Орёл над перевалом Меня разбудил ночной телефонный звонок. - Борис Алексеевич? - Да. - Здравствуйте. Вас беспокоит полковой священник Анатолий Песков. Мы закончили строительство Александра Невского храма и хотели бы украсить его стены фресками. Вы согласны нам помочь? - Согласен. - Спокойной ночи! Великое случается неожиданно. Как только священник «на том конце провода» положил трубку, я почувствовал, как привычная картинка моего московского быта треснула и рассыпается на фрагменты, напоминающие картонные пазлы. Так рассыпается (А-ах!) на тысячи брызг морская волна, ударяясь грудью о гранит утёса… Наутро штатный ковёр-самолёт с двумя пулевыми ранениями фюзеляжа "выкрал" меня из лабиринта столичных улиц и перенёс в девственное предгорье Тянь-Шаня, на заснеженный берег неба. - Неба? - Да. Рассматривая вытоптанную Сушками взлётную полосу Российского военного аэродрома, я понял, что небо начинается не где-то там за горизонтом, а прямо передо мной. Прямо передо мной голубая волна оплёскивает человеческое побережье, выманивая "на глубину" крылатых авантюристов и романтиков!.. Но обо всём по порядку. Рассказ 1. Командир На аэродроме меня запихнули в старенький УАЗик и доставили в гарнизонную гостиницу. Вручив ключи от отдельного номера с видом на полковую баню, лейтенант, сопровождавший «груз», отдал честь и удалился. Ощущение тверди под ногами после стольких часов, проведённых в зияющей пустоте неба, пробудило во мне зверский, не подобающий иконописцу аппетит. Я вышел на кухню. У плиты кашеварил военный лётчик, квартирующий по соседству. - Вот, значит, как выглядят великие художники! – сказал он, не поворачивая головы. «Ага, значит, меня ждали» - подумал я и ответил, глядя собеседнику в затылок: - Точно так же, как определяется лётчик в толпе не лётчиков. - Это как? - он обернулся. - Просто. По наличию третьего глаза! Мы понравились друг другу, разговорились и в будущие дни пригубили не одну рюмку чая, встречаясь на кухне за дружеским ужином (если не было ночных полётов). Разрешите представить: полковник Российских ВКС Горшелев Антуан Олегович. Добряк средних лет, с огромной шевелюрой каштановых волос, тронутых первой сединой. Рост штурмовой, средний. Черты лица тонкие. Глаза печальные и внимательные. Вежлив, предупредителен. На шее крестик. ...Командир поредевшего штурмового звена подполковник Горшелев пятьдесят вёрст тянул подбитую, истерзанную Сушку до аэродрома. Кое-как сел. А когда выполз из кабины на руки товарищей и оглядел со стороны собственные крылья, крепко призадумался. Не верилось, что огрызок металла без хвоста, шасси, с пробитым фюзеляжем выпорхнул из рукавичек смерти и долетел до своих! На лицо было "обыкновенное чудо". "Да, тут без Бога не обошлось, - решил Антуан, - пора креститься!» - Небо – это что? – спрашиваю. - Небо? – Антуан замирает, - Небо – это, как тебе сказать, это… мой дом. На Земле я в гостях. Томительно здесь, люди, вещи. А там!.. Знаешь, лечу я сегодня над перевалом, а внизу орёл, как кусочек старого времени, застыл, не шелохнётся. Я его облетаю, а ему хоть что, только крыльями чуть перебирает. Я кричу: «Коллега, посторонись!» А он в ответ: «Мир тебе, человек-птица!» Эх, Боря, да я даже в автомобиле руль порой на себя тяну. Если б не гаишники! ...Помню, как-то полковник пришёл за полночь. Я сидел на кухне и распечатывал путевые заметки из блокнота. Увидев меня, он нахмурился, как-то неловко поздоровался, прошёл в свой номер и закрыл дверь. Утром следующего дня мы встретились на кухне. Ни о чём не спрашивая, я оглядел моего товарища и обратил внимание на припухлость век, верный признак бессонной ночи. Из приоткрытой двери его комнаты несло прогорклым «ароматом» скуренного табака. Я знал, что сегодня полёты и участливо поинтересовался: - Антуан, как вы себя чувствуете? - Неважно, в смысле не важно всё это. Будете