Один мой друг умеет по наручным часам определить, что за человек перед ним. - Проще некуда, — объясняет друг. — Только мечтатель будет в век мобильных телефонов носить наручные часы. Заношенный ремешок у часов — перед тобой зануда. Металлический — скряга. Затертое стекло у часиков — неисправимый, но уже лысеющий романтик. Белый ремешок — даме глубоко за 40. Красный ремешок — или в девушках засиделась, или несовершеннолетняя. Главное — не перепутать! С ним сложно не согласиться. Впрочем, есть и другие методы диагностики. Одна моя знакомая бабушка выдает об окружающих информацию с точностью до года рождения, опираясь только на их предпочтения в начинках для пирога с основой из песочного теста, а бывший одноклассник филигранно предсказывает будущее по любимому алкогольному напитку человека. Ничего удивительного, у каждого из нас есть свой особенный способ узнать о человеке всю подноготную. Мой метод диагностики — тексты объявлений. Ничто не характеризует человека лучше, чем то, что именно он продает и какими словами для этого пользуется. «Продам рваный шланг. У меня лежит без дела на заднем дворе, может, кому-то пригодится. Самовывоз или отправлю почтой». Изобретательности, бережливости и трудолюбию этого человека нет пределов. «Продам бобра. Поймал на участке возле дома. Вес – 30 кг. Дает себя погладить». По ту сторону объявления — обалдуй лет 25 без определенных занятий, который уже успел достать своих честных родителей. За что они все еще любят этого юнната-переростка — совершенно непонятно, но наверняка его маменька частенько вздыхает: «А каким он был милым мальчиком, как играл с соседским щенком!». Он бы и сейчас не прочь поиграть, но щенок давно вырос в волкодава и разлюбил, чтобы ему дули прямо в нос. Чудак, тебе достался целый бобер! Это ровно на одного бобра больше, чем у любого твоего знакомого! А что ты сделал? Поймал, взвесил, погладил и теперь пытаешь сбагрить. А если бы это был, скажем, сундук золота? «Продам сундук золота. Вес – 200 кг. Замок скрипит, торг». Эх, простофиля ты, парень! Или вот. «В связи с переездом в другую страну продам астролябию и массажный стол». Ей-богу, я бы хотела дружить с таким человеком! Сразу понятно, что мы имеем дело с разносторонне развитой личностью с широким спектром интересов. У этого человека наверняка есть ярко- оранжевые брюки и питон, домашний любимец. Словом, я люблю от нечего делать читать разные объявления. Можно представлять себе в деталях, что за человек писал и почему он решил избавиться от какой-то вещи. Обычно я редко позволяю себе такое времяпровождение, но что еще делать в один из этих дурацких дней поздней осенью, когда уже обед, но еще толком не рассвело? В такие дни ни вдохновения, ни сил работать нету. Перевод нужно было сдать еще позавчера, поэтому, собственно, торопиться уже некуда — в конце концов, иногда нужно взять задание только для того, чтобы с треском его провалить. Как ты ни трепыхайся, а сделать ничего не сможешь: откажет клавиатура, из розетки польется вода, на трое суток отключится электричество, у всех друзей сразу перестанет работать интернет, бумажные словари пойдут на костер на центральной площади города, все носители языка внезапно умрут от неизвестной науке болезни — словом, вселенная уж постарается, чтобы ты ни за что не выполнил это задание. Поэтому поверьте профессионалу: когда чувствуешь, что задача уплывает от тебя, не делай лишних телодвижений, просто позволь этому случится. А то ведь могут пострадать окружающие, и они непременно пострадают, если ты вздумаешь бодаться с мирозданием! Итак, я убивала время, лениво перечитывая объявления о продаже ненужных мне вещей, когда вдруг увидела: «Лето, немножко б/у». Перечитала объявление еще раз. Странно, очень странно. О чем вообще речь? Пока какая-то часть меня пробовала строить догадки, другая часть, более деятельная и сообразительная, завопила: - Ну интересно же, черт возьми! — и я обнаружила, что набрала контактный номер телефона из объявления. Прозвучало два гудка. - Алло, — мужской голос. - Здравствуйте, — я все еще немного злилась на себя. — Я по вашему объявлению. Вы писали, что продаете чуть пользованное лето. Я хотела узнать, что именно вы продаете. - Написано же — лето продаю. - Лето? - Секунду побудьте на линии, — и я услышала, как на том конце провода собеседник вкусно затянулся сигаретой. — Продаю лето. Отпуск накрылся, жена болела, потом дожди, проблемы всякие полезли — словом, лето пошло в расход, только две недели использовал. А лето хорошее, адаптивное. Я вам его нормально упакую, как для своих, чтобы пользоваться удобно. Будете брать? - Адаптивное лето? Как это? С того конца провода послышался долгий, красноречивый вздох. Так вздыхает дряхлый, умудренный опытом йог-аскет, к которому в очередной раз пришли за советом глупые и суетливые люди из долины. - Вы можете выбрать, насколько насыщенным будет ваше лето, выбрав режим