с бухгалтерисой кое-что положили, а железяку негодную прикупили для отводу глаз…

Председатель резко отстранился от окна. Обернулся и пристально посмотрел на молодого мастера:

-Ну вот что, парень! Ждать несколько месяцев мне недосуг! Чтобы Москву мы услышали уже на этой неделе! И речи, и музыку, и песни, и всё, что в этой чертовщине заложено! И чтобы громко и внятно услышали колхозники! Это тебе мой боевой приказ стратегического назначения!

Помолчав, председатель уже тише продолжил:

-На постой тебя определим. Продукты выдадим. Обижен не будешь. При успешном завершении дела, в премию ведра мёда не пожалею. А не справишься… беги бегом домой пешком, по-задам, по-заогородами, чтобы тебя ни одна душа не видала, да не дай Бог(!) мне на глаза попасть. Сегодня отдыхать. А завтра с восьми – за дело. Сколько тебе времени надобно, чтобы эту штуковину «разговорить» ?

-Да всего-то ничего. За полдня управлюсь. Антэнну натянуть, да подключить, настроить. Жерди длинные надо и проволоки медной метров тридцать.

-Будет тебе проволока и всё, что скажешь. А времени не полдня, а день…Нет! Полтора дня. После завтра – воскресенье. Сделаем в колхозе выходной день, хоть и не время отдыхать-то… Объявим всем. Люди соберутся слушать песни, али что там ещё будет… Да не дай Бог опрохвостишься!...

-Да Вы не беспокойтесь. Всё будет нормально. Ведь не в первой уже…

-Ну-ну! То-то же! «Не в первой…» Марья Ивановна! – позвал председатель в свой кабинет бухгалтерицу, - сведи-ка мастера к Федотовне. Я с ней договорился, чтобы он у неё пожил. Продукты выпиши. Не жалей! И мяса, и молока, и… Ну в общем всё, как полагается. А ты, мастер, как тебя?

-Алёшкой меня прозывают.

-А ты, Алексей, не болтайся по деревне-то, а хорошенько поразмысли, как и что надобно завтра сделать, чтобы и меня не подвести под манастырь, и себя в лучшем виде показать, славу мастера возыметь в глазах наших деревенских.

-Да уж, как-нибудь, слажу. Не в первой. Будьте спокойны! В своём деле не хуже Вашего разбираюсь – огрызнулся Алёшка, - можете спать спокойно.

-Да ты норов-то свой передо мной не выказывай! Погляжу ишшо, что из тебя в деле получится! Больно уж самоуверенный на словах-то…

-От того и «самоуверенный», - передразнил председателя Алёшка, - что знаю свои возможности. А вот Вы, Аркадий Владимирович, не самоуверенно разговариваете с колхозниками, когда твёрдо знаете, что правы?! – не унимался Алёшка, не желая сдавать своих позиций.

-Ну! Бесов ребёнок! Тебя не переговорить. Да и недосуг мне с тобой балясничать. И так вон сколько времени на тебя потратил. Ступай на постой! Федотовна заждалась.

-Уже иду, председатель! Уже бегу! А вот слухать я тебя всё равно не стану – кинул с порога Алёшка, переходя на ТЫ, - потому как, хоть ты и председатель, но ещё не отец родной, чтобы надо мной строжиться. И сегодня же пойду в клуб ваш сельский. Да и танцульки с молодёжью устроим. А поразмысливать мне не об чем. Всё давно поразмыслено, председатель! Не в первой…

Алёшка выскочил из председательского кабинетика:

-Я готов, Мария Ивановна. Можем отбывать на временное проживание, как здесь говорят «на постой», к вашей Федотовне. Она тётечка очень или не очень строгая?

-Да не тётечка, а баба-Лепестинья.

-Во! Имечко! И не выговоришь. Это что же, её в детстве родители Лепёшечькой называли?

И ещё что-то говорил Алёшка, но председатель уже не слышал разговора удаляющихся степенной бухгалтерицы и взбалмошного Алёшки.

«Да-а-а. однако, он парень башковитый. Коли к таким мастерским делам приставлен – раздумывал председатель. – Иш-ты! «Не в первой…» Потрепаться любит, но, однако, кумекает в своём деле. Уж больно уверен в своих знаниях. Да, похоже, и не врёт… Ну да увидим что и как. Только бы запустить этот агрегат. Только бы не опростоволоситься. А то ведь потом от стыда, да позора перед людьми хоть убегай куда, вперёд того парнишки… Ну да ладно! Говорит же « не в первой»…

…Председатель в эту ночь почти не спал. Шуточное ли дело – услышать голос далёкой Москвы! Да где?! Здесь на окраине России. В глухомани. В затерявшейся среди гор и лесов деревеньке… Да и сомнения не покидали. В Алёшке он уже не сомневался. А вот, ну-ка да что с аппаратурой не в порядке… «Ну да ничего! Алёшка парень, видать башковитый – вновь успокаивал себя председатель, - разберётся…»

А Алёшка, познакомившись с бабой-Лепестиньей, сразу же сам себе заявил, что «…бабуся очень даже приветливая и добрая…»

В свою очередь, Федотовна призналась себе, что «…паренёк ничего…сразу же по душе пришёлся… весёленький такой, да бассенький…( простонародное деревенское т.е.от слова красивенький, прим. Автора).

А уж когда Алёшка, пообедавши, стал по двору прохаживаться, да по-хозяйски, то лопату к месту пристроил, то топор взялся точить, то, вдруг, попросил метёлку и двор подмёл, то у Федотовны умилению вовсе не было границ…

«Вот бы моей внучке-Машеньке такого жениха, да в мужья…Ух и парочка была бы! Не налюбуешься! – Размечталась Федотовна, - я бы им ничего не пожалела. И дом, и хозяйство всё в наследство подписала бы. И… сундук свой со старинными снаряжениями только им позавещала. Там ведь… у меня все ещё моей бабушки вещички диковинные. И дедовы снаряжения там же. Вот бы Машеньку с этим Алёшкой в те снаряжения одеть, да под венец… Жаль вот только церковь теперь не работает…разграбленная…». И, уже не замечая, вслух заговорила:«Да-а! Поразграбили-и…Всё поразграбили! А Она всё равно вон какая гордая, отовсюду видная на бугру стоит, возвышается величественно, хоть и поруганная… Знали люди, где надобно церковку строить…»

-Баба-Лепестинья! Вы что-то сказали, или поговорить со мной хотите о чём-то? – услышала она голос Алёшки и быстро заговорила:

-Да я говорю, Алёша, что скоро скотину пригонят. Отдохни уж чуток. Заработался. Молочка вот потом парного попьёшь, а пока отдохни.

-Спасибо, баба-Лепестинья! А что Вы рано спать-то ложитесь? И закрываетесь ли к ночи на запоры?

-Да что ты, сынок! Какие у нас в деревне запоры?! Мы когда в райцентр уезжаем и то избу-то только на закладушку запираем. У нас здесь тихо. Все друг друга знают, все друг другу доверяем. Слава Богу пакости нет. Да и присматриваем один за другим, чтобы чего ненароком не приключилось. Вон позавчера к Улите, это вот туда правее со седка живёт, свинья Мотькина в огород залезла, так хорошо, что я её заметила, да едва выгнала из огороду-то. а ежели бы не я, то картошку-то повырыла бы та свиньёшка, али ишшо што натворила. Вот я Улите помогла, её-то дома небыло, она за ягодами ходила, а в другой раз она приглядит за моим домом. Так вот и живём. А как же иначе?! У нас в деревне – все так. Друг друга приберегаем. От кого же запираться-то?

-Баба-Лепестинья, а что если я в клуб схожу? Когда вернусь я Вас не очень потревожу?

-Дак-ыть, почему бы и не сходить. Дело-то молодое. Ступай, сынок. Не беспокойся. Не потревожишь. Я вот тебе под крышкой на сеновале постелю. Лето ведь. Прелесть одна на сеновале-то поспать. Вот ты как придёшь из клуба, так и ложись себе, да и спокойненько посыпай. А я в избе. Вот и не потревожишь. А здесь вот на лавочке я тебе поставлю крынку с молоком. Ты молочка попей да и на боковую. Оно и пользительно, и не голодно будет. С вечёрок-то придёшь – проголодаешься… Утром-то тебя разбудить, али сам встанешь? К скольки тебе в контору-то?

-Да председатель велел к восьми подходить.

-Ну прослежу, чтоб не проспал.

Алешка быстренько умылся, тщательно причесал свой русый чуб и отправился в клуб.

