-Ну слушай, девка! Давно это было! Я тада еще совсем глупой была. Понравилси мне парень на гулянке. Не наш он, приезжий. Вижу, как -то по- особенному смотрит на мине весь вечер. Мине, канешна, было дюжа неловко, я понимала, что вроде как ндравлюсь ему. Девчонки ето заметили и давай перемигиваться да подшучивать. А языки у их вредные! Тут Валентина отметила про себя, что голос у бабы Дуси стал вдруг мягкий и нежный. И сама она как-то преобразилась. Исчез её недовольный в последнее время, вид и улыбка вперемешку с грустинкой загуляли по лицу, сглаживая морщинки. -А после вечорки …-продолжала она, -Попросилси мине до дому проводить. А сам всю дорогу на Луну глядел да стихи мине читал. -Красивые стихи-то? -А то… -потеплел взгляд старушки. -Про любовь, поди? -Экая ты, Валентин, любопытная… Про любовь! А как жа? Про её, окаянную...что -то там было про встречу…Назначь мне свидание-грит- на нашей планете… Умираю, грит- без твоей любви. Вспомнишь мине… тада и позови… Время-грит-вспять повернем и встретимси вновь в переулке Гранатном…* Баба Дуся смахнула слезу, шумно вздохнула… -Ишь ты… душевные стихи! А кто ж написал -то? Неужто сам! -Какая ты, Валентин, тёмная… Поэт какой-то и написал… да уж жалостиво больно... -Ну, а потом то что? -Да суп с котом! -в ответ та обиженно поджала губы и приумолкла ненадолго. Руками край кофты всё теребила. Видно было, что разволновалась. Валентина уж и не рада была, что спросила. -Потом... Ну вроде, как проводил до калитки, руку пожал. На том и рассталися. -Что, так и не поцеловались? -Эк, куда хватила! Ну хто жа на первом свидании цалуется-то? Сказала так баб Дуся и ещё глубже вздохнула. Валентина поняла, что нелегко ей даются воспоминания юности. А та и впрямь обхватила голову руками, да и начала ей из стороны в сторону покачиваться. -Не горюй, баб Дусь, не горюй!- пыталась утешить её Валентина. К себе притянула да приобняла. Посидели немного в тишине. -И знаешь, так он мине в душу запал, что я весь день о ём и продумала. Уж так мине хотелося ищщо хошь разок ево увидать! -А он то что ж? Не приходил больше? Уехал куда? -Можеть и приходил! Да я-то ентого не знаю! -И ты его больше так и не встречала нигде? - Ентим летом боле не встречалси он мине. Да и куды там! Мине ведь мать отправила к тетке в соседнее село. Помогать сену скирдовать. Я ж легкая была, как пушинка! Бывалча, стою на верхатуре да только с вилов и принимаю. Ловкая дюжа была… -вздохнула она, смиренно положив натруженные руки на колени. -Тут ведь, Валентин, надо травинку к травинки класть, чтоб оно ровно лягло, нигде не свисло. Да и грабельками обдергать, чтоб гладенько, без сучка-задоринки…иначе до весны не долежится! А чем тады скотину кормить? Валентина хоть и внимательно слушала её рассказ, да только никак не могла взять в толк-при чем тут её, Валентинин, живот? Да и разговоры такие про вечорки да несмелых ухажеров она всё своё детство слышала от матери. С той лишь разницей, что стихи ей никто не читал. И тут вдруг при упоминании о матери, у Валентины впервые защемило сердце. Непонятное ей до селе ощущение! И перед глазами явственно предстало материнское лицо, седые волосы в пучке, немой укор в усталых глазах и немного виноватая улыбка. Да ещё и наброшенная на плечи, видавшая виды ветхая шаль. Сколько Валентина себя помнит, столько она и была у матери! Вспомнилось и то, как называла она эту шаль палочкой-выручалочкой. Чуть только Валентина малой девчонкой зимой остынет, катаясь с детворой с горки или просто навозится в снегу, да в ночь случится жар-горит вся! Мать натрет всю её снадобьем пахучим и укутает в шаль-то да и подушками пуховыми обложит. К утру вся хворь уйдёт -как рукой