концентрации лета. Вы можете выбрать, где и с кем его провести. Вы можете прервать ваше лето в любой момент, если у вас будет срочное задание по работе, несовместимое с летом. Вы просто используете лето в свое удовольствие, и оно настраивается на вас. Понимаете? Моя логика умерла. - А разве лето — это не три месяца… - Без двух недель, — напомнил собеседник. - Да, точно, без двух недель, — исправилась я. — То есть, в среднем 11 недель лета, которые я настраиваю под себя? Лето посильней и лето послабей? И могу за одну неделю получить впечатлений как за три недели? - Ну наконец, — собеседник с облегчением выдохнул. — Самое важное — использовать лето в текущем календарном году, которого осталось чуть больше полутора месяца. Поэтому я и продаю хорошее, качественное адаптивное лето по цене втрое меньше номинала. Вы будете брать? - Да, — сказала я и сильно себе удивилась. - Что, Джерри, без лоха и жизнь плоха? — хмыкнула я, заходя в онлайн- банкинг. — Ты действительно собираешься заплатить далеко не полкопейки незнакомому человеку за то, чтобы он отправил тебе лето по почте? - Так ведь дешево! — жалобно пояснила я себе, набивая сумму к оплате на банковскую карточку моего недавнего собеседника. — И лето хочется страшно. Я бы сейчас ух на пляже! - Ага, ух она, — скептически хмыкнула я. — А купальник у тебя есть, дуреха? Есть аргументы, которым тяжело возразить. Но я умею держать удар. - Летом куплю купальник! — победоносно сверкнула я глазами и нажала кнопку отправки денег. - Да это же просто праздник! — назидательно фыркнула контр-я. — Праздник победившего идиотизма! Знаете, бывает чувство, когда хочется закрыть глаза и оказаться на пару часов или дней вперед — просто чтобы узнать, чем все закончилось. А вот принимать участия в этом «чем закончилось» совсем не хочется — просто хочется убедиться, что все обошлось, и спокойно идти по своим делам. Я переживала нечто похожее, и раздирали меня две версии происходящего: меня обманули или чудеса бывают, причем иногда даже бывают они со мной. При этом первые двадцать минут я была уверена, что меня как есть нажухали, а затем проснулась мечтательность и уничтожила голос трезвого разума. Я потратила на веру в лучшее уйму сил и поэтому даже толком не смогла удивиться, когда на пороге материализовался курьер с белой коробочкой, полной лета. Коробочка как коробочка. Чем-то напоминает коробочку с китайской лапшой. К боковине приклеен сложенный вчетверо лист, испещренный мелкими буквами. Развернув его, убеждаюсь в худшем: это инструкция. Ну что же, на сегодня план минимум выполнен, лето куплено, а как оно работает —разберемся завтра. Но завтра было не до того, и послезавтра тоже, и только спустя недели полторы, вытирая пыль на подоконнике возле стола, я снова увидела белую коробочку. Рано или поздно приходит печальный момент, когда тебе нужно проявить мужество и самостоятельно прочитать инструкцию. Листик с мелкими буквами оказался выдернутым из какого-то договора, а на четверти листа, свободной от печатного текста, разместились пару размашисто написанных от руки предложений: «1. Три деления — три месяца лета. Если деление потухло, месяц закончился. 2 недели первого месяца использовано. 2. Индикатор с делениями от 1 до 9 — концентрация лета. Если поставить ручку индикатора на 3, то за 1 календарный день проживете тройной по насыщенности летний день. 3. Использовать строго до Нового года!» Вроде, ничего сверхъестественно сложного. Я выпятила губу, пожала плечами и повернула ручку индикатора на единичку. Деления зажглись. Ничего не произошло. - Обманул-таки, мерзавец! — подытожила я, поставила коробочку на подоконник и совершенно механически открыла окно. Теплый ветер ворвался в комнату, пощекотал мне нос чем-то сладким, цветущим. Рука нащупала на подоконнике блюдце с клубникой. Просто незаметно наступило лето. Вы замечали, что и самые жуткие, и самые волшебные изменения любят подкрадываться незаметно, крохотными шажочками, не торопясь проникая в нашу будничность? Я не заметила, как поздний ноябрь превратился в июнь — это произошло совершенно обыденно. До меня дошло только ближе к пятой клубничине. — Ого, лето! — захотелось кого-то пихнуть локтем, но кроме себя у меня никого под рукой не было. Я стянула теплые носки и спортивные штаны, нащупала в шкафу мятые шорты и футболку и незамедлительно надела. Подумала и сменила их на короткое платье. Подумала и доела клубнику из тарелки. Что делают летом? Едят мороженое. Или я отстала от жизни? Сунув ноги в балетки, я сбежала вниз по лестнице и ушла пробовать лето. Купила мороженое, лимонно-шоколадное. Невкусно — ужас. Чуть погрызла и скормила бродячим котам во дворе. Понюхала зеленую ветку вишни, подумала и отправилась на набережную. Там глядела на чаек, закапывала пальцы в песок, мочила ноги в воде и твердо решила сделать нормальный педикюр, раз уж лето. Вернулась домой к полуночи — на улице было