Там-то он и познакомился с Машей – внучкой Федотовны, да и с первой встречи приглянулись друг другу… После-то Алёшка, почти каждый выходной, приезжал в деревню, а в Октябрьские праздники (в годовщину Октябрьской Революции) сыграли свадьбу. Сбылась-таки мечта Федотовны. И жить они стали у неё же…Но это позднее, а в тот вечер – первой их встречи, они долго бродили по пригоркам деревенской окраины… И, как будто давнишние знакомые, говорили и говорили…Разговоры эти были не тягостными, слова сами лились, без мучительного подыскивания нужных, как это иногда бывает у вновь познакомившихся…

…Не заметили, как на Востоке заалела заря…Спохватились, что так долго гуляли, когда уже стало совсем светло и бегом побежали в деревню. У калитки Машиного двора Алёшка придержал её за руку… Глаза его сверкали, как огоньки, словно в них отразились первые солнечные лучи летнего солнца. Он легонько притянул к себе Машу и поцеловал в губы. Та, не ожидавшая такого от Алёшки, ойкнула, отстранилась от него, но… не убежала.

-Ну зачем ты так-то?! Не дай Бог кто увидит… Ещё засмеют…

-Да кто же увидит-то?! Сейчас все дрыхнут, самые сладкие минуты сна. И… для молодых, не спящих всю ночь, они тоже самые сладкие, перед расставанием-то…

Алёшка немного помолчал, затем, как-то робко так спросил:

-Машенька! Можно я буду к тебе приезжать?

-А для чего, Алёша?

-Да так… Ну это.. Я вот… - залепетал он, как мальчишка детсадовский, - Это… Ну… Просто хочется видеть тебя.

-Ну если хочется видеть – то можно. А твоя девушка не обидится?

-Да нет! Не обидится. Некому обижаться-то У меня, Машенька, никого нет. Я так вот считал, что никогда с девчонками дружить не буду. Я с девчонками даже за одной партой в школе не хотел сидеть. А вот встретил тебя и хочется видеть… Сразу во мне что-то жаром запылало - признался Алёшка, - даже из деревни уезжать не хочется.

-Ну не хочется, так и не уезжай, - с озорством заговорила Маша, оставайся у нас в деревне. Работы вон сколько! И тебе найдётся. А лодырничать не будешь, так и почёт люди окажут…

-Не-ет! Пока нельзя. Меня учили. Теперь отрабатывать надо. Денег на меня отдел культуры много затратил, на моё образование по специальности. Нельзя подводить-то. Не честно это Я по этому делу пока единственный специалист в районе. А вот приезжать стану, если разрешишь.

Маша опять улыбнулась. Видать разговор этот ей по душе пришёлся…

-Ну что ж, коли есть охота километры отмеривать, то приезжай. Хоть приезжай, хоть пешком приходи…

-Приду, Машенька! Пешком прибегу, если не на чем будет приехать!

Он снова приблизился к ней. Маша его не оттолкнула, не убежала, а тихонечко прижалась к нему. А он обнял её и крепко поцеловал…потом ещё и ещё…

-Ну хватит, Алёша! А то ведь и впрямь кто увидит. Утро уже. Скоро деревня просыпаться станет. А посмеяться-то здесь и впрямь могут. В особенности те…кому я не единожды от ворот поворот показала. До свидания , Алёша!.

-До свидания, Машенька! Завтра приходи в контору, я тебе покажу, как радиоприёмник в работу надо производить.

-Да мне, Алёша, вроде бы это и ни к чему совсем. А вот когда сделаешь – послушать приду. Уж больно это интересно. А сумеешь заставить его говорить? У нас в деревне уж больно сомневаются, что тот подсолнух что-то изрекать способен. Да и в тебя не верят. Как только узнали, что «какой-то парнишка приехал железяку учить говорить», так вон на ферме все хихикают: «Тоже мне! Прислали мастера. Он ещё ходить-то только вчера научился…», «У него ещё молоко материно на губах не обсохло, а туда же – «мастер»… «Да он поди, ишшо и сам-то не слыхивал, как те сковородки балабонят…» А больше всех Фрол Потанин надсмехается. Он и Советскую Власть до сих пор не любит, и как где что-то не так получается – он прямо довольнёхонький ходит… Ты, Алёша, сумеешь всё по-путнему сделать?

-Машенька! А ты сама-то в меня веришь? Ты-то как думаешь? Если меня учили, да ещё в такое время, то смогу ли я позволить себе не оправдать это доверие. Ведь на весь район один! Хоть и молод я ещё мастером-то называться, так ведь не в первой уже… Получалось же…

-Да я-то, Алёша, не в счёт. Я своё дело на ферме знаю. И не плохо. Вот в передовиках хожу, в комсомол приняли. Я-то верю, что новое всё равно приживётся, хоть иногда и с трудом не малым. А ведь много людей и не верят. Да ведь, опять же, и трудно поверить во всякие диковины. А теперь вот смотри, что ни день – то что-то новенькое… Алёшенька! Ты уж не подведи! Сделай всё, как следно быть. Чтобы всё хорошо получилось, а то этот Фрол станет потом по деревне ходить, да злорадствовать: «Я же говорил, что ничего не получится…Я же говорил, что председателю наших денежек трудовых не жалко…». Ты уж, Алёшенька, постарайся, чтобы и председателя не подвести, и себя лицом в грязь не бросить, да и этому Фролу надо нос утереть, не дать ему порадоваться.

-Постараюсь, Машенька, ты не сомневайся. Всё будет как надо. Не в первой…

-Ну ладно, Алёша, пора по домам. Утро уже , а мы ещё и глаз не сомкнули. Скоро уж на ферму…Доярки да телятницы у нас чуть-свет на работу бегут. Я-то сегодня и не засну уже…

-Да почему же, Машенька?!

-Да вот потому… Много парней ко мне не по одной неделе дорожку торили, а всё одно не к душе были, не для меня, не по мне… А вот сегодня не засну… Ну всё! До свидания! – сказала, как отрезала Маша и потянула свои руки из Алёшкиных.

-До свидания, Машенька. Вечером -то встретимся? Где?

-Если захочешь – встретимся…- как-то загадочно произнесла Маша, - а где – сердце твоё подскажет, если оно всерьёз желает этой встречи. В клуб я не приду. Ищи где-нибудь в другом месте. А где не скажу. Пусть твоё сердце само подскажет, если всё всерьёз, - повторила Маша и легонько отстранила от себя Алёшку.

Но он снова потянулся к ней, крепко прижал её к своей груди и начал неистово целовать её глаза, щёки, губы…

Маша какое-то мгновение не сопротивлялась, а потом оттолкнула его от себя, чуточку постояла, вновь прижалась к нему, поцеловала и бегом убежала во двор, даже не закрыв за собой калитку.

Алешка, оставшись один, стоял ещё несколько минут не шелохнувшись, такой счастливый, одурманенный непонятным ему до сего времени чувством сладостного внутреннего состояния… Затем крутанулся вокруг своей оси несколько раз и пошёл… Нет! Не пошёл, а будто поплыл, не чуя ног, к домику Федотовны. «Алешка! Неужели это ты?! Неужели тебе и впрямь хорошо от встречи с этой девчонкой?! Ведь ты же терпеть не мог всех «этих с косичками»! Так что же с тобой приключилось ? – Пытал он сам себя, - Неужели она тебе и впрямь так понравилась?» «Понравилась! Пон-равилась! Не крути душой-то! Признайся – сладостнее этих часов, проведённых с ней, у тебя ещё никогда не бывало! – от куда-то из далека говорил кто-то другой Алёш-киным голосом– Ты теперь, дорогой, не то, что приедешь, а пешком прибежишь сюда!»

Уснуть, конечно же, Алёшка тоже не смог, хоть и улёгся на приготовленную Федотовной постель на сеновале. И чуть только появились утренние лучи июльского солнца, соскочил с сеновала и помчался к умывальнику припевая:

«Утро красит нежным цветом

Стены древнего кремля…

Просыпается с рассветом

Вся Советская страна.

Кипучая, могучая, Никем непобедимая,

Страна моя, Москва моя – Ты самая любимая!»

Федотовна, проснувшись уже по привычке в своё время, заслышав позвякивание умывальника, ещё не вставая с постели, подумала: «Экий беспокойный парнишка…Ишь ты! Заботливый. Видно к работе приучённый. Беспокоится о своём деле. Не спится даже. Ишь ты! Экую рань поднялся… Молодец!»

Ей и невдомёк было отчего Алёшка в такую рань песенки напевает…

Федотовна встала, заправила кровать и вышла во двор.

-Алёша! Чевой-та ты такую рань вскочил? Поспал бы ещё часок-другой. Ишшо бы успел в контору-то.

-Да вот не спится, баба-Лепестинья. Давайте я Вам что-нибудь по хозяйству помогу.