кофе? Я принял приглашение, мы сели. Антуан разложил растворимый порошок по чашкам и начал заливать его кипятком, но вдруг отставил чайник и произнёс: - Какого …, прости Господи, Серёга попёрся за перевал! Себя убил, ладно, полтинник пожил, нашему брату и того достаточно, но лейтёху-то молодого зачем угробил? У того жена, два малыша. Теперь что, из ордена, как из топора, прикажешь мальцам кашу варить? Видишь ли, помочь союзничкам решил. Те обделались со страху и давай трындеть: «Русо, выручай!» Ему же нельзя было туда лететь, и он знал, что нельзя, интернационалист хренов! Я закончил приготовление кофе и спросил: - Это то, о чём сегодня Яндекс трубит? - Ну да. Быстро разлетелось. Стоит где промашку дать, шакалы с блокнотами тут, как тут – за уши не оттянешь! Антуан механически помешивал сахар в чашке и рассеянно смотрел в окно, где над полковой баней набирало силы голубое гарнизонное утро. «Где он сейчас? – подумал я, - Может, летят они бок о бок с погибшим другом над перевалом, и отработав боекомплект по условному, или иному противнику, возвращаются домой с посадочным интервалом в пятнадцать секунд? А может, закадычный друг зазвал товарища погостить, да взглянуть на картографические особенности Того света. Бывает, в бою не разобрать - жив ты, нет ли. А лететь всё равно надо...» Антуан закончил инструктаж молодых офицеров и неожиданно ночью съехал из номера. Утром на кухонном столе, за которым мы столько дней пили чай и собеседовали, я прочитал записку: «Боря, уезжаю не простившись. Выдалась оказия за Серёгу поквитаться. Помнишь, я рассказывал тебе про орла над перевалом? Не забывай его, дружище!» Рассказ 2. Первое июня Сегодня самое первое, самое "маленькое" июня - День защиты детей! Праздник в прошлом сентиментально-торжественный, ныне забытый совершенно и государством, и его взрослыми представителями. То ли детей не стало, то ли мы, растеряв российское прошлое, перестали думать о российском будущем? А может, что-то невзрачное, как похмелье, опутало житейские тяготы первого летнего дня? Так или иначе, нет детского праздника на Руси в 21-ом веке. Видимо, не нужны цветные мелки юным корифеям, с трёх лет свободно редактирующим мамину фотографию в последней версии ещё не русифицированной программы "Paint". Так решили родители. ...В далёкой и очень серьёзной российской воинской части на территории неба, подконтрольной оперативной службе ПВО, выдалась дивная космическая амброзия. Солнце солировало! Перед зданием гарнизонного клуба собрались нарядные молодые женщины (вы же понимаете – в таких частях служат только контрактники, и живут они не в казармах, а семейно в гарнизонном городке). Счастливые мамы, как цветущие ветви розария, возвышались над множеством празднично экипированных малышей. Играла музыка. Женщины-организаторы изобретали немыслимые соревнования для смышлёных, смешных и милейших карапузов. Кто-то прыгал через верёвочку, кто-то рисовал мелками на асфальте, кто-то картавил в микрофон – веселились все! Глядя на праздник будущей осмысленной жизни, я невольно представлял, что каждую минуту этот человеческий рай может вздрогнуть от рёва гарнизонной тревоги. Огромные папы с ружьями и гранатами, на глазах притихших от ужаса детей, побегут на огневые точки, не успев даже попрощаться с любимыми крохами. А мамы, прижав к груди свои испуганные сокровища, бросят на асфальт всё лишнее - сумки с переодеванием, коляски, апельсины и помчатся, как сполохи вихря, в бомбоубежище, о котором им столько раз говорили заботливые папы… Да продлит Господь мгновения земного рая! Быть может, тогда мы наконец забудем о том, что ради благополучия следует всё время немножечко бояться. А наши бесстрашные души станут лёгкими, как пепелы*, поднимутся в небо над гарнизонными ПВО и полетят в будущий день «на разведку» всеобщего личного счастья! *пепела - бабочка (груз.) |