тепло и спокойно — и зарылась лицом в подушку. Проснулась в 4:53. Спать уже не хотелось. Серый предрассветный туман окутал улицу. Я чуть подумала, пошевелила пальцами ног и потянулась к коробочке лета. Переставила ручку индикатора на двоечку. Тут же подкрутила до пятерки — гулять так гулять. Шум моря… ладно, на самом деле море не шумело, а тихонечко и внезапно БЫЛО. - Слушай, самое время удивиться, — порекомендовала я себе, разглядывая горизонт, полный моря и прижимая к себе белую коробочку. Вы когда-нибудь встречали рассвет на берегу моря в футболке с нарисованным Гомером Симпсоном? Если да, то жизнь явно прошла не зря. Я тоже это планировала как-то осуществить, но думала, что оно произойдет само собой, после ночных возлияний где-то поближе к естественному месту обитания моря. Но все произошло куда сказочней. Мы с коробочкой устроились на песке и стали встречать рассвет. Он не торопился и испытывал наше терпение еще минут сорок. Потом я плюнула и отправилась купаться. Потом на берегу обнаружила мелких черепашек. Время от времени в поле зрения появлялись малочисленные люди, говорили не по-нашенски. Я из вежливости соглашалась, но слушала невнимательно, вполуха. Сушила футболку на солнце, разглядывала черепашек, строила башню из песка и так проколготилась весь день и, не жалея ни о минуте потраченного времени. К вечеру скрутила лето на единичку, приняла дома душ, слопала полбатона и ткнулась лицом в подушку. Пару недель лета я потратила, пытаясь разобраться, как оно работает. Закономерности так и не отследила. Казалось, что лето зависит только от моего текущего настроения и подстраивается под капризы. Дао, выраженное словами, фотографиями, пантомимой или матами, не есть дао; желание, озвученное вслух или в мыслях, по мнению лета истинным желанием не являлось. Лето упрямо вытаскивало из глубин капризов потаенное, забытое, настоящее, которое, признаться, немало меня пугало. Лето забрасывало меня на Мачу-Пикчу, заставляя пешком спускаться с горы и рассматривать по пути суровый и величественный город давно умерших индейцев. Лето отправляло меня в палящий зной трущоб в Мумбае, где я не нашла ожидаемой вони, но нашла гордых индусов, принимающих душ из тазика прямо на улице. Лето предлагало скоротать вечерок в фавелах Рио-де-Жанейро, где я пережила пару не самых приятных минут своей жизни, удирая в сумерках от нежеланного знакомства под аккомпанемент свиста юных мачо. А однажды лето совсем расшалилось и разбудило меня в заброшенном парке аттракционов Nara Dreamland в Японии. Впрочем, это приключение оставило впечатление щенячьего восторга. В спальной футболке с Гомером Симпсоном, не до конца проснувшись, я бродила по заброшенному городу детской мечты, на который для пущего эффекта еще и спустился утренний зябкий туман и выла про лошадку, изображая из себя ежика в тумане. Моя затея до икоты напугала парочку молодых японцев. Должно быть, любители небанальных мест для романтических прогулок хотели насладиться атмосферой умирания и запустения, но вместо этого встретили меня и уверовали в Бога, привидения и прочие сильные антидепрессанты. Впрочем, и мои встречи не всегда были приятными. Один раз лето забросило меня черт знает куда, и я брела к селению, по уши в дорожной пыли, пиная увесистые камни с какого-то холма. У дороги стояла беседка, а в ней — ярко раскрашенная статуя Девы Марии. Я заглянула туда, чтобы отдышаться в теньке и вдруг с ужасом обнаружила, что статуя дышит. Яркие синие и красные одежды слегка вздымались, и я отчетливо слышала тихие вдохи и выдохи. - Это что за чертовщина? — без обиняков спросила я. Статуя молча согнала муху с носа и почесалась. Я шлепнулась на пол и предалась состоянию крайнего ужаса, тоже молча. - Просто моя очередь. На той неделе Марушка была Девой, на этой — я, — лаконично объяснила статуя, но видя, что меня это нисколько не успокоило, поинтересовалась. — Испугалась? - Фффф, еще бы! — у меня до сих пор в коленках что-то тряслось, и я не рисковала встать. - Не бойся, — статуя расплылась в ласковой улыбке. — Настоящая статуя исчезла пару лет тому. И тогда мы всей деревней решили раз в неделю выбирать кого-то из девушек на дежурство Девой Марией. И сегодня моя очередь. Понятненько? Я кивнула, поднялась по стенке беседки и уже собиралась уходить, как вдруг меня осенило. - Подожди, Дева! А почему я понимаю, хотя не знаю твоего языка? Мария улыбнулась так сердечно и мягко, будто я была неизлечимо больна, и окаменела. Лицо, которое еще миг тому было мягким, живым, превратилось в каменную маску. Если у иррационального страха есть градации, то мои чувства вышли далеко за пределы стандартной шкалы. Я попятилась, прокладывая себе путь на выход из беседки, и наткнулась на что-то, а верней кого-то спиной. Завизжала, прыгнула в сторону, собираясь защищать себя всем телом и белой коробочкой лета до последнего. Плотный пожилой мужчина, который оказался на