«Экий чудный парнишка, - вновь умиленно подумала Федотовна, - И не спится ему, и всё помочь норовит. Ладный парень. Вот бы Машеньке нашей такого…», а вслух сказала:

-Ну, коли не в тягость, так вот поколи чурочки дров. Привезли, распилили, а Ивану, это племяш мой, всё недосуг прибежать да пораскалывать. Он бригадиром работает. Всё в поле, да в поле. Корм скоту заготавливают к зиме. От зари до темна в поле. Да оно ведь если сейчас кормов не заготовить, в этакие-то погожие деньки, то это уж вовсе надо лодырем быть, да и совсем бесхозяйственным. Такие вёдренные дни стоят, что грех большой будет, ежели колхоз кормов не заготовит да скотину на голодный паёк в зиму обречь… Вот и в поле все, кто могутной. И Ванюшка там вместе со всеми. Он руководитель. Ему никак нельзя дома отсиживаться. Надобно пример в труде показывать. Иначе какой он руководитель?!

Федотовна, ополоснув лицо холодной водой из умывальника и утершись льняным полотенцем, взяла ведёрко и пошла через огород на лужайку, где её поджидала, никогда летом не загонявшаяся во хлев корова.

Алексей же, взяв колун, стал раскалывать, хорошо поддающиеся, берёзовые чурки. Он ловко помахивал колуном, убавляя кучу чурок и прибавляя ворох поленьев, а сам с наслаждением припоминал все подробности последних семи часов, проведённых в этой деревне.

Федотовна подоила корову и с полным ведром молока вернулась в дом. Слышно было журчание процеженного в кринки молока.

-Ах ты, Боже мой! – донеслось из сеней, - да где же у меня ещё-то одна?... Вот запамятовала! Да я же её с молоком для парня на лавке оставила. – и вышла за кринкой во двор, - Э-э! Да что же ты, сынок, даже не притронулся к кринке-те. Не гоже так стесняться-то.С голоду примориться можно так-то. Бросай робить! Вон уж, почти все, расколол. Хватит на сегодня! Иди в дом! Завтракать пора. Да и время уже в контору бежать. Бросай, бросай! Иди молочка парного попей. Парное-то оно очень даже пользительное.

Алёшка ещё с минуту помахал колуном, затем положил его на полку в предбаннике. Наскоро позавтракав и выпив кружку молока, побежал в контору. А по дороге всё думал о Машеньке и о том, какие неповторимо-прекрасные чувства всколыхнула в его груди встреча с ней… Он так увлёкся своими мыслями, что не заметил как дошёл до конторы и у калитки чуть-было не столкнулся с председателем, который уже успел побывать на ферме и спешил в контору, не столько по делам колхозным, сколько проверять – не проспит ли парнишка, да и с интересом приобщиться к делам мальчишки-радиотехника, к которому всё ещё питал некоторое недоверие.

-А-а-а! Алексей! Здраствуй, здраствуй! Как ночевалось? А что это ты так буром прёшь, как ровно танк?! Не пьяной ли спозаранку-то?!

-Не-е-е, председатель! У вашей Федотовны бурёнка трезвенная. Стало-быть и молоко, которым меня с утречка угощали, тоже нисколечко градусов не содержит. А спиртного я с детства не переношу.

-Ух, ты! Какой большой вырос. «С детства не переношу…» - передразнил председатель, - да ты ещё когда из детства-то выйдешь?! Тебе бы ещё и сейчас бегать да играть…

-А я так и делаю, председатель. Бегаю и играю… в футбольной команде…

-Экий ты, Алексей, разговорчивый! Ну на всё-то у тебя ответы заготовлены. Прямо как заводной какой.

-Да не приготовлены у меня ни какие ответы. Они у человека должны рождаться всякий раз по обстоятельствам в каждом конкретном случае.

-Этт-ты правильно, парень, рассуждаешь. Но только давай этот разговор на «потом», до поры-до времени отложим, а сейчас делом займёмся. Чай тебя сюда прислали не со мной спорить, да балясничать.

-Верно, председатель. Давайте сюда агрегат. И стол для сборки аппаратуры мне надобен. Да и место укажите, где будете хранить радиоприёмник и где хотели бы закрепить звуковую часть. Опять же две жердины подлиннее приготовили? А проволока где? – уже со знанием дела и со строгостью мастера требовательно и властно изрекал Алёшка…

Председатель, сам не замечая того, стал исполнять все Алёшкины требования. Он вытащил из железного сундука аппаратуру, батареи питания. Указал Алёшке место хранения их в нижнем отделении бухгалтерского шкафа.

-А эту сковородку…ну как ты говоришь звуковую часть, прикрепим…прикрепим…Да вот здесь и прикрепим! Здесь вот на косячке окна у створки и прикрепим. Так, чтобы можно было открыть окошко, да и пусть себе слушают все, кто захочет. Здесь вот в палисадничке и пусть слушают. Там и скамеечки есть. Кто постарше, да немогутной – на скамеечках усядутся.

А жерди… Жерди Санька должон привезти.

-Должон привезти, или привёз? – уже со всей строгостью вопрошал Алёшка.

-Сейчас проверю, - соскочил с места председатель и поспешил к двери, как будто не этот мальчишка-Алёшка спрашивал, а сам председатель райисполкома, находу себя вопрошая: «Как же это я сразу-то не проверил? Эх маху дал! Не проверил…Иш-ты! Ишшо молоко материно на губах, а туда же – строжится. Да ведь, наверное, и правильно – ведь мастер. И ему надобно всё, как требуется для исполнения своего дела, - продолжал раздумывать председатель. – Хорошо, что ещё в конторе никого кроме нас не было, а то прямо срамота одна. Не проверил… промахнулся…А если бы при колхозниках?!...Ведь и засмеять могут – парнишка помнит, что ему требуется для дела, а председатель про ферму, про конбазу, про сенокос помнит, а про какие-то жерди – забыл…Да-аа! Промах…

Председатель выскочил в палисадник, подбежал к ограде и с облегчением вздохнул – две, чисто ошкурёные, жердины лежали у ограды. Он развернулся и так же быстро пошёл к сарайчику. Открыл дверцу и ещё раз вздохнул облегчённо и тихонько улыбнулся. Всё было исполнено, как и давал наказ Тимофею Позднякову. Председатель взял моток медной проволоки, привезённый из соседнего совхоза и понёс в контору, «Ишь-ты! Молодец…», неизвестно кого похвалил председатель.

-Вот, Алексей, проволока! И жерди приготовлены. Вон мужики подходят. Указывай где что надо делать, где эти самые жердины ставить. В общем ты мастер – вот и командуй, а у меня и без твоей работы дел не впроворот, председатель вышел во двор конторы, где каждый раз ранним утром проводил «пятиминутку», выслушивая доклады бригадиров полеводства и животноводства, о проделанной работе за прошедший день и планах на предстоящий день, корректируя их своим, председательским видением первоочередных задач.

Алёшка быстро разобрался с Инструкцией, что была вложена в ящик с радиоаппаратурой и уже отчётливо представлял что и как надо делать, чтобы «заставить» радиоприёмник заговорить. У него совсем не осталось ни каких сомнений, потому как с такой аппаратурой он работал уже не единожды. Пока председатель « вёл планёрку», Алёшка установил аппаратуру, соединил со звуковой частью, подключил батареи питания. Всё было готово к пуску.

Оставалось только выбрать верное положение и првильно установить опору (приготовленные жерди), да, натянув, подключить антенну.

Алёшка опять вспомнил слова:«…Ты уж, Алёшенька, постарайся… не подведи председателя и себя…».

В конторе ещё никого не было (все были во дворе) и ему так захотелось хоть как-то проверить исправность аппаратуры и пригодность её к работе, что он не утерпел и закрепил конец мотка медной проволоки в гнездо для антенны. Затаив дыхание, щёлкнул ручкой включателя, медленно повернул регулятор громкости в максимальное положение и приложил ухо к репродуктору. Лицо его расплылось в широкой улыбке… «Не подведу! Не подведу, Машенька! Теперь уж не подведу!»-твердил он мысленно.

Там, в репродукторе, где-то очень далеко чуть слышно лилась музыка в перемешку с шуршанием и потрескиванием. Но он-то, Алёшка, хорошо знает, что это уже полная гарантия тому, что радиоприёмник чётко заработает, как только будет правильно установлена антенна приёма радиоволн. Теперь он не спешил, наоборот как можно дольше «растягивал» время.

Он верил, что Машенька обязательно придёт в контору, закончив работу на ферме.

Алешка верил и мысленно дал себе клятву, что первые звуки этого радиоприёмника из всех жителей деревни услышит Машенька.

