Правильно говорил генерал: «Наш курсант думает только о том, как поесть, поспать и размножаться». И почему в молодости днем так спать хочется? Вечером в постель не загонишь, а днем только дай возможность «харю подавить». Я сам в Миргороде после доброго обеда с солоноватым компотом зашел за боксы возле учебной базы, завалился в траву. Только глаза закрыл, открываю – звезды на небе, как у Гоголя. Бегом в казарму. Как раз к вечерней поверке поспел. Семь часов, как одну минуту, проспал.

Мой товарищ, в том же Миргороде, после интенсивного процесса размножения, имевшего место предыдущей ночью, заступил в наряд дневальным по роте. Не имея сил далее бодрствовать, он уселся на тумбочку, подпер щеку левой рукой и так задремал. Нас было 90 человек, треть, как правило, после отбоя участвовали в вышеуказанном процессе. Возвращаясь в родную казарму, каждый считал своим долгом толкнуть, пощекотать или сказать «Не спи, замерзнешь» моему, изнуренному излишествами всякими нехорошими, другу. Он только отмахивался. На его беду пришел ответственный по эскадрилье майор Андреев. Увидев такое безобразие, он гневно и грубо потряс спящего дневального. Тот давно готовил удар возмездия. И не его вина, что этот удар пришелся в скулу не в меру исполнительного майора.

Преподавал нам теоретическую механику гражданский преподаватель. Он был насквозь пропитан авиационным духом и милитаризован в высшей степени. Обычно во время лекции он тихонько подбирался к задним рядам и там полушепотом говорил:

– Кто не спит сидеть, а кто спит….

Делал паузу, что бы до бодрствующих дошел его коварный замысел, и голосом Аттилы, бросающим гуннов на римлян, гаркал:

– Встать!!!

Расчет был на то, что подскочат только спящие, и будет очень забавно смотреть на их перепуганные, заспанные физиономии. Только ни разу его расчет не оправдывался. В свое «Встать!» он вкладывал столько экспрессии, что подскакивали все. И спящие терялись в общей массе.

– Я же сказал, кто не спит – сидеть, – с досадой говорил он. – Чего все подскочили?

Мы обещали в следующий раз так, и поступить, но желаемого эффекта он не добился.

Очень хорошо в этой жизни устроился мой друг – Длинный. Природа наделила его настолько удлиненными голенями и предплечьями, что он, уперев левый локоть в колено, клал подбородок на ладонь и мирно засыпал. Его голова покоилась при этом на такой высоте над столом, что ни один преподаватель не мог его ни в чем заподозрить. Правая рука с авторучкой лежала на открытом конспекте. Он просил, чтобы его толкнули, когда преподаватель обратит на него внимание. При этом он, не меняя позы, начинал чиркать по конспекту. Если лекция была скучной, я развлекался тем, что время от времени толкал Длинного и с удовольствием смотрел, как он панически рисует каракули в тетрадке.

Летом, в самую жару, идет лекция по физике. Дина Петровна бдительно смотрит, чтобы курсанты не спали. Особенно беспокоят ее задние ряды. Там, как правило, самые ленивые сидят и не слушают. Заподозрив неладное, она грозным голосом восклицает:

– Эй, там! Камчатка! Не спать!!

Прямо у нее под носом подскакивает мирно прикорнувший за первым столом Вовчик. Он отсидел ногу, не может прямо стоять и валится на бок. На лбу у него отпечатался заголовок размокшей от пота газеты «Комсомольская правда» в зеркальном отражении. Лицо его помято, все в красных полосах. Тем не менее он нагло заявляет:

– А я не сплю! – и опять валится на бок.

Дина Петровна, глянув на него, падает на кафедру и смеется до визга и захлебывания. Вовчик никак не может справиться с отсиженной ногой. Все, кто сидел рядом, катаются от смеха. Когда доходит до задних рядов они тоже просыпаются и ржут. Минут пять никто успокоиться не может. Вот так один спящий всю аудиторию разбудил.

Говорят, когда человек на операционном столе в клиническую смерть впадает, ему представляется, как выходит он из тела и, летая под потолком, видит и себя бедненького, и суетящихся врачей откуда-то сверху. Нечто подобное, очень редко, со мной бывало. Как заснешь на занятиях или на самоподготовке, кажется, что не спишь и видишь аудиторию сверху. Слышал, как товарищи разговаривают. Даже тему разговоров запоминал. Когда просыпался, я им говорил, что не спал и все слышал. Но оказывалось, что я не только спал, но и храпел. Те, которых я во сне видел рядом, оказывались в других углах аудитории. А о теме, которую я во сне слышал, они и не помышляли никогда. Может, и у меня душа от тела отделялась? А? Не удивительно, ведь все время хотелось есть, спать и размножаться.

Во снах на лекциях по радиотехнике меня донимал Еженоль. Зверек похожий на ежа, но длинный и пронырливый. Он везде следовал за мной и тыкался в лицо своей острой мордочкой. Несколько позже, уже на экзамене, я, к большому своему удивлению, узнал, что так называется пороговое напряжение, при котором открывается радиолампа. Е, же (g), 0 – ноль. Если бы не зверек Еженоль, разве я запомнил бы, что радиолампы бывают как в закрытом, так и в открытом положениях?

Колюню из первой роты дежурный по училищу попросил сменить подушку. Когда Коля со свежей подушкой возвращался в учебный корпус, он всем встречным пояснял:

– А нам теперь разрешили с подушками на занятия ходить.

Вот было бы здорово.