входе в беседку, громко заговорил, стал махать руками и моментально заполонил все пространство миром шумных, общительных людей, отогнав морок. Я выдохнула — вряд ли на всем белом свете в тот момент нашелся бы живой человек, чья компания была бы мне неприятна. Дядюшка на ломанном английском рассказал, что когда-то на этом месте произошло чудо, и настоящая Дева Мария сходила с небес и разговаривала с детьми. В память об этом событии местные жители поставили здесь статую и построили беседку, а туристы вроде меня приносят сюда монетки. Я вежливо улыбалась, оставила возле статуи монетку, найденную в кармане и твердо решила про себя больше сюда не возвращаться ни под каким предлогом. Когда я уже выходила из беседки на улицу, к палящему зною, солнцу и людям, загорелый господин внезапно схватил меня за руку и поинтересовался на неизвестно каком, но совершенно понятном мне языке: - Разве не твоя очередь быть Марией? Я бросила взгляд на статую и к своему ужасу обнаружила, что она вновь ожила и приветственно машет мне рукой. Я завопила, вырвалась из рук пожилого дядюшки, вывалилась из беседки, побежала, не разбирая дороги, и у меня в голове долго звучал голос Марии: - А ты знаешь, что лето — это женщина? После этого странного случая я двое суток сидела на минимальном лете дома, оставляла на ночь свет включенным и лечила расшалившиеся нервы шоколадными конфетами. К слову, я обнаружила, что они намного вкусней, если съедать их не по одной штучке, а по три-четыре за раз. Это очень хорошо для нервов и очень плохо для фигуры. В таком нервном состоянии меня застала подружка Лёка, непонятно как прорвавшаяся через хрупкие границы времени, пространств и сезонов. Подружки вообще умеют. - Ну ты, мать, даешь! — затрещала Лёка, одной рукой срывая с себя шубу, а другой запихивая в рот горсть спелой малины. — Угостишь подружку летом? - Лёка, у меня сезонно-топографический кретинизм, — вздохнула я, — у меня есть лето, которое я могу использовать где угодно и с кем угодно, а я в толк не возьму, как им пользоваться. - Это мы сейчас быстро, — Лёка махнула головой, вытряхивая непослушную челку из глаз, выпятила губу и стала изучать коробочку. — Это месяцы, да? А это — типа жирность лета? — ткнула пальцем в индикатор. - Лёка, лето — не сметана, у него нет жирности, — хмыкнула я. - А вот это ты, мать, ошибаешься. Сейчас у нас будет жирнючее лето. Для начала на пляжик, — и Лёка уверенным движением перевела рубильник на девятку. Белоснежный песок и лазурная вода ослепили, мягкий теплый ветер обнял, как родного человека. Все же, я не привыкла к таким резким сменам обстановки. - Красиво, — выдохнула. Лёка молча кивнула, с восторгом рассматривая действительность. - Вот это дело, — одобрила она. — Так уже лучше. Пойдем намутим себе коктейли. - Лёк, я же не пью! - Это ты у себя в Киеве не пьешь, — фыркнула подруга и потянула меня за руку, — а на Бора-Бора очень даже бухаешь! Ну давай, шевели батонами, застыла она, поглядите только! Пляж как квинтэссенция лета имеет один существенный недостаток: он быстро надоедает. Уже через пару часов Лёка, замаявшись загорать и купаться, потянулась к белой коробочке. - Ты же не против? — подруга бросила на меня кроткий ангельский взгляд. - Крути шарманку, — кивнула я, и Лёка выкрутила пятерку. - Слушай, ты только не удивляйся, сама понимаешь, всяк по-своему с ума сходит, но мне очень хотелось, — смущенно забормотала подруга мне в ухо, а я живо заткнула нос. Когда кажется, что ты хорошо знаешь человека и уже не ждешь от него неожиданностей, он берет себя, тебя, твое лето и отправляется с курорта в какой-то европейский ботанический сад смотреть на трупный цветок. - Лёк, ну ты даешь! — но у подруги от удивления открыт рот и ее, кажется, вообще не смущает запах. - Поразительно, — рядом со мной лысая женщина в характерно ярких красных одеждах завороженно глядела на цветок. Судя по всему, запах растения ее тоже не смущал. Может, это со мной что-то не так? - Вы — буддийская монахиня? — обернулась к ней я. Она кивнула, не отнимая зачарованный взгляд от цветка. — Вам нравится этот цветок? - Он удивителен, — кивнула она. - А можете мне кое-что объяснить? — попросила я. Монахиня впервые посмотрела на меня. - В христианстве говорится, что без страданий нельзя воспитать совершенную душу. То есть, страдания — это хорошо. А в буддизме страдания — это плохо. Почему так? - Ну, почему же плохо? — пожала плечами монахиня. — Страдания — это очень даже хорошо, потому что они расширяют кругозор и повышают эрудицию. Так уж устроен человек, что может сострадать, только если как следует сам пострадал, — глядя на мою удивленную рожу, монахиня пояснила. — Например, только женщина, которая родила ребенка, может по-настоящему сочувствовать беременной женщине. Она все еще помнит, как ей было неудобно спать, как тянуло спину и хотелось рыдать по любому поводу, но уже знает, что и эти страдания не такие