…А на крыльце уже послышались шаги бухгалтерицы:

-Доброе утро, Алексей! Как ночевалось? А ты молодец! Витюшка мой говорит, что вчера в клубе было много интереснее, чем в прежние вечера. Говорит ты их научил играть в какие-то там новые игры. А ещё Витюшка шибко восхищался, что ты и на гармошке и на балалайке много и хорошо играл. У кого научился-то? Небось в семье кто-то играет? Алёшка, вдруг, нахмурился и с какой-то глубокой грустью промолвил:

-..Играли…и пели… Вот и меня научили… Да и учиться-то нечего было, Я, как помню, только говорить научился, то и играть начал. Оно как-то само-собой получается. Ну вот с детства разговаривать учить ведь нет специальной науки. Так и играть у нас в семье начали с детства, не проходя специальных наук…

-Выходит – это талант врождённый чтоли?

-Выходит так… Выходит…

-Ну а с этой штуковиной-то? Справишься?

-Ну а как же?! Не в первой… Чай не зря такие деньги на меня, на моё обучение затрачены.

Со двора послышался голос председателя:

-Мастер! Подь сюда!

Алёшка выскочил во двор. В глазах его опять засверкали озорные огоньки…

-Слухаю Вас, товарищ председатель! – заговорил он вытянувшись, стоя «по струночке», чуть приподнявшись на носках ног и приложив руку к козырьку фуражки. Сейчас ему всё больше и больше хотелось поозорничать, чтобы как-то утолить нахлынувшую душевную боль, пробудившихся, от разговора с бухгалтерицей, горьких воспоминаний…

Чтобы не расплакаться, ему хотелось «покохмить», а может быть, даже и дерзко подшутить над кем-нибудь. И этот кто-то стал председатель.

-Я весь внимания, товарищ председатель! Я при исполнении своих обязанностей и поручений моего начальства. Сегодня я в полном Вашем распоряжении. Приказывайте. Все Ваши пожелания для меня закон и они беспрекословно будут исполнены! Все Ваши приказы для меня двойной закон. И все они будут безоговорочно выполнены, если, конечно, не протииворечат основным законам Советского государства. Слушаю Вас, мой повелитель!

Присутствующие во дворе конторы вначале ничего не могли понять, а когда определили, что это явный юмор, тихонечко запосмеивались, а потом все дружно и весело засмеялись. А председатель, не то сконфуженно, не то с пониманием этого юмора, вроде бы строго и назидательно, без малейшей злобы прикрикнул:

-Ну ты, клоун! Хватит комедь-то ломать! Лучше скажи как там у тебя дела, да что тебе надобно для дальнейшего исполнения в наилучшем виде твоей работы?

Но Алёшку уже никто и ничто не могло остановить, никакие окрики и угрозы. Весёлое озорство так и плескалось из него, как вода из переполненного ведра, в то время как в глубине глаз оставались боль и затаённая грусть…

-Дела, товарищ председатель, идут как никогда прекрасно и по намеченному Вами с моим участием плану. И должен Вам доложить, даже с опережением установленного графика. Свою пятилетку готов выполнить на полгодика раньше! Но для этого нужно двух-трёх дюжих мужиков, а лучше парней, дабы они помогли установить опоры антенны приёма дальней радиосвязи.. А после этого как раз настанет время обеда. Следовательно, это важнейшее мероприятие откладывать тоже не гоже. Надо учитывать простую истину: в здоровом теле – здоровый дух. Здоровый дух очень и очень важен для развития человечества. А здоровье, как известно, в немалой степени зависит от правильного и своевременного питания. Да и выпить бы не грех…кружечки две целебного напитка, называемого в вашем прекраснейшем уголке земной природы молоком, а в районном центре – молочком. А ещё…

-Ни каких ещё! – рявкнул председатель, - Ни каких ещё! Ты не в цирке. И клоунаду разводить здесь не позволю! Давай посерьёзнее! Вот механик тебе в помощь остаётся. Он сделает всё, что необходимо для серьёзной работы. А ты делай своё дело так, как положено мастеру! А мы с колхозниками твою работу будем принимать завтра же с утра и определять мастер ты, али и впрямь клоун. Если признаем тебя мастером – то так и скажем, а если из тебя ничего не получится мастерового, то прикажу принести из склада краски и разрисуем как клоуна. Вот тебе и весь сказ и вся твоя клоунада! Ты, Иван, - обратился председатель к механику, - оставайся здесь, а в поле я поеду. Вернусь к вечеру. А ты здесь…И чтобы как-следно- быть! Ну а если в поле потребуется твоя помощь – пришлю кого-нибудь, а если нет – никуда не отлучайся. Поучись как и что…

…К обеду установили антенну. Алёшке нетерпелось испробовать радиоприёмник в надлежащей работе. Но он помнил своё решение посвятить свою работу в этой деревне Машеньке и делал всё для того, чтобы раньше её никто из деревенских не услышал радиотрансляции.

Настало время обеда. Бухгалтерица ушла домой. Мужиков, помогавших устанавливать жерди, механик отправил на их основные работы. Остались вдвоём.

-Алексей! Давай попробуем включить приёмник – попросил механик.

-Да что ты, Степаныч! Что ты! Нельзя! Ещё не всё готово. Можно аппаратуру испортить – соврал Алёшка и сделал вид, что делает ещё что-то в аппаратуре.

-Да чего ещё не готово-то? – не унимался механик, Давай доделывать, да послушаем. Уж больно интересно!

-Так ведь работы ещё много. А время уже обеденное. Обедать пора – твердил Алёшка, не зная как избавиться от настойчивого механика.

И неизвестно что ещё бы пришлось придумывать Алёшке, чтобы не дать возможности механику первому услышать работу радиоприёмника, если бы не примчался к конторе посыльный парнишка с поля от председателя.

-Дядя Иван! Дядя Иван! Председатель велел срочно в поле ехать. Там какие-то неполадки, поломки. Требуется твоё участие в ремонте. Дядя председатель велел срочно ехать, а то всё остановилось…

-Тьфу, ты!....мать…! Вот всегда так в самый интересный момент тебя дёргать начнут! Вот чёртова техника! Не могла она до завтра-то потерпеть?! Чтоб ей совсем скрозь землю провалиться! – чертыхался механик, - Вот ведь всегда так - с этой треклятой техникой самое интересное без меня происходит. Тьфу-ты! Твою мать! – не выдерживая матерился механик и что-то бормоча, пошёл со двора конторы. У калитки остановился и спросил:

-Алексенй! Тебе ещё-то какая помощь нужна? Поди подослать кого?

-Нет, Степаныч! Никого не нужно. Теперь один управлюсь. Завтра утром приходи радио слушать.

-Ладно! Обязательно приду. Как же?! Непременно приду. Вот надо же! – снова возмутился механик, - На самом интересном месте остановились. Тьфу-ты! – и быстро пошагал прочь со двора.

Наконец-то Алёшка остался один. Он ещё раз тщательно осмотрелся по сторонам – «нет ли кого поблизости?». Убедившись, что близко нет ни одной души – вбежал в контору, с замиранием сердца протянул руку к включателю радиоприёмника. Лёгкий щелчёк… Медленный поворот регулятора громкости и…комнату наполнили звуки музыки. Где-то там, далеко, за тысячи километров отсюда, женский голос выводил:

«…а в терем тот высокий

Нет хода никому…»

Алёшка всей душой, всем своим существом ликовал: Получилось! Всё получилось! Всё как следно-быть получилось! Я же говорил – не в первой…»

А из репродуктора широко и свободно лилось:

«…Я знаю у красотки

Есть сторож у крыльца,

Но он не загородит

Дорогу молодца!...»

Алешка готов был ещё и ещё слушать радио, подпевал и сам, но в его сознании чётко и властно промелькнула команда: «Достаточно! Всё проверено. Всё нормально. Надо чтобы до времени никто не услышал!».Он быстро выключил радиоприёмник. Снова огляделся по сторонам, выглянул на крыльцо. Нет! Никто не слышал. В округе никого…

Алёшка отключил батареи питания, антенну. Вышел на крыльцо и увидел, входящую в калитку, бухгалтерицу.

-Вот хорошо-то, Мария Ивановна! Вы вовремя пришли, а то мне тоже на обед бы сходить, а контору ведь открытой не оставишь…

-Ах-ты, Боже мой! Я ведь совсем забыла тебе второй ключик от конторного замка дать. На вот тебе сразу же, чтобы ещё раз не забыть. Я сегодня пораньше из конторы уйду. У телятниц сегодня будет перевеска телятишек, так я на телятнике должна быть.

-Ладно, Мария Ивановна, я побежал.

Наскоро пообедав, Алёшка пошёл не в контору, а за село к лесочку, где они с Машенькой бродили прошлую ночь.

В конторе ему сейчас делать было нечего – всё было сделано. А здесь ему было легко и приятно от воспоминаний встречи июльского утра с полюбившейся девушкой…

Не замечая времени, он бродил и бродил среди душистых лесных трав, опьянённый их дурманящим ароматом и захлестнувшими до краев сладкими чувствами чего-то неизведанного, но так милого сердцу, тревожного, но в то же время манящего к себе…

Бродил он, наслаждаясь своими новыми внутренними чувствами, до заката солнца.

