Конкурс в честь Всемирного Дня поэзии
Это просто – писать стихи?











Главная    Новости и объявления    Круглый стол    Лента рецензий    Ленты форумов    Обзоры и итоги конкурсов    Диалоги, дискуссии, обсуждения    Презентации книг    Cправочник писателей    Наши писатели: информация к размышлению    Избранные произведения    Литобъединения и союзы писателей    Литературные салоны, гостинные, студии, кафе    Kонкурсы и премии    Проекты критики    Новости Литературной сети    Журналы    Издательские проекты    Издать книгу   
Всемирный День Писателя и
Приключения кота Рыжика.
Форум книги коллективного сочинительства"
Иллюстрация к легендам о случайных находках на чердаках
Буфет. Истории
за нашим столом
ДЕНЬ ЗАЩИТЫ ЗЕМЛИ
Лучшие рассказчики
в нашем Буфете
Владимир Трушков
Лиска Лариска (охотничья сказка
Английский Клуб
Положение о Клубе
Зал Прозы
Зал Поэзии
Английская дуэль
Вход для авторов
Логин:
Пароль:
Запомнить меня
Забыли пароль?
Сделать стартовой
Добавить в избранное
Наши авторы
Знакомьтесь: нашего полку прибыло!
Первые шаги на портале
Правила портала
Размышления
о литературном труде
Новости и объявления
Блиц-конкурсы
Тема недели
Диалоги, дискуссии, обсуждения
С днем рождения!
Клуб мудрецов
Наши Бенефисы
Книга предложений
Писатели России
Центральный ФО
Москва и область
Рязанская область
Липецкая область
Тамбовская область
Белгородская область
Курская область
Ивановская область
Ярославская область
Калужская область
Воронежская область
Костромская область
Тверская область
Оровская область
Смоленская область
Тульская область
Северо-Западный ФО
Санкт-Петербург и Ленинградская область
Мурманская область
Архангельская область
Калининградская область
Республика Карелия
Вологодская область
Псковская область
Новгородская область
Приволжский ФО
Cаратовская область
Cамарская область
Республика Мордовия
Республика Татарстан
Республика Удмуртия
Нижегородская область
Ульяновская область
Республика Башкирия
Пермский Край
Оренбурская область
Южный ФО
Ростовская область
Краснодарский край
Волгоградская область
Республика Адыгея
Астраханская область
Город Севастополь
Республика Крым
Донецкая народная республика
Луганская народная республика
Северо-Кавказский ФО
Северная Осетия Алания
Республика Дагестан
Ставропольский край
Уральский ФО
Cвердловская область
Тюменская область
Челябинская область
Курганская область
Сибирский ФО
Республика Алтай
Алтайcкий край
Республика Хакассия
Красноярский край
Омская область
Кемеровская область
Иркутская область
Новосибирская область
Томская область
Дальневосточный ФО
Магаданская область
Приморский край
Cахалинская область
Писатели Зарубежья
Писатели Украины
Писатели Белоруссии
Писатели Молдавии
Писатели Азербайджана
Писатели Казахстана
Писатели Узбекистана
Писатели Германии
Писатели Франции
Писатели Болгарии
Писатели Испании
Писатели Литвы
Писатели Латвии
Писатели Финляндии
Писатели Израиля
Писатели США
Писатели Канады
Положение о баллах как условных расчетных единицах
Реклама

логотип оплаты
Визуальные новеллы
.
Произведение
Жанр: Просто о жизниАвтор: ФОМА
Объем: 33301 [ символов ]
ЭТАЖИ ЛЮДМИЛЫ ИВАНОВНЫ
ЭТАЖИ ЛЮДМИЛЫ ИВАНОВНЫ...
 
Дом...
 
Справа - осинник, низкорослый, непроходимый, многодетный - потому и непроходимый, еще молодой, но такой усталый - от непосильной и для него жары, - а ведь только июнь - начало лета. Весь май, напротив, держали холода до заморозков на почве, говорят, дубы пострадали очень. Могучие, а гляди ж ты, первыми и пострадали. Говорят, листья скрючились и опали, некрасиво, - потому что больно, и не вовремя?..
 
Слева - тоненькие березки, стреноженные тем же голодным выводком осиновым, перемахнувшим через выгоревшую тропинку, - седые коричневым, - по-осеннему полупрозрачные, за ними - ельник?
 
Хлюпающая, по обыкновению, тропинка хрустит? Гуськом бегут по ней разноцветные детишки с надувными кругами, размахивают руками - ногами, рты в громких гримасах, но их не слышно, потому, что старость в лучшем случае дальнозорка, в худшем... О том, что в худшем? и думать не хочется. Жара... Больше месяца - за тридцать градусов.
 
Там, внизу, река...
 
Когда ветер северо-западный, прямо в форточку, чувствуется, под вечер особенно, и если бы не комары, и если бы пенсию приносили вовремя, и если бы лекарства не стоили так дорого, и если бы не обострившаяся нога, и если бы пришло письмо, хотя бы единственное за последние пять лет, и если бы...
 