уж страшные по сравнению с болью при родах. Точно так же бодхисаттвы сопереживают нам, потому что они когда-то были нами и знают все, что было, есть и будет с нами. Понимаешь? - Выходит, страдание — это мать сострадания? — уточнила я. Монахиня улыбнулась и уже собралась что-то сказать, как вдруг… - Лёка! — возмущенно заорала я. Моя неуемная подруга, высунув кончик языка, рассматривала три полосочки на белой коробке. Одна потухла, одна чуть-чуть мерцала и одна горела. Индикатор был вывернут на восьмерку. - Я насмотрелась и заскучала, — объяснила она. – Да и воняло там ужасно. - Лёка, ну твою же дивизию! Ну я же разговаривала! — надулась я. - Хорош болтать, побежали! — и Лёка потащила меня за руку, перейдя с быстрого шага на бег вприпрыжку с громкими визгами. Я не сразу сообразила, что мы очутились в Памплоне, и где-то за нами, за толщей бегущих и орущих людей, прокладывает себе дорогу разъяренный бык. Вот тебе и страдания. Сейчас мы живы, но что будет через минуту? Кстати, если меня затопчет бык, то как долго я буду об этом помнить? - Лёка! — сердито орала я на подругу, не замедляя бег. — Я, конечно, желаю избавления от страданий всем живым существам, но сегодня на тебя это не распространяется! Лёка громко и заразно хохотала на бегу, ей было все равно, умрет она минутой позже или нет, ей было смешно жить и смешно умирать, и за это я ее обожала и ненавидела одновременно. Мы нырнули в боковую улочку, громко визжа, промчались пару кварталов, отдышались в тесном тенистом переулке и вынырнули обратно к народным гуляниям. До вечера мы слонялись по городу и строили глазки проходящим красавчикам. - Боже, погляди, какая у него попа! — визжала Лёка мне прямо в ухо, провожая взглядом очередного мачо. - Лёка, это всего лишь попа! — стонала я от смеха. — И у попы не такое уж возвышенное назначение! Да и что толку в мужской попе, а? Женская — это хотя бы красиво. А мужская — нелепо и унизительно! - Ты ничерта не понимаешь! — подруга запрыгнула на парапет и шла, балансируя руками. — Не у всех вещей должно быть практичное применение или высокая цель! Иногда просто смотришь и такая… — Лека остановилась, мечтательно закатив глаза и молитвенно сложив руки, — и такая: ааааа! Хочу! Понимаешь? Хочу! Это по-женски! А ты как хочешь? По-мужски! Чтобы со смыслом! А смысла нет, понимаешь? - Лёка, зачем мне бессмыслица? Подруга покачала головой, глядя на меня, как на тяжело больного человека. - Ты неисправима. Поэтому лето тебя и не слушается, — Лёка спрыгнула с парапета и схватила меня за плечи, развернув к себе лицом. — Слушай меня, дитя мое Джерричка. В жизни нет ни смысла, ни системы, ни науки. Есть только «хочу» и «не хочу»! Научиться просто хотеть и не искать в этом ничего, кроме желания, может любой дурак, даже ты! Тренируйся, детка, работай над собой, хоти и не думай — и тогда ты научишься управлять своим летом! Подруга скорчила такую серьезную рожу, что я захохотала, и мы отправились смотреть на фейерверки, прокладывая себе путь локтями. Однако, как я ни старалась, Лёкины советы мне не помогали. - Значит, Лёку ты слушаешься, а меня не желаешь, чертова кукла? — ругалась я с белой коробочкой лета, когда через пару дней вместо загаданного и вожделенного Афинского акрополя оказалась в Карпатах. На мне было легонькое белое платьице и сандалики, что не очень обнадеживает в суровых и прохладных горах. В десятке шагов от меня замерла абсолютно невероятная белка цвета темного шоколада. Она очень внимательно наблюдала за мной, нервно дергая пушистым хвостом. - Какая ты красивая, — я отвесила белке комплимент и сделала пару шагов в ее сторону. Белка наклонила голову набок, еще раз оценила происходящее и заругалась на беличьем цокающем сленге. Довершила сказанное угрожающим топаньем и ускакала в лесополосу вдоль дороги. Я подумала над словами белки, мысленно с ней согласилась и отправилась в долгую прогулку вдоль леса по асфальтированной дороге — не мерзнуть же, стоя на месте. Впрочем, скоро я нашла утешение — чуть вглубь леса обнаружился черничник. В процессе знакомства с ним я перемазала руки, легонькое белое платьице, сандалии и даже белую коробочку. В Карпатах можно бояться многого — волков и медведей, желающих завязать дружбу с тобой, змей, схождения льда с вершин и затопления весной, колдунов. Ягод никто бояться еще не додумывался. А зря, от них действительно не просто сбежать. Перемазываясь раздавленной черникой, я двигалась вперед и вверх по склону вплоть до ощущения сытой усталости ближе к вершине. - Зря я столько съела, как бы с желудком чего не вышло, — констатировала я вслух, присев на поваленный ствол. - Не выйдет, — кротко прокомментировал дух леса. Вообще духов тут было двое. У того, что уставился на меня, сидя под стволом, были серо-туманные, чуть водянистые глаза, длинный нос, напоминающий хобот и короткая сине-сиреневая шерсть. Я как-то сразу знала, что его зовут Морочила. Второй, свернувшись