…А в деревне в это самое время, беспричинно, сам-собою, учинился переполох… Бухгалтерица, не дождавшись с обеда мастера, решила заглянуть к Федотовне и прояснить обстановку.

-Федотовна! Постоялец-то твой где? Заснул чтоли, да проспал вот уже три часа?

-Да что ты, Марья Ивановна! Какой проспал?! Он и утром-то ни свет-ни заря поднялся. А в обед и полчаса не пробыл дома – убёг. Заботливый такой парень…

-Убёг?! Да куда же? Ведь и в конторе его нет и после обеда не был вовсе. Куда же он удевался? Убёг…убёг… Неужто совсем сбёг?! Ничего, знать, у него не получилось вот и сбёг.

-Да нет, Ивановна! Он не такой парень, чтобы сбежать. Да и не может быть, чтобы у него не получилось! Да и весёленький он на обед приходил...

-А вот хочь может, хочь не может, хочь что другое, а думается мне, что сбёг и всё тут! – сделала своё заключение бухгалтерица и ушла к телятницам на весовую. Там она своими сомнениями поделилась с телятницами, а уже через час и на ферме и добрая половина сельчан знали, что у мастера-радиста ничего не получилось и он тайком убёг из села…

…Фрол Потанин, пригнавший гурт коров с пастбища на вечернюю дойку, тотчас же узнал о случившемся из разговоров доярок и не преминул сделать своё заключение:

-Я вам всем в самом начале говорил, что энто – дурацкая затея. Ни в жисть железяка не заговорит, потому, как она бездушная и не способная по-человечески изрекать что-нибудь! А я так думаю – председатель с бухгалтерицей денежки в карманы свои определили, ну а для отводу глаз людских гдей-то на свалке нашли энти железки, незнакомые для нас и подсунули их нам. Я ить об етим давно уж говорю. Ну а мы-то люди доверчивые. Олухи этакие – поверили.

-Да что ты, Фрол?! Ведь и мастер уверял, что будет говорить.

-Да какой это, на хрен, мастер?! Он баламут какой-то. Видели? Баламут и всё тут! И никакой даже не мастер. Это председатель с бухгалтерицей гдей-то в райёне отыскали пацана, да сунули ему несколько рубликов, чтобы он имя подыграл. Вот комедь и устроили. А мы и поверили. А оно вон што получилось…Таперича я так думаю – вывели их «на чистую воду». Таперича им деваться некуды будет. Нет у них ни какого оправдания. И гнать их надобно не токмо что с их высоких постов, но и совсем даже из колхозу, поскольку они наши кровные колхозниковы денежки выкрали. Вот и давайте стребуем срочно созвать собрание колхозниково и раз и навсегда разделаться с энтими расхитителями народного добра. И ишшо надобно стребовать, штобы под суд их! Под суд, стервецов! Под суд отдать и засудить по всем правилам. Засудить и в тюрягу их! В тюрягу! Штобы другим расхитителям не повадно было!...

-Ну ты, Фрол, прямо кровожадный больно. Ишшо неизвестно что к чему, а ты уже и под суд людей, да в тюрягу… Разбираться надо.

-Правильно Митрофан говорит! Надо вначале разобраться. Может вовсе и не председатель виноватый, может быть это тот парнишка ничего несмыслит.

-Да нечего разбираться-то! – стоял на своём Фрол, - Чего разбираться-то?! И так всё понятно и ясно. Да я вам давно говорил, что председателю колхозниковых денежек не жалко, так оно и получается, а вам всё невдомёк. Эк сколько ухряпали на энту сковородку! А где они те балясы, да песенки?! Ни за что вы их никогда не услышите, разве только с горюшка сааме каку споёте…

Мужики и бабы долго ещё спорили и на работе, и дома промеж собой рассуждали о случившемся.

Маша в разговорах и спорах не участвовала, но тихонько, с большой горечью и обидой вспоминала последний разговор с Алёшкой. «…Не в первой… Эх ты! Пустобрёх несчастный! Как у тебя и язык-то поворачивался, говорить такие сладкие речи?! – с болью в сердце думала она, - А я-то так поверила! Ну зачем ты меня так жестоко обманул?! Я ведь и впрямь, наверное, тебя полюбила…А теперь-то что и как быть?».

Но чем дальше она вспоминала прошлую ночь, проведённую с Алёшкой, как они бродили за селом по ночным травам до утренней зари, как ей было хорошо и спокойно с ним, чем яснее она вспоминала утреннее расставание с ним, тем настойчивее и тверже стучало в голове: «Нет! Нет, не может того быть, чтобы он мне говорил неправду! Не может того быть! Это какое-то недоразумение. Я никому не верю! Не может Алёша сбежать! Он от меня сбежать не сможет… Тогда почему всё так получилось? Что случилось? А…может быть… и не случилось вовсе ничего?!... Это кто-то, что-то перепутал, а на самом деле всё вовсе не так. Да! Конечно же, всё не так!» Всё больше и больше эта мысль укреплялась в Машином сознании. И она вновь вспоминала время, проведённое с Алёшкой. И ей вновь хотелось поскорее встретиться с ним, прижаться к нему, погладить его русый чуб, ощутить на своих губах его жаркий и такой сладкий поцелуй…

…Как только солнце «закатилось» (зашло) за горы – сразу же начало темнеть. Алёшка побрёл на квартиру. Федотовна уже подоила корову и, присев на лавочку у крыльца дома, раздумывала: «Да как же так-то? Не-ет! Не должно быть. Алёшка парень самостоятельный, хоть и озорной, Человека сразу видно. Он порядошный. Марья Ивановна какую-то напраслину нагородила…».

Скрипнула калитка. Фендотовна подняла глаза и…привстала со скамейки:

-Алексей! Где это ты так долго замешкался? На работе штолли што-то не получается? «Говорилку» никак не можешь направить, али-как?

-Али-как, баба-Лепестинья! Али-как! – с озорничал Алёшка весело, - Я, баба-Лепестинья, ещё до обеда всё сделал и проверил. Всё получается, как нельзя лучше! Завтра утречком колхозники Москву услышат.

-Вот, вот! Я же говорила! – обрадовано застрекотала Федотовна, - Я же говорила Марье Ивановне, что не может быть, а она одно своё и на всю деревню!...

-Да кто, что говорил, кому и по какому поводу? – никак не мог понять Алёшка.

-Да бухгалтерица наша забеспокоилась, что тебя с обеда в конторе нет и сама себе решила, что у тебя ничего не получилось с этой «говорилкой» и ты из деревни сбёг от позору. А теперь вот вся деревня только про то и трындычит, что ты от позору убёг и што колхозницкие денежки задарма пропали, и председателя из колхозу гнать надо, и што в каталажку их обоих с бухгалтерицей, в тюрьму, стал-быть засадить. Ух! Тут Фрол Потанин такую антимонию развёл, что и страшно слушать… А у тебя вон как всё ладно делается. Ну слава Тебе, Господи! Всё ладно. А то ведь и впрямь председателю-то тоже хоть убегай из деревни…

-А председатель об этом знает?

-Да, наверное, ишшо нет. Они все в поле. Приедут потемну. А как узнает – беда будет. Из деревни убежит, всё бросит и убежит, али ишшо чё…

-Баба-Лепестинья! А ведь это, в общем-то, здорово, что так получилось! Вот завтра утром всем сюрпризина будет! Все думают, что ничего не получилось, а я им ка-а-к включу на полную громкость!... Пусть злопыхатели, да и этот самый Фрол, скушают эту сюрпризину!

Алешка ещё больше повеселел, снова озорно засверкал глазами, запрыгал на одной ноге по двору с присвистом…

-Баба-Лепестинья! А вы никому ничего не говорите, пусть думают, как есть, а сама приходите завтра не позднее десяти часов утром. В это время Москва заговорит. Ну и соседям скажите, будто бы в конторе в это время какое-то наиважнейшее дело разбираться будет. А меня разбудите часиков в шесть, чтобы я незаметно в контору пробрался. Вот я им сюрпризину устрою!

Так и уговорились, затеяв маленькую тайну-«кохму», как выразился Алёшка.

Алёшка ушёл со двора, но не в клуб, а вышел вновь за село и стал с беспокойством поджидать у тропинки Машеньку.

«Но вот придёт ли после того, что приключилось в деревне? – с беспокойством думал он, и сам же себя успокаивал – Придёт! Придёт, если всерьёз неравнодушна ко мне…»

И, конечно же!... Она шла по этой тропинке, тихонечко напевая:

«Сама садик я садила,

Сама буду поливать.