Над рекой снопы из облаков. Ни - туда, ни - сюда. Душно...
Говорят, все химические заводы остановились, текстильные фабрики тоже, - и в реке появилась стерлядь, говорят, вкусная очень, не смотря на сомнительность в названии. И еще одно последнее - если бы: если бы Леночка из соцобеспечения, с высшим образованием, была бы чу-точку ласковей, и главное - внимательней. Сколько спичек сожгла, снимая показания счетчика, - копейки выходили, - а ушла в отпуск, и дали на время другую, и та без спичек и без высшего образования в такую сумму ухнула, что можно было умереть от второго инфаркта. Эх Леночка - Леночки... чему вас только в институтах учат?..
 
Тренькнул телефон, еще раз тренькнул; если свои, то будут ждать до последнего: пока клюка не попадется под левую руку, пока не пере-ползет через негнущиеся пальцы в правую, пока тело с третьей попытки не приподнимется над скамейкой и, раскачиваясь, не дошагает до полочки в коридоре. Тот, кто звонит долго, знает все подробности перемещений на другом конце провода, поэтому и будет ждать до последнего, - если же звонки, вдруг, прекратятся, то будет еще одно дополнительное расстройство: кто бы это мог быть?..
 
А кого бы хотелось услышать?.. А таких уж больше нет в живых...
 
А звонил Леша.
Аж с конца города, а как бы совсем рядом, телефон у него японский, с кнопками, и памятью на ее номер. "Мне трубку поднимать не на-до, и набирать тебя не надо, - частенько бахвалился он (ох, и бах-вал!), - нажму и жду, он сам все сделает, лежи и болтай, сколько вле-зет". Делать ему целыми днями нечего, мужик здоровенный, лежит, как и она, на третьем этаже... (или на пятом? нет, на третьем!) уже пятна-дцать лет, - недавно праздновали ему сорок. И цветов - то ему надарили, и духов - одеколонов, и отечественных "бродлеров" в яблоках, с рисом, - окорочка "мериканские", видите ли, ему вредны, и другим не советует... Любитель советовать, когда не просят! Икорки-то поели, винцато попили, пельменев - то накрутили... Ну, бахвал! У самого пенсия триста с чем-то, да у матери не больше... На что икру-то... Бахвал!
 
И... жалко его-то одновременно...
 
Она тогда еще в поликлинике в регистратуре подрабатывала, когда он сам пришел к хирургу с обыкновенным чирием на сидячем месте, а увезли на скорой с полной парализацией ниже поясницы... Живет с мате-рью, ее ровесницей, - ей тоже семьдесят пять, - попробуй, поверни его на один бок, потом на другой...
 
Как-то они крепко по телефону поругались (два месяца потом не разговаривали), она и спросила его в вынужденном ненастроении: "Мать помрет, что делать будешь?" А он: "Вены вскрою! ни за что к инвалидам не пойду!" "Еще как пойдешь, куда денешься, - в мыслях возразила она ему, хотя и сама рассуждала не единожды, - и я не пойду! и я с собой что-нибудь сделаю..."
 
А жадный!..
 
Когда его мать укладку себе в парикмахерской сделала и про цену проболталась, а он нажал кнопку своего японского, и так орал, таким матом, какого она и на фронте не слыхивала. Она заступилась (все тот же случай), и получила тогда такое...
 
А ее стрижет Анна Ивановна со второго этажа, за бутылку. И моет тоже за бутылку, так что когда стрижет после ванной, то получается экономия, и ничего, терпимо, если бы не лекарства... Она внимательно всматривается в зеркало, пока поднимает трубку.
- А, Лешенька! - говорит она...
 
Мрачнеет, тучнеет и отворачивается от себя в сторону.
Потому что, от того, что она от него услышала, никак веселее не станешь.
 
Он навел справки. Оказывается, лекарства для нее есть в централь-ной аптеке, - уколы стоят пятьсот тридцать восемь рублей, таблетки и мазь тянут на двести пятьдесят, итого - семьсот восемьдесят восемь, и главное, главное - он посоветовался со своим! лечащим врачом, и та сказала, что если уж и отказываться от лекарств, то лучше от уколов, а таблетки оставить. После этих его последних слов она что-то (уже не помнила) сказала резкое и швырнула трубку, и та конечно же не попала на положенное место, слетела вниз, стукнулась об пол; она подтянула ее за шнур, - та слава Богу! - гудела, - стараясь успокоиться, медленно вложила ее в углубление, и подергала, пока не удостоверилась, вдобавок еще и прислушалась: больше не гудела?...
 
Доковыляла до дивана, уронила тело, откачалась неваляшкой, надолго застыла взором в щели под газовой плитой, встрепенулась от про-мелькнувшей неприятности, - не таракан ли? - она их страсть как нена-видела. Видение не повторилось. Ох!.. Стала она замечать их, видения эти, за собой: как белые мухи перед глазами, как моль, - мелькнет и нету, - а тут новое, черное, и под плитой, медленное...
 
И не в деньгах дело; она к ним подготовилась уже: можно подумать, свет клином сошелся на одном Лешке, - деньги немалые, - если из ее тысяча сорок вычесть семьсот восемьдесят восемь, да за квартиру, да за газ, да горячую воду, телефон, что там останется на остальную жизнь?.. Добро, что с нее половина за услуги, как участнице войны, другим еще хуже; возмутила же ее лешкина все знающая эмоция: мол и без уколов можно обойтись на худой конец. Чей худой? Чужой!.. На свой бы попробовал отказаться, небось весь мир бы на уши поставил, до Кремля дозвонился за свое.
 