калачиком, тихонько дремал в зарослях папоротника. Он напоминал некрупную собаку, да и звался Песий Холод, но мне сразу было понятно, что эта безобидная животинка может в миг вырасти в размерах раз в пять и убить одним своим дыханием. При желании, конечно. Морочила то и дело поглядывал вокруг, подталкивая Холода лапкой с длинными, лихо закрученными когтями. - Ты гляди-ка, гляди, вон дед идет, идет. Девка, уйди, обзор загородила. - Я-то? — привстала. — Куда уйти, совсем? - Не, туда уйди, уйди, — Морочила ткнул закрученным когтем куда-то в сторону, нетерпеливо дергая хвостом. Я сделала пару шагов, и под ногами затрещал мелкий хворост. - Отстаааньте оба, заткнитесь, — ныл Песий Холод, — скоро ночь, моя смена, дайте поспать. - Ну и молодежь пошла, — на место, где я только что сидела, бухнулся дед, — разве так гостей встречают? У нас вон как оно заведено было. Ежели гость приходит, ему самое лучшее на стол. И брынзу овечью, и бобы, если постный день, а то и колбаску доставай. А тут уж и картошку жареную, и банош со шкварками — только хозяин его варить может, хозяйке не давайте это дело… - Ты кто? — с интересом поднял голову Песий Холод. - Я — Дед, — с гордостью отрекомендовался тот. - И чего пришел сюда, Дед ? - Да козу свою ищу, — почесал в затылке Дед. — Третьего дня еще домой не вернулась к ночи, вот пошел, поискать думал. Любит она у меня найти высокую тропку и… Но пока не нашел, нет. Как бы волки не съели. - Волки? — Холод оглянулся на Морочилу. - Не съели, — помахал головой тот. — Не было таких вестей. - Ты иди домой, Деда, — посоветовал Песий Холод. – Завтра найдется. - Эхх, - заскрежетал Дед, поднимаясь с пенька, — непочтительная молодежь пошла. Вот раньше-то как оно было? Идешь по селу, видишь старого человека, сразу в ноги кланяешься… Бурча, Дед удалялся, катая под ногами мелкие камушки и хвою. - Нашел молодежь, — прыснул Морочила. Песий Холод, свернувшись, уже дремал. - А чем вы занимаетесь? — внезапно даже для себя спросила я. Морочила, который в эту минуту колупал зубы птичьей косточкой, найденной на земле, замер, пристально глядя на меня. Песий Холод с интересом приоткрыл глаз. - Скоро увидишь. - А я останусь в живых? - Даже если ты умрешь, то понарошку, у людей все понарошку, — Морочила повел ухом. — К тому же, это лето. Летом всерьез не умирают. Сгущались сумерки. - Это у тебя что, лишай? — гора Гымба ткнула еловым пальчиком соседний пик в стремительно лысеющую боковину. Пик хотел бы покраснеть, да не умел. Тем временем на небе зажглись первые яркие звезды, и по хорошо освещенному звездному пути шли, взявшись за руку, сын и отец. - Тятя, смастери мне такой велосипед, — ткнул куда-то пальцем с неба звездный мальчик. - Иди-ка, иди, — ласково подгонял его отец, — иди, сына. И тут я отчетливо увидела, чем занят мой ангел. Сложив ноги по-турецки и высунув от старания кончик языка, он шил мне одеяло из снов, облаков и пожеланий. Тонкая иголка с золотой нитью так и бегала в его руке, так и скользила по шитью. - Я люблю тебя, — призналась я ему. Ангел рассеянно кивнул, и я решила не отрывать его от работы. - Кто-то знакомый? — Песий Холод игриво положил мне морду на плечо. Странно, но мне больше не было холодно. - Да, один очень давний знакомый, — ответила я. — А ты уже проснулся? Отдохнул? Вместо ответа Песий Холод сладко потянулся и стал выше смерек на вершине. - Держись ближе к Морочиле, — шепнул он мне шелестом деревьев прямо в ухо. — Тогда не замерзнешь. Не торопясь, Песий Холод начал свой торжественный марш. Он важно вышагивал по вершинам, оставляя за собой серебристые следы. - Это изморозь, — объяснил мне Морочила. — Она спрячется под землей, но через месяц-другой ее накопится достаточно, чтобы выступать из-под земли по утрам. Песий Холод перешел на величественный галоп, перепрыгивая вершины, пики елей и низины. Он задерживался в воздухе, и шерсть его становилась серебристой, разлетаясь пылью вокруг. - А белки не замерзнут насмерть? — забеспокоилась я, но Морочила так удивленно на меня взглянул, что я тотчас прикусила язык. Песий Холод спрыгнул с высокой ели к нам, вернувшись к своим прежним размерам. На лапах у него серебрился иней. Занималась заря. - Сделай что-нибудь с этой дрянью, — поморщился Песий Холод, потягивая конечности Морочиле под нос. — Лапы ломит. Морочила легонько дунул на лапы друга, и серебристый иней пропал. Дыхание духа разогнало густой предрассветный туман, который спешил осесть неопрятными лохмотьями на верхушках смерек. Мой ангел кинул на меня строгий, но любящий взгляд и скрылся в светлеющем небе, утаскивая за собой свой рукоделие. Над долиной повис густой и холодный туман. Морочила обнял меня всем телом. - Иди сюда, глупыха, дай погрею, — Песий Холод как преданная собака забрался ко мне на руки и заглянул прямо в сердце черными бездонными глазами. — Спи. И я уснула. Когда я очнулась, полулежа на поваленном стволе, солнце