Ибо Ты возвеселил меня, Господи, творением Твоим: я восхищаюсь делами рук Твоих.

 

Пс. 91:5

 

Рассказ овчарёнка

 

Здравствуйте! Я щенок породы немецкая овчарка. Мне всего три с половиной месяца. Зовут меня Анчар. Хотя по паспорту, да, вы не ослышались, ведь я гражданин собачьего мира, а потому, имею настоящий паспорт, точнее он у меня будет, а пока есть только щенячья карточка, это что-то вроде свидетельства о рождении у вас, у маленьких людей, которых зовут детьми. Так вот по паспорту я — Урбан! Ну, ну, не смейтесь! Вы просто не туда поставили ударение. Урбан-чурбан... А вы на «у» сделайте ударение, и получится немецкое слово urban, которое означает «светский, тонкий».

Рр-р. Тонкость — это, конечно, здорово. Вот у меня нюх — точно тонкий! Ну, разве сравнишь с вашим «толстокожим» носом? Скажем, вы, сидя в комнате, преспокойно можете смотреть, отпихивая всякого, кто загораживает «чёрный ящик» (люди его телевизором называют), в котором то и дело мелькает что-то, шуршит, брякает, воет... и при этом ни разу не свесить слюны. А ведь из кухни в это время идёт такой запах, просто ах! Я, например, просто захлебываюсь.

Расскажу вам, какие трудности нужно преодолеть, чтобы добраться до кухни. Во-первых, перелезть через качающуюся ногу своего хозяина. Во-вторых, обойти почему-то всегда стоящее на моём пути кресло, на котором мне не разрешено задевать так называемую кошку. У нас её все зовут Симонькой. В-третьих, бесшумно, не цокая когтями об пол, пройти мимо комнаты хозяйки, которую у нас называют бабушкой. Не научитесь ходить на цыпочках, кухни вам не видать как своих ушей: возьмёт веник и… Тогда придётся сдавать кросс, превращая квартиру в беговую дорожку.

Ох и сложен путь из комнаты в кухню, куда меня почему-то решили не пускать, пока я жив. Хотя и мёртвым, похоже, тоже (я уже прикидывался — не пустили!). И ведь как обидно! Всю ту же Симоньку пускают куда угодно. Даже, на тёплую, беленькую хозяйскую постель с верблюжьим одеялом! А на нём так приятно покататься на спине и потрепать его в пасти из стороны в сторону с рычанием «дикого предка». Но об этом я могу мечтать только... Именно. Когда никого нет дома!

Ладно. У меня есть тётка Делька, тоже немецкая овчарка. Она стоит после хозяйки-мамы в нашей стае (которую почему-то называют семьёй). Тётка Делька очень любит воду и ещё палки. Её просто костью не корми, дай только в воде побултыхаться, да за палками побегать. Вроде взрослая… Ведь ей уже пять лет! Если перевести на человеческий возраст, то ей двадцать три года. А выходки, ну честное слово, ребячьи. Я и то понимаю, что косточка вкуснее, и, следовательно, лучше. Вот только почему все решили, что я «ещё исправлюсь» и тоже буду любить воду и «апорт»?

Что такое «апорт»? Ну, это такой предмет, который всё время кидают, кусают... Кидает обычно хозяйка, а приносит Делька. Правда приносит она уже не «апорт», а его останки. Ведь наши собачьи клыки, премоляры, моляры (ну то есть зубная система, ведь так вы их называете?) такие мощные, что преступники иной раз боятся с нами связываться, едва покажи их.

О-о! Преступников, только дай достать, любит потрепать своей зубной системой моя вторая тётка Данка. Она кавказская овчарка, это вроде вашей профессии пастуха и ещё... каратиста. Она всегда бдительно пасёт наше стадо, ох, простите, стаю, и чуть чего — бьёт чужака в «нокаут»! Действует чётко, как профессионал. Она в нашей стае стоит после Дельки. Хоть и силы в ней больше, но... Закон, есть закон, переступать который нельзя. Делька старше Данки на целых два с половиной года. А возраст надо почитать.