Сама милого любила,

Сама буду забывать…»

 

Алешка вышел из травы на тропинку ей навстречу.

-Ой! – вскрикнула Маша, -Напугал-то как! – а затем строго так заговорила – Не подходи ко мне болтун-пустобрёх! Терпеть не могу тебя! Трепачь! «Не в первой…». Видно ты и девчонкам головы морочишь не в первой. Опозорился сам, опозорил председателя…

Алёшка, хоть и с беспокойством, но выслушивал Машеньку с превеликим удовольст-вием «Говори, говори, милая! Вот я посмотрю на тебя и послушаю, как ты заговоришь через полчасика» Он уже решил повести Машеньку в контору и прямо сегодня же, сейчас, продемонстрировать работу радиоприёмника. А Машенька всё больше и больше ругала его. Алёшка более не мог выслушивать нелестные слова в свой адрес. Он не прерывал её, не оправдывался. Более того, даже не сказал ни единого слова, а, улучив момент, взял её руки в свои. Нежно, но властно привлёк к себе и, прервав на полуслове, крепко поцеловал. И только после этого заговорил:

-Хватит, Машенька, ругаться-то! никого я не обманул, никого не подвёл. И слово своё я сдержал. Сейчас сама во всём убедишься. Я для тебя одной берёг эту торжественную минуту. И ушёл из конторы, чтобы кто другой наперёд тебя не принудил меня к прослушиванию радиопередачи. Я, Машенька, только для тебя берёг эту минуту… А люди…А люди пусть себе говорят, что хотят, до времени!

-Правда, Алёша?! Всё получилось?!

-Сейчас сама всё услышишь. Побежали!

-Я знала! Я знала, Алёша, что ты не сможешь обмануть! Вот Фрол-то опять пилюлю, для себя горькую, проглотит. А то он уж и председателя с работы гнать призывает…

Они, обнявшись, прошли по-заогородами к конторе. Алёшка открыл ключом замок и они прошли в тёмное помещение конторы..

-Ой, Алёша! Я что-то боюсь в такой темнотище-то!- и Маша прижалась к Алёшке.

-Не бойся, Машенька! Ведь ты со мной. Я тебя в обиду никому не дам. Я вот у бабы-Лепестиньи и огарочек приспросил. Сейчас засветим огонёк…

Алешка чиркнул спичкой и комната осветилась сказочно-чудным мерцающим светом. Затем он подключил антенну, батареи питания радиоприёмника, взялся за ручку включателя:

-Слушай, Машенька! Это тебе первый, но не последний подарок… - и щёлкнул выключателем, повернув ручку громкости в среднее положение.

Кто-то невидимый с полуслова заговорил: «…ит Москва. Передаём концерт Лидии Руслановой.»

Раздался весёлый наигрыш гармошки и комнату наполнил высокий, сильный и красивый голос:

«Окрасился месяц багрянцем,

Где волны бушуют у скал…

Поедем, красотка, кататься,

Давно я тебя поджидал…»

Маша стояла не шелохнувшись, как завороженная и слушала, неведома откуда льющуюся песню…Потом сорвалась с места, бросилась к Алёшке, обвила его шею своими руками…

 

…Председатель возвращался домой по-темну. Вдруг, ему показалось, что в окне конторы мелькнул огонёк…

«Откуда там огонь? – с беспокойством подумал он, Неуж-то что загорелось?» и поспешил в контору. Ещё невходя в помещение, председатель услышал какое-то пение. «Что за наваждение?! Откуда здесь в эту пору быть гармошке?! Да и кто это так красиво может петь? Всех поющих в деревне знаю… Это не наша…»

Он тихонько приоткрыл дверь и…, не решившись перешагнуть за порог, так и остался стоять, не желая прерывать прекрасное зрелище…

…Маша крепко обняла Алёшку и сама поцеловала его:

-Спасибо тебе, Алёша! Спасибо, что не обманул и председателя не подвёл! Спасибо тебе за твоё мастерство и за…, за то, что ты появился в нашей деревне! – и снова поцеловала Алёшку…

-Я, Машенька, на то и проходил радиотехнические науки, чтобы делать всё как следно-быть. – с достоинством произнёс Алёшка, - вот колхозникам и председателю завтра сюрпризину подкину. Он, небось, тоже поверил брехунам, что у меня ничего не получилось. И этому вашему Фролу нос утрём. Пусть он свой язык проглотит.

А из репродуктора звучала уже другая песня:

«Ой! Полным,

Полна моя коробушка –

Есть в ней ситцы и парча.

Пожалей , душа-зазнобушка,

Молодецкого плеча….»

«Ай да молодец, парнишка! – с умилением думал председатель, - И с работой справился в лучшем виде, и девчонку окрутить успел. Только бы из деревни не увёз её… Надо как-то не упустить и его самого к нам в колхоз, в нашу деревню заарканить. Подумать надо.. Мастеровой ведь!...» Он тихонько попятился назад от двери, боясь, нечаянно, скрипнуть или стукнуть чем. Председатель больше всего сейчас боялся спугнуть то счастье, свидетелем которого он стал нежданно-негаданно и совсем даже не преднамеренно… Да и настроение его было в самом, что ни-на-есть, приподнятом состоянии. Шутка-ли?! Техника новейшая в колхозе прекрасно заработала, да, опять же, и отношение молодёжи к нему, к председателю, почтенное. Это вдвойне приятно сознавать. Ишь-ты… «…Спасибо, что председателя не подвёл…»

…Дома председателя встретила жена, чем-то обеспокоенная и даже очень.

-Ну что у нас ещё приключилось? На тебе лица нет. Успокойся и рассказывай.

-Ты, Аркадий, близко к сердцу-то не принимай.

-Да ты, милая, вокруг да около не ходи, а говори всё, как есть, напрямую.

-Так вот ,Аркадий, в деревне говорят, что у того парнишки, горе-мастера, на нашу беду, ничего не получилось. Не смог он заставить «подсолнух» заговорить и сам из деревни сбёг.

-И куда же он сбёг? – как будто ничего не понимая, дознавался у жены председатель.

-Да кто ж его знает? Говорят, что совсем сбёг от стыда.

-Да кто говорит-то?

-Дык, Мотька мне говорила, что она от Фрола Потанина слышала.

-Ах от Фрола-а-а! Ну Фрол, конечно, врать не станет. – с издёвкой заговорил председатель, - Не станет Фрол врать. Он, попросту, придумает что-нибудь этакое сногсшибательное, а врать не станет…Не-е-е! Не соврёт. Ну да ты, милая, шибко-то не беспокойся. К утру поймаем того парнишку. Далеко не убежит пешком-то… А утром перед колхозниками, вместе со мной, на позор выставим в назначенное время. Фролу же первому слово предоставим. У него лучше всех припозорить получится. Он на это мастак… Только вот видится мне, что у него слов не найдётся всё как надобно высказать. Он, небось, уже сегодня всё высказал и для завтрева у него слов не осталось. Завтра другой разговор пойдёт…- загадочно произнёс председатель. -А ты, милая, ложись да и спи спокойно. Всё у нас хорошо, хорошо и будет…

… А в конторе в это время шла своя счастливая жизнь. Алёшка с Машей сидели, обнявшись, у окна на лавке, слушали передачу из Москвы и тихонько вели свой, молодёжный разговор, вперемежку с поцелуями.

За полночь диктор объявил об окончании передач из Москвы. Величественно прозвучал Гимн Советского Союза и радиоприёмник умолк. Умолк в этот ночной час, чтобы завтра (теперь уже сегодня) утром вновь заговорить и уже постоянно, многие десятилетия, нести информацию в эту далёкую от Москвы Российскую деревушку. Умолк, чтобы вновь заговорить утром, возвеличивая мастерство молодого радиотехни-ка, умножая авторитет председателя колхоза имени Кокорина и уважение к нему односельчан. Умолк, чтобы вновь заговорить утром, разбивая в дребезги все лживые измышления злопыхателей деревенских, укрепить веру колхозников в правильности пути к намеченной цели по коренному улучшению жизни сельчан. Умолк для того, чтобы с каждым утром вновь начинать вещание…уже в каждом доме, десятки и десятки лет быть неотъемлемой частью деревенского бытия и… когда-то… вновь умолкнуть на неопределённое время…«…умолк на неопределённое время…» Как это страшно! Как это больно осознавать, что всё больше и больше произносятся слова «… вот это было, а теперь нет… Ведь это было…а куда теперь делось?...» Да ладно бы вещи какие старые, да негодные, но ведь исчезает сама история… исчезают духовные и материальные ценности, бывшие достоянием народным… Нынешние деяния, далеко не на пользу людям, больно режут по сердцу тех немногих оставшихся в живых, кто творил историю нашей деревеньки, Может быть и потомков Алексея и Машеньки…

 

…Утром чуть-свет, Алёшка был уже на ногах. Умылся холодной водой. Выпил крынку молока и помчался в контору. Там ещё никого не было. Он открыл замок, вошёл в помещение, настроил аппаратуру и притаился в кабинете председателя. Вскоре появился и хозяин кабинета. К Алёшкиному удивлению, председатель, здороваясь, впервые за всё время его пребывания, подал руку.

