Часть I.

"Об этом мире нечего тужить.

Пока живется - надо просто жить." К.Исфахани

 

Память, когда я достаю из ее недр образы моего младшего друга Барсенка, почему-то всегда возвращает меня сначала к высокому берегу Дона, с которого открывается грандиозная панорама его излучины, в которой комфортно расположился небольшой портовый городок Калач-на-Дону. По всей видимости, мне тогда пришлось первый раз пережить потрясающую гамму чувств, связанных с Барсенком. Ему было тогда всего лишь 13.

Еще мальчишкой я пропитался духом романтики, когда, рискуя сломать себе шею, спускался по отвесным скалам в таинственные пещеры прибрежной полосы Японского моря у порта Находка. По всей видимости, с тем, чем загрузил себя человек в этом возрасте «распахнутых любопытством глаз», он живет всю оставшуюся жизнь, возвращаясь необъяснимым образом в своей будущей жизни к первоначальным истокам бытия детства и юности. На криво положенном кирпиче трудно возвести прямую и красивую стену. Это всегда помнится, когда на горизонте собственной жизни возникает волею судеб силуэт Великой Надежды в образе юной сорвиголовы. Теперь, с позиции нажитого опыта, я понимаю, почему так охотно отдаю свое свободное время пешеходной романтике туризма. Я все еще тот мальчишка, который готов вновь и вновь погружаться в коктейль возбуждающей смеси адреналиновых приключений и сладострастной слабости от очередной победы. И мне хочется из принципа мальчишеской солидарности бескорыстно поделиться этим с другими друзьями-мальчишками. Теперь, уже зная наперед, что на этом фундаменте романтики, будущей личности будет чуть легче разгадывать ребусы собственной Судьбы.

«Ну почему же я раньше не нашел этого места»- укорял я себя, расположившись загорать со своей мальчиковой командой в чудном и безлюдном месте на правом берегу Дона. С высоты берега, которого открывалась изумительная панорама моста через спокойные воды древней реки и всей, сколько глаз хватало, излучины, покрытой сосновыми лесами, озерами и цветущими лугами.

С высокого берега были видны барахтающиеся внизу белокожие фигурки мальчишек. Они весело боролись за обладание «надувашкой», кричали мне спускаться, махали руками. И я знал, что я еще чуть-чуть поленюсь, но спущусь к их бурлящей эмоциями ватаге. Так надо. Приглашение мальчишками взрослого в свою игру свидетельствует о многом. Главное – это доверие. Но и большее: игра – это комната, в которую дети предлагают входить без стука, но не каждому. Интуитивное ощущение ими во взрослом сверстника, которого «заколдовало» Всесильное Неощущаемое Время, всегда возбуждает детей возможностью совершить запредельный подвиг – «разрушить злые чары» и подарить свободу тому, к кому у них возникла симпатия и интерес. Феномен виртуального покровительства детей над старшими по возрасту.

Мое появление у воды вызвало еще больше шума и брызг. А приближение к эпицентру событий было для всех напряженным предвкушением новой игры. Хаотичное и импульсивное движение тел вокруг «надувного островка» усилилось. Но в мире безудержного веселья вдруг что-то сломалось…Отделившись от кувыркающейся в волнах Дона компании друзей, мне навстречу медленно поплыл Барсенок. Мы еще не различали выражение глаз друг друга, но необъяснимое ощущение предлагаемой им мне игры возникло сразу. И это было не просто открытая демонстрация своей близости ко мне, в недрах, лежащей на поверхности игривости, чувствовалась сжатая до предела «пружина» ревности. Он не желал «отдавать» меня другим. Он должен был быть первым, в этом процессе высекания из сущего не испробованных еще удовольствий. Он плыл навстречу медленно, погружая до самого носа лицо в воду. Он чувствовал, что друзья, не подавая вида, с любопытством за ним наблюдают. Игра началась.

Нет, он не дождался от меня шумной «атаки» в свою сторону. Скрытые от контроля его сознания потребности должны были сами мгновенно, перелопатив в недрах мозга миллиарды решений, наблюдаемых нюансов, найти единственно правильный ход. Кажется, полоска воды между нами должна была взбурлить от бешеного обмена биотоками.

Мы проплывали мимо друг друга, мы уже оставляли друг друга за плечами, обменявшись в мгновение взглядами, полными вопросов, растерянности, мольбы и отчаяния, когда вдруг Барсенок совершил ловкий разворот и его ладони шлепнулись сзади мне на плечи. «Спасайте меня, я утонул»- прокомментировал он свои действия. Какие-то метры его тело ерзало в завихрениях воды на моей спине. Мои импульсивные гребки дергали его невесомое в воде тело, он то и дело фыркал, пытался удобно расположить себя сверху. Не получалось. «Родео!» - вдруг воскликнул он, и его ноги крепко оплели мой торс. Барсенок высоко и приветственно замахал друзьям руками. Друзья шумным заплывом ринулись в нашу сторону. Пятки Барсенка все время упирались под моим животом куда-то «не туда» и мне даже показалось, что он водит ими в разные стороны по животу умышленно.

Вся группа, с аппетитом пообедав у костра, расползалась для загорания. Благо, что места было вдоволь. Двое друзей Барсенка, растелешившись полностью, скрылись за палаткой. Они не стеснялись друг друга, но испытывали, по всей видимости, неловкость перед остальным большинством, которое собственно пребывало в таких же, видимо, противоречиях, скрываясь от посторонних взглядов в густой траве, в тени за деревьями.

Приняв правила игры, я с удовольствием предоставил солнцу возможность вплотную заняться моей обнаженной натурой, тоже уединившись от остальных чуть на склоне горы под одиноко стоящим дубом, дабы наслаждаться восхитительной перспективой умиротворенного безбрежного пейзажа.

Ударом тока меня вывело из полудремы прикосновение к моему бедру. Барсенок, поджав ноги, расположился рядом, молча разглядывая мое тело. Вдруг он заулыбался и его палец, нащупав полоску волоса на средине моего живота, медленно стал скользить по ней вниз. Он бросал озорные взгляды на мое лицо, словно желая убедиться в том великом, о чем он слышал или догадывался. Игра, совершив пируэт эволюций чувств и эмоций, искала своего продолжения. Я закрыл глаза, словно жмурясь от яркого солнца, продолжая улыбаться и, внутренне напрягаясь от той сладостной неизвестности, которая воздушным сюрреализмом сплетало в один комок жаждущую плоть и льющуюся нежность, скользящих по мышцам брюшного пресса, пальцев Барсенка. Вдруг мое тело уловило быстрое движение воздуха, движение мальчишки и тень, закрывшую мое лицо от солнца. В следующее мгновение, легкий летний спальник накрыл меня с головой, Барсенок юркнул под него, прижавшись плотно ко мне своим горячим, и, слега влажным от пота телом. В следующее мгновение он высвободил наши головы от спальника, приподнялся, обнял меня за плечо и, весело улыбаясь, стал разглядывать мое лицо. Я откинул в сторону руку, он удобно расположил свою белобрысую голову на моем плече, и мы оба утонули в нирване, нахлынувших чувств, с удивительной естественностью гармонировавших с грандиозной картиной синего неба, восхитительной панорамой задонья у наших ног и извилистой ниткой реки, возникающей из неоткуда и исчезающей в никуда, но несущей в себе некую определенную сокральность – соединение в бесконечности Бытия двух истосковавшихся в вечности душ.