У нас, как у людей, тоже есть законы, по которым мы живём. Моя хозяйка говорит, что они, люди, утратили многое с тех пор, как покинули Эдем. Впрочем, и мы, собаки, тоже. Но не на настолько! Взять хотя бы жест умиротворения. Животное, которому нужно успокоить сородича, делает всё возможное, чтобы не раздражать его. Собака опасно разоружается: подставляет противнику самое уязвимое место, ярёмную вену! Тогда противник проделывает движение смертельной встряски возле самой шеи поверженного. Понарошку, то есть без укуса. Уж после этого, понятно, ни один, так обезоружившийся пёс, не захочет отомстить победителю. А у людей всё сложнее. Ну сами посудите. Бросит преступник пистолет, мол вот он я, обезоружен, а поравнявшись с противником, р-р-ргав, простите, р-р-раз и — нож в спину! Уж если ты проиграл, то зачем же исподтишка? Рфу!

И что я так раскритиковал род человеческий? Ведь человек — наш владыка. Сам Творец всего видимого и невидимого поставил его над нами. Мы и служим человеку верой и правдой. Ну бывает, маленько схитрим, увиливая от работы, но кого хоть раз не посещала лень?

Да-а-а, начал со своей клички, а закончил? Мы, маленькие, все такие любопытные и болтливые. Вот подрасту, опыта наберусь и тогда...

А пока рргав! Всем, кто слушал и не слушал. Это у вас «до свиданием» зовётся.

 

Рассказ тётушки Дели

 

Пр-р-риветствую. Я та самая тётушка Деля, о которой упоминал наш юный друг. Всё верно, мне уже перевалило за пять лет, а потому есть что рассказать. А рассказать я хочу… Р-р-р, нет. Не о себе. Но о нашей дружбе с Симонькой. Дружбе самой обыкновенной, ибо мы не первые и не последние. Но и самой необыкновенной тоже, ибо наши отношения никогда не будут похожими на чьи-либо ещё: наши индивидуальности накладывают свой оттенок, потому-то, наверное, и неповторимо всё в мире.

Итак, её имя (люди наши имена почему-то называют кличками) Сима. Она настолько скромна, что вряд ли рассказала бы о себе сама. Симонька удивительная кошечка. Когда я говорю ей об этом, она смущённо отвечает. «Ну, зачем так про меняу, мяу? Право, мыр-мяу, не стоит». Но я-то знаю, что она удивительна!

Кошачья нежность к нам, собакам, передалась ей ещё от матери, такой же маленькой, размером с крупного котёнка, кошечки Сони. О, не могу не сказать несколько слов об этой не менее удивительной кошке. Всё-таки как много значит наследственность! Р-ргав!

Соня любила меня материнской любовью и, как всякая мама, следила за моей внешностью. Если что-то её не устраивало, она тут же бралась за дело. Как только Соня замечала, что я прилегла отдохнуть, она тут же подходила, садилась напротив моей уже полусонной морды и деловито начинала её вылизывать, соблюдая основной закон: от простого к сложному. Мой нос не занимал много времени. Брыли вообще предпочитала не трогать, уж слишком жёсткие усы-вибирисы. Но глаза всегда обращали на себя пристальное внимание. Над ними она тщательно трудилась. Её шершавый маленький язычок усиленно работал, вызывая у меня подёргивание ресниц и бровей (что немало веселило всех наблюдающих). Глаза блестят! Теперь самое сложное для Сони и неприятное для меня — это уши. Начинала она с верхней части уха и продвигалась всё ниже и ниже, а при этом моё терпение таяло всё больше и больше. Уши принимали горизонтальное положение, и голова выглядела, совсем как у рыбы-молот. Когда терпение покидало меня полностью, я поднимала голову и трясла ушами. Конечно, этим я навлекала на себя недовольство Сони. Она поднимала лапу (никогда не выпуская когтей!) и со всей силы била по мочке носа (единственное, что могла достать из-за своего роста), требуя немедленно занять исходное положение. А тем временем я набиралась следующей порции терпения и нехотя, но всё же отдавала голову в её распоряжение. Тогда довольная Соня продолжала прерванную процедуру чистки ушей. Но бывало, что мне изменяло мужество и я на отрез отказывалась от такой услуги. Тогда кошка, не то рассерженная, не то обиженная, уходила на кухню, видимо, для того, чтобы поднять себе настроение свеженьким молочком. Если я подходила к ней, интересуясь: «Ты не сильно огор-р-рче-на, ргав?» — Соня косо поглядывала на меня прищуренными глазками и делала вид, что ничего не слышит, ничего не видит. Ох уж эти кошки! Всегда полны достоинства и какой-то особой кошачьей гордости, которая, надо сказать, им к мордочке.