Чужое-то отменить можно и запросто... Эх!.. Она с силой оттолкнула от себя клюку под газовую плиту, в сторону черного и медленного...
А дурочка - клюка, не пролетев и половины отмеренного, ткнулась резиновым пятачком в линолеумный шов, задралась кверху ручкой, постоя-ла в задумчивости, и... завалилась набок к тумбочке, на которой покои-лась крышка от кастрюли со скорлупой от двух яиц - от ее неизменного завтрака. Крышка закобенилась и... свалилась на пол, усеяв линолеум яичными звездами.
 
Она заплакала, сухо, без слез, поднесла правую ладонь с едва шевелящимися пальцами к лицу. Через щели сквозь них к ней пробились раз-ные, оправдательные мысли.
 
Причем тут лешкина врач; откуда ей знать, что таблетки назначены повторно, а уколы в первый раз, и если бы врач это знала, то, вероятнее всего, приняла бы другое решение, и главное, откуда Лешке знать, что ей не хватит и на то, и на другое; может быть, она ради них от хлеба откажется, или продаст золотые сережки, - она не дотянулась до них правой рукой, но левой ощупала правую, - золото старинное, не то что нынче... Откуда врачу знать, что первым у нее состоялся инфаркт, потом обнаружили сахарный диабет, потом умер муж, потом правосторонний инсульт, который опаснее, а потом уж левосторонний, откуда Лешке, водителю продуктового фургона, знать о таких важных подробностях. Как баба худая - лезет, куда не просят!..
 
Вдруг, она сама почувствовала, как светлый луч пробежал по ее ли-цу, - она знала, как нужно действовать. Быстренько доковыляла до теле-фона, быстренько, без единой ошибочки, набрала номер.
 
- Лешенька! Миленький! Прости меня, дуру старую, правильно говоришь, совсем крыша поехала. Я чего звоню-то, я про врача, которая тебе присоветовала, может, она сама бы ко мне подошла, а я бы в долгу не осталась, а? У меня еще много чего от мужа осталось, машину стиральную бы отдала, рабочую... У нее детишки есть?.. Ну и что другой участок?.. Как, какая разница?! Ну не скажи, я сорок лет с врачами проработала, разные они...
 
И во второй раз бросила в сердцах трубку, но теперь уж точно на место.
- Жадюга! Как же, боится похудеть!.. - крикнула она голубю, пристроившемуся на окне. - Кыш!.. - угрожающе качнулась в его сторону, - Кыш! Самой жрать нечего! Кыш! Кому говорю?..
Голубь же продолжал таращить на нее радужный глаз: не понимал - она привычно взмахивала рукой, но из ее пальцев не срывались крошки, а привлекательная скорлупа на полу охранялась опасливо притаившейся клю-кой. Она рассекретила его потаенное желание, и с живостью принялась за его пресечение. Передвинула табуретку на середину кухни, опираясь на нее локтем одной руки и подгибая колени, другой подхватила клюку, выпрямилась и концом с ручкой, преодолевая голубиное хлопокрылое упорст-во, столкнула его вниз. Непонимающий, он еще долго пытался пристроить-ся на краешке окна, но она не отходила, и когда, наконец, добилась окончательной победы, уставшей, но удовлетворенной бросила свое тело на обреченный диван.
 
- Жадюга!.. - выдохнула она Лешке, в предполагаемую сторону горо-да.
 
В дверь позвонили, и ей снова пришлось подниматься, поворачивать ручку дверного замка, пропускать мимо себя как всегда чрезмерно воодушевленную Леночку из соцобеспечения.
- Здравствуйте, Людмила Ивановна! - прямо-таки прокукарекала она. - Как ваше настроение? Кому на Руси жить хорошо?..
 
Ох уж эта последняя ее присказка два раза в неделю: по понедельникам и четвергам.
 
- Мне! - со злостью выкрикнула Людмила Ивановна, бросая себя на диван. - Лучше всех! - и тут же перешла на ядовитый шепот змеи. - Осо-бенно после того, как я заплатила по электрическому счетчику.
- Ну что вы, - сразу сникла Леночка, - я же попросила у вас про-щения.
- А что мне с того! - она утолялась сэкономленным на Лешке. - Мне за лекарства теперь платить нечем! Вот сейчас позвоню твоему начальству, чтобы тебя, значит, уволили за халатность, будешь тогда кукарекать!..
 
Да... Она все-таки добилась своего: увидела в глазах Леночки на-стоящий, неподдельный страх, и только потому и не высказала припасен-ного значительного: - потому-то и муж тебя бросил с двумя детьми, не-умеху такую!..
- Как же я тогда жить буду, - совсем упала духом Леночка.
Может быть, это ее окончательное падение и усмирило Людмилу Ивановну.
- Я, вон какая, и то живу, а у тебя... - она с завистью окинула гибкий стан Леночки, - а у тебя... - (да, усмирило, но только на мгновение) ее исчезающие под веками зрачки заставили Леночку втянуть го-ловку в плечики поглубже. - Ты вот что! Ну-ка! Подмети, пол-то...
Та с радостью бросилась в туалет за веником, заработала с рвением, ощущая на спине умягчение взгляда... Она ошибалась, так как вынося ведро на площадку к мусоропроводу, она забыла о коварстве английских замков: ветер дунул, дверь с грохотом захлопнулась, - и Леночка вскрикнула. Она жала на звонок, жалобно скреблась в двери.
- Людмила Ивановна, родненькая, откройте пожалуйста, я у вас сумку оставила, меня другие клиенты ждут...
 