стояло уже высоко. До верхушки холма было рукой подать. Моих новых знакомых рядом не было. Перепачканная в чернике белая коробочка лета стояла на земле рядом со мной. Из интереса я забралась на верхушку холма и осмотрелась вокруг. Я увидела холмы вокруг, смереки, низину и речку глазами стрекозы, облетев все кругом; я услышала шум леса и плесканье воды как если бы была одуванчиком, растущим на обрыве; я почуяла запах хвои, сонный аромат травы, кислый дух человеческих домов, как если бы была волком. Теперь я знала это место, а оно знало меня. Ну что же, я скатилась с горки, провела еще один разорительный рейд в черничных зарослях, нашла источник с рыжей, будто ржавой водой и даже немножко из него попила. Затем скрутила лето на единичку, отмылась дома в душе, выбросила безнадежно убитое платье и уснула, сидя в кресле. Никуда не спеша, я потратила пару дней на минимальном лете, приводя в порядок прическу и маникюр. Я читала пятый том А.П.Чехова из полного собрания сочинений в 15 томах и жевала розовые помидоры, посыпанные крупной морской солью. Собравшись с мыслями и чувствами, ветрами в теле и солнцем в животе, я выкрутила лето на девятку… И оказалась там, где так хотела. Душная Барселона проявилась из ниоткуда, и Саграда Фамилия, величественная, колоссальная, страстная, нависла надо мной. Она была настолько невероятна, и над ней было такое синее небо, что я ахнула. - Гауди говорил, что нигде в природе нет прямых линий, — указывая на собор, обратился ко мне какой-то мужчина. - Святая правда, — согласилась я, мимолетно осознавая, что полностью поняла его речь, — но, по словам Гауди, разве не свет создает рельеф? - Идем, покажу тебе фасад Рождества, — улыбнулся незнакомец и, ухватив меня за руку, потащил за собой. Я его рассмотрела. Среднего возраста, спортивная фигура, аккуратно подстриженная борода, черные волосы, едва тронутые сединой, белоснежная улыбка. Нет даже намека на обручальное кольцо. Словом, из той категории мужчин, к которым я гипотетически готова прыгнуть в койку. Чисто для демонстрации намерений, даже если меня из койки выгонят. Или даже если не выгонят. - Посмотри, какая поэзия, — мой попутчик лучезарно улыбнулся всем сердцем и сделал широкий жест рукой. Кружевной, укоризный, изящный и массивный одновременно, собор пугал и привлекал одновременно. На миг все исчезло, и я убедилась в правоте своей давней догадки: стены собора дышали. Он был живым, сонным, древним драконом, мудрым ящером, бесформенным абсолютом, в котором люди продели массу отверстий, дверей, окошечек; потолки с тысячей пор-окон вдыхали прозрачный воздух и выдыхали цветной. Ящер спал; за последние сто тридцать лет он привык к тому, что его постоянно достраивают. - Что мне делать? — спросила я. - Жить, — ответила Дева Мария с портала Надежды. И я обернулась к новому знакомому. Мы стоптали сотню туфель, гуляя по Барселоне. Мы съели тонны мороженого, сожгли город дотла и станцевали танго на его пепелище. Мы заблудились в игрушечном парке Гуэль и двое суток прятались в искусственном гроте. А в Готическом квартале я долго обороняла свою честь бронзовым канделябром. Мой визави морщился: - Милая, если ты будешь честной, то будешь невыносимо скучной. Не надо так, — и, не выдержав напряжения, он расстегнул пару верхних пуговиц своей рубашки. Это решило все дело. Впрочем, были и свои сложности. Я — жаворонок. - Нет, еще полчасика, — прячась от яркого солнца, он натягивал покрывало на голову. — Я кубинец, у нас не принято вставать в такую рань. - Свинья! — грязно ругалась я, переворачивая початую ночью бутылку рома. Я сбегала от него на другой конец города, босая, со спутанными волосами и, громко ругаясь, требовала у прохожих помощи и расческу — потому что мой мужчина, монстр и чудовище, совершенно меня не ценит. Меня! Конечно, мы мирились спустя пять минут, а затем снова ссорились, били посуду в лавках, кричали и безумно махали руками, но спустя минуту страстно целовались. Он опять рассказывал, как на его родине сперва строили коммунизм, а затем разочаровались и вернулись к половой жизни. Лето несло нас двоих на своих волнах, следуя сердцу. Незнакомцы по всему миру, глядя на нас, смахивали слезы радости и тихо завидовали счастью. - Считается, что у Будды все пальцы ног были одинаковой длины, — поясняла я возле отпечатка ступни бхагавана. — А еще во всей Вселенной есть всего пять подлинных отпечатков ступни! Это тайцы так думают. - Невероятно, — широко улыбался он и скользил длинными пальцами мне под юбку. - Что такое любовь? — спросила я его, когда мы гуляли по джунглям. - Это ежедневный выбор, — не задумываясь, почти механически ответил он. Где-то жутким голосом заорала птица. Это было неромантично. - Смотри, они светятся! — я так восторженно пищала, любуясь светящимися водорослями на Мальдивах, что распугала несколько влюбленных парочек вокруг. Он же бросил безразличный взгляд на переливающиеся