Симонька ещё не была готова к жизни, хоть и могла уже обходиться без материнской заботы, когда её мама Соня стала жертвой одного невоспитанного пса, р-гав! Видимо, доверяла Сонечка не только мне и моей соплеменнице кавказке Данке. Надо сказать, в отличие от меня, Дана хоть и не трогала кошек, но удовольствия от общения с мяукающими существами не находила. Словом, Симонька осталась одна. Котёнок родился в марте, а двумя месяцами позже наша стая пополнилась ещё одним малышом. Тем самым щенком немецкой овчарки, с которым вы уже успели познакомиться. Хозяйка мечтала вырастить Симоньку недоверчивой к нам, потому что беспокоилась за её судьбу, но... ничего не получилось. Сима и Анчар стали не разлей вода! Их дурачества всегда были шумными весёлыми и вызывали улыбку у всех, кто это видел. Часто Сима после этого выглядела так, будто это не маленькая беленькая кошечка, а пучок мокрой шерсти, вытащенный из грязной лужи.

Возможно, вы не поверите, исходя из опыта, что все кошки крайне чистоплотны, но наша Симонька обращала внимание на это в последнюю очередь. Когда ей надоедала возня, она приходила ко мне, чтобы я убрала с неё большую грязь. Для этого она настойчиво тёрлась о мои лапы, запутывая меня и не давая проходу, и мне ничего не оставалось делать, как только поработать языком. Ах, всё у Творца закономерно! Придумал Он: что посеешь, то пожнёшь, - получай закон в действии. За мной следила её мама Соня, а теперь мне приходится следить за этой крохой. Впрочем, утешаю себя тем, что уж лучше я буду в этой роли, чем она. Ргав! Как только я вываливала свой язык, Сима с наслаждением закрывала глаза, повторяя: «Мр-р-щё, мр-щё, пожалуйста», и прогибалась под моим грубым, неловким инструментом чистки. После этого кошка укладывалась рядом и принималась за «отделочные работы»: порядок должен быть полным!

 

Чаще Симонька ходит размеренным шагом, но бывает и у неё такое настроение, когда хочется поставить всё вниз головой! И тогда она устраивает «свалку», состоящую из меня, Анчара и клубов пыли. Как? Заметив, что мы с Анчаром находимся недалеко друг от друга, а она сама входит в наше поле зрения, Симонька неторопливо двигается по направлению к нам и, поравнявшись... даёт стрекача, увлекая нас за собой! Мы разгоняемся, и тут… Она встаёт, как вкопанная, в полной уверенности, что мы её не раздавим. Конечно, мы слишком её любим, чтобы причинить хоть малейшее неудобство, а потому «давим на тормоза», переступаем, перелетаем и… В итоге всё это превращается в кучу малу. Вырвавшись из клубов пыли, подлетаем к ней, мол «р-р-что это значит?» А она с невозмутимым видом: «А разве что-то произошло, мр-мяу?» И мы, крайне обиженные её такой шуткой, считаем вправе облаять всех и вся, в надежде припугнуть её на будущее, но... видимо, Симонька бесстрашна!

Уж не знаю, наша ли в этом заслуга или Симонька — исключение из правил, но её никак не назовёшь одиночным животным. Иной раз мне даже кажется, что она вовсе и не кошка, а маленькая, с той-терьера размером, собачка. Почему? Во-первых, бегает за хозяйкой, как собачонка. Во-вторых, другие кошки посещают колени хозяина с выражением вроде «это одолжение — не больше», Симонька же это делает с нескрываемой радостью, как мы! В-третьих, знает команды, например, садится около хозяйки и смотрит на неё так, как это делают только собаки. Разумеется, хозяйка жестом приглашает к себе. О-о, но почему я такая большая и на коленях хозяйки помешается только моя голова? А когда ещё там и Симонька, то уже и тесновато как-то. Впрочем, как говорят, в тесноте да не в обиде! Ах, дорогие мои слушатели, давайте никогда не будем обижать этих чудных Божьих творений. Будем делить с ними, как это делаем я и Анчар, свою миску с едой, скажу по секрету: едят-то они, как кошечки.

 

1997 г.