Людмила Ивановна подошла к двери сразу, хотела недотепу поучить недолго, но "клиентами" распалилась, - она не любила этого слова, от которого пахло молью и химчисткой, - от него вновь разлетелись по сто-ронам белые мухи. Говорят, - в доме престарелых старух клиентами прозывают, грабят среди бела дня, не стесняются воду молоком забеливать, годами простыни не меняют... А когда все же открыла дверь, то и пожалела, потому что учуяла в Леночке запах курящего человека и впервые обратила внимание на никотиновую дужку на ее зубах. Она нехотя отступила в сторону.
- Плохо живешь! На курево-то ежедневно не менее двадцатки?!.
 
- Я не сама трачу. Друг покупает... - совсем по-глупому отговори-лась она, - теперь начнется! - подумала, но и не зря же она в свое время закончила пединститут, и пока бабка с разворотами заходила на посадку и что-то там в седой головушке выстраивала, пошла в собствен-ное психологическое контрнаступление.
 
- А мы на День Победы, в отделе, только о вас и говорили...
Расчет оказался верным.
Бабка ошалело повращав глазами, сразу, и целиком проглотила наживку.
- Да?..
 
- Я обслуживаю двадцать старушек, а такая, как вы, заслуженная фронтовичка, только одна, да и у других девочек таких больше нет. Вы в семнадцать лет ушли на фронт. У вас ранения...
 
- Насчет ранений напутали, - Людмила Ивановна смягчилась настолько, что не стала заострять внимания на ошибке, и добродушно пояснила, - это у мужа моего, Алексея Григорьевича, много было нашивок, платили за них, потом перестали, а я было за день столько носилок перетаскаю, рук не чувствую, хирург был хороший - Абрамзон, полоснет ножом - гной, кровь, мне плохо, а он всунет папиросу в рот, затянись, Люська, легче станет. Так и пристрастилась к куреву. Долго курила: до первого инфаркта. И выпить могла: до инсульта первого, мне психотерапевт Орлов так и сказал: "Хорошо бы, Людмила Ивановна, концы сразу отдать, а если неподвижной будешь, кто ухаживать будет? Вот и бросила, как рукой от-резала! Теперь на дух не надо, не то что Анне Ивановной со второго этажа, выпьет с наперсток, рассопливется, а я бутылку, на двоих с мужиком, и не в одном глазу ничего нет. Десантники приедут, помянут раз, два, и под стол, а я их еще и по кроватям растаскаю, как тогда...
 
- А это что? - Леночка осторожно указала пальцем на перебинтован-ную ногу.
 
- Это диабет, как бы не отняли... - Людмила Ивановна готова была снова расплакаться.
- Да нет, выше, - Леночка указывала на неожиданно молодой лоскут кожи на голени.
- В день рождения, мне пятьдесят пять лет в лесу праздновали. Стала я с мальчишками на мотоциклах, наперегонки гоняться, да в пенек и угораздила, раскаленной трубой и придавила...
 
- Во сколько лет? - недоверчиво переспросила Леночка.
- В пятьдесят пять! Гостей было... - Людмила Ивановна задрала подбородок кверху, втянула в себя побольше воздуха двадцатилетней дав-ности, мечтательно прикрыла глаза, - пельменей...
 
- Пойду я, - засобиралась Леночка, - другие клиенты ждут...
Но Людмила Ивановна не прореагировала ни на раздражителей- "кли-ентов", ни на ее "до свидания", ни на щелчок английского замка в две-ри...
 
Северо-западный ветер посвежел; упали тени на пол, на мебель, на стены, на ее лицо, на седые волосы, - те осиялись фиолетовым? - и только его лицо, лицо Алексея Григорьевича, вдруг налилось розовым здоровым цветом, странно, а она, рядом, совсем еще молоденькая, в шар-фике поверх роскошных локон оставалась серой, под общий цвет стены, в рамочке, а он развернувшийся от нее к ней, сидящей напротив, фиолетовой, - он совсем живой. А она?.. А он в погонах, при четырех капитан-ских звездочках, только что приехавший из Берлина. Они продали на рын-ке его подарки и расписались... Он был старше на восемь лет, теперь уж на два года, - минуло шесть лет, как они расстались. Старость дальнозорка... Летящие брови, губы крутыми волнами, нежный подбородок. А в глазах... Он ей что-то шепчет, она слышит и не слышит, и плачет, обильно, по ее щекам катятся сладкие слезы. Не потому, что жизнь сладкая, а потому, что в них много лишнего сахару, потому что она диабетчица, а он обещал похоронить вначале ее, а потом уж умереть самому, потому что знали, что им будет очень плохо друг без друга, а он ее всю жизнь жалел, да вот не сдержал своего слова: ушел первым, и теперь... посмеивается... Хорошо ему там...
 
Инженер Петров, с четвертого этажа напротив, собирался свозить ее на кладбище, на могилку, да сломался, так невовремя, его "Москвич" задрипанный, после того, как он свозил туда невероятно толстозадую Татьяну Ивановну с первого этажа. Эх...
 