-Ну как твои дела, Алексей? – вопрошал председатель.

-Да так…- неопределённо ответил тот. В Алёшке вновь заиграло мальчишеское озорство, -Что-то у меня, председатель, не получается. Весь день вчера проканителился, но никак не смог заставить говорить эту штуковину. – соврал он.

-Да ну?! – подыгрывал ему председатель, - так уж и не хочет говорить?

-Не хочет да и только. Я уж и так , и этак, всё испробовал. Ведь не в первой, а вот в этот раз ну никак даже звука единого извлечь не мог…

-Прямо-таки ни единого? – как будто сокрушался председатель.

-Ни единого, председатель, - всё больше врал Алёшка, не подозревая, что тот всё знает и про вчерашний переполох в деревне, и про ночное слушание передачи из Москвы… -И что же мы, разбойник ты этакий, будем теперь с тобой обои делать? И как быть с твоими обещаниями перед колхозниками, да и передо мной тоже? –неимоверно спокойно выспрашивал председатель.

-Так это…Прикажите нести краску, да и красить меня под клоуна. Али, лучше, председатель, давай вместе сбежим от стыда и позорища, - таинственно предложил Алёшка, продолжая играть свою игру, - сейчас ещё время есть, время-то раннее, никто и не заметит, а мы и убегём…

-Тебе хорошо говорить…Убегём… Ты один. Тебе можно и убежать и никто не догонит. А у меня семья. От неё не вдруг-то убежишь – тоже подыгрывал председатель. – Давай сделаем так: ты один беги. Ты парнишка молодой. Тебе дальше жить надо. Ну а я уж перед колхозниками отчитываться один буду.

_Не-е-е, председатель! Я так не привышный – от ответа бегать за пакости свои, да других под ответ подставлять! Уж будем вместе отвечать. И, как раньше сказывал, председатель, так и сделай – вели краску нести и размалевать меня, как и обещано было, за неисполнительность мою… Уж пусть я сам за свои погрешности, если они есть, буду отвечать. Зачем других-то подставлять?!

-Ух, ты! – восхитился председатель, -А ты молодчина! Промежду всего прочего ещё и честный, да и храбрый парень. Ответа держать не боишься, да и других подставлять не хочешь. За это тебе особая похвала, мастер.

-Да какой я мастер?! Вот ведь не овладел вашей техникой..

-Ну ладно! Хватит бестолковщину балабонить. Вон заскрипели калитками. Сейчас народ собираться станет. А мы с тобой давай так сделаем,- таинственно заговорил председатель, - Пусть колхозники собираются. А ты спрячешься у меня в кабинете. Я же выйду к ним и скажу, что ты пустобрёх и мошенник, каких свет невидывал, ни черта не смыслишь в радиотехнике, авантюрист высшей марки, можно даже сказать – злейший враг трудового народа, сосущий из него соки. Ну в общем, так скажу, что тебе после того никак нельзя будет показываться на глаза колхозникам, не то прибьют. Это факт. А если и впрямь что-то не получится – я тебя, мастер, собственноручно прибью – вдруг закончил председатель и весело рассмеялся, - а люди всё-таки соберутся, как и условились, к десяти часам, хоть там у тебя и « не получилось ничего»… Придут… Кто тебя побить… Кто председателя посрамить, ежели придётся…

Колхозники стали собираться у конторы уже в девять часов, хотя все знали, что «радиво слухать не придётся…» по самой простой причине – отсутствия сбежавшего «радивомастера-авантюриста», у коего «ничего не получилось».

Раньше всех пришёл Фрол Потанин. Всех, вновь приходивших, он встречал вопросом:

-Ну что? Радиво пришли послухать? Слухайте, слухайте! Вот и председателю слово для оправдания предоставим, дайте срок. Послухаем и председателя, куды он наши денежки транжирит.

Мужики курили, бабы семечки лузгали, ребятишки бегали в палисаднике, залезали на кусты черёмухи… Всяк пришедший занимался своим делом, но все в ожидании чего-то значимого…

-Да…Жалко, конечно… - сокрушались одни,

-Вот так вам и надо! Ишь поверили мошенникам. Доверили им народные денежки, а они с ими и управились… - злорадствовали другие, но те и другие ждали с волнением и тревожной думой: «А что же будет дальше-то?...»

Фрол всё больше и больше подливал масла в огонь:

-Я-то хорошо знаю куды энти денежки ушли. От меня-то ничего не скроешь. Я всё наскрозь вижу. Я вам что раньше говорил? Не помните? А вы хорошенько припомните! Надо председателя к ответу призывать! Ребяты! К самому сурьёзному ответу его вместе с бухгалтерицей. В тюрягу таких упрятывать надо! В тюрягу паразитов! Ребята! Давай его сюды! Пусть докладает куды он денежки дел и подсунул совсем ненужную железяку.

Тут уж и другие мужики загомонили:

-Да конечно же! Требуется отчётность. Пусть докладает!

-Председатель! Ходь сюда! Хватит в конторе-то отсиживаться! Пора и отчитаться за свои радиводела.

Другие более доброжелательно призывали:

-И верно, Владимирыч! Иди, поговорим. Ну ежели-что – уж покайся. Мы заступимся. А так-то негоже перед народом не покаяться.

-Ну вот, мастер! И настало наше время ответ держать, - вставая со скамейки, сказал председатель спокойно, - И ответ держать, и кое-кого урезонить. Теперь, Алексей, от тебя всё зависит, - добавил он и уверенно шагнул за порог конторы. Вышел в палисадник к колхозникам. Внимательно поглядел на часы:

-В моём распоряжении имеется всего лишь пятнадцать минут. И на пустяковые доклады я их тратить не стану. А поговорим лучше об наших колхозных делах. Я вам коротенько доложу о ходе заготовки кормов… - и председатель стал рассказывать как идут работы в поле, что нужно ещё сделать, «чтобы не оставить в зиму скотину на голодном пайке».

Затем рассказал о делах в животноводстве, сам же всё поглядывал на часы.

-А вот теперь задавайте вопросы, а то времени совсем не остаётся.

-Я очень коротенько, очень! – выкрикнул Фрол Потанин, - Куды тебе торопиться?! Куды у тебя времени не хватает?! Хватить тебе времени! Хватить время на обдумье, как засадют вас с бухгалтерисой в каталажку за растранжиривание денежек колхозниковых. Скажи, председатель, куды вы те денежки подевали, что были на радиво определены?!

-Так ведь и купили аппаратуру. Все об этим знают.

-Ха! Знают.. А штой-то она молчит и не играет ваша шарманка?! – не унимался разошедшийся Фрол, - Может она язык прикусила та железяка?!

Председатель вновь взглянул на часы и заговорил как-то торжественно, особым голосом:

-Ты, Фрол, сейчас сам свой язык прикусишь, али совсем проглотишь. А вы, дорогие товарищи, не слушайте таких, как Фрол! Им всё, что ни хуже у нас – в радость ихнюю, чем хуже нам, тем лучше для них. Но их время уже ушло безвозвратно! И мы живём в новое время. И время это несёт нам каждый день, каждый час что-то новое. Вот и сегодня в нашей деревне диковинная новинка. Мы через тысячи километров можем слышать голос, дыхание Москвы. Кто-то свято верил, что это случится, кто-то сомневался. Но вот молодой парнишка рассеял все наши сомнения. Времени для слов больше нет! Я поздравляю вас всех с большим событием в нашей деревенской жизни! И это не последние новинки! Дале грядут…..

Председатель не успел договорить и слова его потонули в мелодичном перезвоне, поплывшем над собравшейся многочисленной толпой. Все завороженно замерли, слушая эти, пока ещё непонятные, но такие торжественные звуки. Вслед за перезвоном полилась величественная музыка Гимна Советского Союза…

Людская толпа впитывала в себя каждый, доносящийся из окна конторы звук.

Молчаливый момент и чётко и ясно прозвучало: «Говорит Москва. Московское время шесть часов». И, вдруг, в толпе раздалось «УРА!» и вслед за одиночным возгласом зарокотало многоголосое «Ура! Ура! Ура!...»

-Тише! Тише, братцы! А где этот парнишшонок-мастер, что нам Москву неимоверно приблизил?! Давай его сюда! Ребята! Неси его к нам!

Несколько дюжих парней вбежали в контору, подняли Алёшку на руки и вынесли в толпу.

-Качать его, братцы, качать!