сняло... Предавшись воспоминаниями о далёком прошлом, Валентина почувствовала, как комок подкатывает к горлу -неведомое до селе ощущение. Глаза её увлажнились и губы совсем по- детски скривились. Она боялась зареветь и старалась не дать волю слезам. Но всё ж они, противные, просочились из глаз и тонкими струйками потекли по щекам. Однако, Валентина не растерялась, рванулась к рукомойнику и малость побряцав им, высморкалась да умылась как следует. Вышла к бабе Дусе вся раскрасневшаяся, но уже готовая к дальнейшей с ней беседе. Однако, воспоминания о детстве никак не желали её отпускать. И образ матери с этой её всегдашней виноватой полуулыбкой чётко стоял перед ней. Ведь именно такой она и видела её в последний раз, тем ранним ноябрьским утром, когда уезжала по первому снегу из родного дома и мать вышла на порог проводить её. -А я ведь ни разу так и не обернулась...-вдруг вновь царапнуло в груди. Нет ничего удивительного в таких переменах Валентины, ведь она и сама скоро станет матерью, отсюда и первые нотки жалости проснулись. Это и есть он самый, тот, вокруг которого ведутся много разных споров да загадок -материнский инстинкт! Но только Валентина об этом ещё не догадывалась. Пожалуй, мы не станем её осуждать. Ведь пройдёт совсем ещё немного времени и она оттает душой. Станет мягче и теплее. А меж тем, баба Дуся, в свою очередь, тоже настолько увлеклась своими воспоминаниями, что даже и не заметила красного лица своей собеседницы и её смачных, хоть и коротких, всхлипов. Не заметила она и того, что на часах стрелки уже давно приблизились к полуночи. -Баб Дусь! Так что с парнем-то? Неужто уехал с концами? -взяв, наконец, себя в руки, нетерпеливо прервала она долгий рассказ старушки. -Дак я его тольки на следующее лето и увидела…уж так вся извелася, так извелася…-и вновь она принялась вздыхать. Валентина уже заметно стала раздражаться. -Ну и хорошо, что увидела…и что дальше-то было? -А дале прощание у нас было…-совсем грустно продолжала рассказчица. -Повестка на фронт ему пришла. Это Гришка, баб Даши соседки внук. Москвич. -Она его ведь так и не дождалася…-надрывно всхлипнула, уткнувшись в ладони. Плечи её судорожно затряслись. Валентине стало в очередной раз жаль старушку, она прижалась к ней, притянула к себе, обняла. -Ну будет, будет! -утешала её. -Баб Дусь, а ну в пень все эти воспоминания… А та неожиданно выпрямилась стрелой и, уставясь в одну точку, продолжила: -Любились мы с ним… Валентина. Ой, как любились… -Душенька моя... -кликал он так мине. Глазоньки мои цвета нёбушка...-голос вновь дрогнул и уже сквозь слезы, она продолжила: -Ажник навовсе головы-то потеряли...и небо тем летом над нами звездами горело… Наступила тишина. Валентина смутилась. Как тут быть, когда о сокровенном говорят? А та все продолжает: -Понесла я. Матери ни слова, а сразу к его бабке пошла. А она, дура старая, говорит: -Надо было раньше думать! Война недолгой будет. Он к себе вернется, в Москву. На кой ты ему нужна, дура деревенская? Не для того мой Витюшка туда уезжал на метрострой, чтобы с вами тут якшаться! Валентина совсем сникла и притихла. В комнате стало слышно лишь шуршание стрелок на "ходиках" со стены. "...Вон оно как все повернулось-то!-думает она. -А где же тогда ребёнок?" -Давай, девка, спать, поздно уж! Завтра дальше всё расскажу…как на духу. Долго Валентина думала над рассказом бабы Дуси. "...Ну надо же! Вот так баба Дуся! И как ей повезло! И стихи парень читал и даже … ребенка успели зачать… Чудно все это как-то. Ой, чудно! И чего только в жизни не бывает... А стихи надо поискать в библиотеке. Всё равно же каждый день мимо прохожу!" С этими мыслями она и заснула крепким сном. |