Людмила Ивановна махнула рукой, подцепила клюку, с какого-то раза поднялась, доковыляла до комнаты, до кровати, уронила себя на нее, приподнялась на локтях, подтянулась, и тоже не с одного раза, до подушки, так не снимая халата и уснула, на сей раз как никогда быстро.
Приснилось ей поле, желтое, все в ромашках, журавли клином, курлычат, а в душе неспокойствие какое-то, тревога, пригляделась, и не ромашки - то все вокруг, а подсолнухи... и не подсолнухи, а желтый "Москвич" Инженера Петрова, что с четвертого этажа, дверью напротив, вылезает он из него весь такой приветливый, распростер руки в стороны, шагнула к нему Людмила Ивановна и... вдруг, откуда ни возьмись, сбоку, вперлась в кабину задницей вперед Татьяна Ивановна, да так, что машина по швам и разошлась. Заплакала навзрыд Людмила Ивановна, и проснулась, припоминая наяву подробности биографии злосчастной Татьяны Ивановны.
 
Была та замужем за цыганом, и родила от него сына. От него, или от другого какого, поди разбери, жили табором, хотя и говорят, что у них там в этом деле строго. Умер цыган, и присмотрела она себя танки-ста Колю, огромного, здорового мужика - доброго, - сядет на лавочку, молчит. Отбила она Колю у молодой жены, та прибежала к ней и оглоушила пустым ведром, с тех пор Татьяна Ивановна не слышит, по губам объясняется, а телефон провела, такие деньги отвалила. Или Коля еще постарался, жив еще был... танкист...
 
В дверь позвонили. Людмила Ивановна посмотрела на часы, отстающие за два месяца на три минуты. Кто еще звонить может в такую ранищу? Ан-на Ивановна со второго этажа... Вся синяя, трясется, две недели уж прошло, как пенсию выдали, а она все трясется, откуда у человека такие деньги?.. Как-то Людмила Ивановна спросила ее откровенно (это совсем не значило, что она не знала ответа): "У меня, вот, понятно куда день-ги уходят, на лекарства, а у тебя? Если у меня не поешь, голодная це-лыми днями ходишь..." "А на книжку!" - ответила та. Ох, и смеялась Людмила Ивановна целую неделю, и завидовала, и завидует ей по сию по-ру. На пять лет старше, - восемьдесят! - а бегает, как молодая кобылица, к родственникам в другой город ездит, племянников наведывает, - руку сломает, с гипсом на лавочке посидит и опять ударится в путешествия. Четыре раза руки ломала, и ни разу ногу. Вот судьба какая, милостивая, а у нее, у Людмилы Ивановны?..
 
- Тебе чево? - спросила она грубо Анну Ивановну.
 
- Я подумала, что помыться тебе пора...
 
- Чево? - прямо-таки взъярилась Людмила Ивановна, - на той неделе только мылись! - и... расплакалась, но не от ее, как бы гуманного, предложения, а от лукавости, черствости, равнодушия всего человечества. А та сделала вид, что ничего не понимает.
 
- Ну тогда дай взаймы сороковник, звонила я, очередь наша на пенсию на днях подойдет.
Людмила Ивановна отступила от двери не потому, что хотела пропустить ту в комнату - качнуло ее от повышенного давления, а та змеей так и пролетела на кухню, на табуретку, и оттуда, и так нагло, промямлила.
- Когда-никогда мыться все равно придется...
 
"Лешка прав, - Людмила Ивановна вынуждено соглашалась с ним, со вчерашним, - от уколов придется отказаться..."
Она прошла на кухню, к шкафу, достала из него коробочку, древнюю, из-под духов "Пиковая дама", переместилась к дивану, чуть не сшибла со скамейки Анну Ивановну, упала рассчитанным движением между пружинных горбов. С крышкой справлялась медленно, посапывая, пальцы не слушались особенно, осознавая тошнотворность финансовой операции; отсчитала че-тыре по десять. Та резво зажала бумажки в кулачке и... задержалась для приличия? ха-ха! Людмила Ивановна видела, как та мыслями взбегала по ступеням магазина, на второй этаж в винный отдел, и в отместку решила ее придержать подольше около себя.
 
- Как ты думаешь, - задумчиво спросила она Анну Ивановну, - зачем глухой Татьяне Ивановне телефон? А?.. Как бы слепому телевизор? Что скажешь?..
- Ей Инженер Петров лампочку приделал. Телефон звонит - лампочка загорается!
- Да чево этот долговязый чёрт к ней привязался! - в сердцах вос-кликнула Людмила Ивановна, - или медом вымазана?!
 
Она вспомнила ромашки, подсолнухи, задрипанный "Москвич", несостоявшуюся поездку на могилку к мужу. Ничем, кроме меда, она не могла объяснить его привязанности, ну не любовью же к такой заднице ее объ-яснять. Впрочем, мужики в последнее время совсем стыд потеряли. Жена бросила Инженера Петрова лет пять назад, отпетая бабенка была, воро-чала, как хотела, и бросила. Значит, другого попробовала... А вот она, Людмила Ивановна, ни разу мужу не изменила, а скольких ухажеров отва-дила, героя Советского Союза, ноги целовал, умолял, а она верность хранила... Может зря? Жила бы сейчас у Христа за пазухой. Кто знает?..
 
Думала она, или говорила? Но только Анна Ивановна взмолилась:
- Пойду я?
- Иди...
 