волны, в которых жили тысячи и тысячи звезд. - Это всего лишь водоросли или кто там светится, — равнодушно отметил он и лизнул мне ухо. - Боже, как красиво! Гляди — это ведь Голубая Дыра! — я так верещала, что чуть не выпала из кабины вертолета. - Ничего особого, — и он оставил мне засос на шее. — Не вывались гляди, тут глубоко и я за тобой не полезу. - Прокати меня! — закричала я, запрыгнув на качели в Эквадоре. - Конечно, золото мое, — сверкнул улыбкой он, и перед моими глазами замелькала зелень, горы, ущелье, вулкан, и вода внутри меня перестала быть опорой, и воздух просочился через каждую пору тела, когда вдруг я поняла, что это — качели на краю Земли. Дальше только конец света. И я увидела его, свой личный конец света, спускаясь с винтовой лестницы в итальянской траттории. Мой мужчина держал за руку молодую девушку, почти ребенка. Он сидел ко мне спиной и не мог меня видеть. Я замерла, я умерла в этот момент, и птицы улетели навсегда из моего сердца. Он погладил ее коленку, и я хотела убить его, ее, людей со стеклянными глазами за соседним столиком, толстую официантку и кота с коротким хвостом и человеческими глазами. Я закричала, но воздух вокруг меня оставался неподвижным, вязким, густым и горячим, одинаково бездушным снаружи и внутри легких. Любовь — это ежедневный выбор. И не всегда в твою пользу. Глотая слезы, я выкрутила лето на двойку. Пять дней я не выходила из комнаты, ревела в унисон жутким ливням за окном, завывала в такт ветрам и урагану. Я заливалась слезами и ненавистным ромом в отеле в Гаване, пять дней слушая записи одной певицы-лесбиянки и исповедуясь подушке. Уже к третьему дню подушка вполне разделила мое несчастье и плакала, как ребенок. Наш душещипательный вой чуть не довел до нервного срыва хозяина, и почтенный дон Перейро, проливая слезы, умолял меня из-за двери покинуть его гостеприимный отель: у сеньориты с первого этажа случился понос на нервной почве, все жильцы погрузились в депрессию, а на пластиковых наличниках из-за сырости, которую я развела, уже появилась черная плесень. Хозяин рыдал, извинялся, умолял и клялся, что станет вегетарианцем. Я всхлипывала и шмыргала носом, сидя на кровати с пустой бутылкой рома в руках, когда ко мне вдруг вернулось здравомыслие. - Сколько, черт побери, можно? — возмутилось оно. — Мужиков много, хоть каждый день меняй, а лето, лето заканчивается! Подбери нюни, дура! - Сейчас приму душ и съеду! — пообещала я Перейро через дверь. Он радостно всплакнул. Дом встретил меня пугающей тишиной. За окном было ярко и солнечно, но лето уже начало свое умирание. Оголились верхушки каштанов, усыпав золотым ковром асфальт за окном. - Не может быть, — не поверила я своим глазам, но уши не подвели: ветер звучал по-осеннему. Два деления на коробочке потухли, одно едва светилось. Лета осталось совсем немножко. Я быстро помыла голову и, несмотря на приближающийся вечер, выкрутила лето на девятку, чтобы получить от него все. Многолюдный пляж и закат, я бегу по кромке воды и хватаю лето за подол одежды. Воздушный шар, и меня качает в корзине над Каппадокией. Смена кадра, и я уже зависла на параплане над Петровацем. Картинки меняются все быстрей, заряд заканчивается и лето умирает. Зима установилась очень внезапно, вернув меня требовательным телефонным звонком. В голове еще звенят крики чаек, гудит ветер. Лето прощально пролетает перед глазами, и последнее деление на белой коробочке тухнет. Зима мрачная и окончательная, как замерзшая насмерть птица, неприятная и колючая, как двухдневная щетина у мужчины, если тереться о нее женской щекой, равнодушная и бесцеремонная зима вновь воцарилась во мне и вокруг. - Девушка, здравствуйте, я вам месяц назад продал лето, — мужской голос в телефоне. — Скажите, у вас осталось еще немножко? Тут неделька перед праздниками выпала, я подумал, что если вы еще не… - Лето уже использовано, — поспешно объяснила я. - Жалко, — вздохнул мужчина. — Думал в Тай к девочкам мотнутся. Только что развелся, надо нервишки подлечить. Если у вас хоть пару деньков осталось, я хорошо заплачу, правда! «А вот шиш тебе, а не девочки», — злорадно подумала я, но вслух сказала: - Увы, уже помочь не могу. Только что последнее деление потухло. - Жаль, — повторил со вздохом мужчина. - А вы можете меня научить упаковывать лето? — спросила я. - Ну, лето — это так, шалость, — хмыкнул он. — Вы позвоните моему Тайм- мастеру, может, возьмет вас в ученики. Уникальные практики управления временем, тайм-прессинг, упаковка жизненного времени в тару с повышенным удобством пользования… В общем, черкните номерок, позвоните, поговорите. А если вдруг у вас будет свободная неделька лета — звоните мне, я с удовольствием куплю. Я записала номер телефона Тайм-мастера и вежливо попрощалась. За окном снег срывался крупными хлопьями с серого неба. До Нового года оставалось пару дней. Черт, а ведь я так и не успела сделать летом педикюр! |