…Там было очень много народу. Лица плыли в табачном дыму, нисколько не смущаясь тем, что они всего лишь лица.

 

Десять капель мартини,

В своём никотине

Не задыхаюсь

И каюсь, и каюсь, и каюсь…

 

Что-то надо было сделать в оставленной на заснеженном пороге жизни, что-то, что постоянно ускользало от рук сознания, прежде цепких, а теперь таких вялых, совсем безвольных.

 

Чёрны вОроны

Кружат городом,

Кружат крышами,

В спину дышат мне.

Что вы кружите?

Кому служите?

Что вам надобно?

Тёплым ладаном

Окроплю свой дом

Чистым четвергом…

Чёрны вороны,

Прочь из города!

 

А раньше ведь было лето. Вишнёво-клубничное, с морскими закатами и маленькими полевыми гвоздиками.

 

Покой и отдых — благодать!

За это можно всё отдать!

 

Потом неожиданно — в один день — пришла осень — царица астр и хризантем. Время избавления от всего старого и ненужного. Время холодной воды, золота и теней. Время печалей…

 

Тихим молитвенным шёпотом

Тишину оглушу послушную.

Нет, не будет во мне больше ропота.

Нет, не правда — я не равнодушная!

Пронесусь ураганом по улицам,

В каждой луже по солнцу останется,

И пусть небо седое хмурится —

Так оно ещё больше нравится.

 

Странно, за одну осень сколько раз протыкали насквозь меня цвета чувственной радуги. Откровенный красный, тёплый оранжевый, радостный жёлтый, успокоенный зелёный, холодеющий голубой, депрессивный синий и одинокий фиолетовый, — они приходили даже вне зависимости от погоды, порой раз десять на дню.

 

Я дождусь дождя,

Чтобы с радугой,

В небо уходя

Просто нАгая,

Зачерпну рукой

Краски светлые

И плесну рекой

В незаметную

Душу серую,

Тьму чердачную.

Я всё сделаю.

Всё оплачено.

 

…А там всё плыли по табачному дыму чьи-то лица. Я давно забыла, зачем, кто я, и что мне здесь нужно. Иногда казалось, что именно здесь мой дом, конечная остановка пути. А иногда сквозь горькое марево пробивались воспоминания, опровергающие и отвергающие существование моего дома именно здесь. Эти воспоминания что-то шептали мне в уши, почти оглохшие от бушующей здесь музыки… Память услужливо крутила старое видео, засмотренное до помех, смертельно наскучившее, пропитанное дымом и алкоголем.

 

Я смотрю в окно, мироточАщее

Каплями осеннего дождя.

Тяжело вернуться в настоящее —

Отчего-то нету здесь тебя.

Обещанья сыпятся усталые,

День течёт иссохшейся рекой,

Вот уж на окне снежинки талые…

На черта мне этот весь покой?!

Ты придёшь — я знаю, это сбудется.

А иначе как пройти сквозь боль?

И молчанье долгое забудется,

Перекроется одним тобой…

 

Было, всё было. И явное междустрочье, и неприкрытая правда, и недосказанность лжи… Недосказанность ведь всегда ложь, как и полузабытая правда, и невырвавшиеся слова, запрещённые глупым рассудком. Самообман! Недомолвки — это не та дорога, ведущая к личному счастью, а скорее, тропинка, уходящая куда-то в сторону бесконечных шелестящих камышей.

 

Ночные голоса

И цифры телефона,

Короткие гудки

И тихие слова.

Хохочут небеса

Тем звёздно-лунным звоном,

Что память бередит,

Заснувшую едва.

 

…Лица всё плыли. В потухших глазах светилось лишь веселящееся безразличие и страх ночи. Они всё боятся ночи. И я боюсь. И в то же время я не могу без неё. Она — мой наркотик, лечащий и убивающий одновременно.

 

Потухли мысли

И льдом раскисли,

Лишь слёзы висли

От этих мыслей…

 

Каждый день говорю себе, что не вернусь больше в этот безумно-пустой бред, что встречу очередную ночь снами, а не туманом сознания… Но слова лишь трупы. В них можно вдохнуть любой смысл, поэтому мне всегда кажется, что я даю неправильно понятые обещания…

 

…И снова, и снова танцуют

Бредово-туманное танго,

В стекле бокальном тоскует

Души моей старая ранка,

Она везде чужестранка…

Танцуют в седом никотине

Устало-забытое танго

Десять капель мартини.