И ветер сдунул ее со скамейки, опустил по лестнице, и хлопнул дверью во второй раз: на выходе из подъезда.
Ну как не позавидовать такой ветрогонке. Войну закончила здоровехонькой, зенитчицей в Польше. Работала охранницей на фабрике, там и познакомилась с Кузнечиком на палочке, хоть и на десять лет моложе Ан-ны Ивановны, - с военкомом. На юбилей Победы тот в каждую квартиру притащил по газете, где он за столом, умный, с карандашом, вдаль всматривается.
 
Рассказывает корреспонденту, как он под Смоленском... врет! всю войну в военкомате просидел... А из жизни ушел первым из их стояка (однокомнатный он, стояк этот, целиком, до шестого этажа, был выделен городскими властями только для участников Великой Отечественной), потом Коля - танкист, потом Иван - летчик, муж Ольги Ивановны, с... пятого этажа, последним ее - Алексей Григорьевич... Или Коля - танкист ушел первым?..
 
Позвонили в дверь... Легка на помине - Татьяна Ивановна; протиснулась в дверь бочком, и заорала... все углы оборала, прежде чем успокоиться, принесла горячие ватрушки, - она чистюля, тесто у нее отмен-ное.
- Видела, как Анна Ивановна от тебя пробежала! - снова заорала она прямо в лицо Людмилы Ивановны.
В лицо - значит ждала ответа, по губам определяла.
- А я тут Колю твоего поминала, - и Людмила Ивановна постаралась, артикулировала ожесточенно не за ватрушки, конечно, Колю все уважали, - хороший он был, - подтвердила она, - добрый.
- Ой добрый! - искривилась лицом Татьяна Ивановна, - ой, добрый!..
 
И замолчала, надолго, с открытым черным ртом, и вдруг встрепенулась, словно ее током ударило.
- А давай! Я тебя мыть буду!.. Бесплатно!..
Людмила Ивановна качнулась телом в сторону двери, и дальше скрюченными пальцами, как бы пытаясь поймать за подол Анну Ивановну, да где уж там.
- Что ж ты сразу не сказала, - сокрушенно прошептала она, - у нее деньги теперь каленым железом не истребуешь, а так бы на уколы хватило, - подумала, поскладывала, повычитала, обреченно откинулась на спинку дивана, повысила голос, - теперь-то уж пусть отработает, а ты тогда через две недели начнешь, - прикрыла глаза в напряжении от более сложных математические действий, - а я тебе... а я тебе к Новому Году стиральную машину подарю, она еще как новая...
Мгновенно изумленная Татьяна Ивановна вскочила на ноги, еще креп-кие и толстые, затопала, в шерстяных чулках, - при такой-то жаре.
- Я тебе еще пирожочков принесу! - прямо-таки оглушила она Людмилу Ивановну, - с капустой!
 
А та терпеть их не могла.
- Не надо пирожков, а только давай сразу договоримся, - она при-поднялась над диваном, утверждая сказанное и фигурой, и жесткой точкой на линолеуме от конца клюки, - постирать мне, чтобы сразу и без очереди! Поняла?
- А я тебе занавесочки сегодня и постираю!..
 
Вот таким предложением, и договором на будущее, Людмила Ивановна осталась чрезвычайно довольной, - постаралась улыбкой попасть в поле зрения ее глаз.
- Скажи, зачем тебе телефон, если не слышишь? - спрашивала пото-му, что все же интересно: зачем глухому человеку телефон, хотя бы и с лампочкой.
 
- Приноровилась! Сколько раз Коле скорую вызывала! Сниму трубку, наберу ноль-три, и кричу долго - долго свой адрес. Приезжали!..
 
Людмила Ивановна проводила Татьяну Ивановну до двери, и не успев добраться до дивана, была вынуждена снова вернуться. Два здоровенных мужика пришли за стиральной машиной.
До чужого добра все прыткие...
Прилетел голубок сизокрылый. Было крикнула: "кыш!" - да опомнилась, развернула полотенчатый конверт, поделилась булкой: раскрошила по столу.
- Заходи! Чего уж там... Может ты и не голубок совсем, а мой Алексей Григорьевич, очень ты внимательный и обходительный, глаз с меня не сводишь, и настырный, как в молодости... Прости, что вчера так получилось, в ненастроении была... Пельмешков бы твоих сейчас, пальчики оближешь....
Голубок поклевал, поклевал, успокоился, спрятал ножки под тушку, а она спохватилась, налила в кастрюльку воды, опустила в нее пару яиц.
- И так каждый день, надоело...
 
Сложными, но отработанными движениями (две руки в одну) зажгла конфорку, установила кастрюльку, не оборачиваясь построжела.
- А может ты и не муж мой, а я тут перед тобой расстилаюсь... А если муж, то подай знак... Алексей Григорьевич подал бы...
 
Зазвонил телефон - долго, как и полагалось ему, пока Людмила Ивановна не докачалась до прихожей.
- Доброе утро, Лешенька! - пропела она в трубку, - спала так себе. Инженер Петров снился! Как зовут? А так мы и зовем его Инженер Петров. А тебя, как зовут? - неожиданно, и для себя тоже, спросила она. Рассмеялась. - Знаю, что Леша, а дальше как?..
И... качнулась особенно сильно, и оперлась на стену, и на косяк двери другим плечом, едва успевая положить трубку на место.
- Я перезвоню... Как, Алексей Григорьевич?..
Она сделала два шажка к голубку сизокрылому, а тот испугался? (да Лешенька ли?), просеменил до подоконника, и дальше сорвался вниз, оставив после себя сизый дымок.
- Лешенька!.. - крикнула она, и бросила себя, и мимо дивана, и мимо скамейки, прямо на пол, так больно бросила...
 