Десятки рук подхватили его…Алёшка взлетал над толпой и падал на руки людей, затем вновь взлетал, и вновь его принимали десятки натруженных рук…

Этот день вылился в настоящий праздник. Репродуктор выдавал всё новые и новые программы… Последние известия…концерты по заявкам… репортажи с футбольных полей и полей хлеборобных…

Алёшка чётко следил за режимом работы аппаратуры, выключая и давая ей передышку на десять-пятнадцать минут. Тогда в ход шли анекдоты, байки и даже самые серьёзные разговоры, а то и песни затягивали голосистые деревенские певцы и певуньи… Даже на обед не все уходили, боясь пропустить что-нибудь особо значимое.

Никто и не заметил, что куда-то отлучился председатель. Через какое-то время он появился в проходе калитки с большим ведром и громко позвал:

-Алексей! Подь сюда незамедлительно!

Алёшка выскочил на крыльцо, а председатель широко зашагал ему навстречу. Остановился на крыльце и обратился к толпе:

-Товарищи! Тут перед началом работы радиомастера, я ему, при наличии хорошо выполненной работы, пообещал в премию ведро мёда. Так вот я вас спрашиваю: Так как? Хорошо сроблено?

-Хорошо! Очень даже хорошо!- дружно донеслось из толпы.

-Ну а коли так – принимай, Алексей, честно заработанную премию! Бери прямо с ведром! Спишем и ведро на твою заслуженную премию!

-Да что ты, председатель?! Куда же я с ним?

-Куда?! Домой, конечно. Порадуешь домашних. Небось, рады будут за твои дела. А в доставке не сомневайся! Как только скажешь, так и запряжом лошадку пошустрее. Свой ходок с коробком не пожалею. И с почестями доставим тебя прямиком до дому!

Алёшка как-то сразу «потускнел». Резко отвернулся… На его глаза навернулись слёзы… Горькие слёзы застили белый свет. И не было сил их остановить…Ему хотелось при всех крикнуть: «Нет у меня дома! И домашних тоже нет! Никого нет! Один я…» …Ему вмиг остро представилась, ещё не забывшаяся страшная картина…

 

…Тогда, из блокадного Ленинграда, он с младшей сестрёнкой и матерью, уже получив-шей известие о гибели отца, как оставшиеся сироты офицера, эвакуировались по един-ственному в ту пору пути… Немецкими снарядами было потоплено судно… Алёшка хорошо умел плавать и как-то держался на воде. Мать и сестра… утонули на его глазах… Это была жуткая картина… Он совсем не помнит, что было дальше, но когда очнулся, то кругом было светло…белые стены…Он лежал на белоснежной постели, а у окна в белом халате сидела не то девочка, не то совсем молодая «тётенька»…

После он узнал, что его подобрало такое же эвако-транспортное судно.

Отлежавшись в больнице, где-то в Подмосковье, он, через детский приют, попал на Ал-тай и в район. И живёт он теперь в детском доме. А потому-как год тому назад миновал детский возраст и он стал совершеннолетним, ему выделили комнату в общежитии…

Обо всём этом ему хотелось крикнуть во весь голос. Но… Алёшка «взял себя в руки» и промолчал. Он понимал, что сейчас нельзя портить людям праздник… Алёшка едва слышал, где-то далеко звучащий голос председателя:

-Алексей! Парень ты красивый, завлекательный и, наверное, девчонкам нашим уже головы вскружил. Я, конечно, ничего супротив не имею, но предупреждение всё-таки посмею высказать: Ежели что, так не вздумай какую из наших девчат из деревни увезти! А вот тебя в нашу семью деревенскую мы завсегда примем с превеликим удовольствием, поскольку мастеровых людей у нас уважают всячески. И ты сегодняшним днём, своим мастерством уважение заработал. А потому, от имени всех наших колхозников, я высказываю тебе благодарность.

Председатель закончил свою речь. Все ждали, что скажет в ответ этот, полюбившийся теперь всем, озорной парнишка.

А он…молчал, занятый своими горькими мыслями и воспоминаниями и… слёзы уже ручьём текли из глаз его, затуманивая свет солнечного летнего дня…Он не мог их сдерживать… Ничего так и не сказав, сорвался с места и стремглав помчался со двора конторы за село, на то самое место…Упал в траву и горько плакал… рыдал навзрыд… Колхозники, ничего не подозревая, поняли это по-своему и с улыбкой говорили меж собой:

-Ишь-ты! Чувствительный! Вон как растрогался…

-Да и немудрено. Он хоть и молодой, а мастер. И ему, как и каждому, очень дорого признание людское.

-Да, конечно же. Ну а председатель наш вон как проникновенно говорил…Тут каждый не удержится. От такой-то похвалы каждый прослезится…

Из всей толпы только один человек почуял что-то неладное, понял, что не от умиления и приятнейших хвалебных слов дрогнуло Алёшкино сердце и ручьями потекли на лицо совсем даже не сладкие слёзы почёта, а ох какие горькие…

Машенька потихоньку, стараясь быть незамеченной, выбралась из толпы и тоже бегом побежала за село…

Сердце её подсказывало куда убежит Алёшка. И она не ошиблась. Там, где встретились они вчера вечером, в густой траве было слышно полумужское, полудетское рыдание…

Маша бросилась в траву, присела возле вздрагивающего от рыданий, лежавшего на траве навзничь, Алёшки, нежно погладила по русой голове, приложилась щекой к его волнистому чубу:

-Ну что ты, Алёшенька?! Что ты?! Ну что случилось-то?! Али кто из наших деревенских обидел тебя? Ну то, что было вчера – забудь. Они ведь не по злому умыслу. Видишь вон сегодня-то как все относятся. Ты ведь парень всё-таки, мужик…Не нам чета плаксивым девчонкам. Держаться надо.

Говорила это Маша, а сама всё думала:

«…Нет! Не спроста это он так. Этакий раньше, ещё вчера и сегодня с утра, весельчак из-за мелочей реветь не станет…Здесь что-то серьёзное…»

Алёша уже совладел со своими чувствами. Всхлипнув ещё раз-другой, с тоской в голосе заговорил:

-Вырешил председатель премию и велел везти порадовать домашних…А я не могу этого сделать… Мне, Машенька, некуда везти эту премию…И некого порадовать…Один я…Кругом один… И поведал ей всю жуткую историю своей судьбы, исковерканной отгремевшей, но оставившей кровоточащую душевную рану, войной…

…Да и только ли в его душе, на его сердце?!...В миллионах людских сердец остались такие кровавые раны…

 

Маша, как могла, успокоила Алёшку. Посидели в траве обнявшись и разошлись всяк по своим делам – Алёшка в контору, Маша на ферму, прежде договорившись встретиться вечером здесь же.

Когда Алёшка вернулся в контору, большинство колхозников уже разошлись по домам и неотложным колхозным делам. Он показал и объяснил механику и бухгалтерице как надо обращаться с радиоприёмником.

-Ну а если что-то приключится – зовите вновь меня. Приеду и направлю.

…Однако «звать» Алёшку не пришлось и не потому, что радиоприёмник работал исправно, а потому, что его в эту деревеньку привела скороспелая, но очень прочная, растущая с каждым прожитым днём всё сильнее и сильнее любовь и привязанность друг к другу Машеньки и Алёшки…

После тех памятных дней, Алёшка «зачастил» в деревню. Любовь Алёши и Машеньки оказалась настоящей, глубокой, единственной на всю жизнь. Они, как будто, были рождены на Белый Свет друг для друга, один другого дополняли, делая этот дуэт таким прекрасным, что все жители села с умилением и великой нежностью заглядывались на них, «Ах! Какая парочка! Прямо-таки святая!...»

…Свадьбу сыграли в деревенском клубе. И на свадьбе той побывал чуть ли не каждый второй житель деревни. Никому не возбранялось прийти и поздравить молодожёнов. По решению правления все расходы взял на себя колхоз – Машенька – передовая доярка колхоза, Алёшка – признанный «мастеровой человек…» Теперь Алёшка поменял профессию свою, как позднее оказалось временно, и стал «бригадирить» на ферме, так же, как и прежде, исправно исполняя свои новые трудовые обязанности…

Его и Машеньку в деревне любили и уважали за их отзывчивость, доброту, скромность и добропорядочность…

…А любовь свою скороспелую, первую и оставшуюся на все времена единственной, пронесли они, не растеряв и не расплескав ни капельки, до нынешних дней…

 

-Да-а-а! Кума… Святая у них любовь. Такая у человеков редко бывает. Вон и детей воспитывают в дружбе да согласии, да чтобы людей уважали.

-Что верно, то- верно. Вон уж сколько лет прожили, а всё меж собой воркуют, как голубки, как будто только вчера свадьбу отпраздновали…

*********************2006г***************** *******