День разгулялся, желтым квадратом соскользнул со стола на пол, на перебинтованную ногу, вода в кастрюльке выкипела, потянуло горелой яичницей. Людмила Ивановна доползла до плиты, повернула кран и... вспомнила. Вспомнила, что Зинку с шестого этажа тоже звали Ивановной, и сделала открытие (ну и денек!), что они - все бабы в этом стояке - произошли от одного отца - от Ивана! И Татьяна, и она - Людмила, и Ан-на, и Ольга Ивановна с пятого этажа...
 
К Ольге Ивановне у Людмилы Ивановны были настоящие претензии, - совсем не такие, как к другим: солидные и веские. Во-первых, - она мо-ложе всех остальных, во-вторых, - десять лет, каждый день, в любую по-году, в одно и то же время Людмила Ивановна вводила в ее задницу пор-цию инсулина. Ни одного перерыва за десять лет!.. Пока, пока сама не свалилась от инсульта. Ольга Ивановна нашла себе другую медсестру, и теперь только по великим праздникам заглядывала на минуточку, очень болят у нее ноженьки. Зла не хватает!.. А ездить на птицефабрику за дешевыми яйцами, по междугородному маршруту! - не болят? А на хлебоза-вод, на другой конец города - не болят?.. А раньше... То рыбки, то ба-лычку, бывало, занесет, потому что нужна была... Людмила Ивановна рас-плакалась от жестокой обиды.
 
Торгашка!.. С Ваней своим познакомилась в Австрии... Ковров в квартире, хрусталя, что ей пенсия... лекарства... И Ваня гордый ходил, - а как же, летчиком на фронте был, милиционером до пенсии, ни за что на лавочку к другим мужикам не спустится, не по-говорит. А она ему две бутылки красного, ежедневно - врачи, значит, прописали. Вот и сгорел мужик. Эх!.. А Ольга Ивановна бегает, бегает, бегает... Вот судьба какая, милостивая, а у нее, у Людмилы Ивановны?..
 
На лестничной площадке тащили что-то тяжелое: громко шаркали, - ругнулись в отместку мужским голосом, женским успокоили, - но пока Людмила Ивановна ковыляла до двери, пока пристраивала глаз к дверному глазку, усмиряя все застящую слезу, пока пробивалась через подъездный полумрак до сути происходящего, то поспела только к белой спине исчезающего вниз санитара с двумя, по бокам, рукоятками от носилок. Скорая!.. Кого бы это значило?.. Людмила Ивановна развернулась к телефону.
Ольга Ивановна не отвечала. Носило ее - где подешевле...
Анна Ивановна? И не старайся... Теперь допоздна, пока не протрезвеет, да не опохмелится.
 
У Инженера Петрова телефона никогда и не было.
Остальные в подъезде чужие, меняются как перчатки, то одни беженцы, то другие, того гляди, двери взломают, да по кумполу, хорошо бы взяли чего только, а то и надругаться могут. Все азиаты чаще...
 
Оставалась - Татьяна Ивановна.
Людмила Ивановна с неохотой набрала номер.
- Алло! Алло! Алло!.. - заорала та, как резаная.
- Кого понесли на носилках? - громко спросила Людмила Ивановна.
- Алло! Алло! Алло!.. продолжала та.
- Кого-то пронесли на носилках! - сдержанно, хотя и громко (аж в горле запершило) пояснила Людмила Ивановна. - Узнай! Потом зайдешь ко мне и расскажешь!..
- Алло! Алло! Алло!.. - в ответ.
- Дура ты! Хотя и с лампочкой! - Людмила Ивановна нарочито спокойно водрузила трубку на место, - другая бы уж давно догадалась, да прибежала...
 
Дополз до конца, - обыкновенно, - день, наступила ночь. Длинная, душная, тревожная, стучащая по мозгам фиолетовым. Людмила Ивановна вставала, сидела на кровати, шла на кухню, там сидела, всматривалась в фиолетовое окно, и даже включала телевизор, чего и днем-то делала ред-ко. Насилу дождалась следующего дня... Ох! Лучше бы он и не наступал вовсе...
 
Влетели в двери сразу обе: Анна Ивановна и Татьяна Ивановна, - и затряслись, и заорали благим матом, и когда Людмила Ивановна уразумела что к чему, то упала на диван и... завыла, и они тоже завыли, сидя на скамейках, задрав головы кверху, и в окно. Позвонили Лешке, и тот за-выл по-мужски, по своему японскому. И так до обеда. Разошлись по свои делам, - менее чем через час собрались снова, и Людмила Ивановна поде-лилась своим открытием: что все они на этом стояке - Ивановны, и они вспомнили, что на шестом этаже жила Зинаида Ивановна с мужем Василием - связистом, охочим до рыбалки до сумасшествия. Весной, солнышко толь-ко выглянет, а он уж вытаскивает резиновую лодку на балкон, то надует ее, то спустит, то надует, то спустит... Народ смеется. Заставит Инженера Петрова тащить снасти рыбацкие на реку, а вечерком, в условленном месте встречать на задрипанном "Москвичонке", и тот ему никогда не отказывал.
 
И вот как-то вечером решил Василий перед сном пройтись с удочкой, и не вернулся. Зинаида Ивановна - к инженеру Петрову, и тот нашел его уже утром, - ноги на берегу, голова в воде... Инфаркт! И Зинаида Ивановна совсем с ума сошла, зайдет к кому, уставится безумными глазами в одну точку, и так и сидит часа по два - по три, а когда ее попросят, к другим пойдет и опять сначала. Сколько раз она заливала этажи водой, травила газом, ох, и помучились с ней соседи, пока не скончалась. Первая женщина из всего стояка...
 
С одним только утверждением Людмилы Ивановны не соглашалась Анна Ивановна, - что Зинаида Ивановна жила на шестом этаже. "Как это может быть, - пьяным голосом встревала она, - когда наш дом всего пятиэтажный", - но на нее постоянно цикала Татьяна Ивановна, и она замолкала. Но еще раз воспротивилась (уже про себя), когда Людмила Ивановна раз-местила усопшую Ольгу Ивановну вместо четвертого на пятый этаж...
 
А произошло - следующее... У Ольги Ивановны поднялась температура за сорок. Она вызвала скорую (именно того санитара и видела Людмила Ивановна). Ее отвезли еще днем, ночью отняли ногу, а утром... она скончалась. И произошло все так стремительно... "Значит жила праведно! Коли без долгих мучений скончалася!" - выразила свое мнение Татьяна Ивановна, и все с ней согласились.
 
Вот судьба какая, милостивая, а у нее, у Людмилы Ивановны?..
 
И снова выли, хором, до позднего вечера. Ведущую партию вела Люд-мила Ивановна, потому что она сделала еще одно открытие, но с ними не делилась, а те по чутью своему женскому ей доверились и старались во-всю, понимали, что оплакивали не только Ольгу Ивановну, но и что-то общее их касающееся.
 
А это общее - следующее...
 
Стояк, на котором расположились их квартиры, скорее не стояк, а ствол их общего дерева. Засыхающего, и умирающего. И что на нем не остается ни одной живой веточки, ни одного живого листика, потому, что у них нет детишек от фронтовых мужей (цыганенок Татьяны Ивановны не в счет!). В этом и заключалось последнее открытие Людмилы Ивановны... Она вдруг подумала, что это и не открытие совсем, а самое настоящее закрытие, и неожиданно улыбнулась, и подружки притихли, так и удали-лись по собственным квартирам.
 
Татьяна Ивановна сразу же захлопнула за собой дверь; Анна Иванов-на же вначале опустилась на первый этаж, потом поднялась на самый верхний, до чердачной лестницы, насчитала пять этажей, как и всю жизнь считала. "Совсем у старой крыша поехала!.." - решила она, и вспомнив, что ее ждет не до конца распитая бутылочка, побежала вниз, приглушив шаги на третьем этаже, у квартиры Людмилы Ивановны.
 
Зря старалась, по-тому, что та сразу же улеглась в постель, но может быть и не зря, по-тому что через некоторое время Людмила Ивановна скоро выбежала на лестничную площадку, поднялась на шестой этаж, легко преодолела лестницу на чердак, и выше, на конек. Там ждал ее сизокрылый голубок, он радостно приветствовал ее радужным глазом, - он вспорхнул, - и она взмах-нув руками - совсем обыкновенным способом - полетела за ним следом...
Дата публикации: 21.04.2008 16:06
Предыдущее: ОЧЕНЬ ХОРОШЕЕ РУССКОЕ ИМЯСледующее: ЧЕРНЫШ

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.

Рецензии
Валентина Агафонова[ 20.07.2009 ]
   Тема одиноких стариков -боль и слезы,и стыд нашего общества.Не говорите только,что это неудавшееся произведение.ОЧЕНЬ удавшееся и злободневное.
   Вы здорово подметили лукавство стариков.И еще понравилась сценка про голубя.,и концовка тоже.Этакое реальное,,фантази,,Х­очу­ думать,что концовка-это сон Людмилы Ивановны,не печальная реальность.
   Есть и претензии:
   в абзаце,,Говорят ,все химические заводы стали...,, не понятно про счетчик и Леночку.Кто показания снимал со спичками?Бабушка или Леночка?Кто ушел в отпуск?Кто с высшим и кто без образования?Кажется,­чуть-чуть­ надо поправить.
   Всего Вам самого-самого!Пишите­,хочется­ Вас читать
 
ФОМА[ 21.07.2009 ]
   Валентина! Вы - по-настоящему добрый человек. А это - главное.
   С ИСКРЕННИМ уважением к Вам, Анатолий.

Сергей Ворошилов
Мадонны
Регина Канаева
Свет мой, зеркальце скажи
Дмитрий Оксенчук
Мне снится старый дом
Наши эксперты -
судьи Литературных
конкурсов
Алла Райц
Людмила Рогочая
Галина Пиастро
Вячеслав Дворников
Николай Кузнецов
Виктория Соловьёва
Людмила Царюк (Семёнова)
Устав, Положения, документы для приема
Билеты МСП
Форум для членов МСП
Состав МСП
"Новый Современник"
Планета Рать
Региональные отделения МСП
"Новый Современник"
Литературные объединения МСП
"Новый Современник"
Льготы для членов МСП
"Новый Современник"
Реквизиты и способы оплаты по МСП, издательству и порталу
Организация конкурсов и рейтинги
Литературные объединения
Литературные организации и проекты по регионам России

Как стать автором книги всего за 100 слов
Положение о проекте
Общий форум проекта